Стихотворения Владимира Бенедиктова. Вторая книга.

Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.

Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 - январь 1840.

Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной.

М., "Художественная литература", 1977.

СТИХОТВОРЕНИЯ ВЛАДИМИРА БЕНЕДИКТОВА. Вторая книга. 1838. Санкт-Петербург. В типографии Неймана и комп. 107. (8).

Все бесконечное отличается от конечного своею неуловимостию и непередаваемостию с математическою точностию и ясностию. Причина этого заключается в том, что все бесконечное запечатлено печатию таинственности, которая составляет одну из основных потребностей духа и без которой погибло бы всякое наслаждение созерцанием жизни. Это всего более применяется к искусству. Подите в Останкино, в вельможный, в полном и высшем значении этого слова, дом графа Шереметева и пересмотрите там мраморные копии с великих произведений греческого ваяния. Отчего же живет он, этот бездушный, холодный мрамор, такою одушевленною, такою светло-пламенною жизнию, как будто бы хочет вам сказать приветствие любви и счастия, как будто хочет вам открыть какую-нибудь заветную тайну вечно прекрасного бытия? Отчего же этот холодный и бездушный кусок камня представляется вам Венерою, богинею красоты, которая, в своей лучезарной, гармонической наготе, так грациозно стоит на пьедестале, так стыдливо прикрывает руками свои дивные прелести, пред которыми благоговел миродержавyый Олимп и при созерцании которых просветлялось божественною улыбкою грозное чело отца богов и человеков, Юпитера-громовержца? Отчего же эти мраморные выпуклости, эти немые формы, сверкают и дышат такою упоительно-могучею красотою, а вы, смотря на них, не пожираете их влюбленными очами, не трепещете страстным восторгом, но тихо и спокойно, в благоговейном безмолвии, созерцаете этот олицетворившийся перед вами тип, эту окаменевшую идею вечной красоты, и душа ваша плавает, расширяется в ароматическом эфире безмятежно-гармонического наслаждения, - и легкою, светлою, прозрачною, грустно-радостною мечтою переносится в ту страну, под то вечно лазоревое небо, где жизнь была беспрерывным служением, неумолкаемым хором красоте?.. Но пойдемте далее; вот бюст фавна: посмотрите, о, посмотрите, какая невыразимо радостная улыбка играет на прелестных устах юного божества лесов, как осияла эта чудная улыбка каждую выпуклость его прекрасного лица, какое дико-гармоническое, страстно-безмятежное играние жизни выражает это самодовольное, упоительное осклабление!.. Но вот бюст Александра Македонского: какая дивная гармония в размерах этой греческой головы! Какое благородство, величие, какая гордость и вместе с тем красота, кротость и спокойствие в этом лице героя-полубога!.. А ведь это только копии: что же оригиналы?.. Неужели это мрамор, холодный, бездушный камень? Каким же образом, каким волшебством уловил он в себя и заключил в свою темную массу эту юную жизнь, которая трепещет и играет в нем своими светлыми переливами?.. Вы скажете, что Венера Медицейская нравится потому, что в ней выражена идея женственной красоты, тип которой носили в душе своей светлые чада Эллады; что в фавне выражена идея красоты, которая отражается в полноте самонаслаждения жизнию; что в Александре Македонском воспроизведена идея этого героя, которого история и предание представляют апотеозом героической красоты греков... Может быть, все это и так; но я не о том спрашиваю. В чем состоит тайна этого живого слития идеи с формою, этого органического сочетания жизни с мрамором, которые я вижу во всем этом: вот о чем я спрашиваю! Кроме красоты, гармонии, девственной стыдливости, я вижу и в лице Венеры, и в ее положении, и во всей ее целости еще какое-то которого не умею назвать, не умею выговорить... Эта прекрасная Венера есть и красота как идея, и красота как индивид - и как женщина вообще, и как одна какая-нибудь женщина... То же самое и этот фавн, и этот полубог, сын Олимпии и громовержца Зевеса: они и боги и люди, боги без имени, люди с именами... И добро бы еще все это было выражено какою-нибудь яркостию, затейливостию, чем-нибудь мудреным: а то все так просто, так обыкновенно, что не к чему придраться, не на что указать, опереться... "Вот эта черта, около губ; это возвышение на щеке"... Не говорите мне этого: значит, вы не понимаете искусства, если думаете разлагать на черты и выпуклости его внутреннюю жизнь... Эти лица, эти образы поражают меня своею целостию, своим общим выражением, а не частными чертами и выпуклостями. Жизнь не в глазу, не в губах, не в подбородке, не в руке, не в ноге, а в лице и целом стане человека, в гармонии всех черт, выпуклостей, округлостей и членов его тела. А что же такое эта жизнь?.. Нечто, чего, право, нельзя назвать... О, я понимаю теперь миф Пигмалиона, влюбившегося в статую, им созданную, и оживившего ее своею любовию!.. Не в статую, а в светлый образ, созданный его фантазиею и прилетавший к нему в его лучшие минуты, влюбился он; не статую, а безобразную глыбу мрамора оживить мечтою своей фантазии томился он желанием и - новый Прометей - он похитил у небожителей их божественный огонь и оживил им бездушный мрамор и насладился своим прекрасным созданием... Да, счастливый художник, он вдохнул в мрамор эту жизнь, это нечто, которого я не умею и назвать...

