Предисловие к "Ромео и Джульетте" в переводе Д. Михаловского (Издание Н. В. Гербеля)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гербель Н. В., год: 1899
Категория:Критическая статья
Связанные авторы:Михаловский Д. Л. (Переводчик текста), Шекспир У. (О ком идёт речь)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Предисловие к "Ромео и Джульетте" в переводе Д. Михаловского (Издание Н. В. Гербеля) (старая орфография)

Предисловие к "Ромео и Джульетте" в переводе Д. Михаловского (Издание Н. В. Гербеля)

Источник: Предисловие к "Ромео и Джульетте" в переводе Д. Михаловского // Шекспир В. Полное собрание сочинений В. Шекспира в переводе русских писателей: В 3 т. / Под ред. Д. Михаловского. СПб., 1899. Т. 3. С. 43-48.

РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА.

"Ромео и Джульетта" была впервые напечатана в 1597 году. Комментаторы, однакоже, предполагают, что драма эта написана была гораздо ранее, именно около 1593 года. Переиздана была она, однакоже, не ранее, как через два года после первого выхода в свет - то-есть в 1599 году.

Драма эта есть лучшее из произведений Шекспира в тот второй период его обширной литературной деятельности, о значении которого мы уже говорили в предисловии к "Сну в Иванову Ночь". Все лучшия свойства Шекспирова таланта, насколько они успели выработаться в этот светлый и прекрасный период жизни великого драматурга, нашли себе полнейшее выражение в "Ромео и Джульетте", которая, без сомнения, может быть названа если не лучшею из драм Шекспира, зато уж, конечно, самым пластическим и изящным из всех его произведений. Источником для "Ромео и Джульетты", наравне с большею частью драм того же периода, послужила одна из итальянских новелл, которые под конец XVI века пользовались такою популярностью во всей средней и западной Европе и с которыми Шекспир был так хорошо знаком в переделках на английский язык. Впрочем, критики и комментаторы Шекспира не согласны относительно того, чьею именно новеллою воспользовался он при создании основного сюжета этой привлекательнейшей из своих драм; одни говорят, что он заимствовал его из сборника новелл Луиджи-да-Порто; другие - между ними сам Дунлоп в своей "Истории Вымысла" - утверждают, что он заимствовал важнейшия черты драматического сюжета из 32-ой новеллы Мазуччио, которая действительно представляет много сходного, в подробностях, с разбираемой нами драмой.

Но более всего близка к Шекспировской драме новелла, которую находим в сборнике Банделло, под следующим заглавием: "Смерть двух несчастнейших любовников". Хотя Шекспир воспользовался этою новеллою не прямо, а ознакомился с нею уже не в переделке Артура Брука, изданной им в 1562 году под заглавием "Romeus and Juliet", в которой изложил ту же новеллу на английском языке рифмованным александрийским стихом. Тем не менее, мы приведем здесь большое извлечение из первоначального источника, потому что Брук в нем ничего, кроме внешней формы, не изменил, и самая новелла в том виде, в каком рассказал ее Банделло, уже заключает в себе все те драматические элементы, какие встречаем мы в произведении Шекспира.

"В правление фамилии де-ла-Скàла, в Вероне славились своею значительностью и богатствами два старинных веронских дома: Капулетти и Монтекки. Издавна уже непримиримая вражда разделяла оба дома и выражалась безпрестанно на улицах Вероны кровавыми схватками, которые почти всегда оканчивались тем, что несколько человек, с той и с другой стороны, оставались на месте. Бартоломео Скàла, в то время правивший Вероной, после долгих и тщетных усилий, успел, наконец, вынудить враждующия партии к тому, чтобы оне, если не хотят мириться, по крайней мере, не вынуждали мирных граждан проливать кровь из-за своей частной вражды.

Действительно, на некоторое время вражда обоих домов хоть и не прекратилась, но как-будто затихла.

