Автор: | Мей Л. А. |
Категория: | Стихотворение |
Антологические стихотворения.
Цветы
(Посвящается графу Григорию Александровичу
Кушелеву-Безбородко)
Пир в золотых чертогах у Нерона, |
Почётный пир для избранных друзей... |
Сам кесарь созвал дорогих гостей |
На празднества в честь муз и Аполлона. |
Сам кесарь муз избрал средь гордых жён |
И юных дев блистательного Рима: |
Особый день был каждой посвящён, |
И каждая была благотворима. |
Уж восемь раз решали первенств'о |
Для новой музы брошенные кости, |
И восемь раз ликующие гости |
Меняли пир, меняли божество, - |
И вот настал час для Мельпомены, |
Для остальной красивицы-камены. |
Триклиниум... От праздничных огней |
Горят богов изваянные лики, |
Горит резьба карнизов и дверей, |
И светятся таинственные хоры. |
На раздвижном высоком потолке |
Озарено изображенье Флоры - |
В венке из роз, с гирляндою в руке: |
Склонившись долу светлыми кудрями, |
Богиня на послушных облаках, |
С улыбкою весенней на устах, |
Проносится над шумными гостями, |
И, кажется, лилейные персты |
Едва-едва не выронят цветы... |
И кстати бы! давно пируют гости; |
Давно в крат'ерах жертвенных вино |
Пред стауи богов принесено |
И р'озлито рабами на помосте; |
Давно и навык и талант прямой |
В науке пиршеств поваром наказан; |
Давно и пёс цепочкой золотой |
К тяжёлому светильнику привязан... |
Рабыни на чело не возлагали |
И пышных лож ещё не устилали |
Живым ковром из листьев и цветов; |
Но каждое покрыто было ложе |
Иль тигровой, иль барсовою кожей. |
Среди чертога ложа с трёх его сторон; |
Одно из с серебряною сенью: - |
С приличной для пирующего ленью, |
Возлёг на нём сам Нерон-Аполлон. |
Он в одеяньи светоносца бога, |
Алмазами горит его венец; |
Алмазами осыпанная тога |
На олимпийский шита образец |
Из белонежной, серебристой ткани; |
Ни обуви, ни пояса на нём; |
Резной колчан сверкает за плечом; |
Лук и стрела небрежно сжаты в длани. |
У ног его Соффоний-Тигелин, |
Наперсник и всемощный властелитель. |
В Калабрию он выпровожден был |
И рыбаком дни жалкие влачил, |
Пеняя на решение сената; |
Сетями хлеб насущный добывал; |
Привык к труду, незнаемого с детства, |
И вдруг - отец богов ему послал |
Нежданное, богатое наследство! |
Купивши право снова въехать в Рим, |
Явился он средь мировой столицы, |
Завёл коней, возничих, колесницы |
И отличён был Нероном самим. |
Коварный, ловкий, наглый и пригожий, |
Он образцом был римского вельможи. |
Эпикуреец, баснословный мот, |
Он Эбобарба изумил недавно |
Своею роскошью и выдумкой забавной: |
На пруд Агриппы им был спущен плот, |
Уставленный трапезными столами |
И движимый десятками судов; |
Под звуки лир и голоса певцов, |
Вздымали мерно вёсла золотые |
И медленно скользили по воде; |
Когда ж на тихо-дышащем пруде |
Заколыхались сумраки ночные, |
В густых садах зажглися фонари, - |
И длился пир до утренней зари. |
По берегам стояли павильоны; |
У их порогов с пламенем в очах, |
С венками на заёмных париках |
Гостей встречали юные матроны. |
Бессильны кисть и слово и резец |
Для этих жриц и избранниц Гимена... |
И вот уже двурогий свой венец |
Сронила в море сонная Селена... |
Но Тигеллин в пирах незабывал |
На гласных дел, ни тайных поручений... |
Теперь, под гнётом смутных впечатлений, |
В триклиниум к Нерону он восстал: |
И скромно улыбается Поппее. |
В этот день Поппея ездила с утра |
По форуму; пред нею рабы бежали; |
Испанские мулы её теряли |
Подковы из литого серебра; |
Чернь жадная квандригу окужала |
Кричала: "vivat! ", простиралась ниц... |
Потом Поппея ванну заказала |
Из молока девятисот ослиц; |
Потом на пир заботливо рядилась: |
Бессценныи мирром тело облила, |
Бесценный жемчуг в косы заплела, |
И вечером в триклиниум явилась, |
Прекрасна - неизменно молода, |
Как томная вечерняя звезда. |
Под складками лазурного хитона, |
Прозрачного, как утренний туман, |
Сквозит её полуразвитый стан, |
Сквозит волна встревоженного лона. |
С приёмами застенчивой девицы, |
Поппея на стыдливые глаза |
Склонила белокурые ресницы. |
Казалось, эти детские уста |
Одни приветы лепетать умели, |
И в этом взоре девственном светлели |
Одна любовь, невинность, чистота... |
Но кто знавал Поппею покороче - |
Не верил ни в её уста, ни в очи. |
Давно ли на Октавию она |
Бессовестно Нерону клеветала |
И скорбную супругу заставляла |
Испить фиал бесчестия до дна? |
... Пронеслась гроза, |
И прошлое давно уже забыто было, |
А в настоящем - новая беда! |
В созвездии младых красот тогда |
Взошло другое, яркое светило... |
Досужий Рим, в честь новой красоты, |
И рассыпал поэзии цветы. |
Сам кесарь с юной римлянкою вместе |
Любил бывать, любил ей угождать, |
К Поппее охлаждаясь понемногу; |
Но та свою душевную грозу |
Старалася от кесаря скрывать: |
В ней зависть, гнев и ревность возбудила |
Последняя камена - Маскимилла. |
На первом ложе, в первой стороны |
От ложа осеннего Нерона, |
Ты возлегла красавица-матрона, |
Богиней цветоносной красоты! |
Пурпурная туника Мельпомены, |
Не удержась на мраморе плече, |
Слилась с него на девственные члены, |
Весь трепетный твой стан изоблича. |
Твоя коса венцом трёхзвездным сжата; |
Но, кажется, мгновение - и вот |
Она алмазный обруч рвёт |
О дорогую моза'ику плит... |
Соперница Киприды и Харит, |
Одной рукой ты уперлась на маску, |
Другой - ритон с фалернским подняла; |
Сама любовь лукаво расплела |
Твоей котурны узкую повязку; |
Сама любовь глядит в твоих очах, |
Пылает на зардевшихся ланитах, |
Смеётся на коралловых устах... |
Недаром в избалованных квиритах, |
В изнеженцах Неронова двора |
Ты пробудила дремлющие силы, |
Недаром у порога Максимиллы |
Они толпятся с ночи и до самого утра, |
Недаром всё сильнее и сильнее |
Кипит вражда ревнивая в Поппее! |
Не перечесть поклонников твоих, |
От бедного плебея до вельможи! |
Глава разгульной римской молодёжи, |
Богач Петроний все дворцы и виллы, |
Все земли, всех невольниц и рабов |
Отдаст за взгляд приветный Максимиллы |
И сам пойти в любовники готов; |
Но Максимилле нужен не повеса: |
Красавица взыскательна, горда - |
Ей нужен муж совета и труда - |
Могучий дух и воля Геркуллеса. |
А вот и он, вот северный Алкид, |
Сын Альбиона дальнего, Генгит, |
Когда на берег непокорной Моны, |
Удобное мгновенье излучив, |
Светоний, тёмной ночью, чрез пролив, |
Победные направил легионы, |
И римляне в глубокой тишине |
К отлогому прибрежью подплывали, - |
Весь остров вдруг предстал пред них в огне: |
Столетние деревья запылали |
И осветили грозные ряды |
Как фурии, с зажжёнными ветвями, |
С речами гнева мести и вражды, |
В рядах носились женщины толпою |
И варваров воспламеняли к бою. |
При зареве пылающих дубов, |
При возгласах друидов разъяренных, |
Посыпался на римлян изумленных |
Дождь камней, стрел и копий с берегов. |
Смутился строй воителей могучих; |
Но крикнул вождь - и вмиг все берега |
Они внесли орлов своих летучих |
И ринулись на дерзкого врага: |
Тогда-то в встречу сомкнутому строю, |
Со шкурою медвежей на плечах, |
С дубиной узловатою в руках, |
Предстал Генгит, всех выше головою, |
И римлян кровь ручьями полилась, |
И дорого победа им далась. |
Британцев смяли. Ранами покрытый, |
И взят был в плен, и нехотя узрел |
И Тибр и Капитолий именитый. |
На первых играх вождь британский был, |
При кликах черни, выведен на арену |
И голыми руками задушил |
Медведя и голодную гиену. |
Затем его позвали во дворец, |
Одели в пурпур, щедро наградили, |
Толпой рабов послушных окружили |
И подарили волей, наконец: |
Как птица, ждал он ветерка родного, |
Чтоб улетеь в свою отчизну снова, |
Но... Максимилла встретилась ему, - |
И полюбил дикарь неукротимый, |
И позабыл про Альбион родимый. |
Суровый, равнодушный ко всему, |
Что привлекало в городе всесветном, |
В приёмной у красавицы своей |
Он сторожем бессменным, безответным |
К нему привыкли, звали Геркулесом - |
Он молча улыбался каждый раз |
И не сводил с кривитки юной глаз. |
И вот, в укор искателям-повесам, |
Он предпочтён и полюбился ей |
Отвагою и дикостью своей. |
Однажды кесарь новую поэму |
Читал у Максимиллы; тесный круг |
Её друзей и молодых подруг |
Внимал стихам, написанным на тему: |
"Can'ace parturiens". Он читал |
И с каждою строкой одушевляляся; |
Под льстивый шёпот сдержанных похвал |
Гекзаметр, как волна, переливался... |
Вдруг, на одной из самых сильных фраз, |
Раздался храп заснувшего Генгита! |
Приличье, страх - всё было позабыто, - |
И громкий хохот общество потряс: |
Заслушавшись стихов поэмы чудной, |
В душе Нерона вспыхнула гроза: |
Он побледнел: виски налились кровью, |
Под бешено-нахмуренною бровью |
Метнули искры впалые глаза, |
И замер на устах оледенелых; |
Но быстрый гнев ещё быстрей затих. |
"Живи вовеки! - молвит Максимилла, - |
Напрасно, кесарь, рассыпаешь ты |
Пред варваром поэзии цветы: |
В нём мощь убила плоти сила... " |
Нерон смеялся, варвара обнял |
И тут же всех присутствующих звал |
К себе на пир... |
Давно пируют гости; |
Давно в кратерах жертвенных вино |
Пред статуи богов принесено |
И р'озлито рабами на помосте; |
Давно и навык и талант прямой |
В науке пиршеств поваром показан; |
К тяжёлому светильнику привязан... |
Нерон дал знак - и с озарённых хор |
Певцов лидийских цитры зазвучали, |
И стройный гимн пронёсся в пирной зале. |
Блеснул победно Максимиллы взор, |
И, от бессильной зависти бледнея, |
Потупила глаза свои Поппея. |
Клир воспевал царицу торжества, |
Любимицу младую Аполлона, |
Сошедшую на землю с Геликона. |
Пропетый гимн придворная молва |
Приписывали кесарю негласно, |
И, как ни скромен автор гимна был, |
Но дружный хор приветствий шумных ясно |
Венчанного поэта обличил. |
Нерон едва приметно улыбался |
И лиру приказал к себе принесть: |
Сам Аполлон, прекрасной музы в честь, |
Хвалебный гимн пропеть намеревался. |
Слетел с чертог на первый звук струны. |
Нерон запел... Отчётливый, могучий |
И гибких голос кесаря звучал, |
Гремел грозой, дрожал и замирал |
В мелодии менявшихся созвучий. |
В них слышалась кипучая молва |
И мощный отзыв непреклонной власти, |
И робкая, покорная мольба, |
И плач, и смех, и тихий шёпот страсти... |
Певец умолк, а всё ещё вокруг |
Ему внимали в сладком умиленьи... |
Но миг один - и всё пришло в волненье, - |
И весь чертог заколебался вдруг |
Под непрерывный гул рукоплесканий, |
Восторженных похвал и восклицаний. |
В разгаре пир. Меняются чредой |
Неслыханно-затейливые блюда; |
Финифтью расцвечённая посуда |
Везде блистает грудой золотой; |
Обходят избалованных гостей |
Заветные пат'еры и амфоры, |
Бесценные и редкостью своей |
И нектаром, заботливо хранённым: |
Спокойное фалернское вино |
Библосским искромётным смятено, |
Библосское - фазосским благовонно, |
Фазосское - коринфским вековым. |
Шумнее пир, смелее разговоры, |
Нескромней смех, живей огонь очей... |
Одни в толпе ликующих гостей, |
Потупили задумчивые взоры |
Поппея и Соффоний-Тигелинн; |
На их челе сомнение, забота |
И тайный страх... Но Рима властелин |
Софонию шепнул украдкой что-то, |
А на Поппею бросил беглый взгляд - |
И лица их мгновенно просветлели... |
Меж тем тимпаны, трубы и свирели |
И резвый рой менад гостей забавит, |
И хор певцов царицу пира славит, - |
Красавицу, богиню из богинь... |
Уж з'а полночь... Гостей не потревожа, |
Поппея тихо поднялась из ложа |
И, скрытая толпой немых рабынь, |
Скользнула незаметно из столовой. |
Но видел всё внимательный Нерон: |
Он также встал, нахмуренный, суровый, |
И также вышел из чертога вон, |
Безмолвно опершись на Тиггелина, |
И двери затворилися за ним... |
Переглянулись с ужасом немым |
Все гости по уходе властелина... |
Вдруг затрещал над ними потолок, |
И Флора уронила к ним цветок. |
Упала пышнолиственная роза... |
За ней другая, третья... словно вязь |
В перстах лилейных Флоры расплелась, |
Свершилась очевидно: с высоты |
Вниз полились дождём благоуханным |
Мгновенно оживавшие цветы. |
Поражены явлением нежданным, |
Вскочили гости, слов не находя, |
Чтоб выразить всю силу изумленья, |
Но - минул краткий миг оцепененья, |
И мерный шум цветочного дождя |
Покрыли оглушительные крики: |
"Живи вовеки, кесарь наш великий! |
Да здравствует божественный Нерон! |
Благословленны дни его благие!.. " |
Ликуют снова гости молодые, |
И снова смех и чаш весёлый звон |
Триклиниум умолкший огласили. |
Недавний страх и ужас далеки. |
Их ярких роз и белоснежных лилий |
Свиваются пахучие венки; |
Плетутся вязи блинные фиалок, |
"Менад сюда! Канатных плясунов! |
Вина, вина! Кто пить устал, тот жалок! |
Придумывай скорей, аржимагир, |
Чем заключить достойнее наш пир! " |
Все девять муз украшены венками; |
На всех гостях гирлянды из цветов; |
Все ложа, пол, весь длинный ряд столов |
Усеяны, усыпаны цветами... |
Пора рабам дать отдых и покой: |
Генгит вскочил и ложе с места сдвинул |
