Автор: | Мей Л. А. |
Категория: | Стихотворение |
ПЕСНЯ
Месяц, месяц, свети |
В час ночной на пути, |
Между туч мне блести: |
Ветер, ветер, свисти |
И валы подымай! |
Там, в далекой стране, |
Там, при томной луне, |
Там, в ночной тишине, |
Слезы льют обо мне, - |
О, корабль, поспешай! |
Волны, волны, дружней, |
Волны, волны, скорей, |
Волны, волны, быстрей, |
Меня мчите живей |
На свидание с ней. |
Одинока, грустна, |
Там сидит у окна: |
Мною дума полна, |
Она любит меня |
Ах! За сердце твое |
Всё блаженство мое, |
Всё земное житье |
И всё счастье свое - |
Всё отдам тебе я! |
Ах! Когда б мог прижать |
И тобой лишь дышать, |
И в любви утопать, |
И от сердца сказать: |
Ты навеки моя! |
(1841-1843)
"Когда ты, склонясь над роялью..."
Когда ты, склонясь над роялью, |
До клавишей звонких небрежно |
Дотронешься ручкою нежной, |
И взор твой нальется печалью. |
И тихие, тихие звуки |
Мне на душу канут, что слезы, |
Волшебны, как девичьи грезы, |
То жаль мне бывает печали |
И грусти моей мимолетной; |
Теперь ты грустишь безотчетно - |
Всегда ли так будет, всегда ли? |
Когда ж пламя юности жарко |
По щекам твоим разольется, |
И грудь, как волна, колыхнется, |
И глазки засветятся ярко, |
И быстро забегают руки, |
И звуков веселые волны |
Польются, мелодии полны, - |
Мне жаль, что так веселы звуки. |
Мне жаль, что ты так предаешься |
Веселью, забыв о печали: |
Мне кажется все, что едва ли |
Ты так еще раз улыбнешься... |
(1844)
"Не знаю, отчего так грустно мне при ней..."
Не знаю, отчего так грустно мне при ней? |
Он болен, изнурен любовию своей. |
Он день и ночь в огне - он плачет и ревнует... |
Я не влюблен... при ней бывает грустно мне - |
И только... Отчего - не знаю. Оттого ли, |
Что дума и у ней такой же просит воли, |
Что сердце и у ней в таком же дремлет сне? |
Иль от предчувствия, что некогда напрасно, |
Но пылко мне ее придется полюбить? |
Бог весть! А полюбить я не хотел бы страстно: |
Мне лучше нравится - по-своему грустить. |
Взгляните, вот она: небрежно локон вьется, |
Спокойно дышит грудь, ясна лазурь очей - |
Она так хороша, так весело смеется... |
Не знаю, отчего так грустно мне при ней? |
(1844)
БЕГИ ЕЕ
Беги ее... Чего ты ждешь от ней? |
Участия, сочувствия, быть может? |
Зачем же мысль о ней тебя тревожит? |
Любви ты ждешь, хоть сам еще не любишь. |
Не правда ли?.. Но знаешь: может быть, |
Тебе придется страстно полюбить - |
Тогда себя погубишь ты, погубишь... |
Взгляни, как эта ручка холодна, |
Как сжаты эти губы, что за горе |
Искусно скрыто в этом светлом взоре... |
Ты видишь, как грустна она, бледна... |
Беги ее: она любила страстно |
И любит страстно самое себя, |
И, как Нарцис, терзается напрасно, |
И, как Нарцис, увянет, всё любя... |
Не осуждай: давно, почти дитятей, |
Она душой и мыслью стала жить; |
Она искала родственных объятий: |
Хотелось ей кого-нибудь любить... |
Но не с кем было сердцем породниться, |
Но не с кем было чувством поделиться, |
Но некому надежды передать, |
И показалось ей, что нет на свете |
Любви - одно притворство; нет людей - |
Все - дети, все - бессмысленные дети, |
Без сердца, без возвышенных страстей. |
И поняла она, что без привета |
Увянуть ей, как ландышу в глуши, |
И что на голос пламенной души |
Ни от кого не будет ей ответа. |
И только богу ведомо, как ей |
Подчас бывало тяжело и больно... |
И стала презирать она людей |
И веру в них утрачивать невольно. |
Науку жизни зная наизусть, |
Таит она презрение и грусть, |
И - верь - не изменят ни разговоры |
Ни беглая улыбка ей, ни взоры. |
Но с каждым днем в душе ее сильней |
И доброты и правой злобы битва... |
И не спасет ее от бед молитва... |
1844
ОКТАВЫ (Елене Григорьевне Полянской)
1
Мечтой любимой, думою избранной |
Вы часто переноситесь на юг; |
Вам холодно на родине туманной - |
Вас здесь томит мучительный недуг, |
И вас на берег свой обетованный |
Италия манит к себе, как друг, |
И снятся вам летучие гондолы, |
И слышатся напевы баркароллы. |
2
Италия, любимица богов, |
Владычица развенчанная мира! |
Замолк победный крик твоих орлов, |
И с плеч твоих скатилася порфира, |
И не гремят мечи твоих сынов; |
Но все тебя поет и славит лира, |
Все рвется в небеса твоя душа, |
Все хороша ты, дивно хороша! |
3
Попрежнему тебя волна лелеет, |
Попрежнему цветут твои цветы, |
Попрежнему с лазурной высоты |
Тебя лобзаньем страстным солнце греет: |
Все та же ты, и вечно та же ты - |
В венке из роз, с улыбкой молодою... |
И что же наша Русь перед тобою? |
4
В зиму у нас туманы, снег, мороз; |
В весну и в осень - дождик непрерывный; |
А летом - зелень бледная берез, |
Кой-где трава, цветочки... Климат дивный: |
Порою задыхаешься без гроз, |
Порою мерзнешь... |
Ветер заунывный |
Поет все ту же песню с давних пор: |
Ему у нас раздолье и простор... |
5
Иные любят (впрочем, ведь иные(, |
Иные любят ветра грустный стон, |
Степей раздолье, глыбы снеговые, |
Лесов дремучих непробудный сон, |
Метели наши, вьюги завивные, |
Родной мороз, да тройку удалую, |
Да песню, молодецки-заливную. |
6
Но что за вкус! Что это за народ! |
Порой у нас бывают чудны ночи: |
Прозрачен, необъятен небосвод, |
А белый снег на поле, что есть мочи, |
Мороз тяжелым молотом кует, |
И смотрят неба пламенные очи |
Так пристально, что думы в небеса |
Летят невольно, как зарей роса. |
7
Но то ли ночь Италии прекрасной! |
Все тихо; рощи пальмовые спят; |
Вдали чуть слышен лепет моря страстный - |
С цветов струится тонкий аромат. |
Купается в лазури месяц ясный; |
И вот звучат, стихают, вновь звучат |
Октавы вдохновенного Торквато... |
Любил и я Италию когда - то. |
8
Любил и я перелетать мечтой |
Но не гондолы с песнею живой, |
Не небеса, не волны голубые, |
Не Рим и Капитолий вековой, |
Не Этна и Везувий огневые, |
Не Апеннинов дикая гряда |
Влекли меня в Италию тогда. |
9
В тот миг, когда из нравственных пеленок |
Душа освободится навсегда, |
Когда, как в клетке запертый орленок, |
В груди забьется сердце, и когда |
Природа нам шепнет: "Ты не ребенок", - |
В тот миг я полюбил... Прошли года, |
А и теперь осталось в сердце что - то, |
В чем не могу я дать себе отчета. |
10
Я с нею никогда не говорил, |
Но я искал повсюду с нею встречи, |
Бледнея и дрожа, за ней следил, |
Ее движенья, взгляд, улыбку, речи |
Я жадно, я внимательно ловил, |
Ее в мечтах себе я представлял, |
Грустил, вздыхал, томился, ревновал. |
11
Не рассказать, что делалось со мною. |
Не описать волшебной красоты... |
С весенним солнцем, с розовой зарею, |
С слезой небес, упавшей на цветы, |
С лучом луны, с вечернею хзвездою |
В моих мечтах слились ее черты... |
Я помню только светлое виденье - |
Мой идеал, - отраду и мученье. |
12
. . . . . . . . . . . . . . .