Так поет безумная Офелия о своем погибшем отце, и какая глубокая творческая жизнь заключается в этих двух простых стихах, какою глубокою поэзиею дышат эти безыскусственные слова! И что же, в самом деле, составляет их внутреннюю жизнь, их таинственную прелесть? - Повторение одного и того же слова с простым этимологическим изменением: "с непокрытым, с открытым". Но так-то могуще действует все, что ни выходит из полноты жизни...¹

Возьмите любое из мелких стихотворений Пушкина: какая удивительная простота и содержания и формы и вместе с тем какая глубокая жизнь!.. Иногда случается встретить в толпе незнакомое лицо: в нем нет ничего особенного, а между тем оно врезывается в память, и долго-долго силишься вспомнить, где встречал его, и долго-долго мелькает оно перед усталыми очами, готовыми сомкнуться на ночной покой, и мгновение сонного забытья сливается с мыслию об этом странном, неотвязчивом лице... Вот какое впечатление производят мелкие стихотворения Пушкина, когда их прочтешь в первый раз, без особенного внимания. Забудешь иногда и громкое имя поэта и всем известное название стихотворения, а стихотворение помнишь, и когда помнишь смутно, то оно беспокоит душу, мучит ее. Отчего это? - оттого, что во всяком таком стихотворении есть нечто, которое составляет тайну его эстетической жизни.

Вот этого-то нечто но перечтите еще раз, вглядитесь попристальнее в то, что вам показалось поэзиею, - и "нечто" и не бывало: форма остается отделенною от духа, а духа нет, потому что нет таинственного слития между ними. Одновременность идеи и формы есть основной закон акта творчества; но у г. Бенедиктова - так по крайней мере кажется нам -- идея всегда предшествует форме, которая у него приделывается к идее. Сверх того, что за ослепительная яркость красок! как неприятно раздражает она зрительный нерв!

Мы говорим об изысканности выражений. Развернем книгу. Вот стихотворение "Море":

Что это такое, и для чего это? - право, не понимаем. На русском языке есть три стихотворения к морю: Пушкина, Жуковского, Полежаева:² сравните их с стихотворением г. Бенедиктова...

Это значит - горы!

Масса сорвалась с грустной (?) -- изгнанники высот; кудри девы -- шелковый каскад; поэт есть певучий пловец, безъякорный (!) (то есть "взглянуть на нее"); в поход мы рядились; все прихоти - в пламень (верно, в камин?); кинуть в воздух замерзшие объятья, кольцом объятий обогнуть; алмазы освещенья и семена крушительной грозы; но не страшись и молний отверженья; откованный в горниле сердца стих; сердечной музыки мучительная гамма; Наполеон во мраке безвластия на острове немом; мысль заряжена огнем гремучих вдохновений; живые иглы штыков; природа вихрем свиснула по полю; дребезги разбитой власти³.

Нам, может быть, скажут, что это недостатки, которые могут быть и при истинной поэзии. Могут - отвечаем мы; но в стихотворениях г. Бенедиктова мы, при этих недостатках, обличающих отсутствие эстетического чувства, не видим жизни, этого о котором мы говорили. Читаешь их с напряжением, а прочтя чувствуешь удовольствие, какое всегда следует за окончанием тяжелой работы. Некоторых стихотворений, как, например, "Море", "Я не люблю тебя", "Ватерлоо", мы совсем не понимаем, не только в поэтическом, но и во всяком смысле.

Может быть, мы ошибаемся? - мы никому не навязываем своего мнения: справедливо оно - нам честь; ложно - тем хуже нам, а не поэту: истина рано или поздно должна оправдаться, а ложь постыдиться...

Белинский, АН СССР - В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., тт. I - XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.

"Белинский и корреспонденты" - В. Г. Белинский и его корреспонденты. М., Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, 1948.

Белинский. Письма - Белинский. Письма. Редакция и примечания Е. А. Ляцкого, тт. I--III, СПб., 1914.

"Воспоминания" - В. Г. Белинский в воспоминаниях современников. Гослитиздат, 1962.

КСсБ - В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I--XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859--1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).

КСсБ, Список I, II... - Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное изд. "по незначительности своей".

ЛН - "Литературное наследство". М., Изд-во АН СССР.

Панаев - И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1950.

Пушкин - А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. М.--Л., Изд-во АН СССР, 1962--1965.

Станкевич - Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830--1840. М., 1914.

Стихотворения Владимира Бенедиктова. Вторая книга "Московский наблюдатель", 1838, ч. XVI, апрель, кн. 2, "Литературная хроника", с. 632--637 (ц. р. 22 июня; вып. в свет 29 июня). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. II, с. 371--376.

"Стихотворений Владимира Бенедиктова" в 1835 и 1836 годах (наст. изд., т. 1, с. 193--208, 504--506). Настоящая рецензия - отзыв о новых стихотворениях Бенедиктова, вошедших во вторую книгу, и в ннх Белинский также не видит ни эстетического чувства, ни жизни, ни естественности.

Рецензируя в 1842 году переиздание первой книги "Стихотворений" Бенедиктова, Белинский имел все основания заявить: "О достоинстве и значении поэзии г. Бенедиктова спор уже кончен" (см. наст. изд., т. 5).

¹ Эти две строки из "Гамлета" Шекспира в переводе М. Вронченко (СПб., 1828, с. 142) Белинский приводит как пример истинного лиризма, музыкальности и впечатляющей силы в статье "Разделение поэзии на роды и виды" (наст. изд., т. 3).

² Речь идет о стихотворениях: "К морю" (1824) Пушкина, "Море" (1822) Жуковского, "Море" (1830--1831) Полежаева. В цитате из стихотворения Бенедиктова "Море" курсив Белинского.

³ Белинский цитирует следующие стихотворения Бенедиктова со своими курсивными выделениями: "Горные выси", "Развалины", "Кудри", "Певец", "Возвратись", "Бездна", "А. Б...ну", "Отрывки (из книги любви)", "Я не люблю тебя", "Ватерлоо".