Стихотворения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бенедиктов В. Г., год: 1884
Категория:Стихотворение

В. Г. Бенедиктов

Стихотворения

Составление, подготовка текстов и примечания Б. В. Мельгунова

В.Г. Бенедиктов. Стихотворения.

"Библиотека поэта". Большая серия

Л., 1983

СОДЕРЖАНИЕ

СТИХОТВОРЕНИЯ 1850-1870-х ГОДОВ

250. Оставь!

252. Посещение

253. Скажите

254. На гулянье

255. Поэту

256. При иллюминации

258. По прочтении одного из творений Шекспира

259. "По синим волнам океана"

260. Над рекой

261. Маша

263. Ваня и няня (Детская побасенка)

274. Он

275. На Новый 1857-й

276. Н. Ф. Щербине

277. Вход воспрещается

282. Зачем

283. Мысль

285. Запретный плод

286. Что ж делать

287. Наоборот

288. Над гробом О. И. Сенковского

289. Из Л. Гр<инбер>г

250. ОСТАВЬ!

  "Оставь ее: она чужая, - 
  Мне говорят, - у ней есть он. 
  Святыню храма уважая, 
  Изыди, оглашенный, вон!" 
  О, не гоните, не гоните! 
  Я не присвою не свою; 
  Я не во храме, посмотрите, 
   
  Иль нет - я дальше, за оградой, 
  Где, как дозволенный приют, 
  Сажень земли с ее прохладой 
  Порой и мертвому дают. 
   
  Я - не кадило, я - не пламень, 
  Не светоч храма восковой, 
  Нет: я - согретый чувством камень, 
  Фундамент урны гробовой; 
  Я - тень; я - надпись роковая 
  На перекладине креста; 
  Я - надмогильная, живая, 
  Любовью полная плита. 
   
  Мной не нарушится святыня, 
  Не оскорбится мной она, - 
  И бог простит, что мне богиня - 
  Другого смертного жена. 

<1857>

252. ПОСЕЩЕНИЕ

  Как? и ночью нет покою! 
   
  Кто-то дерзкою рукою 
  Всё мне в двери стук да стук, 
   
  "Кто там?" - брызнув ярым взглядом, 
  Крикнул я, - и у дверей, 
  Вялый, заспанный, с докладом 
  Появился мой лакей. 
   
  "Кто там?" - "Женщина-с". - "Какая?" 
  - "Так - бабенка - ничего". 
  - "Что ей нужно? Молодая?" 
  - "Нет, уж так себе - того". 
   
  "Ну, впусти!" - Вошла, и села, 
  И беседу повела, 
  И неробко так глядела, 
  Словно званая была; 
   
  Словно старая знакомка, 
  Не сочтясь со мной в чинах, 
  Начала пускаться громко 
  В рассужденья о делах. 
   
  Речь вела она разумно 
   
  Только слишком вольнодумно... 
  "Э, голубушка, постой! 
   
  Понимаю". После стала 
  Порицать весь белый свет; 
  На судьбу свою роптала, 
  Что нигде ей ходу нет; 
   
  Говорила, что приюта 
  Нет ей в мире, нет житья, 
  Что везде гонима люто... 
  "А! - так вот что!" - думал я. 
   
  Вот сейчас же, верно, взбросит 
  Взор молящий к небесам 
  Да на бедность и попросит: 
  Откажу. Я беден сам. 
   
  Только - нет! Потом так твердо 
  На меня направя взор, 
  Посетительница гордо 
  Продолжала разговор. 
   
  Кто б такая?.. Не из граций, 
   
  Никаких рекомендаций! 
  Очень странно, признаюсь. 
   
  Хоть одета не по моде, 
  Но - пристойно, скважин нет, 
  Всё заветное в природе 
  Платьем взято под секрет. 
   
  Кто б такая? - Напоследок 
  (Кто ей дал на то права?) 
  Начала мне так и эдак 
  Сыпать резкие слова, 
   
  Хлещет бранью преобидной, 
  Словно градом с высоты: 
  Ты - такой, сякой, бесстыдный! - 
  И давай со мной на ты. 
   
  "Ну, беда мне: нажил гостью!" 
  Я уж смолк, глаза склоня, - 
  Ни гугу! - А та со злостью 
  Так и лезет на меня. 
   
  "Нет сомнения нисколько, - 
   
  Сумасшедшая - и только! 
  Как мне бабу с рук-то сбыть? 
   
  Как спровадить? - Тут извольте 
  Дипломатику подвесть!" 
  Вот и начал я: "Позвольте... 
  То есть... с кем имею честь?.. 
   
  Кто вы? Есть у вас родные?" 
  А она: "Мне бог - родня. 
  Правда - имя мне; иные 
  Кличут истиной меня". 
   
  "Вы себя принарядили, - 
  Не узнал вас оттого; 
  Прежде, кажется, ходили 
  Просто так - безо всего". 
   
  "Да, бывало мне привычно 
  Появляться в наготе, 
  Да сказали - неприлично! 
  Времена пошли не те. 
   
  Приоделась. Спорить с веком 
   
  Не сошлась я с человеком, 
  Всё меня не любит свет. 
   
  Прежде многих гнула круто 
  При Великом я Петре, 
  И порою в виде шута 
  Появлялась при дворе. 
   
  Царь мою прощал мне дикость 
  И доволен был вполне. 
  Чем сильнее в ком великость, 
  Тем сильней любовь ко мне. 
   
  Говорю, бывало, грубо 
  И со злостью натощак, - 
  Многим было и не любо, 
  А терпели кое-как. 
   
  Ведь и нынче без уклонок 
  Правдолюбья полон царь, 
  Да уж свет стал больно тонок 
  И хитер - не то что встарь. 
   
  Уж к иным теперь и с лаской 
  "Назад!" 
  Что тут делать? - Раз под маской 
  Забралась я в маскарад, - 
   
  И, под важностью пустою 
  Видя темные дела, 
  К господину со звездою 
  Там я с книксом подошла. 
   
  Он зевал, а тут от скуки 
  Обратился вмиг ко мне, 
  И дрожит, и жмет мне руки; 
  "Ah! Beau masque! Je te connais" {*}. 
  {* "Ax! Прекрасная маска! 
  Я тебя знаю" (франц.). - Ред.} 
   
  "Ты узнал меня, - я рада. 
  С откровенностью прямой 
  В пестрой свалке маскарада 
  Потолкуем, милый мой! 
   
  Правда - я. Со мной ты знался, 
  Обо мне ты хлопотал, 
  Как туда-сюда метался 
   
   
  А теперь, как вздул ты перья, 
  Что раскормленный петух, 
  Стал ты чужд ко мне доверья 
  И к моим намекам глух. 
   
  Обо мне где слово к речи, 
  Там ты мастер - ух какой - 
  Пожимать картинно плечи 
  Да помахивать рукой. 
   
  Здравствуй! Вот мы где столкнулись! 
  Тут я шепотом, тайком 
  Начала лишь... Отвернулись - 
  И пошли бочком, бочком. 
   
  Я к другому. То был тучный, 
  Ловкий, бойкий на язык 
  И весьма благополучный 
  Полновесный откупщик, 
   
  С виду добрый, круглолицый... 
  Хвать я под руку его 
  Да насчет винца с водицей... 
  "Ничего, - 
   
  Говорит, - такого рода 
  Это дельце... не могу... 
  Я-де нравственность народа 
  Этой штучкой берегу. 
   
  Я люблю мою отчизну, - 
  Говорит, - люблю я Русь; 
  Видя сплошь дороговизну, 
  Всё о бедных я пекусь. 
   
  Там сиротку, там вдовицу 
  Утешаю. Вот - вдвоем 
  Хочешь ехать за границу? 
  Едем! - Славно поживем". 
   
  "Бог с тобою! - говорю я. - 
  У меня в уме не то. 
  За границу не хочу я, 
  И тебе туда на что? 
   
  Ведь и здесь тебе знакома 
  Роскошь всех земных столиц. 
  За границу! - Ведь и дома 
   
   
  У тебя за чудом чудо, 
  Дом твой золотом горит". 
  - "Ну так что ж? А ты откуда 
  Здесь явилась?" - говорит, 
   
  "Да сейчас из кабака я, 
  Где ты много плутней ввел". 
  - "Тьфу! Несносная какая! 
  Убирайся ж!" -И пошел. 
   
  К звездоносцу-то лихому 
  Подошел и стал с ним в ряд. 
  Я потом к тому, к другому - 
  Нет, - и слушать не хотят: 
   
  Мы-де знаем эти сказки! 
  Подошла бы к одному, 
  Да кругом толпятся маски, 
  Нет и доступа к нему; 
   
  Те лишь прочь, уж те подскочут, 
  Те и те его хотят, 
  Рвут его, визжат, хохочут. 
  "Милый! Милый!" - говорят, 
   
  Это - нежный, легкокрылый 
  Друг веселья, скуки бич, 
  Был сын Курочкина милый, 
  Вечно милый Петр Ильич, 
   
  Между тем гроза висела 
  В черной туче надо мной, - 
  Те, кому я надоела, 
  Объяснились меж собой: 
   
  Так и так. Пошла огласка! 
  "Здесь, с другими зауряд, 
  Неприличная есть маска - 
  Надо вывесть, - говорят. -  
   
  Как змея с опасным жалом, 
  Здесь та маска с языком. 
  Надо вывесть со скандалом, 
  Сиречь - с полным торжеством, 
   
  Ишь, себя средь маскарада 
  Правдой дерзкая зовет! 
  Разыскать, разведать надо, 
  ". 
   
  Но по счастью, кров и пища 
  Мне менялись в день из дня, 
  Постоянного ж жилища 
  Не имелось у меня - 
   
  Не нашли. И рады были, 
  Что исчез мой в мире след, 
  И в газетах объявили: 
  "Успокойтесь! Правды нет; 
   
  Где-то без вести пропала, 
  Страхом быв поражена, 
  Так как прежде проживала 
  Всё без паспорта она 
   
  И при наглом самозванстве 
  Замечалась кое в чем, 
  Как-то: в пьянстве, и буянстве, 
  И шатании ночном. 
   
  Ныне - всё благополучно", 
  Я ж тихонько здесь и там 
  Укрывалась где сподручно - 
   
   
  Вижу - бал. Под ночи дымкой 
  Люди пляшут до зари. 
  Что ж мне так быть - нелюдимкой? 
  Повернулась - раз-два-три - 
   
  И на бал влетела мухой - 
  И, чтоб скуки избежать, 
  Над танцующей старухой 
  Завертясь, давай жужжать: 
   
  "Стыдно! Стыдно! Из танцорок 
  Вышла, вышла, - ей жужжу. - 
  С лишком сорок! С лишком сорок! 
  Стыдно! Стыдно! Всем скажу". 
   
