Стихотворения

СТИХОТВОРЕНИЯ

Петра Карабанова,

Нравственные, Лирическия,

Любовные, Шуточные

и

Смешанные,

Оригинальные и в переводе.

В Санктпетербурге,
печатано в Императорской Типографии,
1801 года.

Гражданский Ценсор Туманский.

Его Сиятельству,
Господину Действительному Тайному
Советнику,
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
Совета Члену,
Государственной Коллегии Иностранных Дел
Перьвому присутствующему

Державного Ордена Св: Иоанна Иерусалимского
Великому Канцлеру,
и орденов Российско-императорсккх:
Св. Апостола Андрея Первозванного,
Св. Александра Невского,
Св: Анны перьвого класса,
Св. Иоанна Иерусалимского Большого Креста;
Шведского Серафимов,
Сардинских: Анонсиады и Св^х: Мавриция
и Лазаря.
Неаполитанского Св. Фердинанда, и
Пфальц-Баварского Св. Губерта Кавалеру
Графу
Феодору Васильевичу
Растопчину
приношение.

ОГЛАВЛЕНИЕ

содержащимся в сей книжке разным стихотворениям, с означением, которые из них и в каких журналах были уже напечатаны прежде, или когда писаны.

нап. там же.

Письмо Анюты к Виктору

нап. в Зер. Св. 1787 ч. IV, стр. 209.

Елегия на измену А.

Одной красавице на представление роли из трагедии Г. Вольтера и проч.

нап. в С. П. бургском Меркурие 1793, часть IV, стран. 38.

Восхищение стихотворца при вид одной красавицы в Молдавии

писан. в 1790 году.

Выражение любви стихотворицы Сафо к Фаону

Прекрасной Делие искреннее приношение

Мадригал двум красавицам

К актрис игравшей роль Дианы в опере называемой: Дианино древо

Двадцать две загадки с отгадками

Чувствования любовника по разлуке с его любезною при свидатии

Изображение Анеты

Признание вины пред Анетою в некоторой любовной вольности

Нарождение Её Высокопревосходительства Марины Осиповны Нарышкиной

Для серенады в мызе Левендале ко дню имянин Её Высокопр: Марины Осиповны Нарышкиной

Приношение Марин Дмитриевн перворожденной дочере их Превосходительств Дмитрия Львовича и Марии Антоновны Нарышкиных и проч:

Надпись к портрету Его Светлости Канцлера Князя Безбородка

Благодарность Его Высокопревосходительству Александру Львовичу Нарышкину за предстательство и проч:

Его Высокопревосходительству Льву Александровичу Нарышкину при поднесе нии эксемпляра предъидущих стихов

На его кончину

Надгробие Васиньке

Сказка Нет

Муж хвастун

Эпиграмма скрипачу

Рога

Старый наездник хвастун

Кручина старого пахаря

На возвращение Лизеты из путешествия.

Отрада дней моих безценна,

Владычица души моей,

Приди увидеть восхищенна

Уже дары здесь пышной флоры

Давно прельщают наши взоры,

Давно здесь царствует весна;

Но ах! утех я видел мала,

Чего-то мне не доставало;

Тобой была вся мысль полна.

Не так сладка во время зноя

Цветам прохладная роса,

Не столько летом для покоя

Тенисты милы древеса,

Как та за токи слез награда,

Та сердцу пленному отрада,

Чтоб зреть любезну в тех местах,

Где прежде с нею разставался:

Я жизни без тебя лишался,

Я жив теперь в твоих очах.

От мест, которы обтекала

С супругом нежным и драгим,

Блеснув, ненастье ты прогнала

О сколь те узы драгоценны,

Сколь тверды, нежны и священны,

Которыми мой связан дух!

Я добродетель обожаю;

Ее в тебе я обретаю,

Довольно, я твой вечный друг,

Златое время пролетает,

Приди сдержать его полет;

Где только образ твой сияет,

Там вечная весна живет :

Там я твой друг нелицемерный,

Там нежный твой супруг и верный

Вкушаем щастье и покой:

Веселье там течет реками;

Где ты, под теми небесами

Для нас блистает век златой.

АНЮТА К ВИКТОРУ.