И пса толкнул могучею пятой: |
Рванулся пёс, светильник опрокинул |
И цепь порвал... И вот рабы ушли, |
Ушли рабыни, плясуны, менады... |
Кой-где погасли пирные лампады... |
Весёлый смех и крики перешли |
В невнятные слитые разговоры; |
Замолкнул клир и потемнели хоры... |
И падают, и падают цветы, |
В лугах и злачных пажитях под Римом |
Три дня их сбросом были заняты |
Селянки загорелые и дети... |
И падают, и падают цветы, |
И зыблются, как радужные сети, |
Спущённые на землю с высоты. |
Их сотня рук потухших хор кидает |
Корзинами, копнами: аромат |
Вливает в воздух смертоносный яд; |
Клокочет кровь и сердце замирает |
От жара и несносной духоты... |
И падают, и падают цветы... |
Напрасен крик пирующих: "Пощады! |
Мы умираем! " Падают цветы - |
Пощады нет: все двери заперт'ы; |
Везде погасли пирные лампады... |
В ответ на вопль предсмертный и на стон |
В железных ветках завывали звери, |
И за дверями хохотал Нерон. |
Растворились двери - |
Великодушный кесарь забывал |
Обиду, нанесённую поэту... |
Впоследствии, припомнив шутку эту, |
Позвал на пир гостей Гельобогал; |
Но тем гостям плачевный жребий выпал: |
Помешанный цветами их засыпал... |
(1855)
Фринэ
"Ты, чужеземец, ревнуешь меня к Праксителю напрасно: |
Верь мне, мой милый, что в нём я художника только |
любила, - |
Он потому мне казался хорош, что искусство прекрасно; |
Он для другой изменил мне - и про него я позабыла... " |
Впрочем, кого не смутили ли бы льстивые речи: "Гнатена, |
Нет, не Киприду, - тебя породила жемчужнаю пена! |
Будь образцом для статуи богини, бессмертия ради: |
Имя твоё и твоя красота не погибнут в Элладе! " |
Я согласилася... Мрамора глыба - такая, что только бы |
нимфе |
Или богини статую иссечь - красовалась в ваяльне; |
А Праксит'ель становился скучнее, угрюмей, печальней. |
"Нет, не могу! - сказал он, бросая резец в утомленьи: - |
Я не художник, я просто влюблённый: моё вдохновенье - |
Юноши бред, - не она, Прометеева жгучая сила... |
О, для чего в тебе женщина образ богини затмила? " |
Прошлой зимою... - Налей мне вина из патера: |
Вечер свежеет - по телу холод и жар пробегает... - |
Прошлой зимою в Коринфе у нас появилась гетера, |
Именем Фринэ... Теперь её каждый коринфянин знает; |
Но, - захотелось ли ей возбудить любопытство в народе, |
Или от бешеный оргий Афин отдохнуть на свободе, - |
Только она укрывалась от смертных, подобно богине... |
Вскоре ж Коринф коротко познакомился с Фринэ! |
Вот подошли Элевзинские празднества... Пёстрой толпою |
Жители Аттики шумно стекались н'а берег моря: |
Шли сановитые старцы, венчанные Крона рукою; |
Отроки шли, с Ганимеда красою весеннею споря; |
Юные жёны и девы, потупив стыдливые взоры, |
Ловко несли на хромовых плечах амфоры; |
Жертвенных ангцев вели и тельцов, оплетённых цветами. |
Все обступали толпой оконечность пологого мыса: |
Против него, по преданию, вышла из моря Киприда. |
Жрицы пафосской богини готовились, в честь Анониса, |
Гимны обрядные петь: застонала в руках их пектида, |
Звуки свирели слились с её обольстительным стоном... |
Вдруг от толпы отделилася женщина... Длинным хитоном |
Был её стан величавый ревниво сокрыт; покрывало |
Белой, широкой волной с головы и до пят ниспадало. |
Плавно, как будто бы чуткой ногой едва пригибая |
Стебли росистых цветов, по прибрежию - далей и далей - |
К самой окраине мыса она подошла; не внимая |
Шопоту ближней толпы; развязала ремни у сандалий; |
Пышных волос золотое руно до земли опустила; |
Перевьзь персей и пояс лилейной рукой разрешила; |
Сбросила ризы с себя, и лицом повернувшись к народу, |
Медленно, словно, заря, погрузилася в воду. |
Ахнули тысячи зрителей; смолкли свирель и пектида; |
В страхе упав на колени, все жрецы воскликнули громко: |
"Чудо свершается, граждане! Вот она, матерь Киприда! " |
Так ослепила своей олимпийской красой незнакомка... |
Всё обаяние девственных прелестей, всем чем от века |
Жён украшала природа, иль смелая власть человека, |
Всё эта женщина образом дивным своим затмевала... |
Я поняла Праксит'еля и горько тогда зарыдала! |
Но не Киприда стояла в волнах, а мег'арянка Фринэ. |
Меж изумлённых граждан живописцы, ваятели были: |
Всех их прельстила гетера... прельщает их и поныне; |
Все в свою очередь эту гетеру безумно любили... |
Многих она обманула, а многих обманет жестоко: |
Тёмную душу не всякий увидит сквозь светлое око... |
С этого самого утра Гнатена с ваятелем - розно... |
Может быть, он и раскаялся, только раскаялся поздно... |
Что же сказть мне ещё? Изваянье богини Киферы |
Кончил давно Праксит'ель, и давно повторяет Эллада |
Имя ваятеля с именем мне ненавистной гетеры; |
Но - да хранят меня боги! - теперь я спокойна, я рада... |
Рада свободе... |
Взгляни: потемнели высокие горы... |
Ночь и природе заветное слово шепнула: |
"Спите! " |
... О, если бы ревность... твоя, чужеземец, заснула. |
Видение
Семь веков с половиной и три года минуло грозному Риму: |
Месяц Януса встречает вешнею ночью восьмыя календы; |
Кесарь Август - уж третье лето - избр'анный владыка |
народа... |
Полун'очь, а сады Мецената, как и в полдень, горят |
изумрудом |
От лампад и от светочей: верно, сам кесарь в гостях |
у любимца?.. |
Он и есть, - кесарь Август, и любимица Юлия с ним, |
и все думцы, |
Все придворные с ним - от отцов, от сенаторов - даже |
до мима, |
Не считая певцов и художников. Вот и сенатор Агриппа, |
И Пилад - пантомим, И Гораций с Овидием, вот и Амулий, |
Живописец, погребший всю жизнь в тайниках "золотого |
"; |
Вот Витрувий маститый, тот зодчий, что "вечному городу" |
высек |
Саркофаг из порфира и мрамора... Вот безыменный |
ваятель, |
Родом - эллин, виновник всего торжества... Но, хоть |
безыменный, |
Память вечную п'ередал всем веками и народам |
Изваяньем Зевса - Электора... Чудную статую эту |
Заказал Меценат и, в подарот Октавию-Августу, морем |
Переслал её я ваятеля с нею он в Рим из Коринфа... |
На престоле из кости слоновой воссел Олимпиец, величье |
и копьё золотое в деснице он держит, а в шуйце - |
перуны; |
Чистый мрамор тела отеняют венцом белокудрые кудри; |
У подножия бога орёл опускает широкие крылья. |
Окрест ложа двойного, где Август и Юлия с ним |
возлегают, |
Льются музыки тихие волны сквозь зелень кустов и |
деревьев; |
Олеандры алеют по купам лилей и жасминов, |
водомётов. |
Увенчала Октавию Юлия пл'ющем шафранным, |
Улыбаяся, жжет ему очи кипучею лавою взоров - |
И невольно склонился к ней кесарь венчанной главою на |
перси; |
Эти чуткие перси, как в бурю две первые пенные волны... |
И ревниво глядит на красавицу сквозь олеандры Овидий... |
Впрочем, вряд ли бы кесарь и тысячи взоров сторожких |
приметил: |
Смотрит он не очами - душой просветленной и зрением |
сердца |
Он на статую смотрит и смотрит на южное звездное небо - |
В забытье... |
Сходят н'а землю, ближе и ближе, пресветлые боги: |
И Меркурий, и Марс, и Венера, и сам громовержец Юпитер: |
Вот он, вот!.. За себя посылает и утром и вечером - |
Феба, |
А с вечерней зари до денницы - Диану, а сам он, Юпитер, |
Пополам разломил свой божественный луч и Диане и Фебу... |
Отчего же так быстро стремится Юпитер к зениту? |
Словно на небе след за собой заметает метлой серебристой? |
Поднялся он над самою статуей... Полно, Юпитер ли |
это?.. |
Нет: не он, а иная звезда загорелась на небе восточном, |
Загорелась - и дикую, чуждую местность собой осветила. |
Сельский выгон в песчаной пустыне; все стадо припало на |
землю, |
И в испуге глядят пастухи на полночное небо, а небо |
Темно-синий свой полог разверзло потоками яркого света - |
И лучами, как лирными струнами, вторит торжественной |
песне; |
Воспевают крылатые, светлые, чистые образы: "Слава |
В вышних богу! " |
А в ближнем селеньи, в хлеву, вынимает |
Из яслей |
Мать младенца... Возносил горе его... Вдруг!.. |
Покачнулась |
И содр'огнулась статую Зевса; восстала, колеблясь, с |
престола, |
Только брызнули всюду осколки, - и в ужасе вскрикнул |
сам кесарь |
И - очнулся... |
Виденье исчезло: все те же сады Мецената; |
Та же муз'ыка, те же водометы, лампады, цветы и деревья; |
Та же Юлия с той же улыбкой и пламенным взором, |
И сидит нерушим на престоле Зевес-громовержец... |
О боги! |
Милосерды вы к набожным кесарям - даже и в грезах |
полночных. |
(1860)
МУЗА
(Гр. Ф. Н. Толстому)
Видел однажды я музу: она, над художником юным |
Нежно склонившись, венчала счастливца и миртом и |
лавром. |
В жарком лобзаньи устами к устам молодым припадала. |
Перси лилейные крепко к высокой груди прижимала... |
Видел я ласки пермесской богини другому - |
Видел - и прочь от счастливой четы отошел я ревниво. |
Пала она в целомудренно-страстном порыве, |
В вещие очи любимца смотрелась она ненаглядно, |
Кудри седые безмолвно кропила слезами, |
Руки, из праха создавшие дива искусства, лобзала... |
Видел я ласки пермесской богини другому - |
Видел - и пал перед ней на колена в восторге. |
(1856)
ГАЛАТЕЯ
1
Белою глыбою мрамора, высей прибрежных отброском |
Страстно пленился ваятель на рынке паросском; |
Стал перед ней - вдохновенный, дрожа и горя... |
Феб утомленный закинул свой щит златокованный за море, |
И разливалась на мраморе |
Вешним румянцем заря... |
Видел ваятель, как чистые кр'упинки камня смягчались, |
В нежное тело и в алую кровь превращались, |
Как округлялися формы - волна за волной, |
Как, словно воск, растопилася мрамора масса послушная |
И облеклася, бездушная, |
"Душу ей, душу живую! - воскликнул ваятель в восторге: - |
Душу вложи ей, Зевес! " |
Изумились на торге |
Граждане - старцы, и мужи, и жены, и все, |
Кто только был на аг'оре. Но, полон святым вдохновеньем, |
Он обращался с молением |
К чудной, незримой красе: |
"Вижу тебя, богоданная, вижу и чую душою; |
Жизнь и природа красны мне одною тобою... |
Облик бессмертья провижу я в смертных чертах..." |
И перед нею, своей вдохновенною свыше идеею, |
Перел своей Галатеею, - |
Пигмалион пал во прах... |
2
Двести дней славили в храмах Кибеллу, небесную жницу; |
Двести дней Г'елиос с неба спускал колесницу: |
Много свершилось в Элладе событий и дел; |
Много красавиц в Афинах мелькало и гасло - зарницею, |
Но перед ней, чаровницею, |
Даже луч солнца бледнел... |
Стала в ваяльне художника дева нагая, |
Мраморный, девственный образ чистейшей красы... |
Пенились юные перси волною упругой и зыбкою; |
Губы смыкались улыбкою; |
Кудрились пряди косы. |
"Боги! - молил в исступлении страстном ваятель: - |
Ужели |
жизнь не проснется в таком обаятельном теле? |
Боги! Пошлите неслыханной страсти конец... |
Нет!.. Ты падешь, Галатея, с подножия в эти объятия, |
Или творенью проклятия |
Грянет безумный творец! " |
Взял ее за руку он... И чудесное что-то свершилось... |
Сердце под мраморной грудью тревожно забилось; |
Хлынула кровь по очерченным жилам ключом; |
Дрогнули гибкие члены, недавно еще каменелые; |
Очи, безжизненно белые, |
Вспыхнули синим огнем. |
Вся обливаяся розовым светом весенней денницы, |
Долу стыдливо склоняя густые ресницы, |
Алые губы раскрылися, грудь всколыхнулась волнистая, |
И, что струя серебристая, |
Тихая речь потекла; |
"Вестницей воли богов предстою я теперь пред тобою. |
Жизнь на земле - сотворенному свыше рукою; |
Творческой силе - бессмертье у нас в небесах! " |
... И перед нею, своей воплощенною свыше идеею, |
Перед своей Галатеею, |
Пигмалион пал во прах. |
(24 января 1858 г.)
ФРЕСКИ
Дафна
Как от косматого сатира иль кентавра, |
От светозарного бежала ты тогда, |
Испугана, бледна, но девственно-горда, |
Пока не облеклась в укорный образ лавра, |
Как в ризу чистую чистейшего стыда, |
И, целомудренным покровом зеленея, |
Не стала на брегах родимого Пенея |
Пред юным пастырем Адметовым... Но он |
Когда, одревенен, |
Твой гибкий стан в коре опутался смолистой, |
Когда окорнилась летучая нога, |
Когда ты поднялась, стройна, полунага, |
Под зеленью твоей туники остролистой, |
Перед тобою Феб колени преклонил |
И все твои красы бессмертьем одарил, |
И вечно, нимфа, ты цветешь - не увядаешь |
И смертного одна к бессмертью призываешь, |
И лиру для тебя одной берет певец, |
И всё, и всё - твое, и слава и венец. |
(18 сентября 1858 г.)
Плясунья
Окрыленная пляской без р'оздыху, |
Закаленная в серном огне, |
Ты, помпеянка, мчишься по воздуху, |
Не по этой спаленной стене. |
Опрозрачила ткань паутинная |
Твой призывно откинутый стан; |
И в руке замирает тимпан. |
Пред твоею красой величавою |
Без речей и без звуков уста, |
И такой же горячею лавою, |
Как и ты, вся душа облита. |
Но не сила Везувия знойная |
Призвала тебя к жизни: - легка |
И чиста, ты несешься, спокойная, |
Как отчизны твоей облака, |
Ты жила и погибла тедескою |
И тедескою стала навек, |
Чтоб в тебе, под воскреснувшей фрескою, |
Вечность духа прозрел человек. |
(Конец 1858 г. ?)
