Стихотворения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бенедиктов В. Г., год: 1884
Категория:Стихотворение

В. Г. Бенедиктов

Стихотворения

Составление, подготовка текстов и примечания Б. В. Мельгунова

В.Г. Бенедиктов. Стихотворения.

"Библиотека поэта". Большая серия

Л., 1983

СОДЕРЖАНИЕ

СТИХОТВОРЕНИЯ 1850-1870-х ГОДОВ

220. Что-то будет?

221. Чувство

222. Я знаю

223. Смейтесь!

224. Сновидение (Написано после посещения Гостилиц)

225. Прометей

226. Дионисий и Филоксен

228. Отзыв на вызов (Тем же девицам)

229. Письмо Абдель-Кадера

230. Ребенку

231. Благодарю

236. Раздумье

237. Чесменские трофеи

240. Послание о визитах (К М. Ф. Ш<такеншнейдер>)

241. "Увы! мечты высокопарной..."

242. Война и мир

245. Верю

246. Бездарный

247. Когда бы

248. Я помню

249. Старому приятелю.

220. ЧТО-ТО БУДЕТ?

  Я предрассудков враг, но я не чужд гаданья 
  Над тайной участью цветущего созданья, 
  Вступающего в свет с чувствительной душой 
  И сердцем трепетным. Что будет? Боже мой! 
  Что деву юную ждет в этом мире строгом, 
  Богатом в горестях, а в радостях убогом? 
  Какой ей в жизни путь судьбой определен? 
  Кто будет спутник ей? Кто будет этот он? 
   
  Ей дать в приданое, но добрые советы, 
  И на далекий путь снабдить ее притом 
  Дорожной грамотой, хранительным листом. 
  "О рок земной! Смягчись, - рукою всемогущей 
  Созданью нежному дай светлый день грядущий! - 
  Так с теплой просьбою взываю я к судьбе. - 
  Не изомни цветка, врученного тебе! 
  Злой бурей не обидь едва расцветшей розы!" 
  А там, от тихих просьб переходя в угрозы, 
  Я повелительно судьбе в глаза смотрю 
  И, пальцем ей грозя: "Так помни ж!" - говорю, 
  Как будто бы она должна быть мне послушна, 
  А та на всё глядит спокойно, равнодушно. 

Между 1850 и 1856

221. ЧУВСТВО

  Подумаешь: к чему все эти бури - 
  Гроза страстей? Мне так легко с тех пор, 
  Как на тебя упал мой бедный взор 
  И плавать стал очей твоих в лазури. 
   
  Так хорошо мне было бы с тобою, 
  Так по себе, что я с моей судьбою 
  Поладил бы, и на душу мою 
  Сошла бы та спокойная отрада, 
  То тихое довольство добрых душ, 
  Которого не трогай, не нарушь - 
  И ничего уж более не надо! 

Между 1850 и 1856

222. Я ЗНАЮ

  Я знаю, - томлюсь я напрасно, 
  Я знаю, - люблю я бесплодно, 
  Ее равнодушье мне ясно, 
  Ей сердце мое - неугодно. 
   
  Я нежные песни слагаю, 
  А ей и внимать недосужно, 
  Ей, всеми любимой, я знаю, 
  Мое поклоненье не нужно. 
   
  Решенье судьбы неизменно. 
  Не так же ль средь жизненной битвы 
   
  А нужны ли небу молитвы? 
   
  Над нашею бренностью гибкой, 
  Клонящейся долу послушно, 
  Стоит оно с вечной улыбкой 
  И смотрит на нас равнодушно, - 
   
  И, видя, как смертный склоняет 
  Главу свою, трепетный, бледный, 
  Оно неподвижно сияет, 
  И смотрит, и думает: "Бедный!" 
   
  И мыслю я, пронят глубоко 
  Сознаньем, что небо бесстрастно: 
  Не тем ли оно и высоко? 
  Не тем ли оно и прекрасно? 

Между 1850 и 1856

223. СМЕЙТЕСЬ!

  Еще недавно мы знакомы, 
  Но я уж должен вам сказать, 
  Что вы усвоили приемы, 
  Чем можно сердце потерзать; 
   
  Пощекотать больное чувство, 
  Чтоб после, под его огнем, 
  Свои фантазии на нем 
  С прегармоническим расчетом 
  Так ловко, верно, как по нотам, 
  Слегка разыгрывать, смеясь, - 
  Везде вам музыка далась! 
  Вы проходили эту гамму, - 
  И, с страшной злостью вас любя, 
  В угоду вам, я сам себя 
  Готов поднять на эпиграмму. 
  Сквозь грани радужные призм 
  Смотреть уж поздно мне, конечно, 
  Да, сознаюсь чистосердечно: 
  Мои мечты - анахронизм. 
  О, смейтесь, смейтесь смехом явным! 
  Не правда ль - чувство так смешно? 
  Ему всегда иль быть забавным, 
  Иль жалким в мире суждено. 
   
  Когда ж мы встретимся опять, - 
  Мы обратим всё это в шутку 
  И будем вместе хохотать. 

Между 1850 и 1856

224 СНОВИДЕНИЕ

(НАПИСАНО ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ГОСТИЛИЦ)

  Мне виделся сон - упоительный сон. 
  Мне снилось: из пыли враждебной 
  Чрез море и сушу я был унесен 
  И замок предстал мне волшебный. 
  Красиво смотрел он с своей высоты 
  На прелесть природы окрестной; 
  Лаская, его обнимали цветы 
  При блеске лазури небесной. 
  В фонтанах, в каскадах, под солнца лучом 
  Вода говорливо резвилась, 
  То била из грота студеным ключом, 
  То озером светлым ложилась, - 
  И птичка, взлетая, веселую трель 
   
  А в водном потоке играла форель 
  И стерлядь степенно ходила. 
  Роскошные виды со всех там сторон 
  Являлись несытому зренью, 
  Приветно кивали и ясень и клен 
  Ветвями с отрадною тенью. 
  Разумный владелец всё сам насадил, 
  Сам доброй рукою посеял, 
  И каждый иссохший сучок отделил, 
  И свежую ветку взлелеял, - 
  И с нежной заботой ходил он окрест, 
  Призыву хозяйства послушно, 
  И чудные виды пленительных мест 
  Указывал гостю радушно. 
  Всё было прекрасно! Но лучше всего, 
  Что там озаряла денница, 
  И лучше всех видов и замка того 
  Была того замка царица. 
  Живой, христианской, святой теплоты 
   
  И кроткого лика сияли черты 
  Глубокою верою в бога, 
  И ясно ее выражало чело 
  Дел добрых прекрасную повесть, 
  И сердцу при ней становилось тепло, 
  Целилась молитвою совесть. 
  Исчезнул мелькнувший мне сладостный сон, 
  Но сердце его сохранило, - 
  И думаю: "Более! как ясен был он! 
  Да, полно, во сне ль это было?" 

Между 1850 и 1856

225. ПРОМЕТЕЙ

  Стянут цепию железной, 
  Кто с бессмертьем на челе 
  Над разинутою бездной 
  Пригвожден к крутой скале? 
  То Юпитером казнимый 
  С похитительного дня - 
  Прометей неукротимый, 
   
  Цепь из кузницы Вулкана 
10 В члены мощного титана 
  Вгрызлась, резкое кольцо 
  Сводит выгнутые руки, 
  С выраженьем гордой муки 
  Опрокинуто лицо; 
  Тело сдавленное ноет 
  Под железной полосой, 
  Горный ветер дерзко роет 
  Кудри, взмытые росой; 
  И страдальца вид ужасен, 
20 Он в томленье изнемог, 
  Но и в муке он прекрасен, 
  И в оковах - всё он бог! 
  Всё он твердо к небу взводит 
  Силу взора своего, 
  И стенанья не исходит 
  Из поблеклых уст его. 
  Вдруг - откуда так приветно 
   
  Крыл движенье, легкий шум, 
30 Уст незримых легкий шепот 
  Прерывает тайный ропот 
  Прометея мрачных дум. 
  Это - группа нимф воздушных, 
  Сердца голосу послушных 
  Дев лазурной стороны, 
  Из пределов жизни сладкой 
  В область дольних мук украдкой 
  - Низлетела с вышины, - 
  И страдалец легче дышит, 
40 Взор отрадою горит. 
  "Успокойся! - вдруг он слышит, 
  Точно воздух говорит. - 
  Успокойся - и смиреньем 
  Гнев Юпитера смири! 
  Бедный узник! Говори, 
  Поделись твоим мученьем 
  С нами, вольными, - за что 
   
  Из бессмертных не наказан? 
50 Ты узлом железным связан 
  И прикован на земле 
  К этой сумрачной скале". 
   