13
Но я недолго любовался ею: |
В Италию уехала она - |
И я мечтой послушною моею |
Перелетел на юг. Отчуждена |
Была от мира мысль моя: пред нею |
Была повсюду чудная страна, |
И издали мой призрак неизбежный |
Манил меня улыбкой грустно-нежной. |
14
И долго-долго я не знал покою: |
В тиши ночей, в докучном шуме дня |
Знакомый образ был передо мною; |
Да и теперь, порой, невольно я |
Перенесусь в Италию мечтою - |
И южный зной в лицо повеет мне, |
И кровь кипит, и голова в огне. |
15
Но быстро это чувство пронесется - |
И снова я на Родине святой; |
И сердце так легко, так ровно бьется: |
Родная песня льется надо мной... |
Как верный друг, мне холод к сердцу жмется... |
Играет ручка с русою косой, - |
И блещут очи темноголубые, |
Задумчивы, как небеса родные. |
Москва, 1844
ОКТАВЫ (С. Г. Полянской)
В альбомы пишут все обыкновенно |
Для памяти. Чего забыть нельзя? |
Писать в альбомы ненавижу я, |
Но вам пишу и даже-откровенно. |
Не знаю я - вы поняли ль меня? |
А я, хоть вас еще недавно знаю, |
Поверьте мне, вас очень понимаю. |
Мне говорили многое о вас: |
Я слушал все, внимательно-покорен: |
Народа глас, известно, божий глас! |
Но слишком любопытен был и вздорен, |
И несогласен этот весь рассказ; |
Притом же белый цвет всегда так черен: |
Я захотел поближе посмотреть - |
О чем так стоит спорить и шуметь? |
Я познакомился - вы были мне соседка. |
Я захотел понять вас, но труды |
Мои все пропадали, хоть нередко |
Я нападал на свежие следы. |
Сначала думал я, что вы кокетка, |
Потом, что вы уж чересчур горда; |
Но девушка с рассудком и душою. |
И нравитесь вы мне, но не за то, |
Что вы любезны, хороши собою: |
Меня не привлечет к себе никто |
Уменьем говорить и красотою, |
Хорошенькое личико - ничто, |
Когда нет искры чувства за душою, |
А женский ум - простите ль вы меня? - |
Почти всегда - пустая болтовня. |
Но вы мне нравитесь, как исключенье |
Из женщин, именно за то, что вы |
Умели обуздать в себе стремленье |
И пылкость чувств работой головы, |
За то, что есть и в вас пренебреженье |
К понятьям света, говору молвы, |
Что вам доступны таинства искусства, |
Понятен голос истины и чувства. |
За это я люблю вас и всегда |
Любить и помнить буду вас за это. |
Вас отравит собой дыханье света, |
И много вы изменитесь тогда, |
И все, чем ваша грудь была согрета, |
Придется вам покинуть и забыть; |
Но я сказал, что буду вас любить... |
Любить за прежнее былое... много |
Я вам обязан... несколько минут |
Идем мы вместе жизненной дорогой, |
Но с вами версты поскорей бегут. |
Я не считаю их: ведь, слава богу, |
Куда-нибудь они да приведут, - |
И все равно мне - дольше иль скорее... |
А все-таки мне с вами веселее! |
Другая приняла слова мои |
За чистое любовное признанье, |
Но вам не нужно объяснять любви, |
Но с вами мне не нужно оправданье. |
Попутчики пока мы на пути, |
И разойдемся, лишь воспоминанье |
Тогда-то вот, дорогою одной. |
И то навряд: - свое возьмет забвенье |
Забудете меня вы... Впрочем, я |
И не прошу вас - сделать одолженье |
И вспомнить обо мне: ведь вам нельзя |
Мне уделить хотя одно мгновенье... |
Мне одному?.. Вы поняли меня? |
Конечно, да: - вы тоже прихотливы |
И сами, как и я, самолюбивы... |
(1844)
KАНУН 184(5) ГОДА
Уж полночь на дворе... Еще два - три мгновенья, - |
И отживающий навеки отживет |
И канет в прошлое - в ту вечность без движенья... |
Как грустно без тебя встречать мне новый год... |
Но, друг далекий мой, ты знаешь, что с тобою |
Всегда соединен я верною мечтою: |
Под обаянием ее могучих чар, |
Надеждой сладкою свидания волнуем, |
Тебе передаю горячим поцелуем. |
(1844)
СОСНА
Во сыром бору сосна стоит, растет; |
Во чистом поле метель гудит, поет; |
Над землею тучи серые шатром; |
На земле снега пушистые ковром; |
Вьюга; холод, но печальная сосна |
Неизменна, как весною, зелена. |
Возвратится ли веселая весна, |
Пробудится ли природа ото сна, |
Прояснеют, улыбнутся небеса, |
В листья нежные оденутся леса, |
Заблестит сквозь зелень ландыш серебром, |
Засинеют незабудки над ручьем, |
Встанет солнце с неба чистого светлей, |
И зальется звонкой трелью соловей - |
Всё попрежнему печальна, зелена, |
Думу думает тяжелую сосна. |
Грустно, тяжко ей, раскидистой, расти: |
Собирая иглы острые свои, |
Хочет в землю глубоко она уйти, |
Иль сорвавшися с извилистых корней, |
В небо взвихриться метелью из ветвей. |
Да крепка земля, далеки небеса - |
И стоит она, угрюмая краса, |
И весною и зимою зелена, |
И зимою и весною холодна... |
Тяжело сосной печальною расти, |
Не меняться никогда и не цвести, |
Равнодушным быть и к счастью и к беде, |
Но судьбою быть прикованной к земле, |
Быть бессильным - превратится в бренный прах |
Или вихрем разыграться в небесах. |
(1845)
ДЕРЕВНЯ
(посвящается Надежде Дмитриевне П(оловце)вой)
Вступление
Желали вы, - и я вам обещал |
С идиллией - не то, чтоб пастораль, |
А так стихи... Приличного названья |
Пока еще я к ним не подобрал; |
Но входят в них мечты, воспоминанья, |
Намеки, грусть, природа при луне, - |
Короче, всё, что нужно вам и мне. |
Вот вам стихи, как следует, с скандовкой |
И с рифмами, надеюсь прочитать |
Вам лично я с приличной обстановкой: |
Весенний день начнет уж догорать, |
И вы, склонясь ленивою головкой, |
Задумчиво мне будете внимать... |
Кто первый роль не выдержит - не знаю: |
Увидим там... Теперь я начинаю. |
1
Они прошли, прошли, былые дни |
Спокойствия вдали от шума света! |
Когда ж опять вернутся к нам они? |
Конечно, мы дождемся снова лета |
И двадцати трех градусов в тени, |
Не вериться, что вновь когда - нибудь |
Мы усладим ей жизненный наш путь. |
Я восставал на жизнь тех домоседов - |
Помещиков, которые, как ай |
В своем дупле, в углу отцов и дедов |
Сидят весь век, чем их не вызывай. |
Теперь их лень я понял... Грибоедов |
Давно сказал: "деревня летом - рай! " |
Да, в хорошо устроенных именьях |
Блаженна жизнь, как в праведных селеньях. |
Вы помните?.. Бывало, мы в саду |
Сидим в тени; по листьям ветер жаркой |
Лепечет что-то, как больной в бреду; |
Над нами вяз темно-зеленой аркой |
Спускается; луч солнца по пруду |
Бежит струей чешуйчатой и яркой; |
Рой пчел жужжит на полевых цветах, |
И воробьи чиликают в кустах. |
Сидим... В руках дымятся папиросы, |
Знакомых мест: вот нивы, вот покосы, |
Дорожка на зеленый косогор... |
С малиной и клубникою подносы |
Нетронуты стоят, и разговор |
Чуть вяжется... не худо б прогуляться, |
Да как с скамьей дерновою расстаться? |
Вот, вечером... |
2
Да: вечером пришлось |
Приписывать к былому полустишью; |
Но сколько лет меж нами пронеслось, |
Но как давно покровскому затишью |
Я стал чужой, и как давно мы врозь?.. |
Не сельской я, а городскою мышью, |
По чердакам, не в зелени полей, |
Гложу листы... печатанных статей. |
Конечно, пища вовсе недурная, |
И много пользы от нее подчас; |
Но всё-таки, о прежнем вспоминая, |
Я умственно не отводил бы глаз |
(Не Мильтона - могу уверить вас!(, |
Где услаждали молодость не книги, |
А лес да луг с живою змейкой Скниги. |
И точно: речка чудо хороша |
По вечерам... Тогда жара отхлынет, |
И, полной грудью н'а воду дыша, |
Зеленый берег понемногу стынет: |
То ветвь сосны, то стрелку камыша |
Прозрачной тенью в воду опрокинет, |
И тень за тенью - стройны и легки - |
Лениво тонут в пурпуре реки. |
Как весело тогда по косогору, |
Промоиной песчаной, на коне |
Взбираться вверх к темнеющему бору |
И кланятся то ели, то сосне, |
Чтоб веткою колючей, без разбору, |
Не наклонялись, сонные, оне... |
Но вот и гребень глинистый обрыва, |
Багровый весь от зорного отлива, |
Не знаю - вам, а мне тоска сжимала |
Всю внутренность рукою ледяной, |
Когда с обрыва я глядел, бывало, |
Вниз на реку... Зато, о боже мой! |
Рвалася вон душа и ликовала, |
И призраком казалася печаль, |
Когда смотрел я за реку, в ту даль... |
В ту даль, где я оставил много-много |
И радостей, и жизни молодой, |
Куда вилась знакомая дорога... |
Но я боюсь вам надоесть собой, - |
Забылся я: простите, ради бога! |
Мы с вами на обрыве, за рекой... |
Уже темно. Огни зажглись в избушках, |
Заря погасла на лесных верхушках. |
Под нами сетка из цветов и трав, |
Весною опрокинутый стаканчик, |
Льет запах ландыш, под кустом припав, |
И мотыльком порхает одуванчик; |
Мотает мордой ваш гнедой Буянчик - |
Упрямится, - нельзя ль щипнуть травы, |
Да не дают: его упрямей вы... |
Хоть нескольок боитесь, если ухо |
Прижмет он к холке.. А домой пора, |
Пока росы нет н'а поле и сухо... |
Вот лай собак с господского двора |
И стук колес доносится до слуха: |
К вам гости - и, наверно, до утра! |
В галоп, Буянчик! право, опоздаем: |
Чу! десять бьет - всё общество за чаем... |
(1848 - 1849?)
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Баю-баюшки-баю, |
Баю Оленьку мою! |
Что на зорьке - на заре, |
О весенней о поре, |
Пташки божии поют, |
В темном лесе гнезда вьют. |
Ты гнезда себе не вей: |
Прилетай ты в наш садок, - |
Под высокий теремок. |
Под кусточком попорхать, |
Спелых ягод поклевать, |
Солнцем крылышки пригреть, |
Оле песенку пропеть. |
Баю-баюшки-баю, |
Баю Оленьку мою! |
(1849?)
БАРКАРОЛЛА
Стихнул говор карнавала, |
На поля роса упала, |
Месяц землю серебрит, |
Всё спокойно, море спит. |
Волны нянчают гондолу... |
"Спой, синьора, баркароллу! |
Маску черную долой, |
Обойми меня и пой!.. " |
"Нет, синьор, не скину маски, |
Не до песен, не до ласки; |
Мне зловещий снился сон, |
Тяготит мне сердце он". |
"Сон приснился, что ж такое? |
Снам не верь ты, всё пустое; |
Вот гитара, не тоскуй, |
Спой, сыграй и поцелуй!.. " |
"Нет, синьор, не до гитары; |
Снилось мне, что муж мой старый |
Ночью тихо с ложа встал, |
Тихо вышел на канал, |
Завернул стилет свой в п'олу |
И в закрытую гондолу, |
Вот, как эта, там вдали - |
Шесть немых гребцов вошли... " |
(1849-1850)
"О ты, чье имя мрет на трепетных устах..."
О ты, чье имя мрет на трепетных устах, |
Чьи электрически-ореховые косы |
Ты, душечка моя, ответь мне на вопросы: |
Не на вопросы, нет, а только на вопрос: |
Скажи мне, отчего у сердца моего |
Я сердце услыхал, не слыша своего? |
(1849-1850?)
СЕКСТИНА
Опять, опять звучит в душе моей унылой |
Знакомый голосок, и девственная тень |
Опять передо мной с неотразимой силой |
Из мрака прошлого встает, как ясный день; |
Но тщетно памятью ты вызван, призрак милый! |
Я устарел: и жить и чувствовать - мне лень. |
Давно с моей душой сроднилась эта лень, |
Как ветер с осенью угрюмой и унылой, |
Как взгляд влюбленного с приветным взглядом милой |
Как с бором вековым таинственная тень; |
Она гнетет меня и каждый божий день |
Овладевает мной всё с новой, с новой силой. |
Порою сердце вдруг забьется с прежней силой; |
Сквозь ночи вечные проглянет светлей день: |
Я оживу на миг и песнею унылой |
Стараюсь разогнать докучливую лень. |
Но краток этот миг, нечаянный и милый... |
Куда ж сокрылись вы, дни молодости милой, |
Когда кипела жизнь неукротимой силой, |
Когда печаль и грусть скользили, словно тень, |
По сердцу юному, и тягостная лень |
Еще не гн'ездилась в душе моей унылой, |
И новым красным днем сменялся красный день? |
Увы!.. Пришел и он, тот незабвенный день, |
День расставания с былою жизнью милой... |
По морю жизни я, усталый и унылый, |
Плыву... меня волна неведомою силой |
Несет - бог весть куда, а только плыть мне лень. |
И всё вокруг меня - густая мгла и тень. |
Зачем же, разогнав привычную мне тень, |
Сквозь ночи вечные проглянул светлый день? |
Зачем, когда и жить и чувствовать мне лень, |
И голосок его с неотразимой силой |
Опять, опять звучит в душе моей унылой? |
(1851)
В АЛЬБОМ (Т. П. Е(ремее)вой)
Я видел мельком вас, но мимолетной встречей |
Я был обрадован: она казалась мне |
Чего-то нового отрадною предтечей, - |
И хоть на миг один я счастлив был вполне. |
Простите же мое невольное желанье |
Оставить по себе у вас воспоминанье: |
Всё легче на душе, всё как-то веселей... |
Так путник, встретив храм среди чужой пустыни, |
На жертвенник ему неведомой богини |
Приносит скудный дар - и в путь идет смелей. |
(1851-1854?)