ОБМАН
За цепь жемчужную, достойную плеча |
И шеи царственной, в восторге, Фаустина |
Серебрянику Каю, сгоряча, |
Дала мильон сестерций!.. Два рубина, |
Как будто в тот же миг окрашены в крови, |
Но старый казначей был знатоком отменным |
И жемчугу и камням драгоценным. |
"Императрица, если ты велишь, |
Я отпущу мильон сестерций негодяю, |
Всё ожерелие - подложное... Гони ж |
Его скорее прочь, - а кесарю ни слова", - |
Промолвил казначей. |
Да кесаря другого, |
Дослышливей, чем кесарь Галлиен, |
И не было тогда, и нет теперь такого: |
Всё - уши у него, от потолка до стен. |
И услыхал... Сенатским приговором |
Объявлен Кай мошенником и вором |
И к цирку присужден, на растерзанье львам, |
И кесарь приговор скрепил законно сам... |
Обрадовался Рим!.. Давно уже гражд'ане |
Квиритской кровию не тешили свой взор, |
И не забавен был им смертный приговор; |
Всё варвары одни да христиане, |
Встречали в цирке смерть и с ней вступали |
в бой... |
Но вот сограждане, с всемирными правами, |
Погибнуть обречен под львиными когтями!.. |
Какой нежданный случай! В Колизей |
С утра все выходы и входы осаждала |
Несметная толпа и не ждал'ося ей. |
И вся она волной прибойной грохотала... |
Но двери отперлись, и шумная толпа, |
Сама собой оглушена, слепа, |
Снизалась в нить голов на мраморных ступенях |
Амфитеатра... |
Вот на сглаженном песке, |
В предчувствии последних мук, в тоске, |
Стоит преступник сам на трепетных коленях. |
Последней бледностью оделося чело, |
Последняя слеза повисла на реснице, |
И Феб над ним летит, как будто бы на зло, |
В своей, сверкающей всей жизнью, колеснице. |
И Фаустина с ним, в глазах ее томленье |
И тайная мольба; но римский произвол, |
Казня, не миловал... Еще одно мгновенье - |
И дрогнул цирк, и, заскрипев, снялась |
С заржавленных петлей железная решетка, |
И на арену вылетел - каплун... |
О!.. Если б Зевс сломил свой пламенный перун, |
Иль потонула бы хароновская лодка, |
Навряд ли были б так сотрясены сердца |
Всех зрителей с конца и до конца, |
И не были бы так изумлены и жалки |
Отцы-сенаторы, фламины и весталки |
С опушенным перстом... |
"Все в жизни - прах и тлен, |
Отцы-сенаторы! - промолвил Галлиен, |
Зевнул и выходя с супругою из ложи: - |
Он обманул, - ну вот - и сам обманут тоже! " |
(1 июля 1861 г.)
КАМЕИ
1
ЮЛИЙ КЕСАРЬ И СЕРВИЛИЯ
Всемирного вождя, всемирно-увенчанного, |
С твоею матерью предстала рядом ты, |
В разоблачении девичьей красоты, - |
Весь женский стыд в тебе сгорел перед идеею, |
Что ты останешься бесценною камеею, |
Что Юлий Кесарь сам тобою победим |
И Что краса твоя бессмертна, как и Рим. |
2
КЕСАРЬ ОКТАВИЙ-АВГУСТ И ЮЛИЯ
Ты на Юлию смотришь художником, - |
Не отцом: ты прямой сибарит, |
А не римлянин ты... |
Над треножником |
Аравийская мирра горит; |
Мягко ложе твое постилается; |
Смело смотрит в глаза тебе дочь... |
Вся туника над ней колыхается; |
В очи глянула римская ночь... |
Что Требония, Ливия, Лидия? |
Ты им скажешь наверно: "прощай", |
Ты сошлешь на холодный Дунай... |
3
КЕСАРЬ ТИВЕРИЙ
Лазурное небо, лазурный кристалл, |
Капрею лазурную Дий даровал |
Тебе, беспощадный тиран и калека! |
Наследуй же остров любимых богов... |
Под вопли, и стоны, и скрежет зубов, |
И пытки растленного века, |
Казнишь ты и мучишь во имя любви... |
Ликуй же, Тиверий, и дерзко зови |
На муку и смерть человека! |
4
КЕСАРЬ КАЛИГУЛА
Калигула и с ним все три его сестры... |
В хитоны легкие одетые нескромно, |
Как будто в полусне, тревожно и истомно, |
Склонилися они на турские ковры, |
И каждая из них, завистливо ревнуя, |
Ждет жадно первая от брата поцелуя. |
5
КЕСАРЬ КЛАВДИЙ И АГРИППИНА
"Да что ж вы, рабы! |
Скоро ли будут готовы грибы? " |
Скоро: сама Агриппина готовит... |
Повар, что Гебу, ее славословит. |
Прямо в собранье бессмертных богов |
Явится Кесарь, покушав грибов... |
6
ПОППЕЯ И КЕСАРЬ НЕРОН
На тайной оргии парфянского сатрапа, |
Пред изваянием безухого Приапа, |
Ты положила семь Кипридиных венков: |
Их Нерон сосчитал и, властию богов, |
Удвоил их в ту ночь, а верная камея |
Твой образ сберегла, на диво нам, Поппея. |
(1861)
БЫЛИНЫ, СКАЗАНИЯ, ПЕСНИ
ВЕЧЕВОЙ КОЛОКОЛ
Над рекою, над пенистым Волховом, |
На широкой Вадимовой площади, |
Заунывно гудит-поет колокол. |
Для чего созывает он Новгород? |
Не волнуется ль Чудь непокорная? |
Не вломились ли шведы иль рыцари? |
Да не время ли кликнуть охотников |
Взять неволей иль волей с Югории |
Серебро и меха драгоценные? |
Не пришли ли товары ганзейские, |
Али снова послы сановитые |
От великого князя Московского |
За обильною данью приехали? |
Нет! Уныло гудит-поет колокол... |
... Поет тризну свободе прощальную... |
"Ты прости, родимый Новгород! |
Не сзывать тебя на вече мне, |
Не гудеть уж мне попрежнему: |
Кто на бога? Кто на Новгород? |
Вы простите, храмы божии, |
Терема мои дубовые! |
Я пою для вас в последний раз, |
Издаю для вас прощальный звон. |
Вырви ты язык чугунный мой, |
Ты разбей края мне медные, |
Чтоб не петь в Москве, далекой мне, |
Про мое ли горе горькое, |
Про мою ли участь слезную, |
Чтоб не тешить песнью грустною |
Мне царя Ивана в тереме. |
"Ты прости, мой брат назв'анный, буйный Волхов мой, |
прости! |
Без меня ты празднуй радость, без меня ты и грусти. |
Пролетело это время... не вернуть его уж нам, |
Как и радость да и горе мы делили пополам! |
Как не раз печальный звон мой ты волнами заглушал, |
Как не раз и ты под гул мой, буйный Волхов мой, плясал. |
Помню я, как под ладьями Ярослава ты шумел, |
Как напутную молитву я волнам твоим гудел. |
Помню я, как боголюбский побежал от наших стен, |
Как гремели мы с тобою: "Смерть вам, суздальцы, иль |
плен! " |
Я моим хвалебным звоном победителя встречал. |
Я гремел, бывало, звучный: - собирались молодцы, |
И дрожали за товары иноземные купцы, |
Немцы рижские бледнели, и, заслышавши меня, |
Погонял литовец дикий быстроногого коня. |
А я город, а я вольный звучным голосом зову |
То на немцев, то на шведов, то на Чудь, то на Литву! |
Да прошла пора святая: наступило время бед! |
Если б мог, - я б растопился в реки медных слез, да нет! |
Я не ты, мой буйный Волхов! Я не пл'ачу, - Я пою! |
Променяет ли кто слезы и на песню - на мою? |
Слушай... нынче, старый друг мой, по тебе я поплыву, |
Царь Иван меня отвозит во враждебную Москву. |
Собери скорей все волны, все валуны, все струи - |
Разнеси в осколки, в щепки ты московские ладьи, |
А меня на дне песчаном синих вод своих сокрой |
И звони в меня почаще серебристою волной: - |
Может быть, из волн глубоких, вдруг услыша голос мой, |
И за вольность и за вече встанет город наш родной". |
На широкой Вадимовой площади, |
Заунывно гудит-поет колокол; |
Волхов плещет и бьется и пенится |
О ладьи москвитян острогрудые |
А на чистой лазури, в подн'ебесье, |
Главы зрамов святых, белокаменных |
Золотистыми слезками светятся. |
(1839 - 1840 г. ?)
ХОЗЯИН
В низенькой светелке, с створчатым окном, |
Светится лампадка в сумраке ночном: |
Слабый огонечек то совсем замрет, |
То дрожащим светом стены обольет. |
Новая светелка чисто прибрана: |
В темноте белеет занавесь окна; |
Пол отструган гладко: ровен потолок; |
Печка развальн'ая стала в уголок. |
По стенам - укладки с дедовским добром, |
Узкая скамейка, крытая ковром, |
И кровать резная с пологом цветным. |
На кровати крепко спит седой старик: |
Видно, пересыпан хмелем пуховик! |
Крепко спит - не слышит хмельный старина, |
Что во сне лепечет п'од ухом жена. |
Душно ей, неловко возле старика; |
Свесилась с кровати полная рука; |
Губы раскраснелись, словно корольки; |
Кинули ресницы тень на пол-щеки; |
Одеяло сбито, свернуто в комок; |
С головы скатился шелковый платок; |
На груди сорочка ходит-ходенем, |
И коса сползает по плечу ужом. |
А за печкой кто-то нехотя ворчит: |
Знать другой хозяин по ночам не спит! |
На мужа с женою смотрит домовой |
И качает тихо дряхлой головой: |
"Сладко им соснулось: полночь на дворе... |
Жучка призатихла в теплой конуре; |
Весело хозяить в домике таком! |
Погреба набиты, закрома полны, |
И на сеновале сена с три копны; |
От конюшни кучки сена отгребешь, |
Корму дашь лошадкам, гривы заплетешь, |
Сходишь в кладовые, отомкнешь замки - |
Клади дорогие ломят сундуки. |
Всё бы было ладно, всё мне по нутру... |
Только вот хозяйка нам не ко двору: |
Больно черноброва, больно молода, - |
На сердце тревога, в голове - беда! |
Кровь-то говорлива, грудь-то высока... |
Мигом одурачит мужа-старика... |
Знать и домовому не сплести порой |
Бороду седую с черною косой. |
При людях смеется, а - глядишь - тайком |
Плачет да вздыхает - знаю я по ком! |
Погоди ж, я с нею шуточку сшучу |
И от черной думы разом отучу: |
Я тотчас голубке лапу на плечо, |
За косу поймаю, сдерну простыню - |
Волей аль неволей грезу отгоню... |
Этим не проймется, - пропадай она, |
Баба-переметка, мужняя жена! |
Всей косматой грудью лягу ей на грудь |
И не дам ни разу наливной вздохнуть, |
Защемлю ей сердце в крепкие тиски: |
Скажут, что зачахла с горя да с тоски". |
"Ты - краса ли моя девичья..." |
Ты - краса ли моя девичья, |
Ты - кова ль моя трубчатая, |
Не на радость ты мне, д'евице, |
Не в утеху доставалася! |
Что тебе ли, русой косыньке, |
Люди добрые завидуют, |
За тебя ли, косу русую, |
Извели меня, младёшеньку, |
Опоили горемычную |
Ох, не зельем извели меня, |
Опоили не отравою, |
А извел меня соколий глаз, |
Опоила речь медовая... |
(1849 г. ?)
"Снаряжай скорей, матушка родимая..."
Снаряжай скорей, матушка родимая, |
Под венец свое д'итятко любимое. |
Я гневить тебя нынче зарекалася - |
От сердечного друга отказалася... |
Расплетай же мне косыньку шелк'овую, |
Уложи меня на кровать тес'овую, |
Пелену набрось мне на груди белые |
И скрести под ней руки помертвелые; |
В головах зажги свечи воску ярого |
И зови ко мне жениха-то старого: |
Пусть войдет старик - смотрит да дивуется - |
На красу ль мою девичью любуется. |
(1849 г.)
"Как у всех-то людей светлый праздничек...")
Как у всех-то людей светлый праздничек, |
День великий - помин по родителям, |
Только я сиротинка безродная, |
На погосте поминок не правила. |
Я у мужа веч'ор отпросилася: |
"Отпусти, государь, - похристосуюсь |
На могиле со свёкором-батюшкой". |
Идуч'и, я с дорожньки сбилася, |
Во темн'ом во лесу заплуталася, |
У оврага в лесу опозналася. |
В том овраге могила бескрёстная: |
Всю размыло ее ливнем-дождиком, |
Размело-разнесло непогодушкой... |
Подошла я к могиле - шатнулася, |
Белой грудью о землю ударилась: |
"Ты скажи мне, сырая могилушка! |
Таково ли легко было м'олодцу |
Загубить свою душеньку грешную? |
Каково-то легко было девице |
" |
(1854 г.)
ВИХОРЬ
При дороге нива... |
Доня-смуглоличка |
День-деньской трудится - |
Неустанно жнет: |
Видно, не ленива, |
А - чт'о божья птичка - |
На заре ложится, |
На заре встает. |
Против нашей Дони |
Поискать красотки. |
Разве что далёко, |
А в соседстве нет... |
Косы по ладони; |
Грудь, как у лебедки; |
Очи с поволокой; |
Щеки - маков цвет. |
Солнце так и жарит, |
Стелется на поле |
Дым, не то туман; |
С самой зорьки парит - |
Знать, перед грозою; |
Скинешь поневоле |
Душный сарафан. |
Разгорелась жница: |
Жнет да жнет да вяжет, |
Вяжет без подмоги |
Полные снопы... |
А вдали зарница |
Красный полог кажет... |
Ходят вдоль дороги |
Пыльные столпы... |
Ходят вихри, ходят, |
Вертятся воронкой - |
Все поодиночке: |
Этот, тот и тот - |
Очередь заводят... |
К Дониной сорочке |
Так себе и льнет. |
Оглянулась девка - |
И сама не рада: |
Кто-то за спиною |
Вырос из земли... |
На губах издевка, |
А глаза без взгляда, |
Волосы копною, |
Борода в пыли. |
Серый-серый, зыбкий, - |
Он по ветру гнется, |
Вьется в жгут и пляшет, |
Пляшет и дрожит, |
Словно бы с улыбкой, |
Словно бы смеется, |
Головою машет - |
Доне говорит: |
"Ветерок поднялся - |
Светится зарница |
Среди бела дня: |
Я и разыгрался... |
Белая лебедка, |
Красная девица, |
Полюби меня! " |
Отскочила Доня - |
Ей неймется веры, |
За снопами кроясь, |
Силится уйти, |
А за ней погоня - |
Настигает серый, |
Кланяется в пояс, |
Стал ей на пути: |
"Чт'о ж не молвишь слова, |
Чт'о не приголубишь? |
Аль еще не знаешь - |
Чт'о за зелье страсть? |
Полюби седого: - |
И его сконаешь, |
И тебе пропасть!.." |
Сам по полю рыщет, |
К Доне боком-боком - |
Тесными кругами |
Хочет закружить: |
Будто в жмурках ищет, |
Будто ненароком |
Пыльными руками |
Тянется схватить. |
Вот схватил и свистнул... |
Да она рванулась: |
"Аль серпа хотелось? |
На тебе, лови!" |
Серп блеснул и свистнул... |
Пыль слегка шатнулась |
Да и разлетелась... |
Только серп к крови... |
С призраком пропали, |
И девичьи грезы... |
Отчего ж потом |
Мать с отцом видали, |
Как она украдкой |
Утирала слезы |
Белым рукавом? |
Отчего гурьбою |
Сватов засылали; |
А смотрён ни разу |
Не пришлось запить?.. |
Думали семьею, |
Думали-гадали |
И решили: "с глазу! " - |
Так тому и быть... |
Зимка проскрипела, |
И весной запахло; |
Зелен'я пробили |
Черный слой земли... |
Доня все хирела, |
Знахари ходили, |
Только не дошли. |
Рожь поспела снова... |
Светится зарница... |
Ходят вдоль дороги |
Пыльные толпы... |
Только нет седого. |
И другая жница |
Вяжет вез подмоги |
Полные снопы. |
"Эхма! Жалко Домны! " - |
Всем селом решали: |
Этакой напасти |
Где избыть серпом! |
Старики-то скромны - |
Видно не учили: |
"От беды да страсти |
Оградись крестом". |
(7 сентября 1856 г.)
"Ох, вы, годы мои, годы торопливые...")