"Спустя несколько времени, случилось однажды, что Антонио Капулетти, глава всего рода Капулеттов, давал на святках великолепный бал и маскарад, на который, по городскому обычаю, мог явиться всякий, кому бы ни вздумалось, из жителей Вероны. На этот бал собралась большая часть всей городской молодежи, а в числе других явился и Ромео Монтекки, который, по общему приговору, считался лучшим из всех юношей в Вероне, как по уму, так и по красоте, и по любезности своей.

"Ромео уже целые два года сряду был страстно влюблен в одну веронскую красавицу, за которою, однакоже, он совершенно напрасно ухаживал. Ни его постоянные преследования, ни его вздохи, ни его письма - ничто не обращало на него внимания гордой красавицы, которая постоянно выказывала себя совершенно равнодушной в отношении к нему и показывала вид, будто вовсе не примечает его страсти. Это равнодушие и невнимание со стороны любимой женщины до того убивали несчастного Ромео, что он стал худеть, тосковать и наверно бы захирел окончательно, если бы наконец, один из его друзей не доказал ему весьма положительно, что его ухаживанье за женщиною, которая его не любит, не может ни к чему хорошему привести, что тосковать по ней вовсе не стоит, а напротив того, следует употреблять всевозможные усилия, чтобы позабыть о ней вовсе, и для этого необходимо искать всевозможных развлечений. И вот, по совету своего друга, Ромео, стал выезжать в свет и, наконец, явился даже, замаскированный, на бал в дом Капулетти. Пробыв несколько времени на бале, где хоть и не очень были ему рады, однакоже, показывали вид, будто его не замечают, Ромео, не участвуя в танцах, сел в угол, снял маску и стал разсматривать всех красавиц, которые проходили во время танцев мимо него и также любовались необыкновенною красотою его открытого лица, не мало дивясь тому, что Ромео решился прийти в дом заклятого врага всего рода Монтекки. Вдруг попалось на глаза юноше прелестнейшее женское личико, которое, к удивлению его, было ему вовсе неизвестно. Личико это так ему приглянулось с первого же взгляда, что он не мог от него оторваться: ему казалось, что он никогда и нигде еще не видывал девушки милее и прекраснее это молодой незнакомки. И чем более следил за нею Ромео глазами, тем более убеждался, что он уже ее любит и любит так пламенно, что одна смерть может вырвать у него эту новую страсть из сердца.

"Девица эта, называвшаяся Юлией и понравившаяся Ромео, была дочерью Капулетти, хозяйкою дома и праздника. Она также не знала Ромео, но ей казалось, что он на бале был лучше всех молодых людей, и она также не спускала глаз с Ромео - и их немой разговор им обоим проливал в сердце несказанное блаженство. Когда, в конце бала, Юлия, танцовавшая с Меркуцио, большим остряком и весельчаком, очудилась случайно рядом с Ромео, также принявшим участие в танце, то разговор между ними тотчас же завязался из-за самого ничтожного повода, и они успели друг другу выказать в немногих словах все, что наполняло их сердца, хотя, повидимому, в словах их ничего, кроме обыкновенных любезностей, не заключалось.

"По окончании бала, Ромео долго следил за всеми девицами и старался узнать, кто эта прекрасная незнакомка - и как же он был опечален, когда ему сообщили, что она дочь Капулетти! Но он чувствовал, что как ни трудно, как ни опасно казалось ему достижение цели, однакож, рана в его сердце была уже неизлечима!

"С своей стороны и Юлии очень хотелось узнать имя прекрасного молодого человека, который произвел на нее столь сильное впечатление, а потому она, подозвав к себе старую женщину, которая уже давно жила в их доме и была в детстве её нянькою, подошла с нею к окну и, указывая поочередно то на того, то на другого, спашивала: "кто этот молодой человек со шпагой в руках? или - вон тот, у которого плащ накинут на правом плече? или этот, который так размахивает руками?" И добрая женщина, которая знала почти всех молодых людей в городе, очень охотно сообщила ей их имена, прибавляя к этим сведениям свои замечания. "А как зовут вон того, что снял маску и несет ее в руках?" спросила, наконец, Юлия. "Его зовут Ромео Монтекки", отвечала её собеседница: "и все считают его красивейшим и лучшим из всех молодых людей в Вероне."