  Мучу бедную старуху: 
  Чуть немного отлечу, 
  Да опять, опять ей к уху, 
  И опять застрекочу. 
   
  Та смутилась, побледнела. 
  Кавалер ей: "Ах! Ваш вид... 
  Что вдруг с вами?" - "Зашумело 
   
   
  Что-то скверное такое... 
  Ах, несносно! Дурно мне!" 
  Я ж, прервав жужжанье злое, 
  Поскорее - к стороне. 
   
  Подлетела к молодежи: 
  Дай послушаю, что тут! 
  И прислушалась: о боже! 
  О творец мой! Страшно лгут! 
   
  Лгут мужчины без границы, - 
  Ну, уж те на то пошли! 
  Как же дамы, как девицы - 
  Эти ангелы земли?.. 
   
  Одного со мною пола! 
  В подражанье, верно, мне 
  Кое-что у них и голо, - 
  И как бойко лгут оне! 
   
  Лгут - и нет средь бальной речи 
  Откровенности следа: 
  Только груди, только плечи 
   
   
  Всюду сплетни, ковы, путы, 
  Лепет женской клеветы; 
  Платья ж пышно, пышно вздуты 
  Полнотою пустоты. 
   
  Ложь - в глазах, в рукопожатьях, - 
  Ложь - и шепотом, и вслух! 
  Там - ломбардный запах в платьях, 
  В бриллиантах тот же дух. 
   
  В том углу долгами пахнет, 
  В этом - взятками несет, 
  Там карман, тут совесть чахнет; 
  Всех змей роскоши сосет. 
   
  Вот сошлись в сторонке двое. 
  Разговор их: "Что вы? как?" 
  - "Ничего". - "Нет - что такое? 
  Вы невеселы". - "Да так - 
   
  Скучно! Денег нет, признаться". 
  - "На себя должны пенять, - 
  Вам бы чем-нибудь заняться!" 
  "Нет, мне лучше бы занять". 
   
  Там - девицы. Шепот: "Нина! 
  Как ты ласкова к тому!.. 
  Разве любишь? - Старичина! 
  Можно ль чувствовать к нему?.." 
   
  "Quelle idee, ma chere! {*} Он сходен 
  С чертом! Гадок! Вижу я - 
  Для любви уж он не годен, 
  А годился бы в мужья!" 

{* "Какая мысль, моя дорогая!" (Франц.). - Ред.}

  Тошно стало мне на бале, - 
  Всё обман, как погляжу, - 
  И давай летать по зале 
  Я с жужжаньем - жу-жу-жу, - 
   
  Зашумела что есть духу... 
  Тут поднялся ропот злой - 
  Закричали: "Выгнать муху!" 
  И вошел лакей с метлой. 
   
  Я ж, все тайны обнаружив, - 
  Между лент и марабу, 
   
  Поскорей - в камин, в трубу - 
   
  И на воздух! - И помчалась, 
  Проклиная эту ложь, 
  И потом где ни металась- 
  В разных видах всюду то ж. 
   
  Там в театр я залетела 
  И на сцену забралась, 
  Да Шекспиром так взгремела, 
  Что вся зала потряслась. 
   
  Что же пользы? - Огневая 
  Без следов прошла гроза, - 
  Тот при выходе, зевая, 
  Протирал себе глаза, 
   
  Тот чихнул: стихом гигантским 
  Как Шекспир в него метал, 
  Он ему лишь, как шампанским, 
  Только нос пощекотал. 
   
  И любви моей и дружбы, 
  Словно тяжкого креста, 
   
  Не даются мне места. 
   
  Обращалась и к вельможам, 
  Говорят: "На этот раз 
  Вас принять к себе не можем; 
  Мы совсем не знаем вас. 
   
  Эдак бродят и беглянки! 
  Вы во что б пошли скорей?" 
  Говорю: "Хоть в гувернантки - 
  К воспитанию детей". 
   
  "А! Вы разве иностранка?" 
  - "Нет, мой край - и здесь, и там". 
  - "Что же вы за гувернантка? 
  Как детей доверить вам? 
   
  Вы б учили жить их в свете 
  По каким же образцам?" 
  - "Я б старалась-де, чтоб дети 
  Не подобились отцам". 
   
  "А! Так вот вы как хотите! 
  Люди! Эй!" - Пошел трезвон. 
  "Прогоните 
  Эту бешеную вон!" 
   
  Убралась. Потом попала 
  Я за дерзость в съезжий дом 
  И везде перебывала - 
  И в суде, и под судом. 
   
  Там - продажность, там - интриги, - 
  Всех язвят слова мои; 
  Я совалась уж и в книги, 
  И в журнальные статьи. 
   
  Прежде "Стой, - кричали, - дура!" 
  А теперь коё-куда 
  Благородная цензура 
  Пропускает иногда. 
   
  Место есть мне и в законе, 
  И в евангельских чертах, 
  Место - с кесарем на троне, 
  Место - в мыслях и словах. 
   
  Эта сфера мне готова, 
  Дальше ж, как ни стерегу - 
   
  В жизнь ворваться не могу; 
   
  Не могу вломиться в дело: 
  Не пускают. Тьма преград! 
  Всех нечестье одолело, 
  В деле правды не хотят. 
   
  Против этой лжи проклятой, 
  Чтоб пройти между теснин, - 
  Нужен мощный мне ходатай, 
  Нужен крепкий гражданин". 
   
  "От меня чего ж ты хочешь? - 
  Наконец я вопросил. - 
  Ждешь чего? О чем хлопочешь? 
  У меня не много сил. 
   
  Если бедный стихотворец 
  И пойдет, в твой рог трубя, 
  Воевать - он ратоборец 
  Ненадежный за тебя. 
   
  Он дороги не прорубит 
  Сквозь дремучий лес тебе, 
   
  Наживет врагов себе. 
   
  Закричат: "Да он - несносный! 
  Он мутит наш мирный век, 
  На беду - звонкоголосный, 
  Беспокойный человек!" 
   
  Ты всё рвешься в безграничность, 
  Если ж нет тебе границ - 
  Ты как раз заденешь личность, 
  А коснись-ка только лиц! 
   
  И меня с тобой прогонят, 
  И меня с тобой убьют, 
  И с тобою похоронят, 
  Память вечную споют. 
   
  Мир на нас восстанет целый: 
  Он ведь лжи могучий сын. 
  На Руси твой голос смелый 
  Царь лишь выдержит один - 
   
  Оттого что, в высшей доле, 
  Рыцарь божьей правоты - 
   
  И высок и прям, как ты. 
   
  Не зови ж меня к тревогам! 
  Поздно! Дай мне отдохнуть! 
  Спать хочу я. С богом! С богом! 
  Отправляйся! Добрый путь! 
   
  Если ж хочешь - в извещенье, 
  Как с тобой я речь держу, 
  О твоем я посещенье 
  Добрым людям расскажу". 

<1857>

253. СКАЖИТЕ

  Скажите, я вам докучаю? 
  Скажите, я с ума схожу? 
  У вас, - скажите - умоляю, - 
  Не слишком часто ль я бываю? 
  Не слишком долго ли сижу? 
  Я надоел вам, я уверен, 
  При вас из рук я вон, хоть брось, 
  При вас я жалок и растерян, 
   
  Когда, обвороженный вами, 
  Впиваюсь жадно я глазами 
  В ваш ясный лик, а сам молчу - 
  Не страшно ль вам? Вы не дрожите? 
  Уж вам не кажется ль, скажите, 
  Что проглотить я вас хочу? 
  Порою зависть - эту муку - 
  Внушает мне исподтишка 
  Ваш столик - дерево - доска, 
  Когда покоит вашу руку 
  И прикасается к перстам, 
  Которые с таким томленьем, 
  С таким глубоким упоеньем 
  Прижал бы я к своим устам. 
  Тех уст иль дерева касаться 
  Рукой, отброшенной слегка, - 
  Вам всё равно бы, может статься, 
  Равно холодною остаться 
  Могла б лилейная рука. 
   
  И там мне счастья не дано, 
  Где всё равно вам было б тоже, 
  А мне - уж как не всё равно? 

<1857>

254. НА ГУЛЯНЬЕ

  Веет негой ночь лукавая, 
  В небесах луна горит 
  И, меж тучек тихо плавая, 
  Их волшебно серебрит. 
   
  Сад тенистый с изворотами 
  Темных липовых аллей, 
  Сад с беседками и гротами - 
  Полон множеством людей, - 
   
  И с июльским сладострастием 
  На гулянье дачном здесь 
  Дышит загородным счастием 
  Лиц пестреющая смесь. 
   
  Огневыми бриллиантами 
  Блещут сотни фонарей. 
   
  Капельмейстер-чародей 
   
  Рад смычок свой к небу взбрасывать, 
  Скрипку вдребезги разбить, 
  Приседать рад и приплясывать, 
  Чтоб оркестр одушевить. 
   
  Чу! Гремят рукоплескания; 
  Упоен народный слух, - 
  Я один среди собрания 
  Неподвижен, нем и глух. 
   
  Знать, одна лишь благодатная 
  Для больной души моей 
  Есть мне музыка понятная, - 
  Это - музыка речей! 
   
  Это, чуждые всесветного 
  Крика, шума, торжества, 
  Звуки горлышка заветного, 
  Уст пленительных слова, 
   
  Звуки ясные, родимые - 
  В царстве звучности цари, 
   
  Что прослушай - и умри! 
   
  Да меж горем и заботами 
  В промежуточный часок 
  Мне контральтовыми нотами 
  Сладок женский голосок. 
   
  Да еще есть мне отрадная 
  Музыкальность без конца: 
  Это - музыка наглядная, 
  Очерк милого лица. 
   
  Это - сладкая симфония, 
  Перелитая в черты, - 
  Это - высшая гармония 
  В виде женской красоты! 

<1857>

255. ПОЭТУ

  Когда тебе твой путь твоим указан богом - 
  Упорно шествуй вдаль и неуклонен будь! 
  Пусть критик твой твердит в суде своем убогом, 
  Что это - ложный путь!
   
   
  За то тебя бранят всем скопищем своим, 
  Что гордый твой талант, в бореньях стоя прямо, 
  Не кланяется им;
   
  За то, что не подвел ты ни ума, ни чувства 
  Под мерку их суда и, обойдя судей, 
  Молился в стороне пред алтарем искусства 
  Святилищу идей!
   