(Ек(атери(не Ив(ановне( Э-вой)
Ох, вы, годы мои, годы торопливые, |
Торопливые вы годы и спешливые, |
Как ни с долей, ни с удачей вы не зналися, |
Из огня да прямо в полымя кидалися!.. |
Да спасибо же вам, б'естолочь бедовая, |
Что за вас и полюбила чернобровая - |
Полюбила, приласкала, приголубила, |
Чарку молодца бездольного пригубила. |
(17 августа 1856 г.)
Ох, пора тебе на волю, песня русская, |
Благовестная, победная, раздольная, |
Погородная, посельная, попольная, |
Непогодою-невзгодою повитая, |
Во крови, в слезах крещеная-омытая! |
Ох, пора тебе на волю, песня русская! |
Не сама собой ты спелася-сложилася: |
С пустырей тебя намыло снегом-дождиком, |
Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью, |
(1856 г.)
РУСАЛКА
(Софье Григорьевне Мей)
Мечется и плачет, как дитя больное |
В неспокойной люльке, озеро лесное. |
Тучей потемнело: брызжет мелкой зернью - |
Так и отливает серебром да чернью... |
Ветер по дуброве серым волком рыщет; |
Молния на землю жгучим ливнем прыщет; |
И на голос бури, побросавши прялки, |
Вынурнули с'о дна резвые русалки... |
Любо некрещеным в бурю-непогоду |
Кипятить и пенить жаркой грудью воду, |
Любо им за вихрем перелетным гнаться, |
Громким, звучным смехом с громом окликаться!.. |
Волны им щекочут плечи наливные, |
Чешут белым гребнем косы рассыпные; |
Ласточки быстрее, легче пены зыбкой, |
Руки их мелькают белобокой рыбкой; |
Ярким изумрудом очи зеленеют. |
Плещутся русалки, мчатся вперегонку, |
Да одна отстала - отплыла в сторонку... |
К берегу доплыла, на берег выходит, |
Бледными руками ивняки разводит; |
Притаилась в листве на прибрежье черном, |
Словно белый лебедь в тростнике озерном... |
Вот уж понемногу н'епогодь стихает; |
Ветер с листьев воду веником сметает; |
Тучки разлетелись, словно птички в гнезды; |
Бисером перловым высыпали звезды; |
Месяц двоерогий с неба голубого |
Засветил отломком перстня золотого... |
Чу! переливаясь меж густой осокой, |
По воде несется благовест далекой - |
Благовест далекой по воде несется |
И волною звучной прямо в сердце льется. |
Видится храм божий, песнь слышна святая, |
И сама собою крест творит десная... |
Пробудили много и тоски и муки, |
Много шевельнули страсти пережитой, |
Воскресили много были позабытой... |
Вот в селе родимом крайняя избушка; |
А в избушке с дочкой нянчится старушка: |
Бережет и холит, по головке гладит, |
Тешит алой лентой, в пестрый ситец рядит... |
Да и вышла ж девка при таком уходе: |
Нет ее красивей в целом хороводе... |
Вот и бор соседний - так грибов да ягод |
За одну неделю наберешься н'а год; |
А начнут, под осень, грызть орехи белки - |
Сыпь орех в лукошки - близко посиделки. |
Тут-то погуляют парни удалые, |
Тут-то насмеются девки молодые!.. |
Дочь в гостях за прялкой песни распевает, |
А старуха дома ждет да поджидает; |
Огоньку добыла - на дворе уж ночка - |
Долго засиделась у соседей дочка... |
И лихой бедою к девке подвернулся; |
А с бедою рядом ходит грех незванный... |
Полюбился парень девке бесталанной, |
Так ей полюбился, словно душу вынул, |
Да и насмеялся - разлюбил и кинул. |
Позабыл голубку сизокрылый голубь - |
И остались бедной смех мирской да прорубь... |
Вспомнила русалка - белы руки гложет; |
Рада б зарыдала - и того не может; |
Сотворить молитву забытую хочет - |
Нет для ней молитвы - и она хохочет... |
Только, пробираясь не село в побывку, |
Мужичок проснулся и стегает сивку, |
Лоб и грудь и плечи крестно знаменует, |
Да с сердцов на хохот окаянный плюет. |
(1849 - 1856 гг.)
ПРЕДАНИЕ
ПРЕДАНИЕ - ОТЧЕГО ПЕРЕВЕЛИСЬ ВИТЯЗИ
НА СВЯТОЙ РУСИ
Выезжали на Сафат - реку, на закате красного солнышка, |
Семь удалых русских витязей, |
Семь могучих братьев названных: |
Выезжал Годенко Блудович, да Василий Казимирович, |
Да Василий Буслаевич, - |
Выезжал Иван - гостинный - сын, - |
Выезжал Алеша-Попович - млад, - |
Выезжал Добрыня - м'олодец, - |
Выезжал и матерой казак, |
Матерей казак Илья Муромец. |
Перед ними раскинулось поле чистое, - |
А на том на поле старый дуб стоит, |
Старый дуб стоит, кряковястый. |
У того ли дуба три дороги сходятся: |
Уж как первая дорога ко Нову-городу, - |
А вторая-то дорога к стольному Киеву, - |
А что третия дорога ко Синю морю далекому... |
Та дорога прямоезжая, прямоезжая дорога, прямопутная: |
Залегла та дорога ровно тридцать лет, - |
Становилися витязи на распутии, |
Разбивали бел-полотнян шатер, |
Отпускали коней погулять по чисту полю. |
Ходят кони по шелковой траве-мураве, |
Зеленую траву пощипывают, |
Золотою уздечкой побрякивают, |
А шатре полотняном витязи опочив держ'ат. |
Было так - на восходе красного солнышка, |
Вставал Добрыня-молодец раньше всех, |
Умывался студен'ой водой, |
Утирался тонким п'олотном, |
Помолился чудну образу. |
Видит Добрыня за Сафат-рекой бел-полотнян шатер: |
В том ли шатре залег Татарченок, |
Злой Татарин-бусурманченок - |
Не пропускает он ни конного, ни пешего, |
Ни езжалого доброго молодца. |
Седлал Добрыня своего борзого коня; |
Клал на него потнички, |
Клал седельце черкасское, |
Брал копейце урзамецкое, |
Брал чингалище булатное, - |
И садился на добра коня. |
Под Добрыней конь осержается: |
От сырой земли отделяется, |
Выходы мечет по мерн'ой версте, |
Выскоки мечет по сенн'ой копне. |
Подъезжает Добрыня ко белу шатру |
И кричит звучным голосом: |
"Выходи-ка, Татарченок, злой Татарин |
бусурманченок: |
Станем мы с тобой смертный бой держать!" |
Вт'апоры выходит Татарин их бела шатра |
И садится на добра коня. |
Не два ветра в поле слеталися, |
Не две тучи в небе сходилися, - |
Слеталися-сходилися два уд'алые витязя... |
Ломалися копья их острые, |
Сходили витязи с добрых коней |
И хватались в рукопашный бой. |
Правая ножка Добрыни ускользнула, |
Правая ручка Добрыни удрогнула, - |
И валился он на сыру землю. |
Скакал ему Татарин на белы груди, |
Порол ему б'елы груди, |
Вынимал сердце с печенью. |
Было так - на восходе красного солнышка, |
Встал Алеша-Попович раньше всех, |
Выходил он на Сафат-реку, |
Утирался тонким п'олотном, |
Помолился чудну образу. |
Видит он коня Добрынина: |
Стоит борзый конь, только н'е весел, - |
Потупил он очи во сыру землю: |
Знать, тоскует он по хозяине, |
Что по том ли Добрыне-молодце. |
Садился Алёша на добра коня, - |
Отделялся от сырой земли, |
Метал выходы по мерной высоте, |
Метал в'ыскоки в сенной копне. |
Что не бель во полях забелелася - |
Забелелася ставка богатырская; |
Что не синь во полях засинелася - |
Засинелись мечи булатные; |
Что не крась во полях закраснелася - |
Закраснелася кровь с печенью. |
Подъезжает Алёша ко белу шатру - |
У того ли шатра стоит Добрыня-молодец, |
Очи ясные закатилися, |
Руки сильные опустилися, |
На бел'ых грудях запеклася кровь. |
И кричит Алёша зыным голосом: |
На честной бой, на побраночку! " |
Отвечает ему татарченок: |
"Ох-ты, гой еси Алёша-Поповаич - млад! |
Ваши роды неуклончивы, |
Что не стать тебе со мной бой побеждать". |
Как в'озговорит на то Алёша-Попович млад: |
"Не хвались на пир идучи, |
А хвались с пиру идучи". |
Вт'апоры выходит татарин из б'ела шатра |
И садится на добра коня. |
Не два в поле слеталися, |
Не две тучи небе сходилися, - |
Сходилися-слеталися два уд'алые витязя: |
Ломалися копья их острые. |
Разлетались мечи их булатные, |
И сходили они с добрых коней, |
И хватались в рукопашный бой. |
Одолел Алёша Татарина: |
Валил его на сыру землю, |
Скакал ему на белы груди, |
Вынимать сердце с печенью. |
Отколь тут не взялся чёрный ворон, |
И вещает он человеческим голосом: |
"Ох-ты, гой еси Алёша-Поповаич - млад! |
Ты послушай меня, чёрна ворона: |
Не пори ты Татарину белых грудей, |
А слетаю я на сине море, |
Принесу тебе мёртвой и живой воды; |
Вспрыснешь ты Добрыню мёртвой водой, - |
Срастётся его тело белое; |
Вспрыснешь ты Добрыню живой водой, - |
Тут и очнётся добрый м'олодец..." |
Вт'апоры Алёша послушался ворона, - |
И летал ворон на сине море, |
Приносил живой и мёртвой воды. |
Вспрыскивал Алёша Добрыню мёртвой водой, - |
Срасталось его белое тело, |
Затягивались раны кровавые; |
Вспыскивал его живой водой, - |
Пробуждался м'олодец от сна смертного. |
Отпускали они Татарина. |
Было так - на восходе красного солнца, |
Вставал Илья Муромец раньше всех, |
Умывался студен'ой водой, |
Утирался тонким п'олотном, |
Помолился чудну образу. |
Видит он: через Сафат-реку |
Переправлется сила басурманская, |
И той силы добру молодцу не объехати, |
Серому волку не обрыскати, |
Чёрному ворону не облетети. |
И кричит Илья зычным голосом: |
"Ох, где уж вы, могучие богатыри, |
Удалые братья названые? " |
Как сбегалися на зов его витязи, |
Как садилися на добрых коней, |
Как бросалися на силу басурманскую: |
Стали силу колоть, рубить. |
Не столько витязи рубят, сколько их добрые |
кони топчут. |
Билися три часа и три минуточки - |
Изрубили силу поганую. |
"Не намахалися наши могутные плечи, |
Не уходилися наши добрые кони, |
Не притупились наши мечи булатные! " |
И говорит Алёша-Попович - млад: |
"Подавай нам силу нездешнюю - |
Мы с тою силою справимся! " |
Как промолвил он слово неразумное, |
Так слетели двое воителей, |
И вещали они громким голосом: |
"А давайте с нами, витязи, бой держать; |
Не глядит, что нас двое, а вас семеро". |
Не узнали витязи воителей. |
Разгорелся Алёша-Попович на их слова, |
Поднял он коня борзого, |
Налетел на воителей |
И разрубил их пополам со всего плеча: |
Стало четверо и живы все. |
Налетел на них Добрыня-м'олодец, |
И разрубил их пополам со всего плеча: |
Налетел на них Илья Муромец, |
И разрубил их пополам со всего плеча: |
Стало вдвое более - и живы все. |
Бросилися на силу все витязи, |
Стали они силу колоть-рубить... |
А Сила всё растёт и растёт, |
Всё на витязей с боем идёт... |
Не столько витязи рубят, сколько их добрые |
кони топчут. |
А Сила всё растёт и растёт, |
Всё на витязей с боем идёт... |
Билися три дня, три часа и три минуточки: |
Намахалися их могутные плечи, |
Уходилися их добрые кони, |
Притупились мечи их булатные... |
А Сила всё растёт и растёт, |
Всё на витязей с боем идёт... |
Испугались могучие витязи: |
Побежали в каменные горы, в тёмные пещеры... |
Как подбежит другой, так и окаменеет; |
Как подбежит третий, так и окаменеет; |
С тех - то пор и перевелись витязи на земле русской! |
(1856)
ПЕСНЯ ПРО КНЯГИНЮ УЛЬЯНУ АНДРЕЕВНУ ВЯЗЕМСКУЮ
Посвящается князю
Петру Андреевичу Вяземскому1
1
Что летит буйный ветер по берегу, |
Что летит и Тверца по-под берегом, |
Да летит она - брызжет слезами горючими. |
Буйный быструю допрашивал: |
"Ты по ком, по чем, лебедушка, |
Встосковалась - закручинилась, |
Что слезами разливаешься, |
О пороги убиваешься? |
Передай тоску мне на руки, |
Перекинь мне горе за плечи: |
Унесу тоску я за море, |
Горе по полю размыкаю". |
Повела она речь тихим пошептом... |
Богу весть, что промеж было сказано, |
Только взвихрился буйный, разгневался, |
Закрутился по чисту полю |
И понесся на сине море... |
Горе он размыкал по полю, |
Да тоски не снес он за море: |
По пути тоска распелася. |
В ночку темную, осеннюю |
Ходит ветер вдоль по улице, |
Ходит буйный, распеваючи, |
Под воротами, под окнами. |
Деды старые, бывалые |
Переняли песню буйного - |
Малым внукам ее пересказывают: |
Коль по сердцу прийдет, так и слушают. |
Было в городе во Новом во Торгу, |
Об вечернях, в самый Духов день случилося... |
Выходили новоторжане |
Старики - посидеть на завалинке, |
Под березками окропленными, |
Пошуметь, погуторить, пображничать. |
А старухи-то их уж и поготово - |
Разгулялися и забражничали, |
На цветной хоровод заглядевшися: |
У иной из них горе - невестушка |
Белошеею лебедью плавает - |
И уплыть не уплыть ей от сокола; |
У другой девка - дочь подневестилась, |
Молодою зарницею вспыхивает... |
По посаду - народ, по людям - хоровод. |
Что на парнях рубашки кумачные, |
Сарафаны на девках строченые, |
Да и солнышко - ярышко |
Разгорелось для праздника: |
Пышет красное с полнеба полымем |
На леса, на дубровы дремучие, |
На поля, на луга на поемные, |
На собор - золоченые маковки |
И на все, что ни есть, православное. |
Ай люли - люли! - льется песенка, |
Ай люли - люли! - хороводная: |
Не одно плечо передернуло, |
Не один-то взор притуманило. |
Веселись, народ, коль весна цветет, |
Коль в полях красно, в закромах полно, |
Коль с заутрень день под росой белел, |
Коль по вечеру ведро приметливо, |
Да и ночь не скупится казною господнею - |
Рассыпает с плеча звезды ясные, |
Словно жемчуг окатный с алмазами крупными, |
Что по бархату, по небу катятся. |
Веселись, народ, коль господь дает |
Князя крепкого, с веча да с волюшки, |
Да простор на четыре сторонушки. |
А что крепок на княженьи Юрий - князь, |
Крепок он, государь Святославович, |
Не умом, не мечом - божьей волею, |
Прогадал во грозу перехожую; |
А в Торжке, под Москвой, |
Он, что дуб под горой, |
И грозу поднебесную выстоит: |
От татар, от Литвы отбивается, |
Всяким делом мирским управляется; |
Держит стол стариною и пошлиной. |
Ай люли - люли! - льется песенка, |
Ай люли - люли! - хороводная. |
Заплетися, плетень, расплетися, |
