"Miserere"

"MISERERE"

Хотя "Miserere" Юшкевича не имеет успеха в Художественном театре, однако наравне с хулителями у пьесы есть и горячие поклонники, которые ценят и ее символизм и реализм и утверждают даже, по слухам, что русский театр не давал ничего подобного со времен Чехова. Мы, однако, не разделяем этого мнения. Сам Юшкевич утверждает свою эволюцию от Чехова и отрицает свое родство с Метерлинком, хотя последнее, пожалуй, более заметно, чем первое.

Вообще и Чехова, и Метерлинка можно рассматривать как еретиков современной русской драматургии. В "последствиях" Чехова виноват отчасти и Художественный театр. Чехов не был вовсе драматургом, хотя и писал прекрасные пьесы. Художественный театр блестяще разрешил вопрос о том, как эти пьесы, несмотря на всю их несценичность, могут быть показаны на сцене, не теряя ни одного из их художественных достоинств, А теперь в результате создалось то, что драматурги, как Юшкевич, возвели недочеты Чехова в догмат и считают для театральной пьесы отсутствие действия обязательным. Чехов только при крайней индивидуализации и сжатости художественных характеристик действующих лиц и сумел достичь того, чтобы на место действия подставить состояние и настроение (что требовалось и моральной атмосферой его героев и его эпохи - в этом была художественная правда), и нужна была вся опытность и любовь к нему Художественного театра, чтобы оправдать его попытку. Между тем Юшкевич, возводя в догмат отсутствие сценического действия, настолько мало индивидуализирует своих героев, что их можно слить по три, по четыре в одно лицо, без всякого ущерба для замысла.

Метерлинк - другой ересиарх современных русских драматургов, и притом более сознательно-ответственный за свои ереси. Есть нелепость в самом понятии "символический театр", потому что театр по существу своему символичен и не может быть иным, хотя бы придерживался самых натуралистических тенденций. Театральное действо само по себе не может совершаться нигде, как во внутренней, преображающей сфере души зрителя - там, где имеют ценность уже не вещи и существа, а их знаки и имена. В душе зрителя все, что происходит на сцене, естественным процессом познания становится символом жизни. Вводить нарочитый символизм в драму, это значит вместо свежих плодов кормить зрителя пищей, пережеванной и наполовину переваренной. Всякая символическая пьеса производит такое впечатление: причем же здесь зритель? Автор сам просмотрел свое произведение, понял его, истолковал, им насладился, вывел из него поучение, и зрителю совершенно нечего делать и незачем присутствовать при этих авторских интимностях. Такое впечатление производит на сцене и символизм Метерлинка. И сам Метерлинк, как художник большого вкуса, прекрасно понимал это свойство театра, почему и назвал свои пьесы "Театром для марионеток".¹ мозговые символы драматурга.

Когда Метерлинк стал, писать не для марионеток, а для настоящего театра, он совершенно изменил свои приемы, как например в "Монне Ванне".² Только у него не хватило мужества воспретить постановки своих пьес на сцене, когда начались попытки в этой области, что было прямою его обязанностью... За "Жизнь человека", за "Царя Голода", за "Черные маски"³ на Страшном суде будет отвечать, конечно, Метерлинк. Но вернемся к "Miserere". Отрывочные слова, произносимые в пространство, это - "я люблю Тину", которым как метрономом должен отбиваться ритм пьесы, эти нищие на кладбище, похожие на "Слепых",⁴ это - "Девушки и юноши, праздник жизни кончился", или - "Между жизнью и смертью только маленький мостик", - все это ляжет на совесть Метерлинка.

"Miserere". Когда я высказал ему свое мнение о том, что пьеса плоха, он убежденно и радостно сказал: "Я берусь вас убедить в том, что это хорошая пьеса". По-моему, он в этом не убедил меня, но я услышал от него много интересных и неожиданных вещей, которые остаются тайной для непосвященных. Так, я узнал, что маленький мальчик, который во втором действии пьет кофе и ест бутерброды, - это "Маленький Мессия", что Тина - это "Эрос народа",⁵ идеал нации (почему же только этот "идеал" должен сам убить себя?!, что высшее мистическое познание смерти скрыто в Эли, что когда в восьмом акте (пропущенном в постановке) Эли подымает руки и падает мертвый, - это значит, что он зарезался. Все эти заветные мысли Юшкевич постарался скрыть так, чтобы "нельзя было догадаться". Это ему очень удалось.