  Доволен своего сознанья правосудьем, 
  Не трогай, не казни их мелкого греха 
  И не карай детей бичующим орудьем 
  Железного стиха! 
   
  Твое железо - клад. Храни его спокойно! 
  Пускай они шумят! Молчи, терпи, люби! 
  И, мелочь обходя, с приличием, достойно 
  Свой клад употреби! 
   
  Металл свой проведи сквозь вечное горнило: 
  Сквозь пламень истины, добра и красоты - 
  И сделай из него в честь господу кадило, 
  Где б жег свой ладан ты. 
   
   
  Не преставай ковать, общественный кузнец, 
  И скуй для доблести венец - хотя железный, 
  Но всех венцов венец!
   
  Иль пусть то будет - плуг в браздах гражданской нивы, 
  Иль пусть то будет - ключ, ключ мысли и замок, 
  Иль пусть то будет - меч, да вздрогнет нечестивый 
  Ликующий порок!
   
  Дороже золота и всех сокровищ Креза 
  Суровый сей металл, на дело данный нам. 
  Не трать же, о поэт, священного железа 
  На гвозди эпиграмм! 
   
  Есть в жизни крупные обидные явленья, - 
  Противу них восстань, - а детский визг замрет 
  Под свежей розгою общественного мненья, 
  Которое растет.

<1857>

256. ПРИ ИЛЛЮМИНАЦИИ

  Праздник большой! Изукрашены здания, 
  Ночь лучезарнее дня. 
   
  Целое море огня! 
  Но для чего мне все эти фонарики? 
  Я уступил бы другим 
  Эти блестящие звездочки, шарики, - 
  Всё предоставил бы им. 
  Нужны мне две лишь лампады прекрасные 
  С чистым елеем любви, 
  Нужны мне звездочки мирные, ясные - 
  Синие очи твои. 

<1857>

258. ПО ПРОЧТЕНИИ ОДНОГО ИЗ ТВОРЕНИЙ ШЕКСПИРА

  Когда в творении великом 
  Творца великость вижу я - 
  Пред гениальным этим ликом 
  Простерта ниц душа моя; 
  Благоговейным полон страхом, 
  Дрожу, поникнув головой, 
  Я под торжественным размахом 
  Шекспира мысли вековой. 
   
  В лучах, в пространстве голубом, - 
  И я, подавлен этой силой, 
  Вмиг становлюсь ее рабом. 
  Но это рабство не обидно, - 
  Свободы вечной в нем залог; 
  Мое подвластье не постыдно 
  Затем, что мой властитель - бог. 
  Он поражает - я покорен, 
  Он бьет - и я, приняв удар, 
  Ударом тем не опозорен, 
  Зане удар тот - божий дар. 
  Могучий в громы обращает 
  Величье сродное ему 
  И, поражая, приобщает 
  Меня к величью своему. 
  Когда пред вещим на колени 
  Я становлюсь, чело склоня, 
  Он, став на горние ступени 
  И молнией обвив меня, 
   
  Раба подъемлет и сплеча 
  Плебея в рыцари возводит 
  Ударом божьего меча. 

<1857>

259. "ПО СИНИМ ВОЛНАМ ОКЕАНА" {*}

  Из гроба твой стих нам гремит, 
  Поэт, опочивший так рано. 
  Воздушный корабль твой летит 
  "По синим волнам океана". 
   
  Всегда твоя песня жива, 
  И сладки, как звуки органа, 
  Твои золотые слова: 
  "По синим волнам океана". 
   
  И музыку кто-то творит 
  Для песни певца-великана, 
  И музыка та говорит: 
  "По синим волнам океана". 
   
  И, вызвав обдуманных нот 
  Аккорды из струн фортепьяно, 
   
  "По синим волнам океана", 
   
  И глаз ее светлых эмаль, 
  Мне кажется, дымку тумана 
  Пронзая, кидается вдаль - 
  "По синим волнам океана", 
   
  И, думами, думами полн, 
  Дрожу я, как в миг урагана 
  Бросаемый бурею челн 
  "По синим волнам океана". 
   
  И вместе с певицей тогда 
  Я рад бы без цели и плана 
  Умчаться бог знает куда 
  "По синим волнам океана" 

<1857>

{* Первый стих в пьесе Лермонтова "Воздушный корабль"}

260. НАД РЕКОЙ

  Долго, по целым часам над широкой рекою 
  В думах сижу я и взоры на влаге покою, 
  Взгляд на реку представляет мне жизни теченье... 
   
  Пусть и не ново оно, да лишь было б не дурно!) 
  Вот на реке - примечайте - то тихо, то бурно, 
  Чаще ж - ни то, ни другое, а так себе, хлябью 
  Ходит поверхность воды или морщится рябью. 
  Вот челноки, челноки, много лодочек разных, 
10 Много гребцов, и пловцов, и рабочих, и праздных; 
  Ялики, боты плывут, и красивы и крепки, 
  Утлые идут ладьи, и скорлупки, и щепки. 
  Эти плавучие зданья нарядны, то принцы! 
  Прочие ж - мелочь, так - грязный народ, разночинцы. 
  Те по теченью плывут, обгоняя друг друга, 
  Этот же - против теченья, - ну, этому туго! 
  Крепче греби! - Вот сам бог ему силы прибавил, - 
  Ветер попутный подул, так он парус поставил, 
  Ладно! Режь воду да парус держи осторожно, - 
20 Чуть что не так - и как раз опрокинуться можно, - 
  Лодке убогой под ветром погибнуть нетрудно. - 
  Вот выплывает большое, тяжелое судно, 
  Парус огромный, пузатый, с широкой каймою, 
   
  Под носом - пена, движение важное, - барин! 
  Даже и ветру не хочет сказать "благодарен". 
  Лодочка сзади привязана; панская ласка 
  Тащит вперед ее, плыть и легко... да привязка! 
  Я не желал бы такою быть лодкой - спасибо! 
30 Лучше уж буду я биться, как на суше рыба, 
  Лучше в боренье с волной протащу свою долю 
  Сам по себе, полагаясь на божию волю! - 
  Вот, развалясь, величаясь своими правами, 
  Едет широкая барыня-барка с дровами, 
  С топливом славным; как север зимою повеет- 
  Многих она удовольствует, многих согреет, 
  Щедрая барыня! - Есть и в салонах такие, 
  Как поглядишь да послушаешь сплетни людские. - 
  Это же что? - Тут уж в быль перешла небылица: 
40 Глядь! По волнам водяная летит колесница; 
  Словно пылит она, так от ней брызги крутятся, 
  Тряско стучит и гремит, и колеса вертятся. 
  Экой корабль! С середины глядит самоваром: 
   
  Пышет огнем, попирая послушную воду; 
  Пена вокруг, а на палубе - эко народу! 
  Мыслю, любуясь таким огневым организмом: 
  Этот вельможа устроен с большим механизмом, 
  Против теченья идет, как там ветер ни дует; 
50 В тишь он далёко вокруг себя зыбь разволнует, 
  Так что кругом закачаются лодки и челны, - 
  И не хотел бы попасть я в подобные волны, - 
  Слабый челнок мой другие пусть волны встречает, 
  Только волны от вельможи боюсь - укачает. - 
  Мысленно я между тем над рекою гадаю: 
  Меж челноками один я за свой принимаю; 
  Вот - мой челнок, потихоньку, на веслах, на мале, 
  К берегу держит, от злых пароходов подале; 
  Вслед за иным не дойдет до величья он в мире, 
60 Ну да он сам по себе, а иной - на буксире; 
  Песни поет мой гребец - не на славу, не звонко, 
  Было бы только лишь в меру его голосенка; 
  Жребий безвестный и бедность его не печалит, 
   
  К берегу - стой! Вот лесок, огородец, полянка! 
  Вот и дымок, огонек и на отдых - землянка! 

<1857>

261. МАША

  Кто там в поле ходит, звездочкой мелькая? 
  Лишь одна на свете девушка такая! 
  Машу крепко любит целое селенье, 
  Маша - сердцу радость, Маша - загляденье. 
  Да и как на Машу не смотреть с любовью? 
  Огненные глазки с соболиной бровью, 
  Длинный, длинный в косу заплетенный волос; 
  Спеть ли надо песню? - Чудо что за голос! 
  В лес пойдет голубка брать грибов иль ягод - 
10 Лес угрюмый станет веселее на год, 
  Ветерок шалит с ней, всё ей в складки дует, 
  Рвет платочек с шеи, в плечико целует, 
  И лесные пташки ближе к ней садятся, 
  Для других - пугливы, Маши не боятся; 
  Тучка в божьем небе плакать соберется, 
   
  Вот идет уж с поля Маша, да с обновой: 
  Мил-хорош веночек нежный, васильковый 
  На ее головке; хороша обновка, 
20 Хороша и Маша - чудная головка! 
  Как венок умела свить она искусно! 
  Только, видно, милой отчего-то грустно, - 
  Так ходить уныло Маша не привыкла, - 
  Глазки прослезились, голова поникла. 
  Молодец удалый, чье кольцо на ручке - 
  У красы-девицы, с месяц уж в отлучке, 
  Ждет Василья Маша, ждет здесь дорогая, 
  А уж там явилась у него другая; 
  Под вечер однажды, тая в неге вешней, 
30 В садике зеленом сидя под черешней 
  И целуя Насте выпуклые плечи, 
  Говорил изменник клятвенные речи, 
  И ее он к сердцу прижимал украдкой, 
  Нежно называя лапушкой, касаткой, - 
  И никто бы тайны этой не нарушил, 
   
  Те слова и вздохи на лету хватая 
  И чрез сад зеленый к лесу пролетая. 
  Ветерок, ту тайну взяв себе на крылья, 
40 Заиграл, запрыгал и, собрав усилья, 
  Превратился в вихорь, засвистал, помчался, 
  В темный лес ударил - темный закачался. 
  Зашумел, нагнулся, словно в тяжкой думе, - 
  Весточка измены разносилась в шуме. 
  На одной из веток птичка отдыхала 
  В том лесу дремучем, - птичка всё узнала; 
  С ветки потрясенной, опасаясь бури, 
  Птичка полетела быстро по лазури 
  И взвилась тревожно неба к выси дивной 
50 С грустным щебетаньем, с трелью заунывной. 
  Слышалось: "Вот люди! вот их постоянство!" 
  Ну да кто там слышал? - Воздух да пространство! 
  Нет, не утаится ветреное дело, - 
  В небе в это время облако летело - 
  Облако узнало... Ну да тайна ляжет 
   
  Облако ведь немо; тут конец угрозы. 
  Да, тут нету речи, да найдутся слезы, - 
  Грудь земли иссохшей слезы те увлажат 
60 И о темном деле внятно ей расскажут. 
  Облако надулось гневом благородным, 
  Стало черной тучей и дождем холодным 
  Землю напоило, - и уж тайна бродит 
  В черноземе поля, и потом выходит 
  Из земли наружу свежими цветками, 
  И, во ржи синея, смотрит васильками, - 
  И веночек Маши нежный, васильковый 
  Голову сдавил ей думою свинцовой; 
  Маша убралась лишь этими цветами - 
70 Залилась бедняжка горькими слезами. 