Веселися, народ, оглянися - |
По земле весна переходчива, |
В небе солнышко переменчиво. |
Вот тускнеет оно, будто к осени, |
Вот венец - лучи с себя скинуло, |
Вот убрус, шитый золотом, сбросило, |
Стало месяцем малым, сумеречным,- |
И рога у него задымилися, |
И проглянули звезды, что в полночи... |
Испугалися тут новоторжане - |
Стали вече звонить во весь колокол... |
А князь Юрий Смоленский дослышливый: |
Как ударили в колокол, так он и на площадь. |
Шапку снял, поклонился очестливо |
И повел с миром речь княженецкую: |
"Господа новоторжане, здравствуйте! |
Вот господь насылает нам знаменье, |
Да его убояться не надобеть: |
Убоимся греха непрощенного... |
Волен бог и во гневе и в знаменьи, |
А к добру или к худу - нам видети... |
Я спроста да со глупого разума |
Смею молвить: все так и сбывается, |
Как сам Спас наказал нам в Евангельи: |
В дни последние явятся знаменья |
В небеси - на звездах и на месяце; |
Солнце ясное кровью обрызнется; |
Встанут царства на царства смятенные, |
Брат на брата, отец пойдет на сына, |
И предаст друга друг пуще ворога, |
И пройдет по земле скорбь великая, |
А затем, чтобы люди покаялись |
Со честным со крестом да с молитвою. |
Осударь Новый Торг, сами знаете: |
По молитве и день занимается, |
И красно божий мир убирается, |
И сам грех да беда, что на ком не живет, |
Покаянной молитве прощается. |
Так бы вовремя нам и покаяться: |
Все мы петые, в церковь ношенные, |
Все крещенные, все причащенные, |
И казнил бы нас бог, православные, |
Да не дал умереть непокаянно!" |
Говорил князь, а вече помалчивало, |
В перепуге все кверху посматривало: |
Глядь - ан солнце и вспыхнуло полымем |
Вздохнули тут все новоторжане, |
Словно беремя с плеч наземь сбросили. |
Загудел вдоль по городу колокол, |
Растворилися двери соборные, |
Повалил Новый Торг к дому божьему, |
А вперед Юрий - князь - ясным соколом. |
Отслужили молебен с акафистом, |
Ко иконам святым приложилися |
И пошли ко дворам, словно с исповеди. |
А с конем князя Юрия конюхи |
В поводу уж давно дожидаются, |
И давно удила конь опенивает. |
И ступил в стремя князь, и поехал трапезовать |
К своему другу милому, верному, |
Ко служилому князю, подручному, |
Семеону Мстиславичу Вяземскому. |
2
Как у князя Семеона двор - море, |
У Мстиславича - света широкое: |
Что волной, его травкой подернуло. |
Да гостям-то уж больно отворчивы; |
В огороде кусты и колючие, |
Да на ягоду больно оборчивы. |
Красен двор - краше терем узорочьем: |
Где венец, там отеска дубовая, |
Где покрышка - побивка свинцовая, |
Где угрева, там печь изразцовая; |
Сени новые понавесились, |
Не шатаются, не решетятся... |
Только краше двора, краше терема |
Сам - от он, Семеон - князь Мстиславович: |
Знать, рожено дитя в пору - вовремя, |
Под воскресный заутренний благовест; |
Знать, клала его матушка |
В колыбель багрецовую, |
Раскачала родимая |
От востока до запада. |
Не обнес он и нищего братиной; |
Сорокатого припер рогатиной; |
Головою улусного батыря; |
У него на цепи пес откормленный - |
Взят щенком из-под суки притравленной. |
Красен князь удалой, да не только собой - |
И хозяйкой своей молодой: |
Не жила, не была и красой не цвела |
Ни царица одна, ни царевна, |
Не светила Руси, что звезда с небеси, |
Как княгиня Ульяна Андревна! |
Самородна коса, не наемная, |
Светло - русою сызмала кована, |
Воронена тогда, как подкосье завилося, |
Как сердечко в лебяжия груди толкнулося, |
Как зажглися глаза синим яхонтом, |
Молоком налились руки белые. |
Хорошо в терему князя Вяземского: |
Все у места, прилажено, прибрано, |
Как к великому светлому празднику; |
Вымыт пол, ометен свежим веником; |
Что ни лавка, то шитый полавочник; |
Поставец серебром так и ломится; |
А в углу милосердие божие: |
Кипарисный киот резан травами; |
Колыхаясь, лампада подвесная |
Огоньком по окладам посвечивает; |
А иконы - письма цареградского, |
Все бурмицкими зернами низаны; |
Самоцветные камни на венчиках. |
Стол дубовый накрыт браной скатертью; |
За столом оба князя беседуют; |
На столе три стопы золоченые: |
В первой брага похмельная, мартовская, |
Во второй - липец - мед, навек ставленный, |
В третьей - фряжское, прямо из за - моря; |
По стопам уж и чарки подобраны. |
А княгиня Ульяна Андреевна |
Под окошком стоит и красуется, |
Зеленым своим садом любуется: |
Зацвели в нем цветочки махровые, |
Зацвели и ало и лазорево, |
Закадили росным, вешним ладаном, |
На утеху певуньям охотливым, |
Мелким пташкам лесным, перелетливым. |
Говорит Юрий - князь: |
"Не управиться: |
Больно валит Литва окаянная, |
Все к ночи, неторенной дорогою... |
Как ни ставь ты настороже загодя |
Уж на что тебе парня проворного - |
Так и вырежет, так вот и вырежет, |
Что косою снесет... как бы справиться? |
Аль Москве отписать?.. Ох!.. Не хочется |
Всяким делом Василию кланяться". |
Говорит ему Вяземский: |
"Что же, князь! |
У меня бы и кони стоялые, |
И дружинники в поле бывалые,- |
Будем бить, осударь, напропалую, |
А Литву не отучим, так выучим. |
Только где нам поволишь плечо размять? |
Под Смоленском ли, аль под Опочкою? |
Аль ходить, так ходить, и коней напоить - |
Не Днепром, не Двиной, а Немигою?" |
- "Ладно б, - молвил князь Юрий, |
задумавшись, - |
Ладно б! Что ж мы и вправду хоронимся? |
От Литвы, что от беса, сторонимся?" |
- "Так прикажешь седлать?" |
- "С богом, князь Семеон! |
Выпьем чарку на путь на дороженьку. |
А себя береги: ты покладливый, |
Да уж больно под бердыш угадливый". |
Оба выпили... Тут-то княгиня Ульяна |
Андреевна |
И подходит... кровинки в лице ее не было. |
Молвит: "Князь Семеон, осударь |
Хоть брани, хоть казни - правду выскажу: |
Боронись от обидчика - недруга, |
Боронися от гостя незваного, |
Коль идет, не спросясь, не сославшися, |
Встреть беду, коли бог нашлет, |
Только сам, осударь, за бедой не ходи, |
Головы под беду, под топор не клади. |
А меня ты прости, мой желанный... |
Вот стучит мне, стучит словно молот в виски, |
Кровь к нутру прилила, и на сердце тиски... |
Ты прости меня, дуру, для праздника, |
Хоть убей, да не езди ты в поле наездное..." |
Покачал головою князь Вяземский |
И княгине шепнул что-то на ухо: |
Посмотрела на образ, шатнулася, |
Слезы градом, что жемчуг, посыпались, |
И, потупившись, вышла из терема. |
Лето красное, росы студеные; |
Изумрудом все листья цвеченые; |
Паутинки серебряной проволокой; |
Зажелтели вдоль тына садового |
Ноготки, янтарем осмоленные; |
Покраснела давно и смородина; |
И крыжовник обжег себе усики; |
И наливом сквозным светит яблоко. |
А княгиня Ульяна Андреевна |
И не смотрит на лето на красное: |
Все по князе своем убивается, |
Все, голубка, его дожидается. |
Видит мамушка Мавра Терентьевна, |
Что уж больно княгиня кручинится, - |
Стала раз уговаривать... Сметлива |
И, что сваха, уломлива старая; |
Слово к слову она нижет бисером, |
А взгляни ей в глаза - смотрит ведьмою. |
Дверью скрип о светлицу княгинину, |
Поклонилася в ноги, заплакала... |
"Что с тобою, Терентьевна?" |
"Матушка, |
Свет - княгиня, нет мочушки: |
На тебя все гляжу - надрываюся... |
И растила тебя я и нянчила, |
Так уж правды не скажешь, а скажется: |
Аль тебе, моя лебедь хвалынская, |
Молодые годки-то прискучили? |
Что изводишь свой век, словно каженница? |
Из чего убиваешься попусту? |
Ну, уехал - уехал - воротится! |
Ты покаме-то, матушка, смилуйся, |
Не слези своих глазок лазоревых, |
Не гони ты зари с неба ясного, |
Не смывай и румянца-то, плачучи. |
Не себе порадей, людям добрыим, |
Вон соседи уж что поговаривают: |
"Бог суди - де Ульяну Андреевну, |
Что собой нас она не порадует: |
Не видать - де ее ни на улице, |
Ни на праздники в храме господнием, |
". |
Не гневись, мое красное солнышко, |
А еще пошепчу тебе на ухо... |
Онамедни князь Юрий засылывал: |
"Не зайдет ли, мол, Мавра Терентьевна?" |
Согрешила - зашла, удосужившись... |
И глядит не глядит, закручинился, |
Наклонил ко сырой земле голову |
Да как охнет, мой сокол, всей душенькой: |
"Ох, Терентьевна - матушка, выручи! |
Наказал Новый Торг Спас наш милостивый, |
А меня пуще всех, многогрешного, |
Наказал не бедою наносною, |
А живою бедою ходячею - |
Во хрущатой камке мелкотравчатой, |
В жемчугах, в соболях, в алом бархате. |
Шла по городу красною зорькою, |
Да пришла ко дворцу черной тучею, |
А в ворота ударила бурею. |
Не любя, не ласкавши, состарила, |
". |
Вот ведь что говорил, а я слушаю, |
Да сама про себя-то и думаю: |
Про кого это он мне так нашептывает? |
Ну, отслушала все, поклонилася, |
Да и прочь пошла..." |
- "Полно ты, мамушка, - |
Говорит ей Ульяна Андреевна. - |
Мне про князя и слушать тошнехонько: |
Невзлюбила его крепко - накрепко, - |
Словно ворог мне стал, не глядела бы..." |
Рассмеялася Мавра Терентьевна: |
"Ну ты, сердце мое колыхливое, |
Как расходишься ты, расколышешься - |
Не унять ни крестом, ни молитвою, |
Ни досужим смешком - прибауткою". |
Ох ты, ночь моя, ноченька темная, |
Молчалива ты, ночь, неповедлива, |
Не на всякое слово ответлива, |
А спросить - рассказала бы много, утайливая... |
Как с обеден ворота отворены, |
Так вот настежь и к ночи оставлены, |
И народу набилося всякого... |
Оттого и весь пир, что сам Юрий - князь |
На почет и привет щедр и милостив. |
Призвал стольника княжего Якова, |
Говорит: "Слушай ты - не ослушайся! |
Я бы с князь Семеоном Мстиславичем |
Рад крестами меняться, коль вызволит; |
А за службу его за гораздую |
Не токма что его - дворню жалую..." |
И пожаловал бочкою меда залежною, |
Что насилу из погреба выкатили, |
Приказал выдать тушу свинины увозную, |
Приказал отрясти он и грушу садовую, |
Чтоб и девкам княгини Ульяны Андреевны |
Было чем вечерком позабавиться; |
Да копеек московских серебряных |
В шапку Якова высыпал пригоршню. |
Наказал накормить его досыта. |
Пир горой на дворе князя Вяземского: |
Конюх Борька подпил и шатается, |
Словно руку ему балалайкой оттягивает; |
Стольник Яков не пьян - что-то невесел; |
А уж Выдру - псаря больно забрало: |
Изгибается он в три погибели |
Под четыре лада балалаечные - |
Спирей, фертом, татарином, селезнем, |
А Маланья с Федором, сенные девушки, |
И подплясывают, и подманивают... |
Да уж что тут! И Мавра Терентьевна |
Не одну стопку лишнюю выпила, |
Подгуляла, как отроду с ней не случалося: |
Позабыла, что ночь в подворотню |
подглядывает, |
Что пора бы взойти и в светлицу княгинину, |
И лампадку поправить под образом, |
И постель перестлать, и княгиню раздеть, |
Да привесить к двери цепь луженую... |
Позабыли и сенные девушки... |
А княгиня Ульяна Андреевна |
Перед образом молится - молится, |
Все земными поклонами частыми... |
Отмолилась она, приподнялася, |
Утерла рукавом слезы дробные, |
Села к зеркалу... |
Тихо по городу... |
Ночь окошко давно занавесила; |
Только с задворка хмельные песни доносятся, |
Да Буян под окном кость грызет и полаивает; |
Знать, спустили с цепи, да с двора не пошел... |
Хоть княгиня сидит перед зеркалом, |
А не смотрит в него: так задумалась... |
Вот горит, оплывает свеча воску ярого, |
Вот совсем догораег... Очнулася... |
Встрепенулася иволгой чуткою, |
Повернула головкой, что вспугнутая, |
Да взглянула в стекло - и сама усмехнулася, |
Таково хорошо усмехнулася, |
Что вся сила потемная сгинула, |
А за ней отлетела и думушка черная... |
Засветила княгиня другую свечу, |
Что была под рукою в венецком подсвечнике, |
Отстегнула жемчужные запонки - |
И забил белый кипень плеча из-под ворота... |
Турий гребень взяла, расплела свои косы |
рассыпчатые, |
Стала их полюбовно расчесывать, |
Волосок к волоску подбираючи... |
Чу! Буян забрехал, да и смолк, - на своих... |
Верно, мамка и сенные девушки... |
Только нет - не они... Надо быть, на |
прохожего... |
Тишь... мышонок скребет под подполицей... |
Клонит сон... очи сами слипаются - |
И... |
Как крикнет княгиня Ульяна Андреевна: |
Побелела, как холст, только все ж обернулася: |
Юрий - князь на пороге стоит, шапку скидывает |
И на образ Владимирской крестится... |
"Что ты, князь?" |
- "Доброй ночи, княгинюшка! |
Уж прости, что не в пору, не вовремя... |
Ехал мимо: ворота отворены; |
На дворе ни души; сени отперты - |
Что, мол, так? Дай взойду, хоть непрошеный... |
Извини меня, гостя незваного, |
Да не бойся: я сам, а не оборотень". |
Отдохнула княгиня Ульяна Андреевна, |
Только пуще того испугалася, |
Заломила себе руки белые: |
"Ты уж, князь, говори, не обманывай: |
Мужу худо какое случилося?" |
- "Что ты? Бог с тобой! Муж здоровехонек. |
От него и сегодня есть весточка - |
Передам - хочешь, что ль?.." |
На расстегнутый ворот уставились... |
Поняла наконец, догадалася: |
Вся зарделася, очи потупила, |
Вся дрожит, а рука - что свинцовая: |
Застегнет либо нет впору запонку... |
А сама говорит: "Благодарствуем! |
За себя и за мужа я кланяюсь!.. |
Не тебя мне учить, сам ты ведаешь, |
Что беда и в чужую светлицу заглядывает, |
Да не к полночи, князь, было б сказано... |
Буде словом каким я обмолвилась, |
Мужа нет, стало быть, нет и разума, |
А что люди у нас разгулялися, |
По твоей же, по княжеской милости". |
Шапкой оземь ударил: |
"Послушай же: |