"И эта весть глубоко опечалила Юлию; но потом ей пришла в голову весьма утешительная мысль: "может быть" - подумала она - "нам предназначила судьба взаимною любовью подавить непримиримую вражду наших родителей?"

"С того вечера Ромео, позабыв о своей прежней любви, жил только мыслью о Юлии, и все придумывал, как бы ему повидаться с нею наедине и объяснить ей свои чувства.

Каждый раз, как он проходил мимо её окон и она стояла у окошка, они обменивались такими глубоко-любящими взглядами, что Ромео постоянно ощущал непреодолимое желание бродить под окнами дома Капулетти - и бродил под ними день и ночь. Надо еще заметить, что окна комнаты Юлии выходили в узенькую и пустую улицу, по которой, вообще, и ходили, и ездили очень мало, и против самых тех окон находилас по той улице полуразвалившаяся лачуга. Ромео очень часто останавливался в тени этой лачуги и оттуда смотрел на окно Юлии. И случилось однажды ночью, что, выглянув из своего окошка, она как раз заметила Ромео, который старался укрыться за углом лачуги и оттуда смотрел на нее. И она его спросила, что он делает в таком глухом месте такою позднею порою и как он не боится того, что здесь его заметят и убьют? Ромео отвечал ей на это:

"- Синьора, мне очень хорошо известно, что если бы ваши родные меня здесь встретили в такую позднюю пору, то конечно бы убили; но я стал бы защищаться от них, насколько мне велит долг чести и насколько бы позволили мои слабые силы. Но уж если мне суждено умереть от моей любви, то я желал бы лучше умереть вблизи от вас и на ваших глазах, чем вдалеке. Ваша честь при этом нисколько бы не пострадала, хотя и знаю, что если бы вы меня так любили, как я вас люблю, то могли бы сделать меня счастливейшим из смертных.

"- Что же вам угодно, чтобы я сделала? Спросила Юлия.

"- Я бы желал, чтобы вы меня любили, как я сам вас люблю, и чтобы вы меня впустили в вашу комнату, где бы я свободнее мог излить пред вами все то, что наполняет мою душу!

"На это Юлия отвечала ему несколько обиженным и взволнованным голосом:

"- Ромео, вы знаете свою любовь, а я свою, и понимаю, что люблю вас даже более, чем прилично моей чести; но я должна сказать вперед вам, что если вы думаете не о браке, то как мне ни тяжело будет жить без вас, я все же никогда не соглашусь на то, что может запятнать мою честь; если же вы хотите на мне женится, то я готова итти за вами, куда вам угодно, и вполне вам повиноваться.

"Ромео, вне себя от восторга, отвечал ей, что он на все, из любви к ней, готов, и она изъявила желание, чтобы их повенчал её духовник, монах Лоренцо, с которым и Ромео был также очень хорошо знаком. Этот монах, принадлежавший к ордену миноритов, был магистром богословия, большим философом и обладал не только значительным искусством и опытностью в делах светских, но и глубокими сведениями в науках, а, между прочим, в химии и магии. Он умел и народу угождать и со всею веронскою знатью был в теснейших связях, так что большая часть её постоянно избирала его своим духовным отцом. С удивительным искусством умел он поддерживать связи с родом Монтекки, и с родом Капулетти и у тех, и у других пользовался большим уважением.

"Когда Ромео - которого отец Лоренцо знал с детства и очень любил - объявил ему о своем намерении женится на Юлии и об её желании венчаться у отца Лоренцо, монах согласился приняться за это дело не только потому, что, вообще, ни в чем не мог отказать Ромео, но и потому также, что чрез посредство этого тайного союза предполагал примирить враждующие роды веронской знати, а через это попасть в особенную милость к герцогу Бартоломео де-ла-Скàла.