<1857>

263 ВАНЯ И НЯНЯ

(Детская побасенка)

  "Говорят: война! война! - 
  Резвый мальчик Ваня 
   
  Расскажи-ка, няня!" 
   
  "Там - далёко. Подрастешь - 
  После растолкуют". 
  - "Нет, теперь скажи, - за что ж? 
  Как же там воюют?" 
   
  "Ну сойдутся, станут в ряд 
  Посредине луга, 
  Да из пушки и палят, 
  Да и бьют друг друга. 
   
  Дым-то так валит тогда, 
  Что ни зги не видно". 
  - "Так они дерутся?" - "Да". 
  - "Да ведь драться стыдно? 
   
  Мне сказал папаша сам: 
  Заниматься этим 
  Только пьяным мужикам, 
  А не умным детям! 
   
  Помнишь - как-то с Мишей я 
  За игрушку спорил, 
   
  Да и раззадорил. 
   
  Я прибил его. Вот на! 
  Победили наши! 
  "Это что у вас? Война? - 
  Слышим крик папаши. - 
   
  Розгу!" - С Мишей тут у нас 
  Было слез довольно, 
  Нас папаша в этот раз 
  Высек очень больно. 
   
  Стыдно драться, говорит, 
  Ссорятся лишь злые. 
  Ишь! И маленьким-то стыд! 
  А ведь там - большие. 
   
  Сам я видел сколько раз, - 
  Мимо шли солдаты. 
  У! Большущие! Я глаз 
  Не спускал, - все хваты! 
   
  Шапки медные с хвостом! 
    Ружей много, много! 
   
  Вся гремит дорога. 
   
  Тром-том-том! - И весь горит 
  От восторга Ваня, 
  Но, подумав, говорит: - 
  А ведь верно, няня, 
   
  На войну шло столько их, 
  Где палят из пушки, - 
  Верно, вышла и у них 
  Ссора за игрушки!" 

<1857>

273. В ЛЕСУ

  Тебя приветствую я снова, 
  Маститый старец - темный лес, 
  Стоящий мрачно и сурово 
  Под синим куполом небес. 
   
  Меж тем как дни текли за днями, 
  Ты в грудь земли, на коей стал, 
  Глубоко врезался корнями 
  И их широко разметал. 
   
   
  Поправ пятой постелю мхов, 
  Стоят, послав свои вершины 
  На поиск бурных облаков. 
   
  Деревья сблизились как братья 
  И простирают всё сильней 
  Друг к другу мощные объятья 
  Своих раскинутых ветвей. 
   
  Я вижу дубы, сосны, ели, 
  Там - зев дупла, там - мох седой, 
  Коры растрескавшейся щели, 
  И пни, и кочки под ногой. 
   
  При ветре здесь витийством шума 
  Я упоен, а в тишине 
  Как величаво смотрит дума 
  С деревьев этих в душу мне! 
   
  И в час, как солнце близ заката 
  И меркнет день, душа моя 
  Здесь дивным таинством объята 
  И новым чувством бытия, - 
   
   
  Как бы навек разделена, 
  В союзе с миром замогильным 
  Здесь богу молится она, - 
   
  И лес является мне храмом, 
  Шум листьев - гимном торжества, 
  Смолистый запах - фимиамом, 
  А сумрак - тайной божества. 
   
  Спускает ночь свою завесу - 
  И мне мерещится тот век, 
  Как был родным родному лесу 
  Перворожденный человек. 
   
  Мне грезится тот возраст мира, 
  Как смертный мирно почивал, 
  Не заходила в лес секира, 
  Над ним огонь не пировал. 
   
  И где тот мир и та беспечность? 
  Вот мир с секирой и огнем, 
  Заботы, труд, могила, вечность... 
  Откуда мы? Куда идем?. 
   
   
  Идет, ко мне наклонена, 
  Как будто слово разуменья 
  Мне хочет высказать она, - 
   
  И пробираюсь я украдкой, 
  Как будто встретиться боюсь 
  С великой жизненной разгадкой, 
  К которой мыслями стремлюсь; 
   
  Древесных листьев сонный лепет 
  Робею выслушать вполне, 
  Боюсь понять... невольный трепет 
  Вдруг проникает в сердце мне. 
   
  Бурлит игра воображенья, 
  И, как в магическом кругу, 
  Здесь духа тьмы и все виденья, 
  Сдается, вызвать я могу, - 
   
  И страшно мне, как сыну праха, 
  Ужасно мне под этой тьмой, 
  Но как-то рад я чувству страха 
  И мне приятен ужас мой. 

<1857>

274. ОН

Посвящено тем,

которые его помнят и чтят его память

  Я помню: был старик - высокий, худощавый, 
  Лик бледный, свод чела разумно-величавый, 
  Весь лысый, на висках седых волос клочки, 
  Глаза под зонтиком и темные очки. 
  Правительственный сан! Огромные заботы! 
  Согбен под колесом полезной всем работы, 
  Угодничества чужд, он был во весь свой век 
  Советный муж везде и всюду - человек, 
  Всегда доступен всем для нужд, и просьб, и жалоб, 
10 Выслушивает всех, очки поднимет на лоб, 
  И видится, как мысль бьет в виде двух лучей 
  Из синих, наискось приподнятых очей; 
  Иного ободрит улыбкою привета, 
  Другому, ждущему на свой вопрос ответа, 
  На иностранный лад слова произнося, 
  Спокойно говорит: "Нет, патушка, нелься" {*}. 
  "Нет, батюшка, нельзя".} 
  Народным голосом и милостью престольной 
  Увенчанный старик, под шляпой треугольной, 
  В шинели серенькой, надетой в рукава, 
20 В прогулке утренней протащится сперва - 
  И возвращается в свой кабинет рабочий, 
  Где труд его кипит с утра до поздней ночи. 
  Угодно ль заглянуть вам в этот кабинет? 
  Здесь нету роскоши, удобств излишних нет, 
  Всё дышит простотой студентской кельи скромной: 
  Здесь к спинке кресел сам хозяин экономный, 
  Чтоб слабых глаз его свет лишний не терзал, 
  Большой картонный лист бечевкой привязал; 
  Тут - груды книг, бумаг, а тут запас дешевых 
30 Неслиндовских сигар и трубок тростниковых, 
  Линейки, циркули; а дальше - на полу - 
  Различных свертков ряд, уставленный в углу: 
  Там планы, чертежи, таблицы, счеты, сметы; 
  Здесь - письменный прибор. Вот все почти предметы! 
  И посреди всего -он сам, едва живой, 
   
  Крест-накрест две руки, двух метких глаз оглядка 
  Да тонко сжатых губ изогнутая складка - 
  Вот всё! - Но он тут - вождь, он тут душа всего, 
40 А там орудия и армия его: 
  Вокруг него кишат и движутся, как тени, 
  Директоры, главы различных отделений, 
  Вице-начальники, светила разных мест, 
  Навыйные кресты и сотни лент и звезд; 
  Те в деле уж под ним, а те на изготовке, 
  Те перьями скрипят и пишут по диктовке, 
  А он, по комнате печатая свой шаг, 
  Проходит, не смотря на бренный склад бумаг, 
  С сигарою в зубах, в исканье целей важных, 
50 Дум нечернильных полн и мыслей небумажных. 
  Вдруг: "Болен, - говорят, - подагрой поражен", - 
  И подчиненный мир в унынье погружен, 
  Собрались поутру в приемной, - словно ропот 
  Смятенных волн морских - вопросы, говор, шепот: 
  "Что? - Как? - Не лучше ли? - Недосланных ночей 
   
  Он всем необходим; сам царь его так ценит! 
  Что, если он... того... ну кто его заменит?" 

Между 1845 и 1857

275. НА НОВЫЙ 1857-й

  Полночь бьет. - Готово! 
  Старый год - домой! 
  Что-то скажет новый 
  Пятьдесят седьмой? 
   
  Не судите строго, - 
  Старый год - наш друг 
  Сделал хоть немного, 
  Да нельзя же вдруг. 
   
  Мы и то уважим, 
  Что он был не дик, 
  И спасибо скажем, - 
  Добрый был старик. 
   
   
  Не был он взволнован 
  Лютою войной. 
  В нем был коронован 
   
   
  С многих лиц унылость 
  Давняя сошла, 
  Царственная милость 
  Падших подняла. 
   
  Кое-что сказалось 
  С разных уголков, 
  Много завязалось 
  Новых узелков. 
   
  В ход пошли вопросы, 
  А ответы им, 
  Кривы или косы, - 
  Мы их распрямим. 
   
  Добрых действий семя 
  Сеет добрый царь; 
  Кипятится время, 
  Что дремало встарь. 
   
  Год как пронесется - 
  В год-то втиснут век. 
  Так вперед и рвется, 
   
   
  Кто, измят дорогой, 
  На минутку стал, 
  Да вздремнул немного - 
  Глядь! - уж и отстал. 
   
  Ну - и будь в последних, 
  Коль догнать не хват, - 
  Только уж передних 
  Не тяни назад! 
   
  Не вводи в свет знанья 
  С темной стороны 
  Духа отрицанья, 
  Духа сатаны. 
   
  Человек хлопочет, 
  Чтоб разлился свет, - 
  Недоимки хочет 
  Сгладить прошлых лет. 
   
  Ну - и слава богу! 
  Нам не надо тьмы, 
  Тщетно бьют тревогу 
   
   
  "Как всё стало гласно! - 
  Говорят они. - 
  Это ведь опасно - 
  Боже сохрани! 
   
  Тех, что мысль колышут, 
  Надо бы связать. 
  Пишут, пишут, пишут... 
  А зачем писать? 
   
  Стало всё научно, 
  К свету рвется тварь, 
  Мы ж благополучно 
  Шли на ощупь встарь. 
   