Ты полюбишь аль нет нас, Ульяна Андреевна? |
Коль не волей возьму, так уж силою |
И в охапке снесу на перину пуховую". |
И откуда взялся у ней нож - богу ведомо, |
Только в грудь не попала князь Юрию, |
А насквозь пронизала ему руку левую... |
"Так-то?" - только и вымолвил - вон пошел... |
А поутру княгиню Ульяну Андреевну |
Взяли из дому сыщики княжеские, |
Обобрали весь дом, где рука взяла, |
А ее самое в поруб кинули |
Да уж кстати пришибли Буяна дубиною: |
Не пускал из ворот ее вынести. |
Весел князь Семеон, весел - радошен, |
Правит к Новому Торгу по залесью, |
А за ним целый стан на возах так и тянется: |
Все с добром не нажитым, не купленным - |
Бердышом и мечом с поля добытым. |
Весел князь - видно, слышал пословицу: |
Удался бы наезд, уж удастся приезд. |
Ой, неправда!.. Гляди, из-за кустика, |
Почитай - что у самой околицы, |
Видит князь: конюх Борька и с Яковом - стольником |
Подбегают и в ноги ему поклонилися, |
Бьют челом под копытами конскими... |
"Что вы, что вы, ребята, рехнулися, |
Аль бежали с чего - нибудь из дому?" |
- "Осударь, - молвил Яков, - уж впрямь, что |
рехнулися, |
Не гадав под беду подвернулися: |
Ведь бедою у нас ворота растворилися, |
Все от мамушки Мавры Терентьевны... |
Я обухом ее и пришиб, ведьму старую, |
Да повинен, что раньше рука не поднялася..." |
И рассказывать князю стал на ухо, |
Чтобы лишнее ухо не слышало. |
Конюх Борька ему подговаривает: |
"И Буяна ни за что ни про что ухлопали..." |
Закусил губы князь. "Ладно!.. С версту осталося?.." |
- "Меньше, князь - осударь, тут рукой бы подать". |
Уж ударил же князь аргамака острогами - |
А уж тот на крыльце дожидается, |
Слезть с коня помогает, взял за руку, |
Поклонился до самого пояса, речь повел: |
"Так-то мне, Семеон, ты послуживаешь? |
Бабе, сдуру-то, волю дал этакую, |
Что пыряет ножом князя стольного! |
Ну, спасибо!.. И сам я за службу пожалую!" |
Да как хватит его засапожником под сердце, |
Так снопом и свалился князь Вяземский, |
Словно громом убило... А Юрий - князь |
И не дрогнул: глядит туча - тучею, |
Индо старый за малого прячется. |
Да уж тут же, с сердцов, повелел он из поруба |
И княгиню Ульяну Андреевну выволочь |
За ее темно - русую косыньку, |
Руки - ноги отсечь повелел ей без жалости |
И в Тверце утопить... Так и сбылося: |
Сам стоял и глядел, словно каменный, |
Как тонула головка победная, |
Вече целое ахнуло с ужаса, |
Хоть никто не оказал даже слова единого - |
Потому Юрий - князь был досужливый, |
На противное слово пригрозливый... |
Только, знать, самого совесть зазрила: |
С петухом собрался, не сказавшися, |
Дом своею рукою поджег, не жалеючи, |
И сбежал он в Орду тайно - тайною - |
И поклона прощального не было |
С Новым Торгом и с вечем поклончивым. |
Уж догнал ли в Орду, нам неведомо, |
А заезжие гости рассказывали, |
Что пригнал под Рязанью он к пустыне, |
Ко Петру - христолюбцу, игумену некоему, |
Разболелся, да там и преставился, |
В келье, иноком, в самое Вздвиженье, |
На чужой земле, а не в отчине, |
Не на княженьи, а в изгнании, |
Без княгини своей и детей своих болезных... |
Да и мы за его душу грешную |
Богу нашему вкупе помолимся: |
Подаждь, господи, ради святой богородицы, |
Правоверным князьям и княжение мирное, |
Тихо - кроткое и не мятежное, |
И не завистное, и не раздорное, |
И не раскольное, и бескрамольное, |
Чтобы тихо и нам в тишине их пожилося! |
Что летит буйный ветер по берегу; |
Что летит и Тверца по-под берегом, |
Да летит она - брызжет слезами горючими... |
(1857 - 1858)
ОБОРОТЕНЬ
(посвящается Надежде Андреевне Загуляевой)
Дело то было давно, не теперь, |
Истинно было... Кто хочет, не верь... |
Только ведь правды нигде не схоронишь - |
В землю не спрячешь, конем не догонишь, - |
В щелку пролезет, из рук улетит, |
Ладно и речь не о ней... А срубили, |
В старое время, село мужички, |
И довелось им - знать, пришлые были - |
В самом лесу жить, у Камы-реки. |
Ну и живут они там, поживают, |
Церковь построили, - правят свой толк |
Да на досуге зверишек стреляют... |
Вечер, а парня в избе не видать... |
"Что так? Далеко зайти бы не надо: |
Тут до трущобы до самой с версту, |
А молодежник - кусты на счету; |
Тут и девчонкам дорога знакома... |
Знать, загулял? Будет к завтрему дома". |
Завтра в ворота, а Митьки всё нет: |
Кажется, парню прийти бы чем свет, |
Ан не идет... А метелица стала, |
Где по колено сугроб наметала, |
Где и под з'астреху... "Да! - говорят: - |
Пусть погулял бы, а если плутает? |
Вон пономарь со двора выезжает: |
Хоть обокликнул бы, что ли, в лесу..." |
Ну, пономарь, видно, где покуликал: |
"Кликал, мол, братцы, я Митьку-то, кликал - |
Не отозвался... Вот то-то оно: |
Уж не того ли он? Вишь - холодн'о!" |
Бабы послушали: "Страхи какие! |
Батюшки! Слышали? - в голос ревут! - |
Митька замерз! Вон, никак и везут! |
Точно: из стана везут... понятые..." |
Подлинно: ехали два мужика. |
С р'озвальней Митьку в избу притащили, |
Шубой накрыли, на печь уложили... |
Три дня ворочать не мог языка, |
Три дня метался на печке, покуда |
Знахаря миром ему не нашли. |
И уж откуда добыли, - откуда - |
Бог весть!.. Отрыли из самой земли... |
Вот, - как поправился Митька, - на сходке |
Просто никто не поверил ему... |
Верит просвирня, и то потому, |
Что с прихожанами разного толка... |
Вот что рассказывал Митька про волка: |
"Всуе побожишься - ох, тяжело! |
Как побожился, в нутре заскребло... |
Мне бы и в лес не впервой, да и зверя - |
Стало бы дело за спором теперя, |
Правду сказать, я не то что ружьем, - |
Просто: давай - пришибу кулаком. |
Значит, уж с волком играть мне не в прятки. |
Как подвернулся - я щелк да и щелк, - |
Взвел - а душа-то и спряталась в пятки... |
Вижу я: ровно и волк - да не волк: |
Как огрызнется, да так-то негоже, |
Инда морозом подрало по коже! |
Это бы что!.. Как взревет, супостат, |
Да ведь во весь человеческий голос: |
"Что ж ты? Ружье не заряжено, брат?" |
Прямо ему под лопатку - бог знает! |
Видел, что лытки ему подкосил. |
Да самого меня так и шатает, |
Так и шатает... Упадавай - пришибу кулаком. |
В лес без оглядки нечесанным волком. |
Вот тебе сказ мой и полно... Прощай!" |
Я с ним простился - и прямо к зазнобе; |
Пеночкой в садик ее прилетел... |
Вижу - гуляют сестрицы, и обе |
Садика краше... Я им и запел: |
"Ох, вы, девицы - лукавицы! |
Не гуляйте по цветам, |
Не ревнуйте их, красавицы, |
Ко сокольим ко глазам. |
Сокол гонит за лебедкою, |
Парень думает о том, |
Как бы девицке молодкою |
Под его вздремнуть крылом?" |
Спел я, а красным-то слово приятно: |
"Что это пеночка нонече внятно |
Песню заводит?.. Да, правда, пора |
Гнездышко вить ей с утра до утра..." |
Так-то она... А сестра-то: "И елка |
Словно в цвету?.. Посмотри: |
Вот и пчелка |
Так и жужжит..." А жужжит не пчела - |
Я их морочу с досады и зла, |
Я им жужжу, уж была - не была: |
"Ох, вы, зорьки несподобные! |
Клетка к клетке пригнан сот; |
Обвощен; что слезы дробные, |
Из-под каждой каплет мед; |
А пройдет пора медовая: |
Улей скутан, выбран сот, |
Пчелки спят, - и чернобровая |
Хоть и с милым, - а заснет..." |
Всё прожужжал я, а им-то приятно... |
Что это пчелка-то нонече внятно, |
Словно бы реки какие, жужжит?.." - |
"Видишь, настала какая погода? |
Чай из цветов-то повысосет меда, |
Чует, что скоро и липовый сот, |
Вот ей на солнце и весело стало... |
Надо-быть, скоро Иван-то Купало?" - |
"Скоро... А на сердце кошка скребет... |
Только подумать, что, много с неделю, |
Стлать мне с тобою в светелке постелю, |
Словно кто под бок мне хватит ножом..." |
Как услыхал я, - повис пауком; |
С вяза спустил паутину - другую, |
Будто основу сновал бы какую, |
Так вот и мычусь по ней челноком. |
"Глянь-ка! Паук-то какой! Со крестом! |
Вот в пузырек бы его, да потом |
В землю зарыть бы под волчьим кустом: |
Три года жди, а в Ивана-Купала |
Вынешь жемчужину с мелкий орех". - |
Так-то она, а сестра ей: "Ведь грех |
"Угадала! |
Нешто паук-то показан в душах? |
Хоть раздави, да и то в барышах... |
Сказано: гадина! Вот посмотри-ка: |
Я его - разом!" |
Творец мой владыка! |
Свету невзвидел я! Знать, уж с тоски, |
Веткою хлысть поперек-то щеки!.. |
Так и сомлела, что снег побелела, |
Прыгнула - ветку-то, видно, достать, |
Ан не лостала ее: улетела |
Дымом ли? Пылью ли? Чем? - И не знать |
Вечером села она у окошка, |
И невдогад ей, что против сторожка: |
Я кузнецом в лопухе стрекочу, |
Глаз не свожу с ней, а к ней не скачу... |
Вот и сидит она, будто горюет - |
Н'а небо смотрит, колечко целует... |
Я - как скачуся падучей звездой, - |
Крикнула: "Звездочка! Стой же ты, стой! |
А для него, для милого дружка, |
Выдерни с телом серьгу из ушка!" |
Ну, уж и зверь не бывал меня злее: |
Кажется, вырвал бы деду язык... |
"Так - то меня научил ты, старик? |
Что тебе, лысому, н'авек достало, |
Нашему брату и на день-то мало. |
Вишь, запгал ни с того ни с сего! - |
Не побоюсь же как есть ничего, |
Только дождаться б Ивановой ночи..." |
Ждал и дождался, хоть не было мочи: |
Знал, что она-то купаться пойдет... |
ПЕСНЯ ПРО БОЯРИНА ЕВПАТИЯ КОЛОВРАТА
На святой Руси быль и была, |
Только быльем давно поросла... |
Ох вы, зорюшки-зори! |
Не один год в поднебесья вы зажигаетесь, |
Не впервой в синем море купаетесь: |
Посветите с поднебесья, красные, |
Вы, курганы, курганы седые! |
Насыпные курганы, степные! |
Вы над кем, подгорюнившись, стонете, |
Чьи вы белые кости хороните? |
Расскажите, как русскую силу |
Клала русская удаль в могилу!.. |
1
К городу Рязани |
Катят трое сани, |
Сани развальные - |
Дуги расписные; |
Вожжи на отлете; |
Кони на разлете; |
Колокольчик плачет - |
За версту маячит. |
Первые-то сани - |
Все-то поезжане, |
Все-то северяне, |
В рукавицах новых, |
В охабнях бобровых. |
Все-то поезжанки, |
Все-то северянки, |
В шапочках горлатных, |
В жемчугах окатных. |
А что третьи сани |
К городу Рязани |
Подкатили сами |
Всеми полозами. |
Подлетели птицей |
С красной царь-девицей, |
С греческой царевной - |
Душой Евпраксевной. |
У Рязанского князя, у Юрия Ингоревича, |
Во его терему новорубленном, |
Светлый свадебный пир, ликование: |
Сына старшего, княжича Федора, |
Повенчал он с царевной Евпраксией |
И добром своим княжеским кланялся; |
А добро-то накоплено исстари: |
В полу-глаз поглядя, мимо идучи. |
Во полу-столе, во полу-пиру |
Молодых гостей чествовать учали, |
На венечное место их глядючи, |
Да смешки про себя затеваючи: |
Словно стольный бы князь их не жалует - |
Горький мед им из погреба выкатил, |
А не свадебный!.. "Ин подсластили бы!" |
А кому подсластить-то?.. Уж ведомо: |
Молодым... |
Молодые встают и целуются. |
И румянцем они, что ни раз, чередуются, |
Будто солнышко с зорькой вечернею. |
И гостям и хозяину весело: |
Чарка с чаркой у них обгоняются, |
То и знай-через край наливаются. |
Только нет веселей поезжанина, |
И смешливее нет, и речистее |
Супротив княженецкого тысяцкого - |
А с лица непригож он и немолод: |
Голова у него, что ладонь, вся-то лысая, |
Борода у него клином, рыжая, |
А глаза - что у волка, лукавые, |
Врозь глядят - так вот и бегают. |
Был он княжеским думцем в Чернигове, |
Да теперь, за царевной Евпраксией, |
Перебрался в Рязань к князю Юрию |
Целым домом, со всею боярскою челядью. |
А на смену ему Юрий Ингоревич |
Отпустил что ни лучших дружинников, |
И боярина с ними Евпатия |
Коловрата, рязанского витязя, |
Князя Федора брата крестового! |
Не пустил бы князь Юрий Евпатия, |
Если б сам не просился: |
"Прискучило |
Мне на печке сидеть, а ходить по гостям |
Неохоч я, - про то самому тебе ведомо". |
"Подожди, мол: вот свадьбу отпразднуем". |
Так стоит на своем: "Не погневайся: |
Я зарок себе дал перед образом |
Самому не жениться, не бабиться, |
Да и вчуже на свадьбе не праздновать, |
Хоть пришлось бы у брата крестового. |
Да и то, что хотел бы в Чернигове |
Повидать осударь-князя Игоря: |
Может, вместе сходил бы на половцев..." |
Замолчал князь. А княжичу Федору |
И перечить не след другу милому; |
Только обнял его крепко-накрепко, |
И обоим глаза затуманила |
Дорогая слеза молодецкая. |
И уехал боярин Евпатий с дружиною... |
Провожали удалого витязя |
Горожане и люди посельные, |
А почетные гости рязанские |
Хлебом-солью ему поклонилися, |
Долго-долго стояли, задумавшись, |
В теремах под окошком косящатым. |
Даже свахи - и те подгорюнились, |
Хоть ни ходу, ни следу им не было |
Во дубовые сени Евпатьевы, |
Во его во боярскую гридницу. |
А сам витязь-то словно не ведает, |
Какова есть на свете зазнобушка |
И кручина - истома сердечная: |
Подавай для него, что для ясного сокола, |
Только вольный простор вкруг да около. |
Отсидели столы гости званые; |
Поезжане свой поезд управили; |
Караваем князь Федор, с княгинею, |
Со своей ненаглядной молодушкой, |
Старшим родичам в пояс откланялся, |
Помолился в соборе Заступнице |
И поехал из стольного города |
В свой удел... |
Над рекой Осетром, над излучиной, |
Строен терем князь Федора Юрьича. |
Бор дремучий кругом понавесился |
Вековыми дубами и соснами, |
Сполз с горы, перебрался и за реку, |
Точно вброд перешел, и раскинулся |
В неоглядную даль, в необъездную... |