  "Вам доступно состраданье, - 
  Начал он, - внимайте ж мне 
  И мое повествованье 
  Скройте сердца в глубине! 
  Меж богами, в их совете, 
  Раз Юпитер объявил, 
  Что весь род людской на свете 
60 Истребить он рассудил. 
  "Род, подобный насекомым! 
  Люди! - рек он. - Жалкий род! 
  Я вас молнией и громом 
  Разражу с моих высот. 
  Недостойные творенья! 
  Не заметно в вас стремленья 
  К светлой области небес, 
   
  Вас не двигают искусства, 
70 Весь ваш мир - дремучий лес". 
  Молча сонм богов безгласных, 
  Громоносному подвластных, 
  Сим словам его внимал, 
  Все склонились - я восстал. 
  О, как гневно, как сурово 
  Он взглянул на мой порыв! 
  Он умолк, я начал слово: 
  "Грозный! ты несправедлив. 
  Страшный замысл твой - обида 
80 Правосудью твоему? - 
  Ты ли будешь враг ему? 
  Грозный! Мать моя - Фемида 
  Мне вложила в плоть и кровь 
  К правосудию любовь. 
  Где же жить оно посмеет, 
  Где же место для него, 
  Если правда онемеет 
   
  Насекомому подобен 
90 Смертный в свой короткий век, 
  Но и к творчеству способен 
  Этот бренный человек. 
  Вспомни мира малолетство! 
  Силы спят еще в зерне. 
  Погоди! Найдется средство - 
  И воздействуют оне". 
   
  Я сказал. Он стал ворочать 
  Стрелы рдяные в руках! 
  Гнев висел в его бровях, 
100 "Я готов мой гром отсрочить!" - 
  Возгласил он - и восстал. 
   
  Гром отсрочен. Льется время. 
  Как спасти людское племя? 
  Непрерывно я искал. 
  Чем в суровой их отчизне 
  Двигнуть смертных к высшей жизни? 
  И загадка для меня 
   
  Дать огня им - крошку света - 
110 Искру в пепле и золе - 
  И воспрянет, разогрета, 
  Жизнь иная на земле. 
  В дольнем прахе, в дольнем хламе 
  Искра та гореть пойдет, 
  И торжественное пламя 
  Небо заревом зальет. 
  Я размыслил - и насытил 
  Горней пищей дольний мир, - 
  Искру с неба я похитил, 
120 И промчал через эфир, 
  Скрыв ее в коре древесной, 
  И на землю опустил, 
  И, раздув огонь небесный, 
  Смертных небом угостил. 
  Я достиг желанной цели: 
  Искра миром принята - 
  И искусства закипели, 
   
  Застонал металл упорный 
130 И, оставив мрак затворный, 
  Где от века он лежал, 
  Чуя огнь, из жилы горной 
  Рдяной кровью побежал. 
  Как на тайну чародея, 
  Смертный кинулся смотреть, 
  Как железо гнется, рдея, 
  И волнами хлещет медь. 
  Взвыли горны кузниц мира, 
  Плуг поля просек браздой, 
140 В дикий лес пошла секира, 
  Взвизгнул камень под пилой; 
  Камень в храмы сгромоздился, 
  Мрамор с бронзой обручился, 
  И, паря над темным дном, 
  В море вдался волнорезом 
  Лес, прохваченный железом, 
  Окрыленный полотном. 
   
  Гимн воспели небесам, 
150 И в восторге стали юны 
  Старцы, вняв их голосам. 
  Вот за что я на терзанье 
  Пригвожден к скале земной! 
  Эти цепи - наказанье 
  За высокий подвиг мой. 
  Мне предведенье внушало, 
  Что меня постигнет казнь, 
  Но меня не удержала 
  Мук предвиденных боязнь, 
160 И с Юпитерова свода 
  Жребий мой меня послал, 
  Чтоб для блага смертных рода 
  Я, бессмертный, пострадал". 
   
  Полный муки непрерывной, 
  Так вещал страдалец дивный, 
  И, внимая речи той, 
  Нимфы легкие на воле 
   
  Нежной плакали душой 
170 И, на язвы Прометея, 
  Как прохладным ветерком, 
  Свежих уст дыханьем вея, 
  Целовали их тайком. 

Между 1850 и 1856

226. ДИОНИСИЙ И ФИЛОКСЕН

  Вступает - на диво и смех Сиракузам - 
  Тиран Дионисий в служители музам: 
  Он лиру хватает, он пишет стихи; 
  Но музы не любят тиранов холодных, - 
  Творит он лишь груды рапсодий негодных, 
  Исполненных вялой, сухой чепухи. 
  Читает. В собранье все внемлют с боязнью. 
  Зевать запретил он под смертною казнью, 
  Лишь плакать дозволил, а те наконец 
  Зевоту с таким напряженьем глотают, 
  Что крупные слезы из глаз выступают, 
  И, видя те слезы, доволен певец. 
   
   
  Кругом восклицанья, хвалы, одобренье: 
  "Прекрасно!" - И новый служитель камен, 
  Чтоб выслушать суд знатока просвещенный, 
  Зовет - и приходит к нему вдохновенный 
  Творец дифирамбов, поэт - Филоксен. 
   
  "Я снова взлетел на парнасские выси 
  И создал поэму, - сказал Дионисий. - 
  Прослушай - и мненья не скрой своего!" 
  И вот - он читает. Тот выслушал строго: 
  "Что? много ль красот и достоинств?" - 
  "Не много".
  - "А! Ты недоволен. В темницу его!" 
  Сказал. Отвели Филоксена в темницу, 
  От взоров поэта сокрыли денницу, 
  И долго томился несчастный. Но вот 
  Свободу ему возвращают и снова 
  Зовут к Дионисию. "Слушай! Готова 
  Другая поэма, - тут бездна красот". 
  И новой поэмы, достоинством бедной, 
   
  Мутятся глаза его, хочется спать. 
  Тот кончил. "Ну что? Хорошо ли?" - Ни слова 
  Ему Филоксен, - отвернулся сурово 
  И крикнул: "Эй! Стража! В темницу опять!" 

Между 1850 и 1856

228 ОТЗЫВ НА ВЫЗОВ

(ТЕМ ЖЕ ДЕВИЦАМ)

  Вдоль жизни проходя средь терний, я привык 
  Спокойно попирать колючую дорогу, 
  Но чувствую в душе невольную тревогу, 
  Когда вокруг меня колышется цветник, 
  И девы юные - земные херувимы - 
  В своих движениях легки, неуловимы, 
  Живым подобием роскошного венка 
  Свиваются вокруг поэта-старика, 
  И зыблющийся круг существ полуэфирных 
  Ждет песен от меня и свежих звуков лирных, 
  А я, растерянный, смотрю, боясь дохнуть 
  Тлетворным холодом на их цветистый путь, 
   
  Набросить невзначай угрюмой мысли тень, 
  Мечту их подломить или измять надежду 
  И сумраком задеть их восходящий день... 
  Нет! Нет, не требуйте, цветущие созданья, 
  От ослабелых струн могучего бряцанья! 
  Всё поле жизни вам я скоро уступлю, 
  А сам, как ветеран, уж утомленный битвой, 
  Безмолвно, с тайною сердечною молитвой, 
  Вас, дети, трепетной рукой благословлю. 

Между 1850 и 1856

229. ПИСЬМО АВДЕЛЬ-КАДЕРА

  В плену у французов - светило Алжира - 
  Эмир знаменитый. Содержат эмира 
  Они в Амбуазе, где замка стена 
  Крепка и надежна, - и пленник, доныне 
  Летавший на бурном коне по пустыне, 
  Уныло глядит в амбразуру окна. 
   
  И вдруг под окном, как другая денница, 
  Блестящая юной красою девица 
   
  И взор - коя-нур - этот пламенник мира - 
  Девицею брошен в окно на эмира, - 
  И вспыхнула дева, и рдеет в огне. 
   
  И завтра опять проезжает, и снова 
  Взглянула, краснеет. Не надобно слова, - 
  Тут сердце открыто - смотри и читай! 
  Упрямится конь, но с отвагою ловкой 
  Наездница с поднятой гордо головкой 
  Его укрощает: эмир, замечай! 
   
  И смотрит он, смотрит, с улыбкой любуясь, 
  Как милая скачет, картинно рисуясь; 
  Блеснул в его взоре невольный привет, 
  Замеченный ею... Как быстро и круто 
  Она повернула! - Такая минута 
  И в сумраке плена для пленника - свет, 
   
  Сн сам уже ждет ее завтра, и взгляды 
  Кидает в окно, в ожиданье отрады, 
  И светлым явленьем утешен опять; 
  Но ревностью зоркой подмечена скоро 
   
  Спешила немые свиданья прервать. 
   
  Эмир с этих пор в заключенье два года 
  Не мог ее видеть. Когда же свобода 
  Ему возвратилась, узнал он потом, 
  Кто та, кем бывал он так радуем, пленный, 
  И в память ей перстень прислал драгоценный 
  С исполненным кроткого чувства письмом. 
   
  "Хвала тебе, - пишет он, - ангел прелестный! 
  Аллах да хранит в тебе дар свой небесный - 
  Святую невинность! - О ангел любви! 
  Прими без смущенья привет иноверца! 
  В очах твоих - небо, ночь - в области сердца. 
  О, будь осторожна, в молитве живи! 
   