Преложенное в стихи письмо

Девицы воспитанной и обученной разным познаниям в доме сего

любил ее безпредельно; но после для своих видов женился на другой

Хоть я раба твоя, но ты меня любил;

Я все тебе верна, а ты мне изменил:

Возненавидел страсть в чувствительной крестьяке,

И хочешь более любви найти в дворянке.

Ах! сколько раз из уст слыхала я твоих:

"Дворянки ласковы, приятства много в них,

"Клянутся век любить, а после изменяют,

"И жаркую любовь в безумие вменяют:

"Не мил любовник им, приятен хитрый лестец,

"Их слава царствовать над множеством сердец;

"Что удовольствие находят в перемен,

"И плод своих побед в несноснийшей измене;

"А ежели кого не могут победить,

"И видят, что никто не хочет их любить,

"Приемлют вид тогда красавицы суровой,

"Невинность в их лице, в очах их пламень новой.

"С которой заведет мужчина разговор,

"Тогда притворный стыд её потупит взор,

"И кажется она любви еще не знает,

Хотя уж на щеках румянец увядает!

"Дворянки наши сей их прелестей изъян

"Умеют награждать приятностью румян,

И хитростью такой прельщая легковерных,

Вселяют в них любовь и вздохов тьму безмерных;

"Но ежели и в том успеха не найдут,

Тогда хулить мужчин, смеяться им начнут,

"Расказывают всем безстыдно их пороки,

"И делаются к ним суровы и жестоки,

Вот что ты говорил! я верила всему;

А может быть и льстил ты сердцу моему:

Ты думал, что твое к дворянкам отвращенье

Есть сильное тебя любити побужденье.

Ты лестил, конечно лестил! не льзя иному быть;

На что бы уж тебе дворянку и любить?

О льстец! когда бы я твое притворство знала,

Что в том, что барин ты? тебя бы презирала,

И всем сокровищем, которым блещешь ты,

Сей малой красоты, но нежной, непритворной,

Рожденной для любви, обманам непокорной.

Природа сверьх любви дала и гордость нам:

Крестьянка я, но знай безчестно не продам

Свободы лестной той, которой обладаю;

Любила я тебя, а ныне презираю.

Иль властию своей пред нами возгордясь,

Невольными сердца хотише сделать в нас?

Напрасно; я-тогдаб и жить не стала боле,

Когдаб была должна любити по неволе.

У вас обычай тот, чтоб властью устрашать,

Чтоб знатностью в других привязанность снискать:

Ищите вы ее не здесь, а у дворянок,

И пышность ничего не значит у крестьянок,

Ты вкрался в грудь мою не лентой голубой,

И не блестящею пленил меня звездой;

Пленил меня своим приятным обхожденьем,

Щедротою к твоим крестьянам, снизхожденьем:

Мне лестно было слыть любовницей твоей,

Тебя отцем, меня все материю звали,

Не столько благ себе, колико нам желали.

О простодушные! то был приятный сон:

Изчезнет некогда с блаженством вашим он.

Познайте, естьли мог изменником явиться,

Что может он и к вам в любви перемениться.

Тогда был добр до вас, когда меня любил;

Теперь сей льстивый жар на веки в нем простыл.

На веки!.. ах злодей! забуду все почтенье,

Которым я должна, и за свое мученье

Отмщу неверному... отмщу!... мне-ль бедной мстить?

Едино мщение на век его забыть.

Забыть! - прияганей нет изменнику сей мести.

Природа! для чего за оскорбленье чести

Меня лишила средств то сердце растерзать,

Не жаркая где кровь, течет смертельный яд,

Которо злобою, не нежностью пылает,

Которо он звездой блестящей закрывает?

Почто в злой яд мою не претворила кровь?

Признайся, что еще отмщать ты не умеешь,

Что любишь Виктора, что ты его жалеешь.

Жалею, признаюсь, хоть чувствую в том стыд:

Приветлив, весел; мил, его прелестен вид,

Он нежен, тих, не горд; в нем все приятства вижу,

Люблю, хотя его измены ненавижу.

Щастлива-ль буду тем, или нещатна я,

Не льзя его, забыть, в нем вся душа моя.

Как в мыслях я его смущенных представляю,

Мне кажется, слова их уст его внимаю,

Из тех сладчайших уст, которыми лобзал,

Из коих в грудь мою весь дух свой изливал,

Печально говоря : "любезная Анюта!

"Какая страшная твой ум тревожит смута?