Зажил князь с молодою княгинею |
В терему, что на ветке прилюбчивой |
Сизый голубь с голубкою ласковой. |
И уж так-то ласкала княгиня Евпраксия, |
Так-то крепко любила милого хозяина, |
Что и слов про такую любовь не подобрано. |
А сама из себя - всем красавица: |
И собольею бровью, и поступью, |
И румяной щекой, и речами приветными. |
Будет год по десятому месяцу - |
Родила она первенца-княжича... |
Окрестили его на Ивана Крестителя |
Для того что ни в середу княжич, ни в пятниц: |
Не брал груди у матери... |
Федор-князь, |
На такой на великой на радости |
В новоставленный храм Николая Святителя, |
Чудотворца Корсунского, вкладу внес |
Полказны золотой своей княжеской... |
2
По рязанским лесам и по пустошам |
Завелося под осень недоброе. |
Кто их знает там: марево, али и - зарево? |
Вот: встает тебе к небу, с полуночи, |
Красный столп сполыньей беломорскою; |
Вот: калякает кто-то, калякает... |
По деревьям топор ровно звякает... |
А кому там и быть, коль не лешему? |
Нет дороги ни конному там и ни пешему... |
Раскидали рассыльных - вернулися, |
Говорят: "Нас вперед не посылывать, |
А не то уж не ждать: со полуночи |
Что храни нас святые угодники!.. |
Вы послушайте - что починается!.. |
От царя, от Батыя безбожного, |
Есть на русскую землю нашествие. |
Слышь: стрелой громоносною-молнийной |
Спал он к нам, а отколе - незнаемо... |
Саранча агарян с ним бессчетная: |
Так про это и знайте, и ведайте..." |
3
Было сказано... Следом и прибыли |
Два ордынца, с женой-чародейницей, |
Все ж к великому князю Рязанскому |
И к другим князьям - Пронским и Муромским |
"Так и так: десятиной нам кланяйтесь |
С животов, со скотов и со прочего". |
Снесся князь с Володимером-городом |
И с другими, да знать уж, что втепоры |
Гнев господен казнил Русь без милости: |
Отступились со страхом и трепетом... |
Ну, тогда старый князь князя Федора |
"Поезжай ты с великим молением |
И с дарами к нему, нечестивому... |
Бей челом, чтоб свернул он с Воронежа |
Не в Рязанскую землю, а в Русскую... |
О хозяйке твоей озаботимся..." |
Федор-князь и поехал... |
4
И вот что случилося: |
Ехал Нездила Прокшич с князь Федором |
И за ними рязанские вершники, шестеро, |
В стан Батыев... проехали островом |
Подгородным; проехали далее, |
Островами другими, немеренными, |
И уж дело-то было к полуночи... |
Все - сосняк, березняк да осинник... Промеж |
листвы |
Издалека им стало посвечивать... |
Едут по лесу, на свет, - прогалина: |
Луг и речка; за речкой раскинуты |
Сплошь и рядом шатры полосатые - |
Люди - не люди, нет на них образа божьего. |
А какое-то племя проклятое, |
Как зверье окаянное якобы... |
Кто в гуне просмоленной, кто в панцире, |
Кто в верблюжую шкуру закутался... |
Узкоглазые все и скуластые, |
А лицо словно в вениках крашено. |
Шум и гам! Все лепечут по-своему; |
Где заржет жеребец остреноженный, |
Где верблюд всею пастью прорявкает... |
Тут кобылу доят; там маханину |
Пожирают, что волки несытые; |
А другие ковшами да чашками |
Тянут что-то такое похмельное |
И хохочут, друг друга подталкивая... |
Вдоль по речке топливо навалено |
И пылают костры неугасные. |
Сторожа в камышах притаилися... |
Обокликнули князя и с Нездилой, - |
Через весь стан к намету Батыеву. |
Всполошилась орда некрещеная: |
Сотен с пять побежало у стремени... |
Князь с боярином едут - не морщатся - |
Меж кибиток распряженных войлочных; |
Стременной Ополоница сердится, |
А другие дружинные вершники |
Только крестятся, в сторону сплевывая: |
На Руси этой нечисти с роду не видано... |
Закраснелась и ставка Батыева: |
Багрецовые ткани натянуты |
Вкруг столпа весь как есть золоченого. |
Одаль ставки, а кто и при пологе, |
Стали целой гурьбою улусники - |
Все в кольчугах и в шлемах с ковыль-травой; |
За плечами колчаны; за поясом |
Заткнут нож, закаленный с отравою, |
На один только взмах и подшептанный. |
Князя в ставку впустили и с Нездилой. |
На плечах у него пестрый роспашень, |
А на темени самом скуфейка парчовая. |
По бокам знать, вельможи ордынские, |
Все в таких же скуфейках и роспашнях... |
Стал челом бить ему, нечестивому, |
Федор-князь, а покудова Нездила |
Подмигнул одному из приспешников |
И отвел его в сторону. |
Молит князь: |
"Не воюй-де, царь, нашей ты волости, |
А воюй что иное и прочее: |
С нас и взять-то прийдется по малости, |
А что загодя вот - мы поминками |
Кой-какими тебе поклонилися". |
Хан подумал-подумал и вымолвил: |
"Подожди: я теперь посоветуюсь... |
Выйди вон ты на время на малое - |
Позову..." |
Вышел Федор-князь - позвали... |
"Согласуюся |
И поминки приму, только - знаешь ли? - |
Мало их... (Толмачами взаимными |
Были Нездила с тем же ордынцем |
подмигнутым.) |
Мало их, - говорит князю Федору |
Царь Батый,- а коль хочешь уладиться, |
Дай красы мне княгинины видети". |
Помертвел Федор-князь сперва-наперво, |
А потом как зардеется: |
"Нет, мол, хан! |
Христианам к тебе, нечестивому, |
Жен на блуд не водить, а твоя возьмет, |
Ну, владей всем, коль только достанется!" |
Разъярился тут хан, крикнул батырям: |
"Разнимите ножами противника на части!.." |
И розняли... |
Потом и на вершников, |
Словно лютые звери, накинулись: |
Всех - в куски, лишь один стременной |
Из поганого омута выбрался... |
А боярина Нездилы пальцем не тронули... |
5
Воротился боярин в Рязань, к князю Юрию, |
Доложил, что принял хан дары княженецкие, |
Что покончится якобы дело, как вздумано, |
А от князя поехал к княгине Евпраксии |
Забавлять прибаутками, шутками, россказнями, |
Чтоб по муже не больно уж ей встосковалося. |
Говорит: "Князем Юрием Ингоревичем |
К твоему княженецкому здравию |
Послан я, чтобы вестью порадовать. |
Федор-князь у царя у Батыя - состольником; |
Пополам и веселье и бражничанье; |
Отклонил бог беду неминучую: |
Воевать нас татаре заклялися |
И уйдут все по слову князь Федора. |
А какие они безобразные!" |
И пошел, и пошел он балясничать, |
Да ведь как: что ни слово - присловие. |
Учала она Нездилу опрашивать: |
"Что за люд такой, что за исчадие? |
Вместо дома телега... А женщины |
С ними, что ли?.. Какие ж с обличия?" |
- "А такие, что смеху подобные, |
Из-за войлока выглянет - смуглая, |
Очи словно травинкой прорезаны; |
Брови черные; скулы навыпяте; |
Зубы дегтем уж, что ли, намазаны..." |
Балагурит он так, балагурит-то, |
А с самим собой думушку думает: |
"Вот постой, налетят, так узнаешь ты - |
Сколько жен по кибиткам их возится |
Да и как из намета-то ханского |
Отпускаются бабы - с рук на руки |
Ханским ближникам, ханским печальникам, |
А уж я за тебя, за голубушку, |
Отвалил бы казны не жалеючи..." |
6
Загорелося утро по-летнему, |
А потом перешло на верхушки древесные, |
А потом поползло по земле, словно крадучись, |
Где жемчужинки, где и алмазиаки |
У росистой травы отбираючи. |
Куманика перловым обсыпалась бисером; |
Подорешник всей белою шапкой своей нахлобучился |
И поднял повалежные листья, натужившись; |
С Осетра валит пар, словно с каменки, - |
Значит, будет днем баня опарена... |
У Николы Корсунского к ранней обедне ударили... |
И княгиня проснулась под колокол... |
К колыбели птенца своего припадаючи, |
Целовала его, миловала и пестовала, |
И на красное солнышко вынесла, |
На подбор теремной, на светелочный. |
Вот стоит она с ним, смотрит на поле, |
На лес, на реку, смотрит так пристально |
На дорогу, бегучую под гору. |
Смотрит... пыль по дороге поднялася... |
Ближе глянула - ан Ополоница, |
Не приметил княгини б, да крикнула,- |
Осадил жеребца, задыхается... |
А княгиня Евпраксия опрашивает: |
"Где же князь мой, сожитель мой ласковый?" |
Замотал головой Ополоница: |
"Не спросила бы, не было б сказано. |
Благоверный твой князь Федор Юрьевич, |
Красоты твоей ради неслыханной, |
Убиен от царя, от Батыя неистового!" |
Обмерла-окочнела княгиня Евпраксия, |
К персям чадо прижала любезное |
Да с ним вместе с подбора и ринулась |
На сырую мать-землю, и тут заразилася до |
смерти... |
И оттоле то место Заразом прозвалося, |
Потому что на нем заразилася |
С милым чадом княгиня Евпраксия. |
7
В это время Батый, царь неистовый, |
И пошел прямо к стольному городу; |
Да на поле его вся дружина рязанская встретила, |
А князья впереди: сам великий князь, |
Князь Давид, и князь Глеб, и князь Всеволод, - |
И кровавую чашу с татарами роспили. |
Одолели б рязанские витязи, |
Да не в мочь было: по сту татаринов |
Приходилось на каждую руку могучую... |
Изрубить изрубили они тьму несметную, |
Наконец утомились-умаялись |
И сложили удалые головы, |
Все как билися, все до единого, |
А князь Юрий лег вместе с последними, |
Бороня свою землю и отчину, |
И семью, и свой стол, и княжение... |
Как объехал потом царь Батый поле бранное, |
Как взглянул он на падаль татарскую - |
Преисполнился гнева и ярости |
И велел все пределы рязанские |
Всех - от старого даже до малого, |
Благо их боронить было некому... |
И нахлынули орды поганые |
На рязанскую землю изгоном неслыханным, |
Взяли Пронск, Ижеславец и Белгород, |
И людей изрубили без жалости, |
И пошли на Рязань... Суток с четверо |
Отбивались от них горожане рязанские, |
А на пятые сутки ордынцы проклятые |
Ворвались-таки в город, по лестницам, |
Сквозь проломы кремлевской стены и сквозь |
полымя; |
Ворвалися и в церковь соборную, - |
Там убили княгиню великую, |
Со снохами ее и с княгинями прочими, |
Перебили священников, иноков; |
Всенародно девиц осквернили и инокинь; |
Храмы божьи, дворы монастырские - |
Все пожгли; город предали пламени; |
И свершилось по слову Батыеву: |
Ни младенца, ни старца в живых не осталося... |
Плакать некому было и не по ком... |
Все богатство рязанское было разграблено... |
И свалило к Коломне ордынское полчище. |
8
Ox ты, степь, ты приволье раздольное, |
Молодецкая ширь необъездная, |
Поросла по яругам ты тальником |
И травой-муравой приукрасилась. |
Хорошо на просторе тебе, неоглядная, |
Залегать, не оря и не сеючи, |
А шелковым ковром зеленеючи!.. |
Где река пробежит, там и затоны, |
Где лесок проскочил, там и забега |
Зверю всякому, там же и гнездышко |
Птице всякой пролетной, привычливой; |
А охотнику - знай да натягивай |
Тетиву у лука круторогого |
Аль спускай с рукавицы, где воззрился, сокола... |
На руке дремлет кречет остроженный, |
От болгар в самой Индии добытый. |
Дремлет кречет, клобук отряхаючи |
И крылом поводя, а не видит он, |
Что сорвались две цапли с болота соседнего. |
Он не видит, а витязь и видел бы, |
Только, знать, самому затуманила |
Очи зоркие греза налетная... |
И не грезится - словно бы въявь ему видится... |
Вот как есть город Новгород-Северский... |
И Десна... и народу у пристани чуть не |
с полгорода: |
Цареградские гости приплыли с товарами, |
Да один привезли - продавать не указано,- |
Отдавать по завету великому... |
А товар-то - царевна-красавица: |
Не снималася с синего моря лебедушка |
Не алела в бору неотоптанном ягодка |
Супротив византийской царевны Евпраксии... |
Да и Федору-князю она полюбилася: |
Оба ездили втепоры в Новгород-Северский. |
Князь зазнобой своею Евпатию каялся, |
Только милому брату крестовому |
Ничего не промолвил Евпатий... не ведала |
Ни о чем даже ночь-исповедница... |
Да любовь не стрела половецкая: |
Из груди ее разом не выдернешь... |
Одолела кручина истомная витязя, |
Проводила его от Рязани к Чернигову |
И поехала рядом у стремени |
По полям, по степям неизведанным: |
Не уехать от ней, не избыть ее |
Ни мечом, ни крестом, ни молитвою... |
За истомой сердечной и греза горячая |
Правит след и манит к себе витязя |
Что не белой рукой - бровью писаной, |
Не шелковой косой - речью ласковой... |
Едет с поля Евпатий домой, да не к радости: |
9
От Коломны ордынцы пошли прямо к Суздалю; |
Стан разбили на Сити-реке, ради отдыха |
И дележки добычею русскою. |
Хан позвал на совет к себе Нездилу, |
А уж тот и вконец отатарился: |
Нет отлики от прочих улусников. |
Порешили: ждать князя великого Суздальского, |
Положить всю дружину на месте, где оступятся, |
А потом и пойти к Володимеру |
И другим городам - на разгром на неслыханный, |
На грабеж и резню беспощадную. |
Говорит нечестивому Нездила: |
"Только мне побывать бы вот в Суздале, |
Указал бы тебе я, наместнику божию, |
Где хранится казна монастырская, |
И церковная утварь, и кладь княженецкая". |
- "Что же? - хан говорит. - Нешто за морем? |
Как возьмем на копье их улус, ты указывай, |
А себе и бери десятиною". |
И пошел из шатра на ночевку кибитную, |
А в кибитке семья его ждет новобранная: |
Старых жен отдал хан ему целую дюжину... |
Полуночь... Афанасию Прокшичу Нездиле |
Мягко спать на коврах и на войлоках, |
Да и сны-то такие любовные... |
То приснится квашонка, тряпицей накрытая, |
И стоит-то в подполье у гостя невзрачного, |
А заглянешь в нее - вся насыпана жемчугом; |
То валяется шлем под кустом под ракитовым, |
Занесен снегом-инеем, всмотришься - |
Ан ведь княжеский он, в Цареграде чеканенный, |
Весь серебряный, только что черными пятнами |
Запеклась на нем кровь благородная; |
То приснится, что суздальский ризничий |
Головою кивает ему, вызываючи |
На сговор и беседу потайную. |