В АЛЬБОМ (Е. П. М(айко)вой)
Желаю вам резвой вилиссой |
По жизненной сцене порхать, |
Печаль и тоску за кулисой, |
Желаю вам время седое |
На пляску с собой заманить |
И силой страстей молодою |
До смерти его закружить. |
Желаю вам с каждой денницей |
В цветистых местах умирать |
И с каждой полуночью - жрицей |
Волшебной любви оживать. |
Когда же улыбкой прощальной |
Вас дольная жизнь подарит, |
И занавес вас погребальный |
Со светом навек разделит, |
Желаю, чтоб вызвал вас, Дженни, |
На сцену забывчивый свет |
И милой, пленительной тени |
Признательно бросил букет. |
(1851-1854?)
В АЛЬБОМ (гр. Е. П. Ростопчиной)
Я не хочу для новоселья |
И всех звестных вам обнов, |
Когда-то сшитых от безделья |
И красных слов. |
Но дай вам бог, под новым кровом, |
Стереть следы старинных лез, |
Сломать шипы в венце терновом |
И оградиться божьим словом |
От старых гроз. |
А если новые печали |
На долю вам в грядущем пали, |
Как встарь, покорствуйте творцу |
И встретьте их, как встарь встречали, |
Лицом к лицу. |
Пусть вера старая основой |
Надежде старой будет вновь, |
И, перезрев в беде суровой, |
Пускай войдет к вам гостьей новой |
Одна любовь. |
(1851-1854?)
"О господи, пошли долготерпенье..."
О господи, пошли долготерпенье! |
Ночь целую сижу я напролет, |
Неволю мысль цензуре в угожденье, |
Неволю дух - напрасно! Не сойдет |
Ко мне твое святое вдохновенье. |
Нет, на кого житейская нужда |
Тяжелые вериги наложила, |
Тот - вечный раб поденного труда, |
И творчества живительная сила |
Ему в удел не дастся никогда. |
Но, господи, ты первенцев природы |
Людьми, а не рабами создавал. |
Завет любви, и братства, и свободы |
Ты в их душе бессмертной начертал, |
А твой завет нарушен в род и роды. |
Суди же тех всеправедным судом, |
Кто губит мысль людскую без возврата, |
Кощунствует над сердцем и умом - |
И ближнего, и кровного, и брата |
(1855)
ПОДРАЖАНИЕ ВОСТОЧНЫМ
(Н. И. Кролю)
Храни поученье отцово, |
Мой сын, и в скрижали души |
Мое заповедное слово |
Отныне навеки впиши: |
Пребудь безбоязен душою, |
Но господа бойся и чти; |
Премудрость зови ты сестрою |
И разум себе просвети. |
И речи греха и обмана |
Не будут нам, мудрым, властны, |
И в разуме будет охрана |
Тебе от лукавой жены. |
Взгляни!.. Не находит на ложе |
Она ни покоя, ни сна, |
И ночью сидит настор'оже, |
Сидит и глядит из окна - |
Случайно глупец молодой? |
Не слышно ли праздной походки? |
Не слышно ли песни ночной? |
Увидит - услышит далече, |
И выйдет, и станет ласкать, |
И станет коварные речи |
С бесстыдным лицом лепетать: |
"Сегодня должна, по обету, |
Я мирную жертву свершить, |
А гостя любимого нету |
Трап'езу мою разделить. |
Тебя я искала, искала - |
Ждала от вечерней поры: |
Завесила одр и постлала |
Египта двойные ковры, |
Посыпала ложе шафраном, |
Корицей посыпала пол - |
Войди и в веселье желанном |
Возляжем за трапезный стол. |
И много унес серебра - |
Унес и ревнивое око: - |
Пробудь у меня до утра... " |
Прельстила беседою грешной, |
Тенётами уст привлекла, - |
И вслед за женою поспешно |
Безумная жертва пошла: |
Идет он, как вол на закланье, |
Идет он, как к привязи пес, |
Забыв, что души достоянье |
На жертву блуднице принес. |
(1856)
КРАСАВИЦЕ
Природа севера за ним, от колыбели, |
Суровой нянькою ходила много лет: |
Ни песен для него уста ее не пели, |
Не улыбалися отзывно на привет, |
И только с каждым днем мертвее и мертвее |
Слагалися черты старухина лица, |
И он не понимал ни жизни, ни творца... |
Не понимал он слов - "тревога, страсть, желанье... |
Блаженство и восторг... "Но - встретилася ты - |
В природе мертвенной познал он обаянье |
И вековечный строй любви и красоты. |
(6 октября 1856 г.)
ПОКОЙНЫМ
Когда раскинет ночи мерцающие сени |
И полы темные небесного шатра, |
Толпой у моего бессонного одра |
Сбираетеся вы, возлюбленные тени... |
Незримы для других, неслышимы другим, |
Вы взору моему являетеся ясно |
В бесплотных призраках и внятно, хоть безгласно |
Мне шепчете: "усни - отраден сон живым". |
Не засыпаю я, но в области мечтанья |
Какой-то двойственной я жизнию живу - |
Не здесь, но и не там, ни в сне ни наяву: |
То греза памяти, то сон воспоминанья... |
Чем сердце некогда и билось и жило, |
Что некогда оно, страдая, схоронило - |
Желания, мечты, надежды и любовь. |
Летучей чередой, падучею звездою |
Мелькают предо мной знакомые черты; |
Отец, младенец-брат и ты, родная, ты, - |
Бледна, болезненна, под ранней сединою, |
Вконец истомлена неравною борьбою, |
Но незнакомая с упреком и с укором, |
Но с всепрощающей улыбкою и взором, |
Переглянувшимся отчаянно с судьбой. |
О мать моя, скажи, скажи мне: для чего же |
Печально ты глядишь в загадочную высь |
И словно молвишь мне: "бедняжка, не борись - |
Для силы есть предел и для терпенья тоже! " |
Но нет, я не забыл примера твоего: |
Я помню, как в тебе двоились силы прежде |
При первом отдыхе от горя, при надежде |
На милость божию и на покров его. |
В беседе дружеской, за трапезой простой |
Звучали за-полночь и смех и голос твой, |
А чудные глаза пылали и темнели. |
Мой милый Сашенька, с тобою связан я |
Всей братской памятью от самой колыбели, |
И много раз к моей горячечной постели |
Охранным ангелом слетала тень твоя. |
Вот как теперь гляжу на детскую: о стекла |
Дробится солнышко в рассыпчатых лучах; |
Ты прыгаешь, смеясь, у няньки на руках; |
Игрушка в ротике пурпуровом намокла; |
Глазенки светятся весельем неземным; |
Под тонкой кожей кровь играет в каждой жилке, |
Как будто никогда ей не остыть в могилке |
Под вешней муравой и камнем гробовым... |
Отец мой, и к тебе судьба была сурова |
И в полном цвете сил свела нежданно в гроб. |
Ребенком я глядел на твой остывший лоб, |
На впалые глаза и на парчу покрова... |
Спокойно подошел к могиле за толпою |
И видел, как тебя засыпали землею, |
И как поверх легла тяжелая плита. |
И были новы мне - весенняя погода, |
Кудрявые верхи кладбищенских берез, |
И голос дьякона, и резкий скрип колес, |
И запах ладана, и скопище народа. |
Потом я позабыл надолго о тебе, |
А если вспоминал, - случайно, на мгновенье, |
Как грёзу сонную, как смутное виденье, |
Безместное в моей безвыходной судьбе. |
Теперь ты знаешь сам, в душе моей другое. |
Воспоминания мне сладостней всего, |
И часто думой я у гроба твоего... |
Отец, простил ли ты дитя свое родное?.. |
Но тени новые... И ближе всех одна... |
Как нежны очерки лица и шеи белой, |
Как горделив изгиб у этой брови смелой, |
Как молодая грудь легко округлена! |
Ты одохнула ль там тревожною душой. |
Забыла ль прошлое, иль в небо за тобой |
Бессменной спутницей умчалась страсть земная? |
Бывало, вечером, - все сумрак обовьет, |
За кровлями заря край неба нарумянит, |
И первая звезда слезою крупной канет |
На темную лазурь с неведомых высот, - |
К раскрытому окну припасть с тупой истомой, |
Поникнуть головой, дыханье затая, |
Ты слушаешь: реки ленивая струя |
Не донесла ль к тебе и благовест знакомый, |
Иль мерный бой часов того монастыря, |
Где скрыла от тебя таинственная ряса |
Празднолюбивого ханжу и ловеласа... |
Ты слушаешь - горишь и гаснешь, как заря... |
Как угасает все прекрасное на свете... |
Две бабушки мои... Одна, как на портрете, |
В роброне с кружевом и с лентой голубой |
Поверх напудренной прически величавой; |
Сапфира перелив в разнеженных глазах, |
Полузавешенных ресницею лукавой... |
Другая бабушка отцветшую красу |
Прикрыла, как могла под скадками капота, |
Под одногорбыми очками на носу. |
Прямою сверстницей невозмутимых Парок, |
Старушка тянет нить из вечного мотка... |
И спицами стучит, и пятку у чулка |
Спускает бережно... Давно оплыл огарок; |
Давно внучата спят... Не спит из них один: |
Упорно он глядит на блещущие спицы, |
На чепчик бабушки, на белые ресницы, |
На губы сжатые и впадины морщин. |
О, многое с тех пор для внука миновало, |
И много прожил он и дум, и чувств, и дней; |
Но как жалеет он о бабушке своей |
И скромной комнатке, где п'од вечер всё спало! |
И вы, в толпе теней, друзья моей весны, |
Былые спутники на жизненной дороге! |
И смело в путь пошли, судьбой увлечены. |
Я отставал от вас: одни вслед за другими, |
Умчалися вы в даль и скрылися из глаз, |
Но след ваш свеж еще, и догоню я вас |
У общей пристани, за гранями земными. |
Последним перегнал меня недавно - ты, |
Поклонник пламенный и мученик искусства: |
Не мог ты подчинить труду живого чувства, |
Рассудком обуздать не мог своей мечты - |
И пел, что пелося, без ладу, без разбора, |
Как малое дитя, едва ли разумев, |
Что есть условный строй, наслушанный напев... |
Не мог перенести ты злого приговора |
Заносчивых судей; доверчивый поэт, |
Ты видел в г'аере Ахилла гнев и силу, |
И - грустно вымолвить - сложил тебя в могилу |
Нахальной выходкой журнальный пустоцвет. |
Но суд потомства чужд служения кумиру; |
Над урною твоей, непризнанный певец, |
И робкою рукой настроенную лиру. |
Мир праху твоему! |
Отшельник старый, дед... |
Завален грудой книг в невзрачном кабинете... |
Науки труженик, запутавшийся в сети |
Сухой схоластики, ты мистицизма бред |
Считал за истину, конечную идею |
Искал в среде, где нет начала и конца, |
И солнцем признавал лампаду мудреца... |
Ты истину узнал, представши перел нею... |
Поникшее чело, из-под склоненных век |
Едва приметный взор, не прежний, горделивый, |
А взор сознания, спокойно прозорливый, |
Всё говорит в тебе: "безумен человек! " |
Две тени, две сестры... Одна - дитя душой, |
С слепою верою в прекрасное, благое, |
В земное счастие, в призвание земное, |
В любовь, в поэзию - во всё, что у другой |
Тяжелым опытом навек убито было, |
Но что в ней осмеял рассудок - сатана, |
Что сердце прокляло, презрело и забыло. |
Проносится она, несхожая чета, |
Как воплощение насмешки и восторга, |
Порыва и любви, презрения и торга, - |
Жизнь - как была, и жизнь - как светлая мечта... |
Мечтою жизнь была и для тебя, мой милый, |
Мой незабвенный друг, товарищ бурных лет, |
Загадка, для какой разгадки даже нет... |
Порою юноша, порою старец хилый, |
Порою твердый муж совета и труда, |
Порой изнеженный, ребячливый сангвиник, |
В душе христианин, в привычках истый циник, |
Раскошный цвет ума, увядший без плода! |
Ты всех спокойнее... ты, окруженный сонмом |
Полуночных теней, попрежнему мне мил, |
Ты будто говоришь: "Я верил и любил - |
Я верю и люблю... Помолимся и вонмем! " |
И следом за тобой мелькают все они, |
Былые образы и призраки былые. |
Как над могилами блудящие огни, |
Они колеблются и теплются уныло, |
И в этих огоньках и в каждой вспышке их |
Горит частица дум, частица чувств моих, |
Упавшая слезой над свежею могилой. |
Толпой у моего бессонного одра |
Сбираетеся вы, возлюбленные тени, |
Когда раскинет ночь мерцающие сени |
И полы темные небесного шатра. |
Все вы вокруг меня, вы живы, вы воскресли. |
Не правда ли - вы здесь, вы не обман пустой? |
Но... если вы - мечта и вызваны мечтой? |
Но если нет вас здесь и нет нигде... Но если... |
Молчи, лукавый ум, сомнений не буди: |
Я верю пламенно в присутствие не сущих, |
Я верю - есть союз меж живших и живущих, |
Как есть бессмертие и вечность впереди! |
(16 декабря 1856 г.)