  О белая горлица! Бел, как лилея, 
  Твой конь аравийский, но лик твой белее. 
  Врага берегись: он и вкрадчив и тих, 
  Но хищен и лют, хоть прикрашен любовью: 
  Неопытной девы ползя к изголовью, 
  Он девственных прелестей жаждет твоих. 
   
   
  Твои опозорить: отталкивай змия, 
  Доколе аллах не пошлет, как жену, 
  Тебя с благодатью к супружеской сени! 
  Прими этот перстень на память мгновений, 
  Блеснувших мне радостью чистой в плену. 
   
  Пред хитрым соблазном, пред низким обманом - 
  Сей перстень да будет тебе талисманом! 
  Сама ль поколеблешься ты - и тогда 
  Скажи себе: "Нет! Быть хочу непреклонной. 
  Нет, сердце, ты лжешь; пыл любви незаконной - 
  Напиток позора и праздник стыда". 
   
  И буди - светило домашнего круга, 
  Хранящая верность супругу супруга! 
  Будь добрая матерь и чадам упрочь 
  И радость, и счастье! Когда не забудешь 
  Священного долга - жить в вечности будешь, 
  Младая аллаха прекрасная дочь!" 

Между 1850 и 1856

230. РЕБЕНКУ

   
  И сладость взгляда твоего 
  Меня кидают в жар и трепет - 
  Я сам не знаю - отчего. 
  Зачем, порывом нежной ласки 
  К земному ангелу влеком, 
  Твои заплаканные глазки 
  Целую жадно я тайком? 
  Не знаю... Так ли? - Нет, я знаю: 
  Сквозь ласку грешную мою 
  Порой, мне кажется, ласкаю 
  В тебе я маменьку твою; 
  Я, наклонясь к малютке дочке, 
  Хочу схватить меж слезных струй 
  На этой пухлой детской щечке 
  Другой тут бывший поцелуй, 
  Еще, быть может, неостылый... 
  То поцелуй святой любви 
  Той жизнедательницы милой, 
  Чья кровь, чья жизнь - в твоей крови; 
   
  На листьях бледных и сухих, 
  Твоя невинная слезинка 
  Осталась на губах моих. 
  Дитя! Прости мне святотатство! 
  Прости мне это воровство! 
  Чужое краду я богатство, 
  Чужое граблю торжество. 

Между 1850 и 1856

231. БЛАГОДАРЮ

  Благодарю. Когда ты так отрадно 
  О чем-нибудь заводишь речь свою, 
  В твои слова я вслушиваюсь жадно 
  И те слова бездонным сердцем пью. 
  Слова, что ты так мило произносишь, 
  Я, в стих вложив, полмира покорю, 
  А ты мне их порою даром бросишь. 
  Благодарю! Благодарю! 
   
  Поешь ли ты - при этих звуках млея, 
  Забудусь я в раздумье на часок; 
   
  Малиновки домашней голосок, - 
  И каждый звук ценю я, как находку, 
  За каждый тон молитву я творю, 
  За каждую серебряную нотку 
  Благодарю - благодарю. 
   
  Под тишиной очей твоих лазурных 
  Порой хочу я сердцем отдохнуть, 
  Забыть о днях мучительных и бурных... 
  Но как бы мне себя не обмануть? 
  Моя душа к тебе безумно рвется, - 
  И если я себя не усмирю, 
  То тут уж мне едва ль сказать придется 
  "Благодарю, благодарю". 
   
  Но если б я твоим увлекся взором 
  И поздний жар еще во мне возник, 
  Ты на меня взгляни тогда с укором - 
  И я уймусь, опомнюсь в тот же миг, 
  И преклонюсь я к твоему подножью, 
  Как старый грех, подползший к алтарю, 
   
  Благодарю! Благодарю! 

Между 1850 и 1856

233. ПРОСЬБА

  Ах, видит бог, как я тебя люблю, 
  Ты ж каждый раз меня помучить рада, 
  Пожалуйста - не мучь меня, молю, 
  Пожалуйста - не мучь меня, - не надо! 
   
  Прими подчас и пошлый мой привет, 
  Избитое, изношенное слово! 
  Не хорошо? - Что ж делать? - Лучше нет. 
  Старо? - Увы! Что ж в этом мире ново? 
   
  И сам я стар, и полон стариной, 
  А всё теснюсь в сердечные страдальцы.., 
  Пожалуйста - не смейся надо мной! 
  На глупости смотри мои сквозь пальцы! 
   
  Молчу ли я? - Махни рукою: пусть! 
  Дай мне молчать и от меня не требуй 
  Моих стихов читанья наизусть, - 
  Забыл - клянусь Юпитером и Гебой! 
   
   
  Лишь на тебя я жадный взгляд мой брошу - 
  Всё вмиг забыл, - и как я рад притом, 
  Что с памяти свалил я эту ношу, 
   
  Весь этот груз! Мне стало так легко. 
  Я в тот же миг юнею, обновляюсь... 
  А всё еще осталось далеко 
  До юности... Зато я и смиряюсь. 
   
  Мои мечты... Я так умерен в них! 
  Мне подари вниманья лишь немножко, 
  Да пусть ко мне от щедрых ласк твоих 
  Перепадет крупица, капля, крошка! 
   
  Я и не жду взаимности огня, 
  Я в замыслах не так высокопарен! 
  Терпи меня, переноси меня, - 
  Бог знает как и то я благодарен! 

Между 1850 и 1856

236. РАЗДУМЬЕ

  Когда читаю я с улыбкой старика 
  Написанное мной в то время золотое, 
   
  Готова изменить и вычеркнуть иное, - 
  Себя остановив, вдруг спрашиваю я: 
  Черты те исправлять имею ли я право? 
  Порой мне кажется, что это не моя 
  Теперь уж собственность, и, "мудрствуя лукаво", 
  Не должен истреблять я юного греха 
  В размахе удалом залетного стиха, 
  И над его огнем и рифмой сладострастной 
  Не должен допускать управы самовластной. 
  Порой с сомнением глядишь со всех сторон 
  И ищешь автора, - да это, полно, я ли? 
  Нет! Это он писал. Пусть и ответит он 
  Из прошлых тех времен, из той туманной дали! 
  Чужого ли коснусь я дерзкою рукой? 
  Нет! Даже думаю в невольном содроганье: 
  Зачем под давнею, забытою строкой 
  Подписываю я свое именованье? 

Между 1850 и 1856

237. ЧЕСМЕНСКИЕ ТРОФЕИ

   
  В море наши исполины 
  Дали вновь урок чалме, 
  Налетев на сопостата, 
  Нашей матушки ребята 
  Отличились при Чесме. 
  Наш орел изринул пламя - 
  И поникло турков знамя, 
  Затрещала их луна, 
  Флот их взорван - и во влагу 
  Брошен в снедь архипелагу, 
  Возмущенному до дна. 
  Пронеслась лишь весть победы
  Взликовали наши деды, 
  В гуд пошли колокола, 
  Пушки гаркнули в столице: 
  Слава матушке царице! 
  Храбрым детушкам хвала! 
  Се добыча их отваги, - 
  Кораблей турецких флаги 
   
  И, усвоенные кровно, 
  Посвящаются любовно 
  Вечной памяти Петра. 
   
  Там - Невы в широкой раме 
  Есть гробница в божьем храме 
  Под короной золотой. 
  Над заветной той гробницей 
  С римской цифрой - I (единицей) 
  Русский выведен - П (покой), 
   
  Там - кузнец своей державы, 
  Дивный плотник русской славы, 
  Что, учась весь век, учил, 
  С топором, с дубинкой, с ломом, 
  С молотком, с огнем и громом, 
  Сном глубоким опочил. 
   
  По царицыну веленью 
  Те трофеи стали сенью 
  Над гробницею того, 
  Чья вся жизнь была работа, 
   
  Возбудителем всего. 
   
  И гробница под навесом - 
  Под густым знаменным лесом - 
   
  Говорила за него... 
  Всюду честь воздать хотела 
  Продолжительница дела 
  Начинателю его. 
   
  Не умрут дела благие! 
  Там соборне литургия 
  Совершается над ним, 
  Там - сановные все лица 
  И сама императрица 
  С золотым двором своим. 
   
  И средь общего вниманья 
  Для духовного вещанья 
  Вышел пастырь на амвон, - 
  То был он - медоречивый 
  Славный пахарь божьей нивы, 
  Словосеятель - Платон, - 
   
   
  Перед паствой, без налоя, 
  Слух и сердце увлекал, 
  И при страшносудных спросах, 
  Поднимая грозно посох, 
  Им об землю ударял. 
   
  Вот он вышел бросить слово 
  При ниспосланных нам снова 
  Знаках божьих благостынь 
  И изрек сначала строго 
  Имя троичное бога 
  С утвердительным "аминь". 
   
  И безмолвье воцарилось... 
  Ждали все - молчанье длилось. 
  Мнилось - пастырь онемел. 
  Шепот в слушателях бродит: 
  "Знать, он слова не находит, 
  Дар глагола отлетел". 
   
