Врубель

ВРУБЕЛЬ

Нечто общее есть между безумием Ницше и безумием Врубеля, в этом пребывании тела здесь на земле в то время, как гениальный дух уже покинул его, в этой страшной полусмерти, которая отмечает избранных. Точно дух переступил запретную грань и уже не мог вернуться в темницу тела.

Перед этими пятью незаконченными полотнами Врубеля, что висят на выставке "Нового общества",⁶ перед этими драгоценными холстами, извлеченными из сора мастерской, несколько раз приходилось слышать смех, гоготание и негодование на то, что "такую гадость принимают на выставку". Смеялись и негодовали каждый раз элегантно одетые госпола и светские дамы. Неужели же невежество петербургской публики простирается до того, что она ничего не знает о безумии и слепоте Врубеля, о трагедии, постигшей русское искусство? Разве не подобает перед этими полотнами такое же молчание, как в той комнате, где умер Пушкин?

* * *

Но и он не дошел по ней до конца. Его сродство с Лермонтовым в том выражении глаз, которое он ищет в лице "Демона", и в горьких. запекшихся губах. Врубель живописец одно-взгляда. Это страшно чувствуется на большом, незаконченном эскизе "Демона" на выставке "Нового общества", где закончены лишь одни глаза.

Врубель, как и Лермонтов, действительно понимал горы. В России Врубель единственный живописец гор. Я старался вспомнить, кто в живописи понял и воплотил горы. Не холмистую местность в характере Богаевского или Мэнара,⁷ а горы - вечные кристаллы земли.

И всплыло лишь два имени: Леонардо и Врубель.

У Леонардо на его фонах - эти иссиня-голубоватые полупрозрачные сталактиты скал, омытых потопом. Они разоблачают какие-то тайны земли и рождают смутные грезы о том прозрачном синем камне, из которого были построены города Атлантиды.

"Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял".⁸

Его горы везде, как "грань алмаза", как кристаллы драгоценных камней.

Врубель всегда и во всем видел кристаллическое строение вещества: его ткани, его деревья, его лица, его фигуры - все кристаллично, все подчинено каким-то скрытым геометрическим законам, образующим и строящим материю.

Когда он пишет горы, он как бы снимает поверхностные покровы и обнажает сокровенную, сверкающую сущность земли.

Примечания

"Русь" (1908. 17 марта, No 76). Печатается по тексту, представленному в макете "Ликов творчества" (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 159, л. 86--87) и представляющему собой сокращенный вариант первой публикации.

Статья явилась откликом на выставку детских рисунков (из собраний К. А. Сюннерберга, С. В. Чехонина и др.), посмертную выставку картин В. Э. Борисова-Мусатова и экспозицию работ М. А. Врубеля на V выставке "Нового общества художников" (обзор последней см. в статье Волошина "Осколки святых чудес" - наст, изд., с. 266--271). Первая из них совместно с V выставкой "Нового общества" состоялась в залах Строгановского дворца (Невский, 23) с 12 февраля по 16 марта, вторая - в доме Волжско-Камского банка (Невский, 38) с середины февраля по 23 марта (см. каталоги: "Новое общество художников". 5-я выставка картин. СПб., 1908, с. 16; Посмертная выставка картин В. Э. Борисова-Мусатова. СПб., 1908; объявления: Новое время, 1908, 12 февр., No 11466; 23 февр., 11477; 16 марта, 11498).

Включая заметку из газеты в макет будущей книги, Волошин снял два обширных фрагмента из первого эссе, содержащих обзор детских работ А. Бенуа, М. Добужинского, С. Сюннерберга и других, благодаря чему из отчета она превратилась в статью, содержащую лишь общие размышления критика о сущности детского творчества, живописи Борисова-Мусатова и Врубеля. Ее название эксплицирует не только композиционную фрагментарность, но и единый принцип построения - нанизывание параллелей, сближение далеких явлений искусства, в которых отражены "блики" единой идеи. Так, в детском творчестве Волошин усматривает "таинственную связь" с искусством Предвозрожденпя, в женских образах Борисова-Мусатова - отсветы полотен старых мастеров (Боттичелли и Ван-Эйка), а в "Демоне" Врубеля - "органическое родство духа с Лермонтовым" и "геометрические законы" пейзажа Леонардо да Винчи. Таким образом, критик расходится с общепринятой трактовкой Мусатова как "певца водоемов" л "цветущих садов" (Средин Александр. О Борисове-Мусатове. - Золотое руно, 1906, No 3, с. 67), а Врубель привлекает его именно как пейзажист, "единственный живописец гор". Пользуясь традиционным сравнением творчества Врубеля и Лермонтова, он касается принципиально важного для нового искусства (и собственного творчества) вопроса о соотношении словесного и пластического искусств.

⁷

⁸ "Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял". -- Цитата из поэмы Лермонтова "Демон" (ч. 1, строфа 3).