(кому-то)
Ты печальна, ты тоскуешь, |
Ты в слезах, моя краса... |
А слыхала ль в старой песне: |
"Слезы девичьи - роса"? |
Поутру на поле пала, |
А к полудню нет следа... |
Так и слезы молодые |
Улетают навсегда, |
Словно росы полевые, - |
Знает бог один - куда. |
Развевает их и сушит |
Жарким пламенем в крови |
Вихорь юности мятежной, |
Солнце красное любви. |
(с. Кораллово. 30 июля 1857 г.)
"Убей меня, боже всесильный..."
Убей меня, боже всесильный, |
Предвечною правдой своей, |
И всем нарекомым убей - |
Любви ты во мне не погубишь, |
Не сдержишь к бессмертью порыв: |
Люблю я - затем, что ты любишь, |
Бессмертен - затем, что ты жив! |
(19 октября 1857 г.)
ЦЕРЕРА
(посвящается графу Григорию Александровичу)
(Кушелеву - Безбородко)
(Rachette me feeit.)
Октябрь... Клубятся в небе облака, |
Уж утренник осеребрил слегка |
Поблекшие листы березы и осины, |
И окораллил кисть поспелую рябины, |
И притупил иголки по соснам... |
Пойти к пруду: там воды мертво-сонны, |
Там в круг сошлись под куполом колонны, |
И всепечальнице земли воздвигнут храм, |
Храм миродержице - Церере... |
Там |
Сидел один на каменной ступени |
И в высь глядел, и в темной той выс'и |
Одна звезда спадала с небеси, |
Вслед за другой мне прямо в душу... Тени |
Ложилися на тихий пруд тогда - |
Так тихо, что не слышала вода. |
Не слышали и темные аллеи |
И на воде заснувшие лилеи... |
Одни лишь сойка с иволгой не спят: |
Тревожат песней задремавший сад, - |
И этой песне нет конца и меры... |
Но вечно нем громадный лик Цереры... |
На мраморном подножии, в венце |
Из стен зубчатых, из бойниц и башен, - |
Стоит под куполом, величественно-страшен, |
Спокоен, и на бронзовом лице |
Небесная гроза не изменит улыбки... |
А очертания так женственны и гибки, |
И так дрожат в руках богини ключ |
А не художник, кажется, дала |
Ей жизнь и будто смертным предрекла: |
"Склонитесь перед ней - вот сила и свобода! " |
Но вот, без мысли, цели и забот, |
Обходит храм, по праздникам, народ: |
На изваяние не взглянет ни единый, |
И разве сторожил, к соседу обратясь, |
Укажет: "Вон гляди ! беседку эту князь |
Велел построить в честь Екатерины". |
Загадка
Развязанные, вполне живые разговоры, |
Язвительный намек и шуточка подчас, |
Блестящие, как сталь отпущенная, взоры |
И мягкий голос ваш смущают бедных нас. |
Но угадайте, что поистине у вас |
Очаровательно и сердце обольщает? |
В раздумье вы ?.. Так я шепчу вам на ушко: |
Кто знает вкус мой, тем и угадать легко, |
А кто не знает, пусть посмотрит: угадает... |
"Не верю, господи, чтоб ты меня забыл..." |
Не верю, господи, чтоб ты меня забыл, |
Не верю, господи, чтоб ты меня отринул: |
Я твой талант в душе лукаво не зарыл, |
И хищный тать его из недр моих не вынул. |
Нет ! в лоне у тебя, всесильного творца, |
Почиет Красота и ныне и от века, |
И ты простишь грехи раба и человека |
За песни Красоте свободного певца. |
Малиновке
Да! Ты клетки ненавидишь, |
Ты с тоской глядишь в окно; |
Воли просишь... только, видишь, |
Право, рано: холодн'о |
Пережди снега и вьюгу: |
Вот олиствятся леса, |
Вот рассыпется по лугу |
Влажным бисером роса! |
Клетку я тогда открою |
Ранним - рано по утру - |
В крупноягодном бору. |
Птичке весело на поле |
И в лесу, да веселей |
Жить на воле, петь на воле |
С красных зорек до ночей... |
Не тужи: весною веет; |
Пахнет в воздухе гнездом: |
Алый гребень так и рдеет |
Над крикливым петухом; |
Уж летят твои сестрицы |
К нам из-за моря сюда: |
Жди-же, жди весны-царицы, |
Теплой ночи и гнезда. |
Я пущу тебя на волю; |
Но, послушай, заведешь |
Ты мне песенку, чт'о полю |
И темн'ым лесам поешь ? |
Знашь, ту, чт'о полюбили |
Волны, звезды и цветы, |
Ночи вешние да ты. |
Ответ фельетонисту
Я горжусь 44-м |
За нее, за страсть мою: |
Для чего ж пером истертым |
Нацарапал ты статью ? |
Чт'о глумишься над собратом, |
Как мальчишка - хи - хи - хи ? |
Вспомни, милый, в 35 - м |
Я прощал тебе стихи; |
Так, конечно, обороны |
И отместки не ищу |
И, конечно, фельетоны |
В 57 - м прощу. |
Сумерки
Оттепель... Поле чернеет; |
Кровля на церкви обмокла; |
Так вот и веет, и веет - |
Пахнет весною сквозь стекла. |
В'одополь всё прибывает, |
И ограниченной льдинкой |
Вешняя звездочка тает. |
Тени в углах шевельнулись, |
Темные, сонные тени |
Вдоль по стенам потянулись, |
На пол ложатся от лени... |
Сон и меня так и клонит... |
Тени за тенями - грезы... |
Дума в неведомом тонет... |
Н'а сердце - крупные слезы. |
Ох, если б крылья да крылья, |
Если бы доля, да доля, |
Не было б мысли - "бессилья". |
Не было б слова - "неволя". |
Арашка
Дворовые зовут его Арашкой... |
Ученые назвали бы ар'а; |
Граф не зовет никак, а дачники милашкой |
Бывало, я с утра |
Росистою дорожкою по саду |
Пойду гулять, - он, на одной ноге, |
Стоит на крыше и кричит: "Эге! " |
Потом хохочет до упаду, |
За клюв схватившись лапою кривой |
И красною качает головой. |
Никто не помнит, как, когда, откуда |
Явился в дом Арашка ?.. Говорят, |
Что будто с коробля какого-то, как чудо, |
Добыл его сиятельный... |
Навряд ! |
Мне кажется, Арашку подарили - |
Или визирь, или не знаю кто? |
Быть может, что сама |
Державина бессмертная Фелица?.. |
Положим - так... |
А попугай - все птица... |
Он не забыл Америки своей, - |
И солнца жаркого, и паутины хочет, |
И над березами и соснами хохочет. |
Не знаю, почему припомнилось... |
Читал |
Когда-то я индийское преданье |
О племени... Забыл теперь названье, |
Но только был героем попугай... |
Вот видите... в Америке есть край, |
На берегах - пожалуй - Ориноко. |
Там ток воды прорыл свой путь глубоко |
Сквозь кручу скал... И брызжут, и гремят, |
И в прорезь рвутся волны... Водопад... |
Сюда-то в незапамятное время, |
Укрылося войной встревоженное племя, |
Затем, чтоб, с трубкой мира, отдохнуть, |
В тени утесов и пещер прибрежных |
От дней, вигвамам тяжких и мятежных; |
Пришло сюда и кончило свой путь... |
И спит теперь от мала до велика |
В пещере: - всех горячка унесла... |
Что был народ какой-то, что была |
Когда-то жизнь и здесь... |
Над водопадом, |
На выступе гранитных скал, сидит |
Седой ара и с потускневшим взглядом |
На языке утраченном кричит |
Какие-то слова... |
И наотмашку |
Гребет веслом испуганный дикарь; |
Всё - мертвецы, а были люди встарь... |
(25 мая 1853 г.)
ОДУВАНЧИКИ
(ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ БАРЫШНЯМ)
Расточительно-щедра, |
Сыплет вас, за грудой груду, |
Наземь вешняя пора, |
Сыплет вас она повсюду; |
Где хоть горсточка земли, - |
Вы уж, верно, расцвели. |
И цветки так золотисты! |
Надломи вас хоть легко, - |
Так и брызнет молоко... |
Вы всегда в рою веселом |
Перелетных мотыльков, |
Вы в расцвет - под ореолом |
Серебристых лепестков, |
Хороши вы в день венчальный; |
Но... подует ветерок, |
И останется печальный, |
Обнаженный стебелек... |
Он цветка, конечно, сп'орей: |
Можно выделать цикорий! |
(30 мая 1858 г.)