  Ждут... и вдруг, к турецким стягам 
  Обратясь, широким шагом 
   
  Устремился на гробницу 
  И простер свою десницу 
  Над останками Петра. 
   
  Все невольно содрогнулись, 
  И тайком переглянулись, 
  И поникшие стоят... 
  Сквозь разлитый в сфере храма 
  Дым дрожащий фимиама. 
  Стены, виделось, дрожат. 
   
  И, простертою десницей 
  Двигнут, вскользь над той гробницей, 
  Строй знамен, как ряд теней, 
  Что вокруг шатром сомкнулся, 
  Зашатался, всколыхнулся 
  И развеялся над ней. 
   
  И над чествуемым прахом 
  Ризы пасторской размахом 
  Всколебалось пламя свеч; 
  Сень, казалось, гробовая 
   
  Излилась Платона речь. 
   
  И прогрянул глас витии: 
  "Петр! Восстань! И виждь России 
  Силу, доблесть, славу, честь! 
  Се трофеи новой брани! 
  Морелюбец наш! Восстани 
  И услышь благую весть!" 
   
  И меж тем как слов гремящих 
  Мощь разила предстоящих, 
  Произнес из них один 
  Робким шепотом, с запинкой: 
  "Что он кличет? - Ведь с дубинкой 
  Встанет грозный исполин!" {*} 

Между 1850 и 1856

{* Черта историческая. Бывший при этом случае граф К. Г. Разумовский сказал тихо окружавшим его: "Чего вин его кличе? Як встане, то всем нам достанется" (см. "Двор и замечательные люди в России в половине XVIII столетия", соч. Вейдемейера, СПб., 1846 г., изд. Эйнерлинга, с. 93).}

240 ПОСЛАНИЕ О ВИЗИТАХ

(К М. Ф. Ш<ТАКЕНШНЕИДЕР>)

  Вы правы. Рад я был сердечно 
  От вас услышанным словам: 
   
  Итак - не еду нынче к вам 
  И, кстати, одержу победу 
  Над предрассудком: ни к кому 
  В сей светлый праздник не поеду 
  И сам визитов не приму; 
  Святого дня не поковеркав, 
10 Схожу я утром только в церковь, 
  Смиренно богу помолюсь, 
  Потом, с почтеньем к генеральству, 
  Как должно, съезжу по начальству 
  И крепко дома затворюсь. 
   
  Обычай истинно безумный! 
  Китайских нравов образец! 
  День целый по столице шумной 
  Таскайся из конца в конец! 
  Составив список презатейный 
20 Своим визитам, всюду будь - 
  На Острову и на Литейной, 
  Изволь в Коломну заглянуть. 
   
  Будь у Таврического сада, 
  На Петербургской стороне, 
  Будь моря Финского на дне, 
  В пределах рая, в безднах ада, 
  На всех планетах, на луне! 
   
  Блажен, коль слышишь: "Нету дома" 
30 "Не принимают". - Как огня, 
  Как страшной молнии и грома 
  Боишься длинного приема: 
  Изочтены минуты дня - 
  Нельзя терять их; полтораста 
  Еще осталось разных мест, 
  Где надо быть, тогда как часто 
  Несносно длинен переезд. 
  Рад просто никого не видеть 
  И всех проклясть до одного, 
   
40 Лишь только б в праздник никого 
  Своим забвеньем не обидеть, - 
  Лишь только б кинуть в каждый дом 
   
  Не видеть лиц - сих адских пугал.., 
  Что лица? - Дело тут не в том, 
  А вот в чем: карточка и угол! 
  Лишь только б карточку швырнуть, 
  Ее где следует удвоить, 
  И тут загнуть, и там загнуть, 
50 И совесть, совесть успокоить! 
  Ярлык свой бросил, хлоп дверьми: 
  Вот - на! - и черт тебя возьми! 
   
  Порою ветер, дождь и слякоть, 
  А тут визиты предстоят; 
  Бедняк и празднику не рад - 
  Чего? Приходится хоть плакать. 
  Вот он выходит на крыльцо, 
  Зовет возниц, в карманах шарит... 
  Лицом хоть в грязь он не ударит, 
60 Да грязь-то бьет ему в лицо. 
  Дорога - ад, чернее ваксы; 
  Извозчик за угол скорей 
   
  Свернул - от столь же тощей таксы, 
  Прочтенной им в чертах лица, 
  К нему ревущего с крыльца. 
   
  Забрызган с первого же шага, 
  Пешком пускается бедняга, 
  И очень рад уже потом, 
70 Когда с товарищем он в паре 
  Хоть как-нибудь, тычком, бочком, 
  На тряской держится "гитаре": 
  Так называют инструмент 
  Хоть звучный, но не музыкальный, 
  Который в жизни сей печальной 
  Старинный получил патент 
  На громкий чин и титул "дрожек", 
  И поглядишь - дрожит как лист, 
  Воссев на этот острый ножик, 
80 Поэт убогий иль артист. 
  Я сам... Но, сколь нам ни привычно, 
  Всё ж трогать личность - неприлично 
   
  Не нужно здесь; итак - NN, 
  Визитных карточек навьючен 
  Колодой целою, плывет 
  И, тяжким странствием измучен, 
  К дверям по лестнице ползет, 
  Стучится с робостью плебейской 
90 Или торжественно звонит. 
  Дверь отперлась; привет лакейской 
  Как раз в ушах его гремит: 
  "Имеем честь, дескать, поздравить 
  Вас, сударь, с праздником"; молчит 
  Пришлец иль глухо "м-м" мычит, 
  Да карточку спешит оставить 
  Иль расписаться, а рука 
  Лакея, вслед за тем приветом, 
  И как-то тянется слегка, 
100 И, шевелясь исподтишка, 
  Престранно действует при этом, 
  Как будто ловит что-нибудь 
   
  А гость тупой и равнодушный 
  Рад поскорее ускользнуть, 
  Чтоб продолжить свой трудный путь; 
  Он защитит, покуда в силах, 
  От наступательных невзгод 
  Кармана узкого проход, 
110 Как Леонид при Фермопилах. 
  О, мой герой! Вперед! Вперед! 
  Вкруг света, вдаль по океану 
  Плыви сквозь бурю, хлад и тьму, 
  Подобно Куку, Магеллану 
  Или Колумбу самому, 
  И в этой сфере безграничной 
  Для географии столичной 
  Трудись! - Ты можешь под шумок 
  Открыть среди таких прогулок 
120 Иль неизвестный закоулок, 
  Иль безымянный островок; 
  Полузнакомого припомня, 
   
  Узнать, что самая Коломня 
  Есть остров средь канавных вод, - 
  Открыть полярных стран границы, 
  Забраться в Индию столицы, 
  Сто раз проехать вверх и вниз 
  Через Надежды Доброй мыс. 
130 Тут филолог для корнесловья 
  Отыщет новые условья, 
  Найдет, что русский корень есть 
  И слову чуждому "визиты", 
  Успев стократно произнесть 
  Извозчику: "Да ну ж! вези ты!" 
  Язык наш - ключ заморских слов: 
  Восстань, возрадуйся, Шишков! 
  Не так твои потомки глупы; 
  В них руссицизм твоей души, 
140 Твои родные "мокроступы" 
  И для визитов хороши. 
  Зачем же всё в чужой кумирне 
   
  Хотя - увы! - в твоей "ходырне" 
  Звук русский несколько дырав. 
  Тебя ль не чтить нам сердца вздохом, 
  В проезд визитный бросив взгляд 
  И зря, как, грозно бородат, 
  Маркер трактирный с "шаропёхом" 
150 Стоит, склонясь на "шарокат"? 
  Но - я отвлекся от предмета, 
  И кончить, кажется, пора. 
  А чем же кончится всё это? 
  Да тем, что нынче со двора 
  Не еду я, останусь дома. 
  Пускай весь мир меня винит! 
  Пусть всё, что родственно, знакомо 
  И близко мне, меня бранит! 
  Я остаюсь. Прямым безумцем 
160 Довольно рыскал прежде я, 
  Пускай считают вольнодумцем 
  Меня почтенные друзья, 
   
  С благословенного "аминь"; 
  Да только вот беда: я знаю - 
  Чуть день настанет - динь, динь, динь 
  Мой колокольчик, - и покою 
  Мне не дадут; один, другой, 
  И тот, и тот, и нет отбою - 
170 Держись, Иван - служитель мой! 
  Ну, он не впустит, предположим; 
  И всё же буду я тревожим 
  Несносным звоном целый день, 
  Заняться делом как-то лень - 
  И всё помеха! - С уголками 
  Иван обеими руками 
  Начнет мне карточки сдавать, 
  А там еще, а там опять. 
  Как нескончаемая повесть, 
180 Всё это скучно; изорвешь 
  Все эти листики, а всё ж 
  Ворчит визитная-то совесть, 
   
  "Вот, вот тебе, а ты сидишь!" 
  Неловко как-то, неспокойно. 
  Уж разве так мне поступить, 
  Как некто - муж весьма достойный 
  Он в праздник наглухо забить 
  Придумал дверь, и, в полной мере 
190 Чтоб обеспечить свой покой, 
  Своею ж собственной рукой 
  Он начертал и надпись к двери: 
  "Такой-то-де, склонив чело, 
  Визитщикам поклон приносит 
  И не звонить покорно просит - 
  Уехал в Царское Село". 
  И дома дал он пищу лени, 
  Остался целый день в тиши, - 
  И что ж? Потом вдруг слышит пени: 
200 "Вы обманули - хороши! 
  Чрез вас мы время потеряли - 
  Час битый ехали, да час 
   
  Тогда как не было там вас". 
  Я тоже б надписал, да кстати ль? 
  Прочтя ту надпись, как назло, 
  Пожалуй, ведь иной приятель 
  Махнет и в Царское Село! 