любовных сцен, как Шекспир, и гораздо более последняго вдается во множество совершенно ненужных разсуждений, речей и мелочных подробностей, впрочем весьма отчетливо передающих нам картину современной жизни небольшого итальянского города. Свадьба совершается в келье отца Лоренцо, Ромео и Юлия видятся до свадьбы только раз и то через толстую решетку окна; но за то в ночь после свадьбы Ромео, в сопровождении своего верного слуги Пьетро, отправляется к саду Капулетти, перебирается посредством веревочной лестницы в сад, где уже ожидает его Юлия и её нянька. Таких свиданий описывает Банделло несколько. Затем Ромео нечаянно убивает в уличной схватке родственника Капулетти Теобальда и, подвергнувшись изгнанию, вынужден удалиться в Мантую. Перед отъездом туда он еще раз видится с Юлией и прощается с ней очень трогательно. Юлия долго не хочет отпустить его одного и упрашивает взять ее с собой, переодетую в мужское платье. Тоже самое желание повторяет она несколько раз и отцу Лоренцо, после того как, томясь тоскою по Ромео, спешит с ним свидеться, во что бы то ни стало. Наконец, родные вынуждают ее согласиться на брак с графом Парисом - и отец Лоренцо предлагает свое опасное средство, на которое Юлия соглашается. У Банделло превосходно и с большим знанием женского сердца описано самое принятие могущественного средства, при чем Юлии представляется вся картина её погребения и, особенно, те ужасы, которые будут окружать ее в старинной родовой гробнице, среди полуистлевших костей и рядом с трупом Теобальдо, который еще не успел предаться полному тлению. За тем следует у Банделло главная катастрофа: между тем как мнимоумершую Юлию хоронят, отец Лоренцо посылает нарочного к Ромео с подробным и утешительным извещением о том, как ему следует поступать, чтобы поскорее увидеться с любимой супругой; но Ромео узнает обо всем прежде времени, верит слухам, которые действительно должны ему казаться правдоподобными, тем более, что их приносит ему его верный Пьетро, растерявшийся не менее, чем и сам Ромео. В неописанном горе и отчаянии, Ромео, отправив вперед Пьетро для разных предварительных распоряжений, покупает себе яду и едет в Верону с твердым намерением лечь в ту же гробницу, в которую положена его дорогая супруга. Переодетый в немецкое платье, он является в Верону, пишет свое завещание, которое передает верному Пьетро, а потом отправляется на кладбище, где, при помощи лома, взламывает каменный бок гробницы, ложится рядом с Юлией и, оплакав ее в самых трогательных словах, выпивает склянку яду. После того, он отдает последния приказания Пьетро, немому и еще более онемевшему от страха свидетелю этой сцены и в последний раз целует Юлию. Юлия, на которую принятою ею усыпительное уже не действует более, просыпается именно в эту минуту и еще застает Ромео в живых. Ромео успевает еще объяснить ей, что именно привело его в гробницу и указывает ей на свою смерть, как на последнее доказательство любви к ней. Между тем как он падает зáмертво, является отец Лоренцо с другим монахом добывать Юлию из гробницы - и застает неожиданно ужасную сцену. Ему приходится еще услышать несколько прощальных слов из уст Ромео, который при нем испускает последнее дыхание. Напрасно отец Лоренцо старается после его смерти утешить Юлию: она прощается со всеми, ложится рядом с Ромео и вскоре также умирает. В эту именно минуту входит в гробницу полицейский дозор, захватывает Пьетро вместе с монахами и вся грустная история любви Ромео и Юлии доходит до герцога Бартоломео де-ла-Скàла, который и велит похоронить несчастных супругов в одной гробнице, не разлучая их и за дверями гроба.

Предание о несчастных супругах еще продолжает жить и доселе в памяти жителей Вероны; они не только утверждают, что смерть Ромео и Юлии относится к 1303 году, но даже показывают развалины их гробницы, о которой так поэтически упоминает Байрон в одном из своих писем к Томасу Муру.