ПРИ ПОСЫЛКЕ СТИХОВ (КАТЕ МЕЙ)
Года прошли с тех пор обычным чередом, |
Как, силы юные в семейной лени тратя, |
С тобою вечера просиживал я, Катя, |
В глуши Хамовников и на крылечке том, |
Откуда смерть сама раздумчиво сходила... |
Года прошли, но ты, не правда ли, все та? |
Все так же для тебя любезны те места, |
Где в праздник, вечером, умчась из пансиона, |
Ты песню слушала доверчиво мою |
И знала, что пою - не зная, что пою, |
Под звучный перелив знакомого нам звона? |
Возьми же, вот тебе тетрадь моих стихов, |
На память молодых и прожитых годов... |
Когда нас Чур стерег, дымилась вечно трубка, |
И жизнь цвела цветком, как ты, моя голубка! |
(1858)
ПОЛЕЖАЕВСКОЙ ФАРАОНКЕ
Ох, не лги, не лги, |
Даром глазок не жги, |
Вороватая! |
Лучше спой про свое, |
Про девичье житье |
Распроклятое: |
Соловей на беду, |
Расыстомную |
Песню пел - распевал - |
С милым спать не давал |
Ночку темную... |
(27 января 1859 г.)
ФЕЙРВЕРК
Много взвивалось потешных огней, |
Брошенных смелой рукою людей, - |
Дна допроситься у неба; |
Да неизведанно дно в небеси, |
И в бирюзовой бездонной выси |
Звезды, сопутницы Феба, |
Не увидали взлетевших ракет, |
Будто их не было в небе и нет, |
Будто из темного сада, |
С каждого дерева, с ветки, с листка, |
Не разбросала их чья - то рука, |
И не глядела дриада?.. |
Но, как богиня лесов, зелена - |
В дымке струится хитона, |
Вся, как цветок, создана для венца, |
Кисти и песен, струны и резца, |
Ты поглядела с балкона, |
Вслед за ракетой, и быстрой мечтой |
Обогнала ее в мгле голубой, |
Выше надзвездной границы, |
И замечталася - бог весть о чем?.. |
Между тем тени вставали кругом |
Из повседневной гробницы; |
Шли по аллеям, дорожкам, кустам, |
По закурённым до сна цветникам |
Ладаном ночи; скользили - |
Где меж толпы, обогнувшей балкон, |
Где меж далеко белевших колонн |
Черный свой саван спустили, |
Где охватили, припавши за куст, |
Мраморный цоколь иль бронзовый бюст, |
Вот и бенгальские гаснут огни - |
И потонуло в росистой тени |
Всё - и картина и рама... |
Всё... Воцарилась ночная краса... |
Что ж ты пытливо глядишь в небеса, |
Что же не сводишь с них взора? |
Что тебе звезды с небес говорят? |
То ли, что гаснет и огненный взгляд |
Так же безвременно-скоро, |
Как и ракета, что в их вышине |
Дщерям земли недоступны оне, |
И что лазурной стезею |
Много земных звезд умчалось туда, |
Только назад ни одна никогда |
С неба не спала звездою? |
То ли они говорят, что, пока |
Летний день долог и ночь коротка, |
Надо ловить наслажденья; |
Что пред святым алтарем красоты |
Жечь фимиам воскуренья; |
Что потому-то всё дышит кругом |
И красоты и любви торжеством: |
Пышные эти палаты, |
Статуи, куполы, арки, столпы, |
Шелест внизу изумленной толпы, |
Стройные звуки сонаты, |
Сдержанный шопот привычных похвал, |
Вся эта роскошь, весь блеск и весь бал - |
Всё для тебя?.. |
Отчего же, |
В небо взглянувши, задумалась ты? |
Знаю, ты светской бежишь суеты, |
Да и оков ее тоже; |
Знаю, устала ты сердце губить, - |
Хочется жить тебе, хочется жить |
Страстью разумно-свободной, |
И отрекаешься ты со стыдом - |
Быть человеку потешным огнем, |
(20 июля 1859 г.)
НАД ГРОБОМ
Не может быть, чтоб этот труп |
Был все... Не может быть: иначе |
Юдольный рок наш был бы груб |
И жизнь не стоила задачи... |
Пусть все не вечно на земле; |
Но это все, что духом жило, - |
К нему у трупа на челе |
Печать бессмертья приложило. |
Усопший! Я твой бренный лоб |
Лобзаю с верой, что когда-то, |
Как брат, ты сам мне вскроешь гроб |
И восресишь лобзаньем брата! |
(24 октября 1859 г.)
МИМОЗА
(С...)
Цветут камелия и роза. |
Но их не видит мотылек: |
Певца цветов, моя мимоза, |
Мой целомудренный цветок - |
Затем, что в звучном строе лета |
Нет и не будет больше дня |
Звучней и ярче для поэта, |
Как тот, когда сложилась эта |
Простая песнь: "Не тронь меня". |
(1859)
ЗЯБЛИКУ
Мне гроза дана в наследство: |
Гром и молнию стеречь |
Научило рано детство, |
И понятна мне их речь. |
Только молния-первинка |
В сердце врежется стрелой, - |
Оживал я, как былинка, |
Освеженная грозой. |
Только в серой тучке грянет |
Громозвучная краса, |
Душу прямо в небеса! |
А пройдет гроза, бывало, |
В нашем садике цветы |
Все поднимут покрывало: |
Запоешь тогда и ты. |
И тогда, смеясь над няней, |
Убегал я в мокрый сад, |
Под малинник, где зараней |
Мне готов был водопад. |
И бумажный мой кораблик |
В лужу мутную спускал. |
Но тогда, мой милый зяблик, |
Я тебя не понимал. |
Не слыхал твоей я песни, |
Хоть звучала мне она: |
"Божье деревцо, воскресни, |
Где гроза, там и весна! " |
(1859)
КАНАРЕЙКА
"Птичка! Лучше в тереме высоком |
Щебетать и песни петь Зюлейке, |
Чем порхать на Западе далеком? |
Спой же мне про за-море, певичка, |
Спой же мне про Запад, непоседка! |
Есть ли у тебя такое небо, птичка, |
Есть ли там такой гарем и клетка? |
У кого там столько роз бывало? |
У кого из шахов есть Зюлейка - |
И поднять ли так ей покрывало?" |
- Ей в ответ щебечет канарейка: |
"Не проси с меня заморских песен, |
Не буди тоски моей без нужды: |
Твой гарем по разным песням тесен, |
И слова их одалыкам чужды... |
Ты в ленивой дреме расцветала, |
Как и вся кругом твоя природа, |
И не знаешь - даже не слыхала, |
Что у песни есть сестра - свобода". |
"Он весел, он поет, и песня так вольна..."
Он весел, он поет, и песня так вольна, |
Так брызжет звуками как вешняя волна, |
И все в ней радостью восторженною дышит, |
И всякий верит ей, кто песню сердцем слышит; |
Но только женщина и будущая мать |
Душою чудною способна угадать, |
В священные часы своей великой муки, |
Как тяжки иногда певцу веселья звуки. |
(1859)
ЧУРУ
Ты непородист был, нескладен и невзрачен, |
И постоянно зол, и постоянно мрачен; |
Не гладила тебя почти ничья рука, - |
И только иногда приятель-забияка |
Мне скажет, над тобой глумяся свысока: |
"Какая у тебя противная собака! " |
Когда ж тебя недуг сломил и одолел, |
Все в голос крикнули: "Насилу околел! " |
Мой бедный, бедный Чур! Тобою надругались, |
Не постучавшися: за дверью ждал их ты! |
Бог с ними, с пришлыми!.. Свои тебя любили, |
Не требуя с тебя статей и красоты, |
Ласкали, холили - и, верно, не забыли. |
А я... Но ты - со мной, я знаю - ты со мной, |
Мой неотходный пес, ворчун неугомонный, |
Простороживший мне дни жизни молодой - |
От утренней зари до полночи бессонной! |
Один ты был, один свидетелем тогда |
Моей немой тоски и пытки горделивой, |
Моих ревнивых грез, моей слезы ревнивой |
И одинокого, упорного труда... |
Свернувшися клубком, смирнехонько, бывало, |
Ты ляжешь, чуть дыша, у самых ног моих, |
И мне глядишь в глаза, и чуешь каждый стих... |
Когда же о'т сердца порою отлегало |
И с места я вставал, довольный чем-нибудь, |
И ты вставал за мной - и прыгал мне на грудь, |
И припадал к земле, мотая головою, |
Прошли уже давно былые времена, |
Давно уж нет тебя, но странно: ни одна |
Собака у меня с тех пор не уживалась, |
Как будто тень твоя с угрозой им являлась... |
Теперь ты стал еще любовнее ко мне: |
Повсюду и везде охранником незримым |
Следишь ты за своим хозяином любимым; |
Я слышу днем тебя, я слышу и во сне, |
Как ты у ног моих лежишь и дремлешь чутко... |
Пережила ль тебя животная побудка |
И силой жизненной осталась на земле, |
Иль бедный разум мой блуждает в тайной мгле - |
Не спрашиваю я: на то ответ - у бога... |
Но, Чур, от моего не отходи порога |
И береги покой моей родной семьи! |
Ты твердо знаешь - кто чужие и свои: |
Остерегай же нас от недруга лихого, |
От друга ложного и ябедника злого, |
От переносчика усердного вестей, |
Ворчи на них, рычи и лай на них, не труся, |
А я на голос твой в глухой ночи проснуся. |
Смотри же, узнавай их поверху чутьем, |
А впустят - сторожи всей сметкой и умом, |
И будь, как был всегда, доверия достоин... |
Дай лапу мне... Вот так... Теперь я успокоен: |
Есть сторож у меня!.. Пускай нас осмеют, |
Как прежде, многие: немногие поймут. |
(1859)
ГРЁЗА
Спал тяжело я, как будто в оковах, но в вещем во сне |
Синее, звездное небо пригрезилось мне: |
Каждою яркой звездою, сопутницей ночи, |
Жгло мне сквозь веки оно отягченные очи; |
Но терпелив был я, силен и крепок тогда... |
Вдруг, в полуночи, на север скатилась звезда, |
И услыхал я': "Внемлите глас божий: для божья народа |
Царственно с неба, падучей звездою, слетает Свобода!.." |
(Апрель (? ( 1860 г.)
"Когда она, на миг, вся вспыхнет предо мною..."
И сонный взор сверкнет падучею звездою, |
И губы бледные окрасит ярко кровь, - |
Тогда я, как дитя, в вампиров верю вновь, |
Тогда понятно мне, что темная есть сила |
И что в себе таит и жизнь и смерть могила. |
(22 мая 1860 г.)
ПАМЯТИ ГЕЙНЕ
Певец! Недолго прожил ты, - |
И жить не стало силы; |
Но долго будет рвать цветы |
Любовь с твоей могилы, - |
И вековечно не замрет |
Над нею отзвук песни, - |
Пока господь не воззовет: |
"Встань, Лазарь, и воскресни! " |
(22 июля 1860 г.)
"Друг мой добрый!..."