Апрель 1856

241

  Увы! мечты высокопарной 
  Прошел блаженный период. 
  Наш век есть век утилитарный, - 
  За пользой гонится народ. 
  Почти с младенчества изведав 
  Все тайны мудрости земной, 
  Смеемся мы над простотой 
  Своих отцов и добрых дедов; 
  Кряхтим, нахмурив строгий взгляд, 
10 Над бездной жизненных вопросов, 
  И каждый отрок наш - философ, 
  И каждый юноша - Сократ. 
  У нас всему дан путь научный, 
   
  Нам чувство будь лошадкой вьючной, 
  Коровкой дойною - любовь! 
  Не песен мы хотим любовных, - 
  Нам дело подавай, поэт! 
  Добудь из следствий уголовных 
20 Нам занимательный предмет! 
  Войди украдкой в мрак темницы, 
  В вертеп разбоя, в смрад больницы 
  И язвы мира нам открой! 
  Пусть будет висельник, колодник, 
  Плетьми казненный огородник, 
  Ямщик иль дворник - твой герой! 
  Не терпим мы блестящей фразы, 
  Нам любо слово "обругал" 
  И пуще гибельной заразы 
30 Противен каждый мадригал; 
  И на родных, и на знакомых 
  Готовя сотни эпиграмм, 
  О взятках пишем мы в альбомах 
   
  Но каюсь: я отстал от века, - 
  И мне ль догнать летучий век? 
  Я просто нравственный калека, 
  Несовременный человек; 
  До поздних лет мне чувство свято, 
40 Я прост, я глуп, и - признаюсь! - 
  Порой, не видя результата, 
  Я бредням сердца предаюсь, 
  Мечтой бесплодною взлелеян, 
  Влачу страдальческую грусть, 
  Иными, может быть, осмеян - - 
  Я говорю: бог с ними! Пусть! 
  Но в мире, где я всем измучен, 
  Мне мысль одна еще сладка, 
  Что если Вам я и докучен, 
50 То Вы простите чудака, 
  Который за предсмертной чашей, 
  Как юбилейный инвалид, 
  На прелесть молодости Вашей 
   
  И, утомленный жизни битвой, 
  В могильный скоро ляжет прах 
  С миролюбивою молитвой 
  И словом мира на устах. 

24 декабря 1856

242. ВОЙНА И МИР

  Смотришь порою на царства земли - и сдается: 
  Ангел покоя по небу над миром несется, 
  Всё безмятежно, безбранно, трудится наука, 
  Знание деда спокойно доходит до внука; 
  В битве с невежеством только, хватая трофеи, 
  Борется ум человека и копит идеи, 
  И ополчавшийся некогда дерзко на веру 
  Разум смиряется, кротко сознав себе меру, 
  И, повергаясь во прах пред могуществом божьим, 
  Он, становясь в умилении веры подножьем, 
  Злые свои подавляет насмешки над сердцем, 
  С нищими духом - глядишь - стал мудрец одноверцем. 
  Мысли крыло распускается шире и шире. 
  "Есть человечество в мире. 
  Господи! Воля твоя над созданием буди! 
  Слава, всевышний, тебе, - образумились люди, 
  Выросли дети, шагая от века до века, 
  Время и мужа увидеть в лице человека! 
  Мало ль он тяжких, кровавых свершил переходов?. 
  Надо ж осмыслиться жизни в семействе народов!" 
  Только что эдак подумаешь с тайной отрадой - 
  Страшное зло восстает необъятной громадой; 
  Кажется, демон могучим крылом замахнулся 
  И пролетел над землей, - целый мир покачнулся; 
  Мнится, не зримая смертными злая комета, 
  Тайным влияньем нарушив спокойствие света, 
  Вдруг возмутила людей, омрачила их разум; 
  Зверствуют люди, и кровию налитым глазом 
  Смотрят один на другого, и пышут убийством, 
  Божий дар слова дымится кровавым витийством. 
  Мысли божественный дар углублен в изысканья 
  Гибельных средств к умножению смертных терзанья, 
  Брошены в прах все идеи, в почете - гремушки; 
   
  И, опьянелые в оргии дикой, народы 
  Цепи куют себе сами во имя свободы; 
  Чествуя в злобе своей сатану-душегубца, 
  Распри заводят во имя Христа-миролюбца; 
  Злобствует даже поэт - сын слезы и молитвы. 
  Музу свою окурив испареньями битвы, 
  Опиум ей он подносит - не нектар; святыню 
  Хлещет бичом, стервенит своих песен богиню; 
  Судорог полные, бьют по струнам его руки, - 
  Лира его издает барабанные звуки. 
  "Бейтесь!" - кричат сорванцы, притаясь под забором, 
  И поражают любителей мира укором; 
  Сами ж, достойные правой, прямой укоризны, 
  Ищут поживы в утробе смятенной отчизны. 
  Если ж иной меж людьми проповедник восстанет 
  И поучительным словом евангельским грянет, 
  Скажет: "Покайтесь! Исполнитесь духом смиренья!" - 
  Все на глашатая грозно подъемлют каменья, 
  И из отчизны грабителей каждый вострубит: 
  "Это - домашний наш враг; он отчизны не любит". 
  Разве лишь недр ее самый смиренный снедатель 
  Скажет: "Оставьте! Он жалкий безумец-мечтатель. 
  Что его слушать? В безумье своем закоснелом 
  Песни поет он тогда, как мы заняты делом". 
  "Боже мой! Боже мой! - думаешь. - Грусть и досада! 
  Жаль мне тебя, человечество - бедное стадо! 
  Жаль..." Но окончена брань, - по домам, ратоборцы! 
  Слава, всевышний, тебе, - есть цари-миротворцы. 

<1857>

245. ВЕРЮ

  Верю я и верить буду, 
  Что от сих до оных мест 
  Божество разлито всюду - 
  От былинки вплоть до звезд. 
   
  Не оно ль горит звездами, 
  И у солнца из очей 
  С неба падает снопами 
  Ослепительных лучей? 
   
  В бездне тихой, черной ночи, 
   
  Не оно ли перед очи 
  Ставит прямо вечность мне? 
   
  Не его ль необычайный 
  Духу, сердцу внятный зов 
  Обаятельною тайной 
  Веет в сумраке лесов? 
   
  Не оно ль в стихийном споре 
  Блещет пламенем грозы, 
  Отражая лик свой в море 
  И в жемчужине слезы? 
   
  Сквозь миры, сквозь неба крышу 
  Углубляюсь в естество, 
  И сдается - вижу, слышу, 
  Чую сердцем божество. 
   
  Не оно ль и в мысли ясной, 
  И в песчинке, и в цветах, 
  И возлюбленно-прекрасной 
  В гармонических чертах? 
   
  Посреди вселенной храма, 
   
  И порой в глаза мне прямо 
  Из очей ее глядит. 

<1857>

246. БЕЗДАРНЫЙ

  Эх, горе мое, - не дала мне судьба 
  Ни черствого сердца, ни медного лба. 
  Тоска меня душит, мне грудь надрывая, 
  А с черствым бы сердцем я жил припевая; 
  При виде страданий, несомых людьми, 
  Махнул бы рукою, - да прах их возьми! 
  Ничто б за живое меня не задело: 
  Те плачут, те хнычут, а мне что за дело? 
  А медный-то лоб - удивительный дар, - 
  С ним всё нипочем, и удар не в удар; 
  Щелчки и толчки он спокойно выносит, 
  Бесстыдно вторгаясь, бессовестно просит, 
  К стене стенобитным орудьем пойдет 
  И мрамор с гранитом насквозь прошибет; 
  Другие во мраке, а он - лучезарен. 
   
  Из милых даров не дала мне судьба 
  Ни черствого сердца, ни медного лба, 

<1857>

247. КОГДА БЫ

  Когда бы прихотью свободной 
  Вооружила ты свой взор, 
  И, в свет являясь дамой модной, 
  Любила слушать пошлый вздор, 
  И я, по наущенью беса, 
  С тобою б дерзостно болтал, 
  И, как бессовестный повеса, 
  Над всем священным хохотал, 
  И, сплетни света разработав, 
  Пускал в стократный оборот 
  Запас нескромных анекдотов 
  Иль соблазнительных острот, - 
  Меня бы общество щадило, 
  И кое-кто в наш вольный век 
  Еще б сказал: "Как это мило! 
 