Из вышеприведенного сокращения новеллы Банделло видно, как нельзя лучше, что именно внесено было в драматический сюжет самим Шекспиром и как были им поняты характеры Ромео и Юлии, довольно бледные в новелле. С первого взгляда, при сравнении новеллы с драмой, почти нельзя заметить того, что прибавлено, изменено Шекспиром, потому что все, прибавленное и измененное им в основном содержании новеллы, создано им в том же самом духе, в каком сложилась вся новелла и составляет не более, как дальнейшее развитие её сюжета, которое было возможно в таком грандиозном виде только при Шекспировом могуществе таланта и глубоком знании человеческого сердца. Заметнее всего изменил Шекспир конец новеллы, который он вероятно, нашел уж черезчур переполненным эффектами и длиннейшими речами людей умирающих или готовящихся умереть чрез несколько минут. Кроме того, он вставил от себя только две сцены, о которых нет никакого упоминания в новелле, но которыми он весьма много способствовал разъяснению характеров Ромео и Юлии: одна из них происходит в доме Капулетти, когда кормилица сообщает Юлии о смерти Теобальдо; другая - в келье отца Лоренцо, когда Ромео сокрушается, узнав о том, что он изгнан из Вероны. Обе сцены поставил Шекспир рядом с главной катастрофой, ускоряющей развязку драмы. Кроме этих двух важных добавлений, Шекспир совершенно изменил характер монаха Лоренцо, который, правда, в новелле очерчен гораздо ближе к итальянской действительности, а в драме представлен несколько идеально, но, несмотря на это, весьма хорошо оттеняет своим строгим спокойно-стоическим характером те страсти и бури, которые так широко бушуют около него; он почти так же необходим для всей драмы, как группа приятелей и товарищей Ромео, созданная самим Шекспиром, необходима для того, чтобы оттенить характер Ромео. И действительно, система противоположения, которой, как мы уже много раз видели, Шекспир постоянно держится в обработке своих драматических характеров, здесь еще более, чем во всех других драмах, удивительно удачно была применена Шекспиром для того, чтоб, с одной стороны, выставить Ромео первым и лучшим среди веронской молодежи, с другой стороны, еще ярче и резче обрисовать шумную и безпокойную жизнь итальянского города, противопоставив ей спокойствие и тишину уединенной кельи старца, который смотрит на жизнь издали, как на с твердостью и хладнокровием, достойным истинного философа. Гервинус очень справедливо замечает в своем разборе "Ромео и Джульетты" что отец Лоренцо заменяет в драме Шекспира хор древней греческой трагедии, потому что каждое сколько-нибудь важное в драматическом отношении событие находит себе постоянные отзывы в отце Лоренцо.

пьесы в кругу остальных произведений Шекспира. Нигде с такою полною последовательностью и ясностью не представил нам великий драматург целого ряда высоко-драматических моментов; нигде в его произведениях каждый из отдельных драматических моментов не связан так тесно со всеми остальными, не является таким непременным, неизбежным следствием предыдущого, не стоит в такой живой связи с главною мыслью, отчетливо проведенной чрез всю драму. Но главная мысль находит себе одинаково-сильное выражение и в характере Джульетты, и в характере Ромео, которые достигают высшей степени блаженства, потом страдают и, наконец, гибнут только потому, что вся нравственная жизнь их сосредоточивалась в одном чувстве страстной любви, которая делала их и слепыми, и глухими ко всему остальному. И в самом деле, чем глубже всматриваешься в характеры обоих несчастных супругов, тем более становится ясно, что они погибли не от обстоятельств, которые окружали их более или менее преодолимыми препятствиями: причины их гибели заключались уже в самом могуществе их страсти, которая совершенно подчинила их своей власти, помрачала их разум и ослабляла их волю. И в каждом слове, в каждом шаге Ромео и Джульетты Шекспир умел указать нам на эти задатки гибели, которые таятся в самом характере их взаимной любви, и в то же время, выставляя нам и Ромео, и Джульетту одаренными от природы далеко не ничтожным запасом характера и воли, представил нам изумительно-величественный образ всеобъемлющей, всемогущей и бесконечно-продолжающейся любви.