Друг мой добрый! Пойдем мы с тобой на балкон, |
Поглядим на осенний, седой небосклон - |
Отряхают с листочков предсмертный свой сон, |
Верно, знают, что им посулил уже он - |
Морозы. |
Верно, знают... Пускай их!.. А знаем ли мы, |
Что дождемся, и скоро, с тобою зимы, |
Что уж осень осыпала вешние грезы, |
Словно желтые листья с берез и, немы, |
Звезды капают с неба нам в душу сквозь тьмы, |
Что слезы. |
Только нет, ты не верь мне, не верь же ты мне: |
Я болен и брежу в горячечном сне, |
И гремят мне, и слышатся давние грозы... |
Но вот ты улыбнулась, я верю весне - |
И опять запылают листочки в игле |
У розы. |
Все взяла... Да зачем же, - сама пореши, - |
Ты не вырвала вон из моей из души |
Занозы? |
(30 августа 1860 г.)
ЛЮБЕ
В то миг, в полуночь ту таинственную мая, |
Когда все расцветет, весной благоухая, |
И каждый миг твердит: "Лови меня, лови! ", |
Когда дрожит звезда на небе от любви |
И голубой глазок фиалка раскрывает, |
Не зная - где она, не зная - что она, |
Не зная, что есть жизнь, полуночь и весна, |
И кто - то, с небеси, цветочки поливает, - |
Ты знаешь ли, Люба, я думаю о чем? |
Я думаю, что - да: сионские одежды |
Даются лилии единой - не царю |
Еврейскому: что вешнюю зарю |
Встречают вешний взор и вешнии надежды; |
Что мудрость, вера - всё, чемв жилах бьется кровь, - |
В любви, неведущей, что в мире есть любовь. |
(17 сентября 1860 г.)
НИКОЛАЮ СТЕПАНОВИЧУ КУРОЧКИНУ
Я люблю в вас не врача, |
Не хвалю, что честно лечите, |
Никого не искалечите. |
Я люблю в вас смелость дум, |
Руку дружественно-твердую, |
И пытливо-гордый ум, |
И борьбу с невзгодой гордую. |
6 декабря 1860 г.
ЗНАЕШЬ ЛИ, ЮЛЕНЬКА
(Юлии Ивановне Липининой)
Знаешь ли, Юленька, что мне недавно приснилося?.. |
Будто живется опять мне, как смолоду жилося; |
Будто мне на сердце веет бывалыми веснами: |
Просекой, дачкой, подснежником, хмурыми соснами, |
Талыми зорьками, пеночкой, Невкой, березами, |
Нашими детскими... нет! - уж не детскими грезами! |
Нет!.. уже что-то тревожно в груди колотилося... |
Знаешь ли, Юленька?.. глупо!.. А все же приснилося... |
1860
ОБЛАКА (из альбома)
Светло, цветно, легко, нарядно, |
Дивяся собственной красе, |
По небу вы плывете все. |
Взглянуть на вас - тоска и мука... |
Вы рядом, жизнь вам весела... |
Но вот, не менее светла, |
Разоблачила вас наука |
И вашу долю приняла: |
Одни - вы плаваете низко, |
Другие - ох, как высоко - |
И то, что кажется так близко, |
Быть может, очень далеко... |
1860
БАРАШКИ
По Неве встают барашки; |
Ялик ходит - ходенем... |
Что вы, белые бедняжки, |
Из чего вы и о чем? |
Вас теперь насильно гонит |
Ветер с запада... чужой... |
Но он вам голов не склонит, |
Как родимый, озерной. |
Алой зорькой не блеснет, |
Да и липовым то цветом |
С моря вас не уберет. |
Что ж вы, глупенькое стадо, |
Испугалися-то зря? |
Там и запада не надо, |
Где восточная заря. |
Где невзгода - уж не горе, |
Где восстал от сна народ, |
Где и озеро, что море, |
Гонит вас: "Вперед, вперед! " |
1860
ДЫМ
Ох, холодно!.. Жаль, градусника нету... |
А у меня, с заутрени, мороз |
На стекла набросал гирлянды белых роз, |
И все - одна в одну - как есть, по трафарету. |
И все - одна в одну - под небом голубым, |
Все трубы в небеса струят посильный дым. |
И засмотрелся я на них сегодня... |
Трубы! |
"Люди грубы: |
Твердят им мелочность и гордость свысока, |
Что жизнь юдольная ничтожна и низка, |
И вообще, внизу низка у жизни тропка. |
О трубы!.. Не понять не зябшим, что есть топка, |
Что на земле она, но что порой и дым |
Летит, о господи, под небом голубым |
И - может быть - горе рассказывает что-то. |
Быть может... " |
Вот и я, пиитом чердачка, |
Столицу обозрел, конечно, свысока |
И видел я: Нева, и крепость, и Исакий, |
И академия, и мост через Неву, |
И стрелка с биржею, и то, что видит всякий, |
Побывший в Питере, во сне иль наяву... |
Я "питерщик" вполне... На Питере съел зубы: |
Затем и говорят со мною даже трубы, |
И дымом говорят. |
"Вот, - говорит одна,: - |
Вы, сударь, видите, что я совсем бедна, |
Да как же к празднику не угодить друг другу? " |
"Ариша! - говорю я мысленно трубе: - |
Жила бы ты себе у батюшки в избе, |
Доила бы коров, купалась под Купало |
И..." |
Только из трубы дым по ветру умчало... |
Но пристально за ним я по ветру смотрю: |
Он обнялся с другим.. |
"Ариша! - говорю: - |
Как раз туда! Для нас чернорабочих братий, |
Там постлан целый ряд фланелевых кроватей: |
Там есть и доктора, там есть и фельдшера: |
Там, помнишь, родила Марфушина сестра?.. |
И померла..." |
Бежит родоприимный дым, |
Стеляся саваном под небом голубым... |
А рядом - черный дым, как с чумного погоста, |
Как с погребального потухшего костра, |
Где зараженных жгли с полночи до утра, |
Безумных юношей... |
И вьется чумный дым, |
Ехидною клубясь под небом голубым, |
С собою унося весь пепел лицемерья |
Перед природою, обмана чувств, безверья - |
И радужных бумажек... |
Вот валит |
Дым тучей; где-то здесь - недалеко горит. |
Кто погорел - бедняк или богатый? |
Что вспыхнуло - лачуга иль палаты?.. |
Иль просто занялись сарай и сеновал? |
Иль пламя охватить готово весь квартал? |
Не знаю... Пусть горит: быть может, и сгорело |
В пожаре темное и казусное дело... |
Вот мерной сотней труб строений длинный ряд |
Дымится, окаймив широкий плац-парад, |
И за колонною подвижная колонна, |
Волнуяся, идет на приступ небосклона, |
И кажется в дыму сомкнулися штыки... |
Завился дым в глазури голубой... |
Одним-один дрожит, согбенный, над камином |
Сановник отставной, томим чиновным сплином. |
Давно ли, кажется, в приемной у него |
Просители пороги обивали? |
И целые часы почтительно зевали, |
В надежде встретить взор орлиный самого? |
Давно ли важен, горд и величав по месту, |
Он мог рассчитыват на каждую невесту |
И твердо сознавал, что каждой будет мил? |
Но он себя берег и браком не спешил... |
Да для чего ему и торопиться было, |
Когда по нем у стольких сердце ныло, |
Когда у Кларочки, иль Фанни, столько раз |
Сверкали молнии из томных глаз! |
Давно ли? - А теперь фортуна изменила, |
И Кларочка свой взор с насмешкой отвратила... |
Коварная судьба все разом отняла - |
И вот, уж под судом за добрые дела, |
Сановник отставной, томим чиновным сплином. |
Перед камином же задумалась и ты... |
Кругом тебя ковры, и бронза, и цветы, |
И роскошью все дышит горделивой... |
Так что ж ты вдаль глядишь с улыбкою ревнивой |
На стиснутых губах? Зачем в глазах тоска? |
Не образ ли соперницы счастливой |
Ты видишь в трепетном мерцаньи камелька! |
И вот летит струя лукавого дымка, - |
И вот - разносит он на воле и просторе, |
Сожженными в письме, любовь твою и горе... |
И много говорят мне трубы... В клубах дыма |
Я вижу образы живые... Много их, |
И малых и больших, чредой воздушной, мимо |
Промчались в небесах морозно-голубых. |
Сказал бы я им в след... А впрочем, что скажу я? |
Ужели, от трубы к иной трубе кочуя, |
Я стану говорить, что дороги дрова; |
Что вот последний грош за них сожгла вдова |
Что далее, вот там, |
Дымится фабрика, а здесь - науки храм |
А тут - гостиный двор, театры, магазины; |
А это - де не дым, а пар - и от машины, |
Что, может быть, уйдет за тридевять земель, |
В то царство, где никто и не бывал досель, |
Где, может быть, и нет, под многотрубной крышей, |
Ни вздорожалых дров, ни дворника с Аришей, |
Ни бесприютных вдов; где не бежит из труб |
Каким-то узником тюремным дымный клуб |
И будто говорит с выси такие речи: |
"Нет солнца, холодно, - зато есть плошки, свечи, |
Пожалуй, и дрва казенные, и печи..." |
В такое царство я с тобою, беглый дым, |
Понесся бы теперь под небом голубым... |
Да!.. есть глубокий смысл в сравненьи простодушном |
Всей нашей жизни сей с тобой, полувоздушным. |
Да!.. есть глубокий смысл в предании святом, |
Из века в век таинственно хранимом, |
И в небесах исчезнет дымом. |
(1860?)