  А ныне свет своим сужденьем 
  Меня язвит, как погляжу, 
  За то, что я с благоговеньем 
  К тебе сердечным подхожу, - 
  За то, что, позволяя видеть 
  Своим глазам твои черты, 
  Боюсь и мыслию обидеть 
  В тебе святыню красоты, 

* * *

  За то, что с старческим сознаньем, 
  Не смея юность оскорбить, 
  Я, полный чистым обожаньем, 
  За грех бы счел тебя любить. 
  Увы! Наш мир мечтам не верит, 
  И, чужд их облачных вершин, 
  Все мысли он и чувства мерит 
  На свой предательский аршин. 
  Средь общей свалки грязной прозы 
  Смешны и неуместны в нем 
  Души божественные слезы 
   
  С их поэтическим огнем. 

<1857>

248. Я ПОМНЮ

  Я помню: была ты ребенком; 
  Бывало - ни в вихре затей, 
  Ни в играх, ни в хохоте звонком 
  Не слышно тебя меж детей. 
   
  Как звездочка в белом тумане - 
  Являлась ты в детстве, мила, 
  И тихо, как Пушкина Таня, 
  Без кукол его провела. 
   
  Бывало - в коротеньком платье, 
  В домашнем своем уголке, 
  Всегда ты в смиренном занятье - 
  С иголкой иль книжкой в руке, - 
   
  В гостях же - с опущенным взглядом, 
  Стыдливо склонясь головой, 
  Сидишь себе с маменькой рядом 
  Да щиплешь передничек свой. 
   
   
  Уж молодость я доконал, 
  Еще ничего ты не знала, 
  Когда я уж многое знал. 
   
  Лет тридцать я взял уже с бою, 
  И, вольно, небрежно, шутя, 
  Бывало - любуюсь тобою 
  И думаю: "Прелесть дитя! 
   
  Да жаль, что мы пущены розно 
  В дорогу, - малютка, прости! 
  Зачем ты родилась так поздно? 
  Тебе ль до меня дорасти?" 
   
  И гордо, спокойно, бесстрастно 
  Я мимо тебя проходил, 
  Я знал, что ты будешь прекрасна 
  Тогда, как я буду уж хил. 
   
  Но мог ли я думать в то время, 
  Что после, как в виде цветка 
  Распустится чудное семя, - 
  С ума ты сведешь старика? 
   
   
  Теперь не могу не тужить, 
  Зачем я родился так рано, 
  Зачем торопился я жить. 
   
  Посмотришь на юность - завидно! 
  Судьбой всё не так решено, - 
  И всё бы я плакал, да стыдно, 
  И всё бы рыдал, да смешно. 

<1857>

249. СТАРОМУ ПРИЯТЕЛЮ

  Стыдись! Ведь от роду тебе уже полвека: 
  Тебе ли тешиться влюбленною мечтой 
  И пожилого человека 
  Достоинство ронять пред гордой красотой? 
  Ты жалок, ты смешон, отчаянный вздыхатель, - 
  И - знаешь, что еще? - уж не сердись, приятель: 
  Ты вор; у юности ты крадешь сердца жар. 
  Ты - старый арлекин, проказник седовласый, 
  В лоскутьях нежности дряхлеющий фигляр, 
  Ты дразнишь молодость предсмертною гримасой. 
   
     
  Хлопочут все об истребленье взяток 
  И всё отрадною блеснуло новизной - 
  Ты хочешь представлять минувшего остаток, 
  И там, где общество суровых просит дум 
  И дел, направленных к гражданскому порядку, 
  Ты ловишь призраки; сорвавши с сердца взятку, 
    Молчит подкупленный твой ум. 
  Когда и юноши, при всем разгаре крови, 
  В расчеты углубясь, так важно хмурят брови, 
  Тебе ль свой тусклый взор на милых обращать, 
  И, селадонствуя среди сердечных вспышек, 
  С позором поступать в разряд седых мальчишек, 
  И мадригалами красавиц угощать, 
  И, в жизни возводя ошибку на ошибку, 
  Весь век бродить, блуждать, и при его конце 
  То пресную слезу, то кислую улыбку 
  Уродливо носить на съеженном лице? 
   
  Опомнись наконец и силою открытой 
  Восстань на бред своей любви! 
   
  И твердою пятой рассудка раздави! 
  Взглянув прозревшими глазами, 
  Смой грех с своей души кровавыми слезами 
  И пред избранницей своей 
   
  Предстань не с сладеньким любовных песен томом, 
  Но всеоружный стань, грянь молнией и громом 
  И оправдайся перед ней! 
  "Я осудил себя, - скажи ей, - пред зерцалом 
  Суровой истины себя я осудил. 
  Тебя я чувством запоздалым, 
  Нелепым чувством оскорбил. 
  Прости меня! Я сам собой наказан, 
  Я сам себе пощады не давал! 
  Узлом, которым я был связан, 
  Себе я грудь избичевал - 
  И сердце рву теперь, как ветхий лист бумаги 
  С кривою жалобой подьячего-сутяги". 

<1857>

ПРИМЕЧАНИЯ

"К сослуживцу", напечатанное в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" (1832, Ќ 5, 16 января) за подписью "В. Б-в".}. В 1835 г. вышла в свет первая книга его стихов, которая была переиздана в 1836 г. В 1838 г. появилась вторая книга, а в 1842 г. третье издание первого сборника. В 1856 г. "Стихотворения" Бенедиктова были изданы в трех томах, охватывавших соответственно периоды 1835-1842 гг., 1842-1850 гг., 1850-1856 гг. 1857 г. датирован дополнительный к изданию 1856 г. том "Новые стихотворения В. Бенедиктова", имеющий указанные автором хронологические рамки: 1856-1858 гг. Незадолго до смерти поэт подготовил к печати большой сборник, составленный из печатавшихся в периодике, альманахах и сборниках после 1857 г. и неопубликованных стихотворений. В 1883-1884 гг. Я. П. Полонский с издателем М. О. Вольфом выпустил "Стихотворения" Бенедиктова в трех томах, где третий том составлен из стихотворений сборника 1857 г. и слегка измененного по составу и композиции сборника, подготовленного автором в конце жизни. Из большой тетради этого рукописного сборника в настоящее время сохранились лишь "Содержание" и несколько стихотворений, не включенных Полонским в издание 1883-1884 гг. (ГПБ). Есть основания думать, что Полонский подверг последний авторизованный сборник существенной правке; во всяком случае, многие стихотворения сильно отличаются от прижизненных публикаций и текстов дошедших до нас автографов. В 1901 г. в Москве была издана небольшая книжечка "Стихотворений", а в 1902 г. "вольфовское" собрание было переиздано (чрезвычайно небрежно) в двух томах "Сочинений" Бенедиктова.

Научное издание поэзии Бенедиктова связано с именем Л. Я. Гинзбург. В 1937 г. она издала томик стихотворений Бенедиктова в Малой серии "Библиотеки поэта", а в 1939 г. - первое научное комментированное издание его стихов в Большой серии "Библиотеки поэта", включавшее более 200 оригинальных и 8 переводных произведений.

Посмертное издание 1883-1884 гг. является наиболее полным сводом стихотворений Бенедиктова, включавшихся в авторизованные собрания сочинений поэта. Автор не включал в сборники, а порой просто забывал стихи, написанные "на случай" (юбилейные, альбомные, стихотворные послания), произведения, печатавшиеся в многочисленных периодических изданиях, альманахах и коллективных сборниках. Ряд произведений Бенедиктова, остававшихся до сих пор неизвестными, был не допущен к печати цензурным ведомством; некоторые опубликованные в разных изданиях стихотворения носят следы цензурного вмешательства, не устраненные в названных посмертных изданиях.

Подготовленное на основе прижизненных изданий, сборника Большой серии "Библиотеки поэта" 1939 г. и работ Л. Я. Гинзбург, Р. Б. Заборовой, А. А. Илюшина и других исследователей {Гинзбург Лидия, Пушкин и Бенедиктов. - В кн.: "Пушкин. Временник 2", М.-Л., 1936, с. 148-182; Она же, О лирике, 2-е изд., Л., 1974, с. 103-126; Заборова Р., О переводах стихотворений Адама Мицкевича (Из архивных разысканий). - Рус. лит., 1966, Ќ 4, с. 138-144; Илюшин А. А., Бенедиктов - переводчик Мицкевича. - В кн.: "Польско-русские литературные связи", М., 1970, с. 234-250; Мельгунов Б. В., Из поэтического наследия В. Г. Бенедиктова. - "Русская литература", 1982, Ќ 3, с. 164-172.}, настоящее издание является наиболее полным научно подготовленным собранием стихотворений Бенедиктова. В процессе подготовки проведена сплошная проверка текстов по всем прижизненным изданиям стихотворений поэта, отдельным публикациям и сохранившимся рукописным источникам. Существенную помощь для определения основного текста произведений дало изучение в процессе подготовки издания эпистолярного наследия Бенедиктова и переписки его современников, материалов Цензурного комитета и других документов, хранящихся в различных архивах нашей страны.