Да уж это не снится, а подлинно |
Войлок подняли... Смотрит во все глаза Нездила, |
Ликом схож на икону Николы Корсунского, |
Из кибитки рукой его манит таинственно. |
Вылез Нездила к иноку, стал его спрашивать: |
"Что ты, старче? Чего тебе надобно?" |
Поглядел на него старец пристально |
И ответствует так: "Душу грешника |
От погибели вечной спасти покаянием". |
Засмеялся в ответ ему Нездила: |
"Видно, ты без ума и без разума, |
Что полуночью бродишь по стану воинскому |
И дерзаешь тревожить сановников? |
Видишь: грешную душу спасти ему надобно! |
Знай: ордынцы таких соглядатаев |
На чумбурах, что псов омерзительных, вешают. |
Погоди: мы вот завтра допросимся - |
Где ты caм-то, святоша, спасаешься?" |
- "Не тебе, - говорит ему старец, - |
допрашивать |
Божьих слуг, а тебя им допрашивать. |
Подобает казнити изменника |
И предателя, братоубийцу, |
Окаянного кровопролителя, |
Осквернителя храмов господниих, |
Святотатца и бесоугодника? |
На земле нет и казни такой: только дьяволам |
Во геенне она уготована. |
Ведай: ждут и тебя муки адские, |
Но господь милосердый тебе покаянием |
Дозволяет спастися от вечной погибели..." |
Весь затрясся от гнева и ярости Нездила |
И на старца хотел было ринуться, |
Да не мог шевельнуться, как будто к земле |
прирос. |
Указал ему старец десницею на небо |
И промолвил: "Одними молитвами |
Неповинно тобою погубленных |
Князя Федора, с княжичем и со супругою, |
Благоверной княгиней Евпраксией, |
И меня ниспослал к тебе вестником,- |
Содрогнись и покайся, о чадо заблудшее, |
И молися: заутра с денницею |
Ты предстанешь на страшный суд господа, |
А земной суд и казнь начинаются..." |
С этим словом исчез он - и вся земля дрогнула... |
10
Ходенем пошло поле окрестное, |
И сыр-бор зашатался вот словно под бурею... |
Налетела ль она, многокрылая, |
Или сила иная на ставки татарские, |
Только ломятся ставки и валятся, |
Только стон поднялся вдоль по стану |
ордынскому. |
Загремели мечи о шеломы каленые; |
Затрещали и копья и бердыши; |
От броней и кольчуг искры сыплются; |
Полилася рекой кровь горячая... |
Варом так и варит всю орду нечестивую: |
Рубят, колют и бьют - кто? - неведомо. |
Точно пьяные или безумные. |
Кто ничком лежит - мертвым прикинулся, |
Кто бежит вон из стана - коней ловить, |
А и кони по полю шарахнулись - |
Ржут и носятся тоже в беспамятстве. |
Тут все стадо ревет - всполошилося; |
Там ордынки развылись волчихами; |
Здесь костер развели, да не вовремя: |
Два намета соседние вспыхнули. |
А наезжая сила незримая |
Бьет и рубит и колет без устали, - |
Слышно только, что русские витязи, |
А нельзя полонить ни единого... |
Вопят батыри в страхе и ужасе: |
"Мертвецы, мертвецы встали русские, |
Встали с поля рязанцы убитые!" |
Сам Батый обоялся... А Нездила |
Уж у хана в шатре, уж опомнился |
От того от ночного видения, |
"Только взять бы какого: разведаем - |
Мертвецы или люди живые наехали?" |
Говорит он, а дрожь-то немалая |
Самого пронимает, затем что все близятся |
Стон и вопли к намету Батыеву, |
Все бегут в перепуге улусники |
От невидимой силы, неведомой... |
"Повели, хан, костры запалить скоро-наскоро |
И трубить громче в трубы звончатые, |
Чтобы все твои батыри слышали, |
Да пошли поскорее за шурином |
Хоздоврулом", - Батыю советует Нездила. |
Хан послушался: трубы призывные грянули, |
И зарей заиграло в поднебесье зарево. |
В пору в самую близко от ставки Батыевой |
Пронеслася толпа русских витязей, |
Прогоняя татарву поганую |
И топча под копытами конскими; |
Да вдогонку ей стрелы, что ливень, |
посылались, - |
Подбежали ордынцы к ним, подняли |
И к Батыю свели. Хан их спрашивает: |
"Вы какой земли, веры какой, что неведомо |
Почему мне великое зло причиняете?" |
И ответ ему держат рязанские витязи: |
"Христианской мы веры, дружинники |
Князь Юрья Рязанского, полку Евпатия |
Коловрата; почтить тебя посланы - |
Проводить, как царю подобает великому". |
Удивился Батый их ответу и мудрости |
И послал на Евпатия шурина |
И полки с ним татарские многие. |
Хоздоврул похвалялся: "Живьем возьму, |
За седлам приведу к тебе русского витязя". |
А ему подговаривал Нездила: |
"За седлом!.. Приведешь его к хану у |
стремени". |
И поехали оба навстречу к Евпатию... |
А заря занималася на небе, |
Всей дружины-то было ль две тысячи - |
Вся последняя сила рязанская, - |
А ордынцы шли черною тучею: |
Не окинуть и взглядом, не то чтоб |
доведаться - |
Сколько их?.. Впереди Хоздоврул барсом |
носится. |
Молодец был и батырь: коня необгоннее |
И вернее копья у ордынцев и не было. |
И сступились полки... На Евпатия |
Налетел Хоздоврул, только не в пору: |
Исполин был Евпатий от младости силою - |
И мечом раскроил Хоздоврула он на-полы |
До седла, так что все, и свои, и противники, |
Отшатнулись со страхом и трепетом... |
Рать ордынская дрогнула, тыл дала, |
А всех прежде свернул было Нездила, |
Да коня под уздцы ухватил Ополоница. |
Только глянул боярин Евпатий на Нездилу, |
И с седла его сорвал. А Нездила |
Стал молить его слезным молением: |
"Отпусти хоть мне душу-то на покаяние!" |
Отвечает Евпатий: "Невинен ты - |
Мать сырая земля в том виновница, |
Что носила такое чудовище: |
Пусть и пьет за то кровь твою гнусную... |
Ты попомни княгиню Евпраксию |
И колей, старый пес, непокаянно!" |
Тут взмахнул над шеломом он Нездилу |
И разбил его о землю вдребезги; |
Сам же кинулся вслед за ордынцами |
И догнал их до самой до ставки Батыевой. |
Огорчился Батый и разгневался, |
Как узнал, что Евпатий убил его шурина, |
И велел навести на Евпатия |
Он пороки, орудия те стенобитные... |
И убили тогда крепкорукого, |
Дерзосердого витязя; тело же |
Изумился и хан, и улусники |
Красоте его, силе и крепости. |
И почтил хан усопшего витязя: |
Отдал тело рязанским дружинникам |
И самих отпустил их, примолвивши: |
"Погребите вы батыря вашего с честию, |
По законам своим и обычаям, |
Чтоб и внуки могиле его поклонялися". |
11
По зиме Ингорь-князь из Чернигова |
Прибыл в отчину, в землю рязанскую, |
И заплакал слезами горючими, |
Как взглянул на пожарище стольного города. |
Подо льдом и под снегом померзлые, |
На траве-ковыле обнаженны, терзаемы |
И зверями и птицами хищными, |
Без креста и могилы, лежали убитые |
Воеводы рязанские, витязи, |
И семейные князя, и сродники, |
И все множество люда рязанского: |
Повелел погребать их князь Ингорь |
немедленно; |
Повелел иереям святить храмы божий |
И очистить весь город; а сам он с Воронежа |
Тело князя Феодора Юрьича |
Перенес к чудотворцу Корсунокому, |
И княгиню Евпраксию, с сыном их княжичем, |
Схоронил в одно место, и три креста каменных |
Над могилой поставил. С тех пор прозывается |
Николай Чудотворец-Заразским святителем, |
Потому что на месте на том заразилася |
Вместе с сыном княгиня Евпраксия. |
Где честная могила Евпатия - |
Знают ясные зоря с курганами, |
Знала старая песня про витязя, |
Да и ту унесло ветром-вихорем. |
Ох ты, батюшка, город Зарайск |
новоставленный! |
На крутой на горе ты красуешься, |
И глядишься в нее веселехонек, |
Словно вправду не знаешь, не ведаешь - |
Где ты вырос, над чьими могилами?.. |
Знать, гора и крута, да забывчива, |
Знать, река и быстра, да изменчива, |
А правдива запевка старинная: |
"На святой Руси быль и была, |
Только быльем давно поросла!" |
(1859)
ПЕСНЯ ("Что ты, зорька...")
Что ты, зорька, что, рожд'енница желанная, |
Что ты бледная такая и туманная, |
Не в приборе и без алого повойничка? |
Али чуешь по околице покойничка? |
Ты, бывало, нарождаешься |
Вся в алмазы убираешься, - |
И бегут потемки прочь; |
А под вечер в избу белую |
К нам заглянешь - просто целую |
Было, зорька!.. Быль бывалая... |
Да ведь быль - печать не малая, |
Позабыть о ней невмочь... |
Ни на что бы не гляделося... |
И скорее бы хотелося |
Долю в свете проволочь. |
Что ж ты, зорька, что, рожденница желанная, |
Что ты бледная такая и туманная, |
Не в приборе и без алого повойничка? |
Видно - чуешь по околице покойничка? |
(1859)
ПЕСНЯ ("Как наладили: Дурак...")
Как наладили: "Дурак, |
Брось ходить в царев кабак! " |
Так и ладят всё одно - |
"Пей ты воду, не вино - |
Вон хошь речке поклонись, |
Хошь у быстрой поучись". |
Уж я к реченьке пойду, |
"Говорят мне: ты умна, |
Поклонюсь тебе до дна: |
Научи ты, как мне быть, |
Пьянством люда не срамить? |
Как в тебя, - мою реку, |
Утопить змею-тоску? |
А научишь - век тогда |
Исполать тебе, вода, |
Что отбила дурака |
От царева кабака! " |
(1860)
ПО ГРИБЫ
Рыжиков, волвяночек, |
Белыих беляночек |
Наберу скорёшенько |
Я, млада-младёшенька, |
Что для свекра-батюшки, |
Для свекрови-матушки: |
Перестали б скряжничать - |
А тебе, постылому, |
Старому да хилому, |
Суну я в окошечко |
Полное лукошечко |
Мухомора старого, |
Старого - поджарого... |
Старый ест - не справится: |
Мухомором давится... |
А тебе, треклятому, |
Белу-кудреватому, |
Высмотрю я травушку, |
Травушку-муравушку, - |
На постелю браную, |
Свахой-ночкой стланую, |
С пологом-дубровушкой, |
Да со мной ли, вдовушкой. |
(1860)
ПЕСНЯ ("Ты житье ль мое...")
Ты житье ль мое, |
Ты, житье-бытье мое ли горемычное! |
Что хозяйкой быть, |
За седым ходить - |
Молодешеньке мне - дело непривычное... |
Ох, ты милый мой, |
Разудалый мой! |
Научи меня с недолей потягатится: |
Не топить избы, |
Не слыхать журьбы, |
Со постылым, старым мужем не якшатися. |
(1860)
ПЕСНЯ ("Как вечор мне, молодешеньке...")
(В. В. Крестовскому)
Как вечор мне, молодешеньке, |
Малым-мало ночью спалося, |
Малым-мало ночью спалося - |
Нехороший со привиделся: |
У меня бы на прав'ой руке, |
Что на малом на миинчике, |
Выпал камешек лазоревый... |
Знать, что мой мил'ой угадчивый, |
С нами, девками, назойливый, |
Из белых из рук выпадчивый, |
Со белой груди уклонливый! |
(1861)
ЛЕШИЙ
(Николаю Ивановичу Липину)
Двойным зеленым строем, |
Вдоль узкого проселка, |
Под снежной шапкой дремлет |
И с'осенка и ёлка; |
Осина коченеет |
И дрогнет от мороза. |
И вся в слезах алмазных |
Плакучая береза; |
Их предки - в три обхвата, |
Поодаль от опушки, |
Взнесли над молодежью |
Маститые макушки; |
Всех выше головою: |
Рога торчат сквозь космы; |
Копыта под землею... |
То всех деревьев выше, |
То ниже мелкой травки, |
Чт'о топчут чуткой ножкой |
Букашки и козявки; |
Владыка полновластный |
Зеленого народа, |
Он всей лесной державе |
Судья и воевода. |
Зимою он сугробы |
В овраги заметает, |
А тропки и лисицам |
И зайцам прочищает; |
И снегом он обносит |
Берлогу медвежонка, |
И вьет мохнатой лапой |
Гнездо для вороненка; |
Он кажет путь-дорогу, |
И, насмех доезжачим |
И звучному их рогу, |
И стае гончих, зверя |
В трущобе укрывает... |
А к осени деревья |
Он холит-сберегает: |
Под корень их валежник |
И палый лист, вязанкой, |
Над белою белянкой, |
Над рыжиком и груздем, |
Над тонкою опёнкой |
Укроет; проберется |
И филином прогукнет, |
И в чаще, за кустами, |
Засветит, что волчиха, |
Зелеными глазами. |
Шипит он для потехи, |
Чтоб девушки у белок |
Не сняли все орехи. |
Дед долго и любовно |
Порой с былнки малой |
По часу глаз не сводит. |
И все он настороже |
С зари до полуночи, |
Не выбьется из мочи. |
С зашитым подаянием, |
Бродяга ждет, - дед стукнет |
На целый лес дубинкой, |
Грозой и буйным вихрем |
Вдоль п'о лесу, - |
И в самую трущобу |
Недоброго загонит; |
До третьего до Спаса: |
У яблонь и у пчелок |
Накоплено запаса... |
А в лес зайдет охотник - |
И прячется в трущобе |
Вся дичь и вся дичинка... |
Всего любезней весны |
Для деда: припадает |
И слышит - всё копает, |
Всё роется под склепом |
Своей темницы тесной, |
Всё дышит жаждой жизни |
И травка, и муравка, |
И первые цветочки, |
И первые на волю |
Пробившиеся почки. |
Летучими цветками |
И бабочки и мушки |
Порхают над лугами; |
Жужжа, роятся пчелы; |
И н'а небе играют |
Весенние зарницы. |
Дед долго и любовно |
По лесу ходит - ходит, |
По часу глаз не сводит. |
И всё он на сторожке - |
С зари до полуночи, |
Пока уж напоследок |
Устанет, притомится, |
И спать придет охота - |
Уйдет в дубовый остров, |
В любимое болото: |
Там деду, ночью тихой, |
Зыбучая постеля |
С русалкой-лешачихой. |
Для ней-то он осоку |
Для ней медвежьи ушки, |
Вороньи глазки садит; |
Для ней и незабудки - |
Ковром узорно-шитым; |
По ветлам и ракитам. |
Для ней-то под Купалу, |
Полуночью росистой, |
И папортник без цвета |
Сюда уж не добраться |
Ни вершникам, ни пешим... |
И спит он... Да летает |
Недобрый сон над Лешим... |
По всей его дуброве |
Чудн'ое чт'о творится. |
И все как будто внове... |
Что мчится издалека |
И старую трущобу |
Всю лоском положила: |
Подсечен, срублен, свален |
И сгублен топорами, |
Дрожащими ветвями; |
Что пр'осека с полвёрсту |
Идет поверх болота, |
И вдалеке сверкает |
И мчится-мчится-мчится, |
И ближе подлетает: |
Пар из ноздрей и искры; |
След полымя сметает. |
И, словно змей крылатый, |
Грозит чугунной грудью |
Груди его косматой... |
Проснулся, глянул, - видит: |
Дубов - как не бывало: |
Всё срублено, всё гладко... |
Засыпано болото |
Песком, дресвой и щебнем, |
Гранитным серым гребнем. |
И, рассыпая искры, |
Далеко в поле чистом |
Летит змея-чугунка |