Во всех реализациях Художественного театра всегда есть одно большое достоинство: они настолько тщательны и любовно-добросовестны, что с очевидностью выявляют все достоинства и недостатки пьесы и свой верный и неверный метод. Тут уже никак нельзя сослаться на непонимание или на небрежность исполнения. Постановка Художественного театра сама по себе - лучшая критика "Miserere".

- Я люблю Тину... Я купил себе новый галстух...⁶ Я заплатил за него шестьдесят копеек, а Тина не хочет смотреть на меня... Я купил себе новую шляпу, я заплатил за нее два рубля пятьдесят копеек. А Тина не хочет меня... Я пойду сегодня в погреб и там спрошу себе самого крепкого вина на два рубля...

- У Левки тонкие губы... Левка всегда был первым... Как он говорит: "когда мы делали забастовку"..., "когда я был демократом"...

Это - лиризм женской преданности.

- Отчего отошел дух гнева от молодежи?. . Теперь вы пьете вино, как пьяницы. Слова ваши мертвые, и вы любите девушек. Правду - вы разлюбили.

Это - гражданская тенденция.

Это - девичья наивность.

- Юноша должен стать перед девушкой на колени, а девушка должна отвернуться...

Это - женский демонизм.

- К чему это?.. И тебя нет, и мамы нет, и комнаты нет, и меня нет... Это - философский лейт-мотив.

Это - культ Смерти.

- Вчера хоронили восемь юношей, позавчера шесть, четвертого дня - пять...

Это - статистические данные.

Пьеса Юшкевича одновременно и символическая, и гражданская, и бытовая, и романтическая. Действие ее происходит в еврейском рабочем квартале после 1905 года. Все юноши этого квартала поголовно влюблены в Гзовскую (Тину), несмотря на то, что она сделала все, чтобы казаться некрасивой, неинтересной и безвкусно одетой (все это ей удалось). Тем не менее она неотвратима, и все увидевшие ее убивают себя, предварительно спившись в погребке. Тайна ее власти в том, что она "знает лучшее, чем любовь". Но не она сама изобретательница этой теории. Идейным вождем самоубийц является Марьим - esprit fort {светлая голова } всей пьесы - которая в конце каждого акта говорит: "К чему это?"

Трагический узел пьесы: Зинка (Коренева) любит Левку (Болеславского). Левка любит Тину (Гзовскую). Тина не любит Левки, но была бы не прочь "самоубиться" вместе с ним. Левка, чтобы отомстить Тине, женится на Зинке, но во время свадьбы приходит Тина и затанцовывает Левку в инфернальном вальсе. Левка обещает ей умереть вместе. А наивные еврейские старцы повторяют с гордостью: "Наши дети становятся мужами". На этом заканчивается пьеса в Художественном театре, но не в рукописи. По тексту следует еще акт, в котором действуют те, которые "самоубились" во время первых семи актов и умерли еще до начала пьесы. Но потом оказывается, что вообще всего этого не было, а что это только сон, который видит маленький мальчик Эли, действующий, впрочем, в самой пьесе в качестве восемнадцатилетнего юноши. Последний акт заканчивается тем, что мальчик просыпается, но тотчас же и умирает без всякой видимой причины.

Все драматическое действие пьесы исчерпывается двумя лицами - Зинкой и Левкой (для Тины в ее собственных интересах было бы лучше не появляться на сцене). Для быта и для самоубийств достаточно было бы шести лиц (Этель, Хавка, Эли, Нахман, Мирон, Маня).

Таким образом, принимая в соображение, что в пьесе заняты 72 актера, мы должны признать, что драматическое ее содержание разжижено ровно в тридцать один раз, а бытовое - в двенадцать раз.