Не опубликованная до настоящего издания рукописная часть поэтического наследия Бенедиктова (в автографах, корректурах, авторитетных списках) составляет около пятидесяти оригинальных произведений разного художественного достоинства. Она входит, вместе с автографами опубликованных произведений Бенедиктова, в основном в собрания автографов и других источников из архива поэта, рассредоточенных в четырех крупнейших архивохранилищах страны: в Отделах рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва), Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград), в Центральном государственном архиве литературы и искусства (Москва) и Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Ленинград). Примерно половина всех сохранившихся автографов Бенедиктова (оригинальные произведения) находится в Пушкинском Доме. Сохранившиеся автографы и другие авторитетные источники текстов относятся, как правило, к позднему периоду творчества Бенедиктова (1850-1860-е гг.).

всех источников дала возможность устранить типографские опечатки предшествующих изданий, установить и уточнить даты написания ряда стихотворений, ошибочно датированных и не датированных самим автором.

Дошедшие до нас автографы Бенедиктова (в подавляющем большинстве беловые копии, наборные рукописи, альбомные записи) не дают представления о работе автора над совершенствованием текстов произведений. Сопоставление печатных текстов изданий разных лет убеждает в том, что при переиздании стихотворений (как авторских сборников, так и отдельных произведений - через много лет или через несколько месяцев) поэт нередко коренным образом перерабатывал произведение. Под тем же названием и на тот же сюжет писалось другое стихотворение, в другом стихотворном размере и другого объема; одно стихотворение разделялось на два самостоятельных; изменялись названия (иногда по нескольку раз) и вносились существенные поправки и дополнения в текст, вносилась стилистическая правка с учетом пожеланий критиков или в связи с изменившимися эстетическими взглядами автора и т. д.

Эти особенности творческой работы Бенедиктова обусловливают необходимость введения в настоящем издании специального раздела "Другие редакции и варианты", хотя бы частично позволяющего ознакомить читателя с творческой историей бенедиктовских стихотворений. В тех случаях, когда стихотворение имеет другую редакцию, приводимую в соответствующем разделе, около порядкового номера примечания ставится звездочка.

В настоящем издании принимается хронологический принцип расположения материала. Исключение составляют стихотворные циклы, образованные самим автором, которым отведено место, соответствующее дате позднейших произведений цикла. В книгу не включаются произведения (печатавшиеся или оставшиеся неопубликованными) одического характера, дружеские стихотворные послания, шуточные, юбилейные произведения, стихи, написанные "на случай", не представляющие художественного и исторического интереса. Из стихотворений такого рода отобраны и помещены в настоящем издании лишь наиболее характерные и значимые произведения. Не включаются также в настоящее издание стихотворения, приписываемые Бенедиктову без достаточной аргументации. Имеется, например, указание И. Г. Ямпольского, опирающегося на свидетельства П. И. Пашино и П. А. Ефремова, о принадлежности Бенедиктову стихотворений, печатавшихся в "Искре" 1859-1860 гг. с подписью "Пр. Вознесенский" (Ямпольский И., Сатирическая журналистика 1860-х годов. Журнал революционной сатиры "Искра" (1859-1873), М., 1964, с. 546). Однако ни одно из этих юмористических стихотворений не вошло ни в упоминавшийся выше сборник, подготовленный автором незадолго до смерти (ГПБ), ни в посмертное издание 1883-1884 гг. До сих пор не известен ни один бенедиктовский автограф этих стихотворений, нет других свидетельств Бенедиктова о принадлежности ему этих произведений.

Бенедиктов был одним из крупнейших поэтов-переводчиков своего времени. Эта часть его творческого наследия огромна и лишь частично может быть отражена в настоящем издании. Достаточно широко представив переводческие интересы Бенедиктова-лирика, мы оставляем за пределами издания переводы Бенедиктова, лишь частично известные в литературе, эпических и драматических произведений Байрона, Гете, Дюма-сына, Корнеля, Мицкевича.

пути поэта, на которой необходимо остановиться специально.

Бенедиктов начинал (и пока остается не только в читательском, но и в исследовательском восприятии) как поэт ярко выраженного романтического направления. "Романтический" период творчества Бенедиктова охватывает 1830-1840-е гг. - время его наибольшей популярности. После третьего издания стихотворений Бенедиктова в 1842 г. и статьи Белинского об этой книге литературная продуктивность поэта значительно снижается. На протяжении одиннадцати лет (1843-1853 гг.) Бенедиктов печатал в периодических изданиях по одному-два случайных стихотворения в год, а в 1850-1852 гг. - не напечатал ни одного. Однако это не означало, что в указанный период приостановилась творческая деятельность поэта. В трехтомнике 1856 г. стихи 1842-1855 гг. занимают два последних тома. Уже в самом начале 1850-х гг. Бенедиктовым создан ряд стихотворений, свидетельствующих о существенных изменениях в общественной позиции и в творческом методе автора "Кудрей". Это и новые, ранее чуждые Бенедиктову, черты его поэзии - политическая сатира, гражданские и патриотические мотивы, бытовые детали и коллизии. Эти изменения (см. стихотворения "Современный гений", "Три власти Рима", "Ф. Н. Глинке", "Та ли это?", "Человек"), несомненно, связаны с кризисом общественного сознания в конце николаевского царствования, с важнейшими политическими событиями в Европе и в самой России.

Возвращение Бенедиктова в литературу ознаменовалось его программным произведением "К моей Музе", напечатанным в июльском номере "Библиотеки для чтения" за 1854 г., а с 1855 г. поэт возобновляет активное сотрудничество в журналах, сборниках, альманахах. Пора молчания Бенедиктова (она почти целиком падает на период так называемого "мрачного семилетия") обусловлена в значительной мере тем, что с 1847 по 1853 г. журналы вообще перестали печатать стихи. Вместе с тем в эту пору быстро завоевывает господствующее положение в литературе реалистический метод ("натуральная школа"), развивающий по преимуществу прозаические жанры.

Середина 1850-х гг. - время стремительного перерождения "поэта кудрей" в гражданского поэта-"обличителя", все более тяготеющего к реалистическому методу. Гражданская поэзия Бенедиктова возникла на волне массовой официально-патриотической литературы, выросшей в годы Крымской войны 1853-1856 гг., и развивалась далее под возрастающим влиянием натуральной школы и сатирической журналистики 1860-х гг.

Указанные обстоятельства служат основанием для определения (с некоторой долей условности) начала второго, "реалистического", периода творчества Бенедиктова в 1851 г.

собственных эстетических взглядов. В отличие от первого, "романтического", периода, именно в 1850-1860-х гг. - "Бенедиктов систематически перерабатывает как старые, так и новые свои стихи при каждой их перепечатке.

Учитывая эти обстоятельства, в настоящем издании принимается принцип определения основного текста бенедиктовских стихотворений, предложенный Л. Я. Гинзбург (издание 1939 г.): стихотворения каждого из названных периодов печатаются в хронологическом порядке по последней редакции в пределах одного периода. Исключение составляют ранние стихотворения, не публиковавшиеся автором до издания 1856 г. Они печатаются по позднейшей редакции. Наиболее существенные варианты и другие редакции помещаются в соответствующем разделе тома.

Даты первой публикации или год, не позднее которого написано стихотворение, заключены в угловые скобки; предположительные даты отмечены вопросительным знаком. Исходными данными для датировки текстов могут служить даты выхода изданий, в которых они публиковались, в том числе цензурные разрешения, приводимые в примечаниях. Стихотворения с неустановленными датами, вошедшие в трехтомник 1856 г., снабжаются крайними датами соответствующего тома, обозначенными автором на титульном листе: 1835-1842, 1842-1850, 1850-1856. Стихотворения с неустановленными датами, не печатавшиеся при жизни автора, помещаются в конце второго раздела без дат под текстом. Стихотворения, объемом превышающие 50 строк и не разделенные на строфы, снабжены строчной нумерацией.

В "Примечаниях" приводятся необходимые историко-литературные сведения о каждом произведении, кратко характеризуется его творческая и цензурная история. В библиографической части примечаний вслед за порядковым номером произведения указывается его первая публикация, затем (через точку с запятой) последующие ступени изменения текста и (после точки) источник, по которому печатается данное произведение, выделенный формулой "Печ. по...".