  Тьма и впредь спасла бы 
  Нас от разных бед. 
  Мы же зреньем слабы, - 
  Нам и вреден свет". ~- 
   
  Но друзья ль тут Руси 
  С гласностью в борьбе? 
  Нет - ведь это гуси 
   
   
  В маске патриотов 
  Мраколюбцы тут 
  Из своих расчетов 
  Голос подают. 
   
  Недруг просвещенья 
  Вопреки добру 
  Жаждет воспрещенья 
  Слову и перу; 
   
  В умственном движенье, 
  В правде честных слов - 
  "Тайное броженье" 
  Видеть он готов. 
   
  Где нечисто дело, 
  Там противен свет, 
  Страшно всё, что смело 
  Говорит поэт. 
   
  Там, где руки емки 
  В гуще барыша, 
  Норовит в потемки 
   
   
  Жмется, лицемерит, 
  Вопиет к богам... 
  Только Русь не верит 
  Этим господам. 
   
  Время полюбило 
  Правду наголо. 
  Правде ж дай, чтоб было - 
  Всё вокруг светло! 
   
  Действуй, правду множа! 
  Будь хоть чином мал, 
  Да умом вельможа, 
  Сердцем генерал! 
   
  Бедствий чрезвычайных 
  Не сули нам, гусь! 
  Нет здесь ковов тайных, - 
  Не стращай же Русь! 
   
  Русь идет не труся 
  К свету через мглу. 
  Видно, голос гуся - 
   
   
  Русь и в ус не дует, 
  Полная надежд, 
  Что восторжествует 
  Над судом невежд, - 
   
  Что венок лавровый 
  В стычке с этой тьмой 
  Принесет ей новый 
  Пятьдесят седьмой, - 
   
  И не одолеют 
  Чуждых стран мечи 
  Царства, где светлеют 
  Истины лучи, - 
   
  И разумной славы 
  Проблеснет заря 
  Нам из-под державы 
  Светлого царя. 

Декабрь 1856 или январь 1857

276. Н. Ф. ЩЕРБИНЕ

  Была пора - сияли храмы, 
   
  Благоухали фимиамы, 
  Венчался славой Парфенон, - 
  И всё, что в мире мысль проникла, 
  Что ум питало, сердце жгло, 
  В златом отечестве Перикла 
  На почве греческой цвело; 
  И быт богов, и быт народа 
  Встречались там один в другом, 
  И человечилась природа, 
  Обожествленная кругом. 
  Прошли века - умолк оракул, 
  Богов низринул человек - 
  И над могилой их оплакал 
  Свою свободу новый грек. 
  Ничто судеб не сдержит хода, 
  Но не погибла жизнь народа, 
  Который столько рьяных сил 
  В стремленьях духа проявил; 
  Под охранительною сенью 
   
  Та жизнь широкою ступенью 
  Осталась в лестнице веков, 
  Осталась в мраморе, в обломках, 
  В скрижалях, в буквах вековых 
  И отразилась на потомках 
  В изящных образах своих... 
   
  И там, где льются наши слезы 
  О падших греческих богах, 
  Цветут аттические розы 
  Порой на северных снегах, - 
  И жизнью той, поэт-художник, 
  В тебе усилен сердца бой, 
  И вещей Пифии треножник 
  Огнем обхвачен под тобой. 

27 января 1857

277. ВХОД ВОСПРЕЩАЕТСЯ

Посв<ящено> И. К. Гебгардту

  "Вход воспрещается" - как часто надпись эту 
  Встречаешь на вратах, где хочешь ты войти, 
   
  Свободного пути!
  Там - кабинет чудес, там - редкостей палата! 
  Хотел бы посмотреть! Туда навезено 
  Диковин множество и мрамора, и злата, - 
  Пойдешь - воспрещено!
  Там, смотришь, голова! Прекрасной мысли, знанья 
  Ты пробуешь ввести в нее отрадный свет - 
  Напрасно! Тут на лбу, как на фронтоне зданья, 
  Отметка: "Впуска нет".
  А там - храм счастия, кругом толпы народа, 
  Иные входят внутрь, ты хочешь проскользнуть, 
  Но стража грозная, стоящая у входа, 
  Твой заграждает путь.
  Ты просишь, кланяясь учтиво и покорно, 
  Ногою шаркая, подошвою скользя: 
  "Позвольте!" - А тебе настойчиво, упорно 
  Ответствуют: "Нельзя".
  Нельзя! - И мне был дан ответ того же рода. 
  Нельзя! - И, сближены нам общею судьбой, 
   
  Мы встретились с тобой?
  "Да почему ж нельзя? Проходят же другие!" - 
  Спросили мы тогда, а нам гремел ответ: 
  "Проходят, может быть, да это - не такие, - 
  Для вас тут места нет.
  Вы - без протекции. Вы что? Народ небесный! 
  Ни знатных, ни больших рука вам не далась. 
  Вот если было бы хоть барыни известной 
  Ходатайство об вас!
  Просили бы о вас пригожие сестрицы, 
  Колдунья-бабушка иль полновесный брат! 
  А то вы налегке летите, словно птицы, - 
  Назад, дружки, назад!"
  "Что делать? Отойдем! Нам не добиться счастья, - 
  Мы грустно молвили, - златой его венец 
  Нам, верно, не к лицу. Поищем же участья 
  У ангельских сердец!"
  Идем. Вот женщина: открытая улыбка, 
  Открытое лицо, открытый, милый взгляд! 
   
  И тут ступай назад!
  "Вход воспрещается", задернута завеса, 
  Дверь сердца заперта, несчастный не войдет, 
  А между тем туда ж какой-нибудь повеса 
  Торжественно идет.
  Полвека ты дрожал и ползал перед милой, 
  Колени перетер, чтоб заслужить венец, 
  Молчал, дышать не смел, и вот - с последней силой 
  Собрался наконец.
  "Позвольте, - говоришь, - воздайте мне за службу! 
  Мой близок юбилей". - "Не требуй! Не проси! - 
  Ответят. - Нет любви, а вот - примите дружбу!" 
  - "Как? Дружбу? - Нет, merci!
  Не надо, - скажешь ты, - на этот счет безбедно 
  И так я жить могу в прохладной тишине, 
  Холодных блюд не ем, боюсь простуды, - вредно 
  Мороженое мне".
  Дивишься иногда, как в самый миг рожденья 
  Нам был дозволен вход на этот белый свет 
   
  Что нам тут места нет.
  Один еще открыт нам путь - и нас уважат, 
  Я знаю, как придет святая череда. 
  "Не воспрещается, - нам у кладбища скажут, - 
  Пожалуйте сюда!"
  На дрогах нас везут, широкую дорогу 
  Мы видим наконец и едем без труда. 
  Вот тут и ляжем мы, близ церкви, слава богу!.. 
  Но нет - и тут беда!
  И мертвым нам кричат: "Куда вы? Тут ограда; 
  Здесь место мертвецам большим отведено, 
  Вам дальше есть места четвертого разряда, 
  А тут - воспрещено!"

Февраль 1857

282. ЗАЧЕМ

Посв<ящено>

Антонине Христиановне Лавровой

  Мне ваш совет невыразимо дорог, - 
  И хоть тяжел он сердцу моему, 
   
  Его принять и следовать ему, 
   
  Согласен я: чтоб тщетно не терзаться, 
  Спокойно жить, бесплодно не страдать - 
  Не надобно прекрасным увлекаться, 
  Когда нельзя прекрасным обладать. 
   
  Зачем смотреть с восторженной любовью 
  На лилию чужого цветника, 
  Где от нее не суждено судьбою 
  Мне оторвать ни одного цветка? 
   
  И для чего пленяться мне картиной, 
  Когда она - чужая, не моя, 
  Иль трепетать от песни соловьиной, 
  Где я поймать не в силах соловья? 
   
  Зачем зарей я любоваться стану, 
  Когда она сияет надо мной, - 
  И знаю я, что снизу не достану 
  Ее лучей завистливой рукой? 
   
  Зачем мечтам напрасным предаваться? 
  Не лучше ли рассудку место дать? 
   
  Когда - увы! - нельзя им обладать? 

1857 (?)

283. МЫСЛЬ

  Лампадным огнем своим жизнь возбуждая, 
  Сгоняя с земли всеобъемлющий мрак, 
  Пошла было по свету мысль молодая - 
  Глядь! - сверху нависнул уж старый кулак. 
  Кулак, соблюдая свой грозный обычай, 
  "Куда ты, - кричит, - не со мной ли в борьбу? 
  Ты знаешь, я этой страны городничий? 
  Негодная, прочь! А не то - пришибу, 
  Я сильный крушитель, всех дел я вершитель, 
  Зачем ты с огнем? Отвечай! Сокрушу! 
  Идешь поджигать?.. Но - всемирный тушитель - 
  Я с этим огнем и тебя потушу". 
  - "Помилуй! - ответствует мысль молодая. - 
  К чему мне поджогами смертных мутить? 
  Где правишь ты делом, в потемках блуждая, - 
  Я только хотела тебе посветить. 
   
  Ты плотно так свернут, а я, между тем 
  Как ты сотворен к зуболомному бою, 
  Воздушна, эфирна, бесплотна совсем. 
  С живым огоньком обтекаю я землю, 
  И мною нередко утешен бедняк. 
  Порой - виновата - я падших подъемлю, 
  Которых не ты ль опрокинул, кулак? 
  Порою сама я теряю дорогу 
  И в дичь углубляюсь на тысячи верст, 
  Но мне к отысканью пути на подмогу 
  Не выправлен твой указательный перст. 
  Одетая в слово, в приличные звуки, 
  Я - мирное чадо искусства, науки, 
  Я - признак единственный лучших людей, 
  Я - божьего храма святая молитва. 
  Одна мне на свете дозволена битва 
  Со встречными мыслями в царстве идей. 
  И что же? - Где в стычке кулак с кулаками, 
  Там кровь человечья струится реками, 
   
  Разумно с противницей-мыслию бьется, - 
  Из ран наносимых там истина льется - 
  Один из чистейших небесных даров. 

<1858>

285. ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД

  Люди - дети, право, дети. 
  Что ни делайте, всегда 
  Им всего милей на свете 
  Вкус запретного плода. 
  Человек - всегда ребенок, 
  Говоришь ему: "Не тронь!" - 
  Из хранительных пеленок 
  Всё он тянется в огонь. 
  Иногда с ним просто мука: 
  "Дай мне! Дай!" - "Нельзя. Тут бука". 
  - "Цацу дай!" - "Нельзя никак". 
  Рвется, плачет он. Досада! 
  "На, бесенок! На!" - "Не надо". 
  - "Да ведь ты просил?" - "Я - так..." 