Впрочем, если выпустить пятьдесят четыре действующих лица, шесть актов и несвойственный таланту С. Юшкевича символизм, то могла бы получиться недурная, очень выдержанная и сценичная пьеса из еврейского быта в двух актах. Потому что все далеко не так плохо в пьесе Юшкевича, как может показаться с первого раза. Многое верно наблюдено и хорошо передано. Только он не имеет никакого представления о драматическом действии и о сценической экономии, и его губят попытки на символизм.

В пьесе принимают участие исключительно молодые силы Художественного театра. Она поставлена очень хорошо, тщательно и с тактом. Малейшие намеки на сценичность развернуты и художественно разработаны. Еврейский быт и еврейские типы переданы верно, точно и жизненно.⁷ Это мертворожденное дитя делает честь своим исполнителям.

Впервые опубликовано в виде двух заметок в хроникальном приложении к журналу "Аполлон" "Русская художественная летопись" (1911, No 1, с. 9--15 - с заглавием ""Miserere" С. Юшкевича на сцене Художественного театра (Выдержки и оценка пьесы Юшкевича)"; 1911, No 3, с. 47--48 - под рубрикой: "Москва. Театр"). Текст в макете "Ликов творчества" (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 160, л. 29--31) представляет собой контаминацию этих заметок. Печатается по тексту макета. Заглавие статьи взято из плана III книги "Ликов творчества" (там же, л. 1).

Премьера лирической драмы С. С. Юшкевича "Miserere" в Московском Художественном театре состоялась 17 декабря 1910 г. (режиссеры Вл. И. Немирович-Данченко, В. В. Лужский, художник В. Е. Егоров, музыка Ильи Саца). Основные роли исполняли: Тина - О. В. Гзовская, Левка - Р. В. Болеславский, Зинка - Л. М. Коренева, Марьим - А. Г. Коонен, Хавка - В. В. Барановская, Этель - С. В. Ха-лютина, Нахман - С. И. Днепров. В 1910 г. пьеса Юшкевича вышла в свет в издании журнала "Театр и искусство" (тираж - 100 экз.), в 1911 г. была напечатана в 6 выпуске московского альманаха "Земля".

Постановка "Miserere" не имела успеха у публики: "Картина за картиной сменялись при гробовом молчании зрительного зала, а по окончании раздавались даже свистки" "Miserere" (Художественный театр). - Утро России, 1910, 18 дек., No 329). Сам Юшкевич постановкой был удовлетворен и подчеркивал большое "моральное значение события" - факт "постановки еврейской пьесы в национальнейшем русском театре" (И. М-ч. С. Юшкевич о провале "Miserere". - Утро России, 1910, 19 дек., No 330).

Отмечая определенные достоинства пьесы (глубокий лиризм, поэтичность образов, верная передача идейно-психологической атмосферы, воцарившейся после разгрома революции 1905--1907 гг.), критики видели причины неуспеха "Miserere" и в содержании самой драмы, и в характере ее постановки. H. E. Эфрос, например, подчеркивал, что "исполнение, то, что дал театр, ниже того, что дает пьеса" (вместо "особенной напевности" вышла "фальшь и слащавость"), что важнейшие недостатки "Miserere" - "смутность самоубийственных идей", неясность настроений Тины, Марьим и других главных героев "Miserere" в Художественном театре. - Речь, 1910, 21 дек., No 350). В неопределенности и непонятности образа Тины, в утрате чувства меры в нагромождении смертей и самоубийств видел основную причину того, что драма не произвела благоприятного впечатления, и А. А. Койранский (Утро России, 1910, 19 дек., No 330). Э. М. Веский, подобно Волошину, главный недостаток пьесы находил в эклектизме ее художественной ткани ("жалкие потуги <...> дать "мистическо-бытовую" пьесу из еврейской жизни") и постановочных решений: "Ставится пьеса, видимо, сознательно, частью в бытовых, частью в стилизованных тонах" (Бескин Эм. Московские письма. 54. - Театр и искусство, 1910, No 52, с. 1025--1026). В то же время в попытках сочетать "грубый жанровый натурализм" и "нежный мистический узор" усматривали привлекательную особенность драмы Юшкевича и его творческого метода вообще (см.: Вознесенский Ал. "Miserere" Сем. Юшкевича). - Одесские новости, 1911, 12 янв., No 8316).