"Иль мало я кажу горячности к тебе?

"А я, любя, души не чувствую в себе.

"Не вер словам моим, верь вздохам непрестанным,

"Сердечным жалобам и мукам несказанным,

"Которые тогда, как нет тебя со мной,

"Терзаючи меня, снедают мой покой;

"Которым мать твоя и твой отец свидетель;

"Им всех известнее мой нрав и добродетель.

"Пойдешь ли от меня к подругам ты своим,

"Родится грусть во мне отсутствием твоим,

"И мнится, что тебя лишился невозвратно,

"Любезную оттоль зову к себе стократно.

"Проводишь ли часы в гуляньи по лугам;

"С собою и меня всегда увидишь там:

"А ежели в лесах Анюту потеряю,

"Сим именем драгим дубравы наполняю,

"С которым эхо там к тебе несет мой стон,

"Взывая: Виктор здесь, и ждет Анюты он.

"Минуты без тебя мне кажутся часами,

"И скучные часы несносными годами,

"А естьли в город по должности бывал,

"Не много времени я тамо провождал;

"Горчайша слезы лил с тобою разставаясь,

"В восторгах умирал, оттуда возврщаясь.

Почтож теперь к своей любезной не летишь?

Увы! все было то, и кончилось мечтою.

Мысль, сердце Виктора уж заняты иною.

Иной! как то снести! нещастная, скрепись,

Ты слабости своей и ревности стыдись,

Ты будь спокойна так, как Виктор твой спокоен;

Он вздохов, слез твоих и гнева не достоин.

Спокоен он? а я... что более сказать?

Когда сильна любовь, не льзя не ревновать.

Но тем могу-ль к себе родить в нем сожаленье?

Не заслужу ли тем я ненависть, презренье?

Без ревности в любви есть знак без чувства быть,

Опасна ревность мне, не можно не любить.

Но обе страсти те мне ныне безполезны;

Лучь ясных дней изчез, пришли минуты слезны.

Когда нещастную ты, Виктор, покидал;

Уже-ль о бедствии моем не разсуждал?

Как птицам сеть ловец невинным разставляет,

О злой их участи уже не размышляет;

В неволю заключив, свою в том радость зрит,

Кто не был в горести, её не знает свойства,

И чтит отрадою сердечны безпокойства.

Ах нет! не может быть так злобен Виктор мой;

А что мне изменил и сердце дал иной,

То ветренность: в ком вдруг любовный пламень вспыхнет,

Разлившись, скоро он погаснет и утихнет.

Мужчинам молодым всем сроден тот порок;

И Виктор устоять против его не мог.

Он мне неверным мил; а что, когдаб был верен?

Вот сколько жар моей любви к тебе безмерен.

Возможно-ль, чтоб тебя совместница моя

Любила с нежностью такою же, как я?

Не в нежности твоей нашла она приятство;

Ей милы честь твоя, и щастье, и богатство.

Когда щастливы дни ты здесь со мною вел,

Горячности её какой ты знак имел?

Возможно-ль так любить, чтоб с милым не видаться,

Или увидевшись, желать опять разстаться?

Но те ли знаки ты получишь от нее?

Как ты меня, она равно тебя забудет;

Я мучусь; и с тобой, неверный, то же будет.

Ах! как бы я тогда довольна тем была!

Узнал бы ты, как мне твоя измена зла,

Анютуб век свою любил нелицемерно,

С такою-ж нежностью, как я, и также верно.

Той добродетели уже не найдешь в ней,

Которой зрел плоды в крестьянке ты своей.

К единой роскоши все мысли устремляя,

И в модах ветренным дворянкам подражая,

Не только что твое именье расточит;

Но и крестьян твоих ограбит, разорит,

Н тем горячую любовь тебе докажет.

Желала бы я знать, тогда что Виктор скажет?

Не вспомнит ли свою Анюту наконец?

Не я уж мать крестьян; она, ты их отец:

Не в силах помощь дать? я только их жалею.

Но что я говорю! все то, что я имею,

Имею множество я камней дорогих,

Все то употреблю для пользы разоренных;

Покой их камней всех дороже многоценных;

Они не нужны мне; когда на них взгляну,

Я тотчас лютую измену вспомяну;

А вспомнив, не могу не чувствовать досады:

Терзаю волосы, и рву свои наряды,

Которы прежде я любила для тово,

Чтоб более пленить драгова моево.