ЗАБЫТЫЕ ЯМБЫ
Итак, вы ждете от меня |
Письма по-русски для науки? |
... ... ... ... ... ... ... ... ... |
... ... ... ... ... ... ... ... ... |
... ... ... ... С юных лет |
Слова: письмо, печать, пакет, |
Во мне вселяли отвращенье. |
Я думал: "Господи! Писать |
И слать по почте уверенье |
В любви, и в дружбе, и в почтеньи, |
Ведь это значит просто лгать: |
Лгать перед сердцем, перед духом. |
Коль человек полюбит раз, |
Духовным оком, вещим слухом |
Он видит нас, он слышит нас. |
К чему ж писать? Я слышу, вижу". |
Совсем не веруя письму, |
Я переписки ненавижу. |
Но, если отдан уж приказ, |
Непослушанье безрассудно... |
С чего начать? |
Давно уж в моде |
Беседу с дамой заводить |
Намеком тонким о погоде, |
А уж потом и говорить... |
И говорить о всем об этом, |
Что говорится целым светом, |
На что с самих пеленок мать |
Учила дочку отвечать, |
Или сама, а были средства - |
Через мадам, мамзель иль мисс... |
(Здорова ли madame F[ern]iss?) |
Простите: дней счастливых детства, |
Дней первых слез, дней первых грез |
Коснулся я... Бог с ними! Были |
Мы о погоде говорили... |
У нас плоха. Панелей плиты |
Так и сочатся под ногой, |
А крыши с самых труб облиты |
Какой-то мыльною водой, |
Как будто - вид довольно жалкой! - |
Природа лапотки сняла, |
Кругом подол подобрала |
И моет грязною мочалкой |
Всю землю к празднику весны... |
Еще простите... Право, сны |
О вечном солнце, вечном мае, |
О том далеком, чудном крае, |
Где дышишь вольно, где тепло, |
Волнует жёлчь мне тяжело... |
Но станет и у нас погодка. |
Весна идет: ее походка, |
Ее приемы и слова - |
Без льдинок катится Нева, |
По мокрым улицам давно |
Ночь белая дозором бродит, |
Глядит порой ко мне в окно, |
Особенно, когда разгрязнет |
И ехать некуда, - глядит, |
Да так упорно, словно дразнит: |
"Ну, что не спишь-то? - говорит: - |
Ведь люди спят, ведь сон-то нужен; |
Диви бы бал, диви бы ужин: |
Нет, так вот, даром баловать! |
Гаси свечу, ложися спать! " |
И верить я готов беличке |
И изменить готов привычке |
Не спать ночей... |
А есть в ночи, |
Вы сами знаете, такое, |
Что и светлей и жгучей втрое, |
Чем солнца вешние лучи. |
Дни длинны, ровны, монотонны, |
А ночи, ночи... небеса |
Бывают звездны и бездонны, |
Как чьи-то глазки... |
Я не лгу |
И доказать всегда могу |
Сродство ночных небес с глазами. |
Теперь, конечно, между нами, |
Теперь я сплетничать начну. |
Я видел некую жену |
И видел девочку: глазенки |
По сердцу гладят... Отчего |
Намек на женщину в ребенке |
Не занимает никого? |
Как будто бог зерно положит, |
И уж зерну не возрасти, |
Как будто девочка не может |
Девицей красной расцвести! |
Нет! Я красавиц угадаю |
И в зрелых женщинах узнаю, |
Какими в отрочестве были... |
И вот одна вам наугад: |
Соболья бровь, лукавый взгляд, |
Лицо как кипень, плечи всплыли |
Как две кувшинки - или две, |
С ночи заснувшие в траве, |
Две белотрепетные пташки |
Всплывают рано на заре |
Из моря донника и кашки |
В росном, зернистом серебре... |
Да на цветы, на перья птицы, |
На росы майского утра |
Идет не столько серебра, |
Как на плечо отроковицы, |
Когда создатель сам на ней |
Печать любви своей положит - |
А все, что создано, очей |
Свести с красавицы не может. |
Но переход-то мой к мечте |
Что делать, аз есмь многогрешен |
И поклоняюсь красоте. |
Недавно ночью проезжал |
Я мимо графского аббатства... |
Остановился... Старый дом |
Темнел завешенным окном |
Угольной комнаты угрюмо, |
Смотрел с такою тайной думой |
На водополую Неву, |
Что бог весть как, но предо мною |
Восстали тени чередою... |
И вот вам греза наяву. |
Не бойтесь, нет во мне привычки |
Пугать могилами: сову |
На перышко последней птички |
Вовеки не сменяю я; |
Мне дроги, гроб и панихида, |
И лития, и кутия, |
Поверте, смертная обида... |
Сверкали люстры и уборы, |
Цветился зал, звучали хоры, |
Весь дом гудел, благоухал |
И трепетал под стройным звуком. |
На диво всем, в науку внукам |
В нем дед вельможный пировал |
Затем, что - было это время - |
Он взял на плечи и не зря |
Тяжелое, честн'ое бремя |
С рамен великого царя |
И вот он сам. Густые кудри |
Белеют в благовонной пудре; |
Лилейно - нежная рука, |
Как мрамор дышащий мягка, |
Красуется под кружевами. |
Полусклоненный мощный стан |
Затянут в бархатный кафтан, |
Горит алмазными звездами |
Грудь вдоль широкого рубца |
Не сходит тонкая улыбка - |
Почет приветливым гостям... |
Но мчатся тени, мчатся шибко - |
И улетели... |
Вновь темно |
Угольной комнаты окно... |
Постойте! Снова озарилось: |
Тихонько в комнату вошла |
Она... задумчиво светла, |
Как ранний месяц... Мне приснилось, |
Почудилось, быть может, но... |
Портрет я изучил давно... |
Кругом сиянье разливая, |
Из рамы вышла, как живая, |
И села, голову склоня... |
Вы можете дразнить меня, |
Осмеивать все эти грезы, |
Не верить даже - я не прочь... |
Но платье красное и розы |
Но белокурый пышный локон |
Я видел явственно в ту ночь |
В угольной комнате у окон... |
Опять темно... и свет опять... |
По тем же залам и гостиным, |
Дивясь статуям и картинам, |
Толпится не былая знать, |
А новое, иное племя, |
Грядущей "жатвы мысли семя": |
При блеске люстр, и ламп, и свеч, |
Под звуки музыки столь стройной |
Гуляют гордо и спокойно, |
Ведя насмешливую речь. |
Гостей встречает внук - вельможа. |
Но не по платью одному: |
Дорога званью и уму!.. |
Теперь, покойных не тревожа |
И отрекаяся от грез, |
Я предложу живой вопрос: |
И соловьи? и ночь тепла? |
И вся природа ожила, |
Не отрекаясь от побудки |
Жить долго-долго?.. Сами вы |
Спокойны, веселы, здоровы? |
Или с чугунки и с Москвы |
Все ваши нервные основы, |
Как нить натянутой струны, |
Тревожливо потрясены? |
Еще вопрос. Решите сами, |
Зачем пишу я к вам стихами? |
Без шуток следует решить... |
Быть может, потому, что с вами |
Неловко прозой говорить? |
Иль, выражаясь безыскусно, |
Не потому ли, может быть, |
Что вместе тошно, порознь грустно?.. |
(22 апреля 18(60? ()
ОГОНЬКИ
По болоту я ржавому еду, |
А за мною, по свежему следу, |
Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осок'и, |
Кудри н'а ветер - пляшут кругом огоньки. |
Разгорелись и, в пляске устойкой, |
Оземь бьются они перед тройкой, |
То погаснут, то вспыхнут тревожно по темным кустам, |
Будто на смех и страх ошалелым коням. |
Отшарахнулись кони, рванулись; |
Гривы дыбом, и ноздри раздулись! |
Чуют, верно, своей необманной побудкой они, |
Что не спросту в болоте зажглися огни... |
Не глядел бы, болотная пляска |
Для меня - только мука и тряска, |
И не верю я в душу живую болотных огней; |
И в трясину свою не сманить им коней. |
Знаю их - без покрова и гроба: |
Душит их пододонная злоба, |
И честной люд и божий весь мир ненавидят они... |
Но теснятся огни, |
Забегают пред тройкой далече, |
И ведут со мной пошептом речи |
На глухом, да понятном и жгучем своем языке: |
"Благовестная тайна горит в огоньке! - |
Говорят... - Всепрощающей силой - |
Колыбель примирилась с могилой... |
По зажорам, по прорубям, рытвинам, омутам, рвам |
Не придется плясать уже нашим детям. |
Наша мука детей искупила, |
И теперь мы - не темная сила: |
Мы надеемся, верим и ждем нашей пытки конца, |
Чтоб зажечься в чертоге у бога-отца". |
По болоту я ржавому еду, |
А за мною, по свежему следу, |
Сквозь трясину и тину, по стрелкам густой осок'и, |
Кудри н'а ветер - пляшут кругом огоньки. |
(8 мая 1861 г.)
СКАЖИТЕ, ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗКИ
Зачем столько страсти и ласки |
Господь вам одним уделил, |
Что всё я при вас позабыл? |
Лукавые ваши ресницы |
Мне мечут такие зарницы, |
Каких нет в самих небесах, - |
И всё зеленеет в глазах. |
Скажите: каким же вы чудом |
Зажглися живым изумрудом, |
И в душу мне веяли сны |
Зеленым покровом весны? |
Зачем?.. |
Да зачем и вопросы? |
Знакомы мне слезные росы, |
И вешняя зелень, и новь, |
И всё, кипятящее кровь... |
Да, опытом дознал я тоже, |
Что стынет весеннее ложе, |
Что вянет своей чередой, |
И нет уж в ней ласки и страсти, |
И рвет ее ветер на части, |
И гнется она и летит, |
Куда ее вихорь крут'ит... |
Зачем же зеленые глазки, |
У вас столько страсти и ласки |
Горит в изумрудных лучах, |
Что всё зеленеет в глазах? |
(10 мая 1861 г.)
СПАТЬ ПОРА!
С полуночи до утра |
С полуночным сном в разладе, |
Слышу я в соседнем саде: |
"Спать пора! Спать пора! " |
С полуночи до утра |
Это перепел крикливый |
В барабан бьет на мотивы: |
"Спать пора! Спать пора! " |
"Нет! - я думаю: - ура! |
А не то что окликаться: |
"Спать пора! Спать пора! " |
Нет, ты, пташечка-сестра, |
Барабань себе, пожалуй, |
Да словами-то не балуй: |
"Спать пора! Спать пора! " |
Глянь из клеточки с утра |
Ты на божий мир в оконце |
И не пой, коль встало солнце: |
"Спать пора! Спать пора! " |
(12 июня 1861 г.)
ПОМПЕИ
Кого-то я спросил: "Бывали вы в Помпеи? " - |
"Был, говорит, так что ж? " - "Как что?.. |
Да все музеи |
В Европе и у нас, с конца и до конца, |
Гордятся дивами и кисти и резца |
Художников помпейских..." - |
"Вероятно, |
Затем, что я его в Помпеи не видал, |
А видел я один песчанный вал, |
Да груды пепла, да такие ямы, |
Что были, может, там и статуи богов, |
И знаменитые седалища жрецов, |
И творческой рукой воздвигнутые храмы, - |
Быть может; только их Бурбоновский музей |
Все выкопал до мраморных корней". - |
"А что же говорят об этом ладзарони? " - |
"Молчат... На берегу ждут первой тони |
И точат об песок заржавые ножи... " |
И вот, подумал я: теперь ты мне скажи, |
Художник кесарй, маститый мой Ветрувий, |
Зачем Помпеи ты на лаве воздвигал, |
Как будто бы не помнил и не знал, |
Что сердце у твоей Италии - Везувий? |
Но нет, ты прав: свободная страна, |
Врагам одни гробы и выдала она... |
(20 июня 1861 г.)