<1858>

286. ЧТО Ж ДЕЛАТЬ?

  Что ж делать? - Судьба приказала 
  Им вечно друг друга терзать. 
  Их брачная доля связала, 
  Узла их нельзя развязать. 
   
  Сожительство тяжко обоим, 
  Где ж брака высокая цель? 
  А мучить друг друга легко им: 
  Всё общее - дом и постель. 
   
  И всюду они неразлучны, 
  Друг на друга злобно глядят, 
  Взаимно несносно-докучны, 
  Ревниво друг друга следят. 
   
  Им страшно, чтоб, рано иль поздно 
  От "вместе" успев ускользнуть, 
  Минуты блаженного "розно" 
  Из них не вкусил кто-нибудь. 
   
  Стараясь во всем поперечить 
  Друг другу и въявь и тайком, 
   
  Несчастье сберечь целиком. 
   
  И, скрежетом брани, проклятья 
  Наполнив и ночи и дни, 
  Печально смыкают объятья 
  И верны друг другу они. 
   
  Приходит уж старость и древность, 
  Уж искры угасли в крови, 
  А всё еще глупая ревность 
  Грызет их в насмешку любви. 
   
  Посмертного злого недуга 
  В томленье, средь мук без числа, 
  Две жизни изводят друг друга... 
  А брака законность цела. 

<1858>

287. НАОБОРОТ

  Набросать мне недавно случилось 
  Повесть, что ли, в десяток страниц, 
  Где немало на сцену явилось 
  Мною вольно придуманных лиц. 
   
  Этим лицам и тем наконец 
  Был доволен, что сам я их создал 
  И что, как я ни плох, но - творец, - 
  Что я в очерках вывел фигуры, 
  Отразив в них подобье людей, 
  Наугад, наизусть, без натуры, 
  Артистической силой моей. 
  Что же вышло? - Сказали иные, 
  Что обиды я им наношу, 
  Что пишу с них портреты живые, 
  С лиц их копии только пишу. 
  Нет, голубчики! В деле нечистом 
  Вы ж обиду наносите мне, 
  Называя меня копиистом, 
  Где я был сочинитель вполне. 
  Сами будучи гадки и низки 
  В непригожих натурах своих, 
  Вы собой мне подсунули списки 
  С самородных фантазий моих. 
   
  Виновата ль художника блажь, 
  Что природа сама тут ложится 
  Под летучий его карандаш? 

<1858>

288. НАД ГРОБОМ О. И. СЕНКОВСКОГО

  И он угас. Он блеском парадокса 
  Нас поражал, страдая и шутя, - 
  И кто порой невольно не увлекся 
  Его статьей, как лакомством дитя? 
   
  Не дети ль мы!.. Оправив прибауткой 
  Живую речь, с игрушкой и с лозой, 
  Он действовал порой научной шуткой, 
  Порою - в смех завернутой слезой, 
   
  И средь трудов болезненных и шуток, 
  В которых жизнь писателя текла, 
  Смерть, уловив удобный промежуток, 
  Свой парадокс над ним произнесла. 
   
  К числу потерь еще одну причисли, 
  Убогий свет! Ликуй, земная тьма! 
   
  Друг знания, с светильником ума. 
   
  Ушел, умолк - навек, без оговорок. 
  Прочтем слова последних тех "Листков". 
  Что он писал!.. Ведь для живущих дорог 
  И свят завет передмогильных слов. 
   
  Он там сказал: "Всё приводите в ясность! 
  Не бойтесь! Все иди на общий суд! 
  Нас оградит общественная гласность 
  От тайных язв и ядовитых смут". 
   
  Он осуждал тот взгляд тупой и узкой, 
  Что видит зло в лучах правдивых дум; 
  Невежеству и мудрости французской 
  Он воспрещал давить наш русский ум. 
   
  Он уяснял голов тех закоснелость, 
   
  Родной наш ум является как смелость, 
  Как дерзкий крик, идущий под запрет. 
   
  Он говорил: "Друзья! Не заглушайте 
  Благих семян! Не тьмите нам зарю, 
   
  На пользу всем, в служение царю!" 
   
  Живущий брат! Пошли же на прощанье 
  Отшедшему, что между нами смолк, 
  Привет любви, и помни: завещанье 
   
   
  Не преграждай благих стремлений века 
  И светлых искр мышленья не туши! 
  Дай нам понять значенье человека! 
  Дай видеть нам бессмертие души! 

289. ИЗ. Л. ГР<ИНБЕР>Г

  С какой-то невольною грустью, в тиши, 
  Возводится взор мой уныло 
  На всё, что исполнено сердца, души 
   
  На всё, что, вращаясь в сем мире пустом 
  Под ясной небес благодатью, 
  Отмечено в обществе божьим перстом - 
  Живого таланта печатью, 
   
  Чистейшие слезы участья, 
  На всё, что под солнцем достойно всех благ, 
  Всех радостей, всякого счастья... 
  Я знаю, как редко дается в удел 
   
  Не так всё творится средь жизненных дел, 
  Как было бы, кажется, надо. 
  Два сердца созвучные порознь идут; 
  В разрыве - две дружные доли, 
   
  Две жертвы условной неволи. 
  Красивый свой венчик любовно склоня, 
  Как часто цветок золотистый 
  Готов перевиться вкруг дикого пня, 
   
  Порою он спрячется в чаще лесной 
  Да в сумраке там и заглохнет; 
  На камни вдруг выпадет дождь проливной, 
  А травка от жажды иссохнет. 
   
  Над зыбью болотной он блещет, 
  А нива зернистая градовых туч 
  Под грозною мглою трепещет. 
  Напрасна мольба и бесплодна борьба: 
   
  Ведет с непонятным упрямством судьба 
  Свое непонятное дело. 
  И, трепетно вами любуясь подчас, 
  Все жребии высмотрев строго, 
   
  И думаю, думаю много. 

9 мая 1858

ПРИМЕЧАНИЯ

Творческий путь Бенедиктова продолжался более сорока лет {Нам известна лишь одна публикация Бенедиктова до сборника 1835 г. - стихотворение "К сослуживцу", напечатанное в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" (1832, Ќ 5, 16 января) за подписью "В. Б-в".}. В 1835 г. вышла в свет первая книга его стихов, которая была переиздана в 1836 г. В 1838 г. появилась вторая книга, а в 1842 г. третье издание первого сборника. В 1856 г. "Стихотворения" Бенедиктова были изданы в трех томах, охватывавших соответственно периоды 1835-1842 гг., 1842-1850 гг., 1850-1856 гг. 1857 г. датирован дополнительный к изданию 1856 г. том "Новые стихотворения В. Бенедиктова", имеющий указанные автором хронологические рамки: 1856-1858 гг. Незадолго до смерти поэт подготовил к печати большой сборник, составленный из печатавшихся в периодике, альманахах и сборниках после 1857 г. и неопубликованных стихотворений. В 1883-1884 гг. Я. П. Полонский с издателем М. О. Вольфом выпустил "Стихотворения" Бенедиктова в трех томах, где третий том составлен из стихотворений сборника 1857 г. и слегка измененного по составу и композиции сборника, подготовленного автором в конце жизни. Из большой тетради этого рукописного сборника в настоящее время сохранились лишь "Содержание" и несколько стихотворений, не включенных Полонским в издание 1883-1884 гг. (ГПБ). Есть основания думать, что Полонский подверг последний авторизованный сборник существенной правке; во всяком случае, многие стихотворения сильно отличаются от прижизненных публикаций и текстов дошедших до нас автографов. В 1901 г. в Москве была издана небольшая книжечка "Стихотворений", а в 1902 г. "вольфовское" собрание было переиздано (чрезвычайно небрежно) в двух томах "Сочинений" Бенедиктова.

"Библиотеки поэта", а в 1939 г. - первое научное комментированное издание его стихов в Большой серии "Библиотеки поэта", включавшее более 200 оригинальных и 8 переводных произведений.

Посмертное издание 1883-1884 гг. является наиболее полным сводом стихотворений Бенедиктова, включавшихся в авторизованные собрания сочинений поэта. Автор не включал в сборники, а порой просто забывал стихи, написанные "на случай" (юбилейные, альбомные, стихотворные послания), произведения, печатавшиеся в многочисленных периодических изданиях, альманахах и коллективных сборниках. Ряд произведений Бенедиктова, остававшихся до сих пор неизвестными, был не допущен к печати цензурным ведомством; некоторые опубликованные в разных изданиях стихотворения носят следы цензурного вмешательства, не устраненные в названных посмертных изданиях.

Подготовленное на основе прижизненных изданий, сборника Большой серии "Библиотеки поэта" 1939 г. и работ Л. Я. Гинзбург, Р. Б. Заборовой, А. А. Илюшина и других исследователей {Гинзбург Лидия, Пушкин и Бенедиктов. - В кн.: "Пушкин. Временник 2", М.-Л., 1936, с. 148-182; Она же, О лирике, 2-е изд., Л., 1974, с. 103-126; Заборова Р., О переводах стихотворений Адама Мицкевича (Из архивных разысканий). - Рус. лит., 1966, Ќ 4, с. 138-144; Илюшин А. А., Бенедиктов - переводчик Мицкевича. - В кн.: "Польско-русские литературные связи", М., 1970, с. 234-250; Мельгунов Б. В., Из поэтического наследия В. Г. Бенедиктова. - "Русская литература", 1982, Ќ 3, с. 164-172.}, настоящее издание является наиболее полным научно подготовленным собранием стихотворений Бенедиктова. В процессе подготовки проведена сплошная проверка текстов по всем прижизненным изданиям стихотворений поэта, отдельным публикациям и сохранившимся рукописным источникам. Существенную помощь для определения основного текста произведений дало изучение в процессе подготовки издания эпистолярного наследия Бенедиктова и переписки его современников, материалов Цензурного комитета и других документов, хранящихся в различных архивах нашей страны.

Не опубликованная до настоящего издания рукописная часть поэтического наследия Бенедиктова (в автографах, корректурах, авторитетных списках) составляет около пятидесяти оригинальных произведений разного художественного достоинства. Она входит, вместе с автографами опубликованных произведений Бенедиктова, в основном в собрания автографов и других источников из архива поэта, рассредоточенных в четырех крупнейших архивохранилищах страны: в Отделах рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва), Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград), в Центральном государственном архиве литературы и искусства (Москва) и Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Ленинград). Примерно половина всех сохранившихся автографов Бенедиктова (оригинальные произведения) находится в Пушкинском Доме. Сохранившиеся автографы и другие авторитетные источники текстов относятся, как правило, к позднему периоду творчества Бенедиктова (1850-1860-е гг.).