Собственно драма "Miserere" вне связи с ее постановкой получала и благожелательные отзывы. М. Горький, ознакомившийся с пьесой Юшкевича в рукописи, писал И. А. Бунину 8-9/21-22 июня 1910 г.: "Мне она показалась одной из наилучших его работ. Очень искренно и так просто на эту тему "о воле к смерти", пожалуй, никто из наших современников не писал" (Горьковские чтения. 1958--1959. М., 1961, с. 46; публикация Ф. М. Иоффе). О том, что в чтении "Miserere" выигрывает по сравнению с постановкой, писал В. В. Боровский, посвятивший драме Юшкевича специальную статью в журнале "Современный мир" (1911, No 3, с. 255--265; подпись: П. Орловский). Боровский обратил особое внимание на социально-историческую обусловленность психологических коллизий пьесы и господствующих в ней "самоубийственных" настроений, связав их с трагическим переживанием поражения революции, с переходом от воодушевления в "годы великого подъема" к разуверению, от "молодых порывов к свету, ко благу, к счастью" - к падению "в бездну разочарования и апатии" (см.: Боровский В. Статьи о русской литературе. М., 1986, с. 341--353).

¹ ...Метерлинк ~ "Театром для марионеток". -- В состав "Маленьких драм для марионеток" (1894; заглавие было предложено Метерлинку Шарлем Ван Лербергом) входили пьесы "Алладина и Паломид", "Там, внутри" и "Смерть Тентажиля". В объединяющем их заглавии была отмечена особенность, присущая всей ранней драматургии Метерлинка.

² ...в "Монне Ванне". -- "Монна Ванна" (1902) - романтическая драма Метерлинка на историческом материале, знаменовавшая отход от раннего условно-символистского театра.

³ За "Жизнь человека", за "Царя Голода", за "Черные маски"... "Жизнь Человека" (1906), "Царь Голод" (1907), "Черные маски" (1908) - наиболее характерные образцы "условного" театра Л. Н. Андреева. См. статью "Некто в сером" (с. 457--463 наст. изд.).

⁴ ...похожие на "Слепых" ... - Подразумеваются герои одноактной пьесы Метерлинка "Слепые" (1890).

⁵ ...Тина -- это "Эрос народа"... "Miserere" пересказывает газетное интервью Юшкевича, разъяснявшего, что в пьесе происходит "переход от пессимизма к оптимизму через любовь, эрос, изображаемый и олицетворяемый Тиной"; критик отмечает странность и надуманность такого толкования (Боровский В. Статьи о русской литературе, с. 349, 351).

⁶ Я люблю Тину... Я купил себе новый галстух... -- Здесь и далее - контаминации цитат (в большинстве неточных) и пересказов реплик из разных мест пьесы Юшкевича.

⁷ -- В признании этого достоинства пьесы сходились различные критики: "Еврейский быт, в условиях которого протекает действие, взят не в незначительных деталях, а в верно воспроизведенном узоре изгибов еврейской души" (Койранский А. "Miserere". - Утро России, 1910, 19 дек., No 330); "Не только по сюжету и по выведенным в пьесе типам, но главным образом по основному настроению, по самой психологии действующих лиц "Miserere" - еврейская пьеса. Психологически она непонятна, если не учесть характерные черты мелкомещанской еврейской среды <...>" (Боровский В. "Там, где Художественный театр увлекался в сторону бытовых изображений, он, по-моему, отходил от автора, от основных задач пьесы <...> это совсем реальная пьеса, совсем не аллегорическая, символическая или какая еще. Только реализм ее не жанровый, не бытописательный" (Речь, 1910, 21 дек., No 350).