Ссылка на первую публикацию без дальнейшего указания на источник текста означает, что произведение печатается по первой публикации, так как его текст не перепечатывался более или перепечатывался без изменений. Простые перепечатки текста (в том числе и отдельные издания) в библиографическую справку не включаются. Целый ряд произведений Бенедиктова при жизни автора, зачастую без его ведома, перепечатывался (нередко с искажениями, сокращениями, изменениями названий) в хрестоматиях, книгах для народного чтения и сборниках стихов, предназначавшихся для исполнения на эстраде. Сведения об этих публикациях в библиографической справке не приводятся. Также не сообщаются в примечаниях данные о музыкальных произведениях, написанных на слова Бенедиктова. Они имеются в справочнике Г. Иванова "Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 г.)", вып. 1, М., 1966.

стихов.

Список стихотворений, не включенных в издание, с их источниками прилагается в конце примечаний.

Условные сокращения, принятые в примечаниях

БдЧ - журнал "Библиотека для чтения".

Белинский - Белинский В. Г., Полн. собр. соч. в 13-ти т., М, 1953-1959.

В - журнал "Век".

Вацуро - Вацуро В. Э., Комментарий к стихотворениям сборника "Мечты и звуки" в изд.: Некрасов Н. А., Полн. собр. соч и писем, т. 1, Л., 1981.

ГБЛ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).

ГПБ - Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

др. ред. - другая редакция.

ЖМНП - "Журнал Министерства народного просвещения".

И - журнал "Искра".

Ил - журнал "Иллюстрация".

К - "Киевлянин. Книга 1 на 1840 год", Киев, 1840 (ц. р. 12 февраля 1840).

КРЖ - сб. "Картины русской живописи", СПб., 1846 (ц. р. 18 октября 1846).

ЛБ - журнал "Литературная библиотека".

ЛГ - "Литературная газета".

"Литературные прибавления к "Русскому инвалиду"".

ЛСШ - Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов, СПб., 1857..

М - журнал "Москвитянин".

Мет - альманах "Метеор на 1845 год". СПб., 1845 (ц. р. 8 апреля 1845).

Мицкевич - Мицкевич Адам, Соч. в 2-х т., СПб.-М., 1882-1883.

"Московский наблюдатель".

НА - "Невский альманах на 1847 и 1848 годы", вып. 1, СПб., 1847 (ц. р. 5 сентября 1846).

Некрасов - Некрасов Н. А., Полн. собр. соч. и писем в 12-ти т., М., 1948-1953.

ОА 1839 - "Одесский альманах на 1839 год" (ц. р. 31 декабря 1838).

ОА 1840 - "Одесский альманах на 1840 год" (ц. р. 22 декабря. 1839).

"Общезанимательный вестник".

ОВ - альманах "Осенний вечер", СПб., 1835 (ц. р. 28 сентября 1835).

ОЗ - журнал "Отечественные записки".

П - журнал "Пантеон русского и всех европейских театров".

ПС - "Поэзия славян. Сборник лучших поэтических произведений славянских народов в переводах русских писателей. Под ред. Н. В. Гербеля", СПб., 1871.

"Русская беседа. Собрание сочинений русских литераторов, издаваемое в пользу А. Ф. Смирдина", т. 1, СПб., 1841 (ц. р. 30 сентября 1841).

РВ - журнал "Русский вестник".

РИ - газета "Русский инвалид".

РМ - газета "Русский мир".

РСт - журнал "Русская старина".

"Современник".

СбС - "Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф. Смирдина", т. 6, СПб., 1859 (ц. р. 11 марта 1859).

СЛ - сб. "Сто русских литераторов", СПб., 1845, т. 3 (ц. р. 25 мая 1845).

Сн - журнал "Снежинка".

СО - журнал "Сын отечества".

СП - газета "Северная пчела".

ст. - стих.

Ст. 1835 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", СПб., 1835 (ц. р. 4 июля 1835).

Ст. 1836 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", 2-е изд., СПб., 1836 (ц. р. 29 января 1836).

"Стихотворения Владимира Бенедиктова", кн. 2, СПб., 1838 (ц. р. 15 октября 1837).

Ст. 1842 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", кн. 1, СПб., 1842 (ц. р. 17 августа 1842).

Ст. 1856 - "Стихотворения В. Бенедиктова", т. 1-3, СПб., 1856 (ц. р. 13 марта 1856).

Ст. 1857 - Новые стихотворения В. Бенедиктова, СПб., 1857 (ц. р. 18 сентября 1857).

Ст. 1870 - Стихотворения В. Г. Бенедиктова, А. Н. Майкова, Я. П. Полонского, гр. В. А. Соллогуба, гр. А. К. Толстого и Ф. И. Тютчева и объяснительный текст к живым картинам, данным в пользу Славянского благотворительного комитета 1 апреля 1870, СПб., 1870 (ц. р. 31 марта 1870).

"Стихотворения В. Бенедиктова. Посмертное издание под редакциею Я. П. Полонского", т. 1, СПб.-М., 1883; т. 2, 3, СПб. - М., 1884.

Ст. 1901 - Стихотворения В. Бенедиктова, М., 1901.

Ст. 1937 - Бенедиктов В. Г., Стихотворения. Вступительная статья и редакция Л. Я. Гинзбург, "Библиотека поэта" (М. с). Л., 1937.

Ст. 1939 - Бенедиктов В. Г., Стихотворения. Вступительная статья, редакция и примечания Л. Я. Гинзбург. "Библиотека поэта" (Б. с). Л., 1939.

ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (Москва).

Ц.р. - цензурное разрешение.

Ш - журнал "Шехерезада".

Шевченко - Шевченко Т. Г., Журнал (Щоденник), Киiв, 1936.

Шиллер 1 - Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов, СПб., 1857 (ц. р. 26 апреля 1857).

Штакеншнейдер - Штакеншнейдер Е. А., Дневник и записки (1854-1866), М.-Л., 1934.

СТИХОТВОРЕНИЯ

СТИХОТВОРЕНИЯ 1850-1870-х ГОДОВ

220. Ст. 1856, т. 3, с. 75-76.

222. Ст. 1856, т. 3, с. 93-94.

223. Ст. 1856, т. 3, с. 95-96.

224. Ст. 1856, т. 3, с. 105-107. Гостилицы - дачное место под Петербургом (Петергофский уезд), известное великолепной мызой с садами, прудами, гротами и фонтанами, построенной графом Разумовским, и дворцом императрицы Елизаветы Петровны.

225. Ст. 1856, т. 3, с. 111-118.

228. Ст. 1856, т. 3, с. 137-138, после стихотворения "Встречное слово (Собранию выпускных девиц)". Обращено к выпускницам ВОБД (см. примеч. 153).

229. Ст. 1856, т. 3, с. 139-142.

230. Ст. 1856, т. 3, с. 149-150.

231. Ст. 1856, т. 3, с. 151-152.

236. Ст. 1856, т. 3, с. 170-171.

237. Ст. 1856, т. 3, с. 223-228. Платон Петрушевич (ум. в 1757 г.) - известный проповедник, епископ Владимирский, член Синода.

240. БдЧ, 1856, т. 137 (ц. р. 30 апреля 1856), с. 91-96; Ст. 1856. Печ. по Ст. 1856, т. 3, с. 214-222. Мария Федоровна Штакеншнейдер - см. примеч. 199.

241. "Русская литература", 1982, Ќ 3, с. 171-172. Печ. по автографу ИРЛИ. Одно из первых произведений "обличительной" поэзии Бенедиктова, начинавшейся с выпадов против реалистического "некрасовского" направления в литературе. Основной объект полемики этого стихотворения - поэзия Некрасова, чей только что вышедший в свет сборник привлек всеобщее внимание. Не песен <...> подавай поэт. Ср. это ироническое замечание со стихами в "Поэте и гражданине" Некрасова:

 
  Не видно солнца ниоткуда, 
  С твоим талантом стыдно спать; 
  Еще стыдней в годину горя 
  Красу долин, небес и моря 
   
  <...>И не иди во стан безвредных, 
  Когда полезным можешь быть! 

Добудь из следствий <...> нам открой. Ср. в том же стихотворении Некрасова:

  Без отвращенья, без боязни 
   
  В суды, в больницы я входил. 

Эти выпады Бенедиктова против Некрасова следует, по-видимому, считать продолжением полемики, начатой Некрасовым в его пародии на бенедиктовское стихотворение "К отечеству и врагам его" (см. примеч. 207).

242. БдЧ, 1857, т. 141 (ц. р. 4 марта 1857), с. 15-16; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 15-18. Включено в сборник "Гражданские мотивы" (СПб., 1863, с. 8), со следующим примечанием: "Стихотворение это произвело в свое время большое впечатление на публику. Оно было первым произведением в этом духе и как новинка сильно привлекало читателей".

245. БдЧ, 1857, т. 143 (ц. р. 19 апреля 1857), с. 11; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 39-40. Автограф - ЦГАЛИ.

247. СО, 1857, Ќ 20, 15 мая, с. 461; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 63-64.

248. ОбВ, 1857, Ќ 2 (ц. р. 3 июня 1857), с. 61-62; Ст. 1857. Печ, по Ст. 1857, с. 21-22.

249. ОбВ, 1857, Ќ 3 (ц. р. 7 июня 1857), с. 118; Ст. 1857. Печ. по Ст. 1857, с. 89-92.