В результате сопоставления всех рукописных, печатных источников и документов Цензурного комитета в настоящем издании восстановлены цензурные, автоцензурные изъятия и искажения. Фронтальная сверка всех источников дала возможность устранить типографские опечатки предшествующих изданий, установить и уточнить даты написания ряда стихотворений, ошибочно датированных и не датированных самим автором.

Сопоставление печатных текстов изданий разных лет убеждает в том, что при переиздании стихотворений (как авторских сборников, так и отдельных произведений - через много лет или через несколько месяцев) поэт нередко коренным образом перерабатывал произведение. Под тем же названием и на тот же сюжет писалось другое стихотворение, в другом стихотворном размере и другого объема; одно стихотворение разделялось на два самостоятельных; изменялись названия (иногда по нескольку раз) и вносились существенные поправки и дополнения в текст, вносилась стилистическая правка с учетом пожеланий критиков или в связи с изменившимися эстетическими взглядами автора и т. д.

Эти особенности творческой работы Бенедиктова обусловливают необходимость введения в настоящем издании специального раздела "Другие редакции и варианты", хотя бы частично позволяющего ознакомить читателя с творческой историей бенедиктовских стихотворений. В тех случаях, когда стихотворение имеет другую редакцию, приводимую в соответствующем разделе, около порядкового номера примечания ставится звездочка.

В настоящем издании принимается хронологический принцип расположения материала. Исключение составляют стихотворные циклы, образованные самим автором, которым отведено место, соответствующее дате позднейших произведений цикла. В книгу не включаются произведения (печатавшиеся или оставшиеся неопубликованными) одического характера, дружеские стихотворные послания, шуточные, юбилейные произведения, стихи, написанные "на случай", не представляющие художественного и исторического интереса. Из стихотворений такого рода отобраны и помещены в настоящем издании лишь наиболее характерные и значимые произведения. Не включаются также в настоящее издание стихотворения, приписываемые Бенедиктову без достаточной аргументации. Имеется, например, указание И. Г. Ямпольского, опирающегося на свидетельства П. И. Пашино и П. А. Ефремова, о принадлежности Бенедиктову стихотворений, печатавшихся в "Искре" 1859-1860 гг. с подписью "Пр. Вознесенский" (Ямпольский И., Сатирическая журналистика 1860-х годов. Журнал революционной сатиры "Искра" (1859-1873), М., 1964, с. 546). Однако ни одно из этих юмористических стихотворений не вошло ни в упоминавшийся выше сборник, подготовленный автором незадолго до смерти (ГПБ), ни в посмертное издание 1883-1884 гг. До сих пор не известен ни один бенедиктовский автограф этих стихотворений, нет других свидетельств Бенедиктова о принадлежности ему этих произведений.

Бенедиктов был одним из крупнейших поэтов-переводчиков своего времени. Эта часть его творческого наследия огромна и лишь частично может быть отражена в настоящем издании. Достаточно широко представив переводческие интересы Бенедиктова-лирика, мы оставляем за пределами издания переводы Бенедиктова, лишь частично известные в литературе, эпических и драматических произведений Байрона, Гете, Дюма-сына, Корнеля, Мицкевича.

Значительную трудность при издании стихотворений Бенедиктова представляет проблема установления текста и периодизации творчества. Ее приходится решать на основе изучения эволюции творческого пути поэта, на которой необходимо остановиться специально.

"Романтический" период творчества Бенедиктова охватывает 1830-1840-е гг. - время его наибольшей популярности. После третьего издания стихотворений Бенедиктова в 1842 г. и статьи Белинского об этой книге литературная продуктивность поэта значительно снижается. На протяжении одиннадцати лет (1843-1853 гг.) Бенедиктов печатал в периодических изданиях по одному-два случайных стихотворения в год, а в 1850-1852 гг. - не напечатал ни одного. Однако это не означало, что в указанный период приостановилась творческая деятельность поэта. В трехтомнике 1856 г. стихи 1842-1855 гг. занимают два последних тома. Уже в самом начале 1850-х гг. Бенедиктовым создан ряд стихотворений, свидетельствующих о существенных изменениях в общественной позиции и в творческом методе автора "Кудрей". Это и новые, ранее чуждые Бенедиктову, черты его поэзии - политическая сатира, гражданские и патриотические мотивы, бытовые детали и коллизии. Эти изменения (см. стихотворения "Современный гений", "Три власти Рима", "Ф. Н. Глинке", "Та ли это?", "Человек"), несомненно, связаны с кризисом общественного сознания в конце николаевского царствования, с важнейшими политическими событиями в Европе и в самой России.

Возвращение Бенедиктова в литературу ознаменовалось его программным произведением "К моей Музе", напечатанным в июльском номере "Библиотеки для чтения" за 1854 г., а с 1855 г. поэт возобновляет активное сотрудничество в журналах, сборниках, альманахах. Пора молчания Бенедиктова (она почти целиком падает на период так называемого "мрачного семилетия") обусловлена в значительной мере тем, что с 1847 по 1853 г. журналы вообще перестали печатать стихи. Вместе с тем в эту пору быстро завоевывает господствующее положение в литературе реалистический метод ("натуральная школа"), развивающий по преимуществу прозаические жанры.

Середина 1850-х гг. - время стремительного перерождения "поэта кудрей" в гражданского поэта-"обличителя", все более тяготеющего к реалистическому методу. Гражданская поэзия Бенедиктова возникла на волне массовой официально-патриотической литературы, выросшей в годы Крымской войны 1853-1856 гг., и развивалась далее под возрастающим влиянием натуральной школы и сатирической журналистики 1860-х гг.

Указанные обстоятельства служат основанием для определения (с некоторой долей условности) начала второго, "реалистического", периода творчества Бенедиктова в 1851 г.

Этим поворотом обусловлена в целом неудачная (хотя и не без исключений) попытка Бенедиктова переделать для издания 1856 г. свои стихи 1830-х гг. в соответствии с новыми требованиями и изменением собственных эстетических взглядов. В отличие от первого, "романтического", периода, именно в 1850-1860-х гг. - "Бенедиктов систематически перерабатывает как старые, так и новые свои стихи при каждой их перепечатке.

из названных периодов печатаются в хронологическом порядке по последней редакции в пределах одного периода. Исключение составляют ранние стихотворения, не публиковавшиеся автором до издания 1856 г. Они печатаются по позднейшей редакции. Наиболее существенные варианты и другие редакции помещаются в соответствующем разделе тома.

Даты первой публикации или год, не позднее которого написано стихотворение, заключены в угловые скобки; предположительные даты отмечены вопросительным знаком. Исходными данными для датировки текстов могут служить даты выхода изданий, в которых они публиковались, в том числе цензурные разрешения, приводимые в примечаниях. Стихотворения с неустановленными датами, вошедшие в трехтомник 1856 г., снабжаются крайними датами соответствующего тома, обозначенными автором на титульном листе: 1835-1842, 1842-1850, 1850-1856. Стихотворения с неустановленными датами, не печатавшиеся при жизни автора, помещаются в конце второго раздела без дат под текстом. Стихотворения, объемом превышающие 50 строк и не разделенные на строфы, снабжены строчной нумерацией.

В "Примечаниях" приводятся необходимые историко-литературные сведения о каждом произведении, кратко характеризуется его творческая и цензурная история. В библиографической части примечаний вслед за порядковым номером произведения указывается его первая публикация, затем (через точку с запятой) последующие ступени изменения текста и (после точки) источник, по которому печатается данное произведение, выделенный формулой "Печ. по...".

Ссылка на первую публикацию без дальнейшего указания на источник текста означает, что произведение печатается по первой публикации, так как его текст не перепечатывался более или перепечатывался без изменений. Простые перепечатки текста (в том числе и отдельные издания) в библиографическую справку не включаются. Целый ряд произведений Бенедиктова при жизни автора, зачастую без его ведома, перепечатывался (нередко с искажениями, сокращениями, изменениями названий) в хрестоматиях, книгах для народного чтения и сборниках стихов, предназначавшихся для исполнения на эстраде. Сведения об этих публикациях в библиографической справке не приводятся. Также не сообщаются в примечаниях данные о музыкальных произведениях, написанных на слова Бенедиктова. Они имеются в справочнике Г. Иванова "Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 г.)", вып. 1, М., 1966.

Орфография и пунктуация текстов приближены к современным. Сохранены только те индивидуальные и исторические особенности написания, которые имеют значение для произношения слов, ритма и интонации стихов.

Условные сокращения, принятые в примечаниях

БдЧ - журнал "Библиотека для чтения".

Белинский - Белинский В. Г., Полн. собр. соч. в 13-ти т., М, 1953-1959.

Быкова - Быкова В. П., Записки старой смолянки (Императорского Воспитательного общества благородных девиц). 1838-1878, ч 1 СПб., 1898; ч. 2, СПб., 1899.

"Век".

Вацуро - Вацуро В. Э., Комментарий к стихотворениям сборника "Мечты и звуки" в изд.: Некрасов Н. А., Полн. собр. соч и писем, т. 1, Л., 1981.

ГБЛ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).

ГПБ - Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

Добролюбов - Добролюбов Н. А., Собр. соч. в 9-ти т., М.-Л., 1961-1964.

ЖМНП - "Журнал Министерства народного просвещения".

И - журнал "Искра".

Ил - журнал "Иллюстрация".

ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.

"Киевлянин. Книга 1 на 1840 год", Киев, 1840 (ц. р. 12 февраля 1840).

КРЖ - сб. "Картины русской живописи", СПб., 1846 (ц. р. 18 октября 1846).

ЛБ - журнал "Литературная библиотека".

ЛГ - "Литературная газета".

ЛПРИ - "Литературные прибавления к "Русскому инвалиду"".

М - журнал "Москвитянин".

Мет - альманах "Метеор на 1845 год". СПб., 1845 (ц. р. 8 апреля 1845).

Мицкевич - Мицкевич Адам, Соч. в 2-х т., СПб.-М., 1882-1883.

МН - журнал "Московский наблюдатель".

"Невский альманах на 1847 и 1848 годы", вып. 1, СПб., 1847 (ц. р. 5 сентября 1846).