Нечего и говорить о том, что вся остальная обстановка драмы вполне соответствует мастерски созданным характерам двух главных героев. Из множества лиц второстепенных, кроме отца Лоренцо, товарищей Ромео, Тибальда и Париса, особенно выступают характеры старого Капулетти, отца Джульетты, и кормилицы. И в том, и в другом поражает более всего не то, что они верны природе, не то, что они представляют живых людей (Шекспир не знает отвлеченных созданий фантазии), а то, что оба эти характера более всех других являются верными почве, верными условиям жизни, в которые Шекспир поставил всю свою драму. Точно также верен итальянской средневековой действительности и весь фон - мрачный, рембрантовский фон - той же картины, среди которой такими светлыми, блестящими, почти сияющими являются чистые и прекрасные образы двух несчастных супругов.

"Ромео и Джульетты", сделанного Д. Л. Михаловским для нашего четвертого издания, мы имеем еще шесть полных переводов этой трагедии на русский язык и пять

Трагедия в пяти действиях Шекспира. Перевод И. Росковшенко. ("Библиотека для Чтения", 1839, т. XXXIII, No 4, отд. I, стр. 81-228.)

Тоже. Отдельное издание. (В 8-ую д. л., стр. I-XXVI и 1-158.)

2) Ромео и Юлия. Драма в пяти действиях. Соч. Виллиама Шекспира. Перевод с английского М. Каткова. "Пантеон", 1841 ч. I, отд. I, стр. 1-64.)

напечатаны в "Московском Наблюдателе" (1838, ч. XVI, стр. 94-95 и 385-400; ч. XVII, стр. 458-462; ч. XVIII, стр. 80-91, и 1839, ч. I, стр. 16-22); а в "Сыне Отечества" (1839, т VII, отд. I, стр. 15-42) было напечатано все первое действие из этого перевода.

3) Ромео и Джульетта. Драма в пяти актах Вилиама Шекспира. Перевод Н. Грекова. "Светоч", 1862, кн. IV, отд. I, стр. 5-156.) Перепечатан, в исправленном виде, в 1-м и 2-м изданиях "Полного Собрания драматических произведений Шекспира в переводах русских писателей".

Три отрывка из этого перевода (действие I, сцена I, действие II, сцена I, III и VI и действие V, сцена III) были напечатаны, прежде появления в свет полного перевода, в "Библиотеке для Чтения" (1859, т. CLIII, No 1, отд. I, стр. 68-80), "Московском Вестнике" (1860, No 52, стр. 851-863) и в первом приложении к журналу "Век" на 1861 год (стр. 11-12).

Трагедия Виллиама Шекспира. Перевод Аполлона Григорьева. "Русская Сцена", 1864, No 8, стр. 401-460.)

5) Ромео и Джульетта.

("Шекспир", 1866, ч. VI, стр. 331-437.) Прозаический перевод.

Кроме того, мы имеем еще пять отрывков из этой трагедии. Вот они:

1) "Ромео и Юлия". Перевод"Северные Цветы", 1829, отд. II, стр. 194,) Действие II, сцена II.

2) ("". Перевод"Северные Цветы", 1830, отд. II, стр. 108-123.) Действие III, сцена I.

3) "". Перевод М. "Русский Мир", 1862, No 13, стр. 297.) Действие II, сцены I и II.

4) Отрывок из 2-ой сцены 2-го действия. Перевод Ф. Устрялова. ("Сочинения Генриха Гейне", 1864, т. III, стр. 233.)

5) Сцена из трагедии Шекспира "Ромео и Юлия". ("Заря", 1870, No 10, стр. 91.)