В одной сорочке белой и босая, |
На прикрепленных к дереву досках, |
С застывшею слезой в угаснувших глазах, |
Лежит она, красавица, страдая |
В предсмертных муках... |
Черная коса |
Растрепана; полураскрыты губы, |
И стиснуты немой, но жгучей болью зубы, |
И проступает пот на теле, что роса... |
Бедняжечка! Над ней - и небо голубое, |
И померанца сень душистая в плодах, |
И всё вокруг нее в сиянье и цветах, - |
А уж у ней распятье золотое |
Положено на грудь... И вот уж, второпях, |
С прощальным и напутственным поклоном, |
Уходит от нее и духовник-монах, |
Под серой рясою и серым капюшоном, |
И впереди с зажженною свечой, |
Могильщик - каторжник с обритой головой: |
Как будто перед ним - не смертный одр, а плаха... |
Одну, без помощи, без дружеской руки, |
Оставить бедную в последние мгновенья - |
О господи, в них нет ни искры сожаленья!.. |
Но что это? Взгляните: у доски |
Разбросаны одежды в беспорядке - |
Плащ фиолетовый с мантильей голубой, |
И платья женского меж них белеют складки, |
И рукоятка шпаги золотой |
Видна из-под одежд, а вот и ларчик, рядом, |
С резьбой и дорогим узорчатым окладом; |
В нем серьги, и запястья, и жемч'уг - |
Больная все сняла, когда сразил недуг, |
Лишь обручального кольца снять не хотела... |
А!... У нее в руке - еще рука, |
Чужая, мертвая, и вся уж потемнела... |
Вот отчего одна скривилася доска: |
С нее свалился труп - страдальцев было двое!.. |
Припав к земле кудрявой головой, |
Он весь накрыт плащем: со смертью грозном бое |
Он не сробел до самого конца |
И ниц упал, чтоб мертвого лица |
Не увидала милая подруга... |
Но замерла у ней рука в руке супруга: |
Страдалице легко с ним вместе умирать - |
И никому их рук теперь не разорвать, |
И скоро уж конец, и скоро эти очи |
Неразрешимой тьмой загробной вечной ночи |
С улыбкой злобную завесит смерть сама... |
Глядите... вслушивайтесь - шепнула: "умираю", |
Нет, не глядите, прочь!.. Теперь я понимаю: |
Прочь, поскорее прочь: |
У ней - чума, чума! |
26 июня 1861 г.
ТРОЙКА
(Николаю Егоровичу Сверчкову)
Вся в инее морозном и в снегу, |
На спуске под-гору, в разгоне на бегу, |
Остановилась бешенная тройка |
Под закорузлыми вожжами ямщика... |
Что у коней за стати!.. Что за стойка... |
Ну!.. Знать у ямщика бывалая рука, |
Что клубом удила серебрила пена... |
И в сторону, крестясь, свернул свой возик сена |
Оторопевший весь со страху мужичек, |
И с лаем кинулся на переём Волчок. |
Художник! удержи ты тройку на мгновенье |
Позволь еще продлить восторг и наслажденье, |
За тридевять земель покинуть грусть-печаль |
И унестись с тобой в желанную мне даль... |
22 июля 1861г.
МОЛИТВА
Боже мой, боже! Ответствуй: зачем |
Ты на призывы душевные нем, |
И отчего ты господь-Саваоф, |
Словно не слышишь молитвенных слов? |
Нет, услыхал, ты узнал - отчего |
Я на него помолилась за тем, |
Что на любовь мою глух был и нем |
Он, как и ты же... |
Помилуй, господь! |
Ведаешь: женщина кровь есть и плоть; |
Ведая, женской любви не суди, |
Что сын твой вскормлен на женской груди. |
29 сент[ября] 1861г.
МНОГИМ...
Ох-ты, бледная-бледная, |
Ох-ты, бедная-бедная |
И тоскливо-тревожная мать! |
Знать, голубка, тебе не признать, |
Где ты даром гнездо себе свила, - |
Где его повивала и крыла, |
Где грозою его унесло, |
Со птенцом твоим вместе в село... |
Там давно просвещенье прошло: |
Милосердье там "падших" не гонит |
Ох-ты, бледная-бледная, |
Ох-ты, бедная-бедная |
Не узнаешь ты, спросту, ей-ей! - |
Где в могилах зовет матерей |
Номерная душенька детей?.. |
29 сент[ября] 1861г.
ЛИЦЕИСТАМ
(застольная песня)
Собрались мы всей семьей - |
И они, кого не стало, |
Вместе с нами, как бывало, |
Неотлучною душой! |
Тени милые! Вы с нами!.. |
Вы, небесными лучами |
Увенчав себе чело, |
Здесь присущи всем собором |
И поете братским хором |
Нам про Царское Село, - |
Где маститой тайны святы, |
Как немой завет веков; |
Где весь божий мир - в картинах; |
Где, "при кликах лебединых", |
В темной зелени садов, |
Словно птички голосисты, |
Распевали лицеисты... |
Каждый был тогда поэт, |
Твердо знал, что май не долог |
И что лучше царскоселок |
Никого на свете нет! |
Помянем же мы, живые, |
За бокалами дружней |
И могилы, нам святые, |
И бессмертный наш лицей!.. |
19 октября 1861г.
АУ-АУ!
Ау-ау! Ты, молодость моя! |
Куда ты спряталась, гремучая змея? |
Скажи, как мне напасть нечаянно, нежданно, |
Где мне найти тебя, где задушить тебя |
В моих объятиях, ревнуя и любя, |
И обратить всю жизнь в предсмертные страданья |
От ядовитого и жгучего лобзанья?.. |
[1861]
ГДЕ ТЫ?
Он тебя встретил, всему хороводу краса, |
Встретил и понял - что значит девичья коса, |
Понял - что значит девичьи смеховые речи |
И под кисейной рубашкой опарные плечи. |
Понял он это и крепко тебя полюбил, |
И городских и посадских красавиц забыл... |
Но отчего же Наташа забыла и ты, |
Как у вас в троицу вьют-завивают цветы, |
Как у вас в троицу красные девки гурьбами |
На воду ходят гадать с завитыми венками; |
Как они шепчут: |
"Ох тонет-потонет венок: |
Ох, позабудет про девицу милый дружок! " |
Да уплыла за цветами, Наташа, и ты... |
И позабыл он... И даже не знает - не скажет, - |
Где ты?.. И свежей могилки твоей не укажет... |
Но пробудились цветочки, и шепчут они: |
"Спи, моя бедная!.. Будут пробудные дни... " |
(1861)
"Я не обманывал тебя..."
Я не обманывал тебя, |
Когда, как бешенный любя, |
Я рвал себе на части душу |
И не сказал, что пытки трушу. |
Я и теперь не обману, |
Когда скажу, что клонит к сну |
Меня борьба, что за борьбою |
Мне шаг до вечного покою. |
Но ты полюбишь ли меня, |
Хотя в гробу и, не кляня |
Мой тленный труп, любовно ты возглянешь |
На крышу гроба... Да?.. Обманешь! |
"Милый друг мой! Румянцем заката..."
Милый друг мой! Румянцем заката |
Облилось моё небо, и ты, |
Как заря, покраснела за брата |
Прежней силы и юной мечты. |
Не красней ты и сердцем воскресни: |
Я ничем, кроме ласки и песни, |
И любви без границ, без конца, |
За тебя не разгневал Отца... |
Приклонись же с молитвой дочерней |
И припомни, что были всегда |
И зарёй и звездою вечерней |
Утром - те же заря и звезда. |
(1861)
Молодой месяц
Ясный месяц, ночной чародей!.. |
Вслед за зорькой вечерней пурпурной, |
Поднимись ты стезёю лазурною, |
Посвети мне опять поскорей... |
Сердце чует, к нему не воротится |
Всё, с чего обмирало оно... |
Всё далёко теперь... Но далёкую |
Пережил бы я ночь звездоокую - |
При надежде... А то - всё темно. |
(1861)
Четыре строки
Нет предела стремлению жадному... |
Нет исхода труду безуспешному... |
Нет конца и пути безотрадному... |
Боже, милостив буди мне грешному. |
(1861)
Зачем?
Зачем ты мне приснилася, |
Красавица далёкая, |
И вспыхнула, что в полутьме, |
Подушка одинокая? |
Ох, сгинь ты, полунощница! |
Глаза твои ленивые, |
И губы горделивые, - |
Всё наяву мне снилося, |
И всё, что грёза вещая, |
Умчалося и н'а сердце |
Легла потьма кромешная... |
Зачем же ты приснилася, |
Красавица далёкая, |
Коль сгинет вместе с грёзою |
Подушка одинокая?.. |
(1861)
На бегу(посвящается С.П. Колошину)
В галерее сидят господа; |
Судьи важно толкуют в беседке; |
А народу-то сколько - беда; |
Словно вешние мошки на ветке. |
На обои перила реки |
(Еле держат чугунные склепы) |
Налегли всем плечом мужики, |
Чуйки, шубы, поддёвки, салопы. |
Ходуном всё пошло в ожиданьи: |
Поднял дьякон раздумчиво крест, |
Погрузился в немом созерцаньи; |
Бьются трое купцов об заклад; |
Тараторят их три половины. |
И глядят сотни раз и глядят |
На залитые в яхонты льдины, |
На воткнутые в ярком снегу |
И столбы, и с верёвками стойки, |
И знакомые всем на бегу |
Призовые удалые тройки. |
Что за стати у бойких коней! |
Что за сбруи, за лёгкие сани! |
А наезник-от, ей-же вот - ей, |
Вон, вон этот в нарядном кафтане: |
Уж хорош больно!.. |
Я сквозь толпу, |
Хоть бокам и была перебойка, |
Пробрался-таки прямо к столбу... |
Не видали... |
В корню калмычок. |
Две дон'ечки дрожат на пристяжке; |
У задка сел с кнутом паренёк. |
И в санях, и во всей-то запряжке |
Ничего показного на взгляд. |
Сам наезник, быть надо, в харчевне... |
Знать, в ночном побывал он не раз, |
Да и вырос в глуши на деревне, |
Что с дружками ему на бегу |
Надо выпить пар с двадцать чаёчку? |
Так и есть: вон лежит на снегу |
Рукавица по кисть в оторочку. |
Так и есть вон он сам и в дверях |
У харчевни! Лег'ок на помине! |
Астраханка на чёрных бровях, |
А дублёнка на серой овчине. |
Ждут звонка... Чу!.. Никак и звонят?.. |
Чу! В судейской самой прозвенели... |
И последний звонок. |
Полетели. |
На дугу, на оглобги, гужи, |
На постромки всё в раз налегая, |
Понеслись, что весну стрижи, |
Дружка дружку шутя обгоняя. |
Только новая всё отстаёт |
Больше, больше и вовсе отстала, |
А с наездника, как поворот, |
Шапка н'аземь грехом и упала!.. |
А он что же? Он тройку сдержал, |
Поднял шапку, на брови надвинул, |
У парнишки-то кнут отбрал, |
Стал на место, как крикнет и стигнул... |
А не то, чтобы ночью, с постели: |
Словно вихорь завился в корню, |
А в уносе-то вьюги-метели! |
Закрутили весь снег, понесли |
До столба, до желанной дали... |
Донеслися и фыркнули кони... |
И далёко ж умчались они |
Ото всех, хоть и все догоняли |
Да и то запыхались - устали... |
А они?.. На - возьми - подавай |
Хоть сейчас ко крыльцу королевне. |
А наездник? |
Знать, пирует с дружками в харчевне. |
(Петербург, 13 февраля 1862 года)
Мороз (посвящено кому - то)
Голубушка моя, склони ты взоры к долу, |
На стёклах расписал наш дедушка мороз |
Из лилий, ландышей и белоснежных роз. |
Взгляни, как расписал он тайно иль не тайно, |
Случайно говоря, а, может, не случайно, |
Взгляни: перед тобой знакомое село, |
Стоит оно себе пожалуй на пригорке... |
(Май 1862 года)