Некрасов - Некрасов Н. А., Полн. собр. соч. и писем в 12-ти т., М., 1948-1953.

ОА 1839 - "Одесский альманах на 1839 год" (ц. р. 31 декабря 1838).

ОА 1840 - "Одесский альманах на 1840 год" (ц. р. 22 декабря. 1839).

ОбВ - журнал "Общезанимательный вестник".

"Осенний вечер", СПб., 1835 (ц. р. 28 сентября 1835).

ОЗ - журнал "Отечественные записки".

П - журнал "Пантеон русского и всех европейских театров".

ПС - "Поэзия славян. Сборник лучших поэтических произведений славянских народов в переводах русских писателей. Под ред. Н. В. Гербеля", СПб., 1871.

РБ - "Русская беседа. Собрание сочинений русских литераторов, издаваемое в пользу А. Ф. Смирдина", т. 1, СПб., 1841 (ц. р. 30 сентября 1841).

"Русский вестник".

РИ - газета "Русский инвалид".

РМ - газета "Русский мир".

РСт - журнал "Русская старина".

С - журнал "Современник".

"Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф. Смирдина", т. 6, СПб., 1859 (ц. р. 11 марта 1859).

СЛ - сб. "Сто русских литераторов", СПб., 1845, т. 3 (ц. р. 25 мая 1845).

Сн - журнал "Снежинка".

СО - журнал "Сын отечества".

Сонеты - Мицкевич Адам, Сонеты, Л., 1976.

"Северная пчела".

ст. - стих.

Ст. 1835 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", СПб., 1835 (ц. р. 4 июля 1835).

Ст. 1836 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", 2-е изд., СПб., 1836 (ц. р. 29 января 1836).

Ст. 1838 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", кн. 2, СПб., 1838 (ц. р. 15 октября 1837).

"Стихотворения Владимира Бенедиктова", кн. 1, СПб., 1842 (ц. р. 17 августа 1842).

Ст. 1856 - "Стихотворения В. Бенедиктова", т. 1-3, СПб., 1856 (ц. р. 13 марта 1856).

Ст. 1857 - Новые стихотворения В. Бенедиктова, СПб., 1857 (ц. р. 18 сентября 1857).

Ст. 1870 - Стихотворения В. Г. Бенедиктова, А. Н. Майкова, Я. П. Полонского, гр. В. А. Соллогуба, гр. А. К. Толстого и Ф. И. Тютчева и объяснительный текст к живым картинам, данным в пользу Славянского благотворительного комитета 1 апреля 1870, СПб., 1870 (ц. р. 31 марта 1870).

Ст. 1883-1884 - "Стихотворения В. Бенедиктова. Посмертное издание под редакциею Я. П. Полонского", т. 1, СПб.-М., 1883; т. 2, 3, СПб. - М., 1884.

Ст. 1937 - Бенедиктов В. Г., Стихотворения. Вступительная статья и редакция Л. Я. Гинзбург, "Библиотека поэта" (М. с). Л., 1937.

Ст. 1939 - Бенедиктов В. Г., Стихотворения. Вступительная статья, редакция и примечания Л. Я. Гинзбург. "Библиотека поэта" (Б. с). Л., 1939.

ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (Москва).

ЦГИА - Центральный государственный исторический архив в Ленинграде.

Ш - журнал "Шехерезада".

Шевченко - Шевченко Т. Г., Журнал (Щоденник), Киiв, 1936.

Шиллер 1 - Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов, СПб., 1857 (ц. р. 26 апреля 1857).

Шиллер 2 - Собрание сочинений Шиллера в переводах русских писателей, т. 1, Лейпциг, 1863.

СТИХОТВОРЕНИЯ

СТИХОТВОРЕНИЯ 1850-1870-х ГОДОВ

250. Ст. 1857, с. 37-38. Корректура, текст которой отличается отсутствием наиболее "кощунственных" ст. 17-20, предназначавшаяся для СО, 1857, Ќ 24 - ИРЛИ. Текст перечеркнут цензорскими красными чернилами и не допущен к публикации в этом журнале.

252. СО, 1857, Ќ 36, 8 сентября, с. 569; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 109-126. "Длинное аллегорическое повествование <...> о "Посещении правды", - писал Добролюбов в рецензии на Ст. 1857, - не оживлено ни одним поэтическим мотивом. Однако же это стихотворение при своем появлении возбудило сильный восторг в публике - за несколько здравых мыслей, в нем высказанных" (Добролюбов, т. 2, с. 191-192). Пародия П. Вейнберга на стихотворение Бенедиктова - с героиней не-правдой издана анонимно в 1859 г, "Бенедиктову на стихотворение его "Посещение"", М., 1859).

254. Ст. 1857, с. 59-62.

255. Ст. 1857, с. 69-72.

256. Ст. 1857, с. 73-74.

258. Ст. 1857, с. 79-80. В рецензии на Ст. 1857 Добролюбов высмеял "гиперболическую изысканность фразы" этого стихотворения (Добролюбов, т. 2, с. 187).

"Воздушный корабль" (1840)..

260. Ст. 1857, с. 83-88.

261. Ст. 1857, с. 93-96.

263. Ст. 1857, с. 105-108. "Стихотворение "Ваня и няня", - писал Добролюбов в рецензии на Ст. 1857, - мы причисляем к 'наиболее удачным стихотворениям г. Бенедиктова не только по мысли, но даже и по исполнению" (Добролюбов, т. 2, с. 198).

273. БдЧ, 1857, т. 146 (ц. р. 5 декабря 1857), с. 3-4, под загл. "В лесу"; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 101-104. По мнению А. П. Могилянского, стихотворение является "непосредственным литературным откликом" поэта на "Поездку в Полесье" И. С. Тургенева, опубликованную в 1857 г. (см.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 30 т., изд. 2, Соч., т. 5, М., 1980, с. 435).

При содействии В. А. Жуковского, Канкрин в 1834 г. перевел молодого Бенедиктова на гражданскую службу, назначив его своим секретарем.

275. СО, 1857, Ќ 4 (ц. р. 26 января 1857), с. 80-81, под загл. "1857 год"; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 5-10. Многократно перепечатывалось. Первоначальный вариант стихотворения был подготовлен к печати в СО, 1857, Ќ 2. 8 января 1857 г. Санкт-петербургский цензурной комитет, "признавая достоинство этого стихотворения и имея в виду, что по статье 6 устава о цензуре долженствует обращать особенное внимание на дух рассматриваемой книги, на видимую цель и настроение автора", "затрудняясь одобрить" стихотворение, представил его на рассмотрение в Главное управление цензуры. Обсуждение состоялось 12 января 1857 г., было обращено особое внимание на ст. 21-24, из стихотворения было исключено четверостишие:

  Жили как улитки 
  Сонные отцы; 
  Дети стали прытки, - 
   

Полный текст доцензурной редакции остается неизвестным. В связи с этим восстановить приведенное из протокола цензурного управления четверостишие в настоящем издании не представляется возможным. А. В. Старчевский предполагал напечатать стихотворение в СО, 1857, Ќ 3, однако автор в письме от 15 января приостановил публикацию: "На этих днях я доставлю Вам исправленный мною рукописный экземпляр, и можно будет печатать в следующем номере" (ИРЛИ). 2 сентября 1857 г., услышав устное чтение (после "Собачьего пира" и "Вход воспрещается") "На новый 1857-й", Т. Г. Шевченко "дивился и ушам не верил. Много еще кое-чего упруго-свежего, живого было прочитано <...> Но я все свое внимание и увлечение сосредоточил на Бенедиктове" (Шевченко, с. 113), Об отзыве Добролюбова см. примеч. 243. В нем был коронован Царь земли родной - Александр II коронован 26 августа 1856 г. Царственная милость Падших подняла - имеется в виду манифест Александра II в день его коронации о ряде "милостей", в том числе об освобождении ссыльных декабристов.

276. СО, 1857, Ќ 6, 10 февраля, с. 129, с датой: Января 27 1857 г. Петербург; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 25-26. Два беловых автографа - ИРЛИ, ГПБ. Николай Федорович Щербина (1821-1869) - поэт, критик, автор стихов на темы и в манере античной литературы, утверждающих культ красоты, рационалистически-спокойного отношения к миру. В 1850-1860-е гг. в его творчестве зазвучали гражданские, сатирические мотивы.

277. СО, 1857, Ќ 15, 14 апреля, под загл. "Нельзя"; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 41-46. Автограф и корректура ранней редакции - ИРЛИ. Автограф журнальной редакции - ЦГАЛИ. '17 февраля 1857 г. Е. А. Штакеншнейдер (см. примеч. 278) записала в дневнике: "Бенедиктов читал свои стихи, посвященные Ивану Карловичу, под заглавием "Вход воспрещается!". Иван Карлович уверяет, что он всюду читает эту надпись, начиная с Исаакиевского собора, где она написана на четырех языках, на всех храмах, храме искусств и храме счастья..." (Штакеншнейдер, с. 151). См. также примеч. 275.

282. Печ. по списку из фонда Бенедиктова в ГПБ. Это стихотворение включено в "Содержание" (ГПБ) готовившегося поэтом незадолго до смерти сборника новых стихотворений. Антонина Христиановна Лаврова (1823-1865) - жена известного ученого, в дальнейшем революционера, теоретика народничества П. Л. Лаврова, с которым Бенедиктов был особенно дружен в 1857 г. (см.: Штакеншнейдер, с. 146-148), Ср. примеч. 238.

"Мысль и кулак" и пометой под текстом: "Отдано в редакцию "Сына Отечества" 16 февр. 1858" - ЦГАЛИ.

285. Ил, 1858, Ќ 26, 3 июля, с. 3; ЛБ, 1866. Печ. по ЛБ, 1866, т. 1, октябрь, кн. 2, с. 98.

286. Ил, 1858, Ќ 40, 9 октября, с. 235.

287. СО, 1858, Ќ 48, 30 ноября, с. 1431.

288. СО, 1858, Ќ 11, 16 марта, с. 305. Автограф с подписью Бенедиктова и редакторской пометой: "Сейчас набрать, чтоб завтра было у цензора. 10.III". - ЦГАЛИ. Осип Иванович Сенковский (1800-4 марта 1858) - востоковед, писатель, критик, редактор БдЧ - первого журнала, привлекшего Бенедиктова к сотрудничеству в 1836 г.

"Изабелле Львовне Гринберг" и датой: 9 мая 1858 - ГПБ. Гр<инбер>г Изабелла Львовна (в замужестве Ласкос, ум. в 1877 г.) - прозаик, драматург 1860-1870-х гг.