Алмазам рубище теперь предпочитаю,

Люблю убогу жизнь, а пышность презираю!

И могут ли меня наряды утешать,

Когда я в них должна лить слезы и вздыхать?

А бедность мне на мысль спокойствие приводит,

Душа, стенящая отраду в нем находит.

Отраду! как мала отрада перед тем,

Что в сердце чувствую растерзанном моем!

Нет, Виктор! уж меня ничто не утешает;

Анюта бедная с печали умирает.

Приди на те луга, где хаживал со мной,

Приди к источникам с унылостью журчащим,

Приди к местам, теперь мне ужас наводящим,

Везде меня найдешь; но не узнаешь ты,

Чтоб я уж то была: тебя мои черты,

Мой бледный вид, мой взгляд, мой голос иль стенанье,

Все приведет тебя во ужас, трепетанье.

Или не приходи к местам тем никогда;

Там тень моя, мой гроб; страшись взглянуть туда:

Когда-ж придешь, меня конечно найдешь мертву;

Но принеси ты мне последнюю тем жертву,

На гробе напиши: сей гроб Анбту скрыл,

Которой я любовь изменой заплатил.

ЕЛЕГиЯ

на измену А.

Стремлюся мой удар и горесть описать;

Но полн отчаянья, не знаю как начать.

Печальну мысль мою вздох тяжкий прерывает,

Перо из рук моих дрожащих упадает.

Погибло все, любовь, надежда и покой.

Лишаюсь - не могу сдержать источник слезной,

Лишаюсь я, увы! на век моей любезной!

Страсть, ревность лютая, уныние и стон!

Вы маловременный смущающи мой сон,

Сберитесь грусти все беседовать со мною,

Отрадой будьте мне гонимому судьбою.

Так, я нещастней всех: я пламенно любил,

Я жизнь свою моей любезной посвятил,

В ней радости мои и все блаженство видел,

С ней чувствовал мой рай, без ней все ненавидел;

Улыбка, речь её и каждый милый взгляд

Томил меня, пленял, вливая тьму отрад.

Я сладостный сей плен предпочитал свободе,

Я мнил, блаженней нет меня во всей природе.

Кто верит щастию, тот должен чаять бед.

И кратко щастье то, в котором меры нет.

В тот день, когда мой дух наполнен был тобою

Когда приятнейших ждал сердцу я вестей,

Внимаю казнь за жар к тебе любви моей:

Другому руку ты и сердце посвящаешь,

Другому! ах! за что меня ты умерщвляешь?

Знать суждено ему меня щастливей быть;

Но так, как я тебя, не может он любить:

Нет, страсть его с моей любовью не сравнится

Она во мне живет и в гроб со мной вселится.

Законы естества сильнее брачных уз:

Будь ты свирепа, я во век не пременюсь;

Что толь любезно нам и что нам толь священно,

В чем наша жизнь и смерть, быть может ли забвенно?

Но верностью моей и силой чувствий сих

Могу ли облегчить суровость мук моих?

Могу-ль быть вечного совместника избавлен?

Могу ли позабыть, что я тобой оставлен?

Нет, нет, не выйдет то из памяти моей -

О небо!

Почто чувствительность ей в сердце не вложило?

Оно бы век меня единого любило.

Покорствую судьбе, противиться нет сил;

Неволею никто не может быти мил.

Но естьли я паду под бременем мучений

И кончит жизнь мою отрава огорчений;

Тогда хотя, тогда чувствительна ты будь,

И к жалости о мне подвигнув нежну грудь,

Оплачь ты жребий мой и пламень безполезной,

Воспомни, что я жил и умер для любезной.

Одной красавице на представление роли Заиры, из трагедии

Г. Вольтера и другой дамы, которая играла роль Фатимы.

1.

Природы честь и украшенье,

На толь ты ею создана,

Дабы затьмить её сиянье,

Наполнить жалостью сердца,

И смертью ложные Заиры

Навлечь повсюду вид печали?

2.

Ктоб мог без содроганья видеть

И уст кораллы измененны,

И роз лишенное лице,

И грудь любви, зараз жилище

Своею кровью обагренно?

3.

Востань!.. дай жизнь с тобой умершим...--

Прерви свою, Фатима, грусть;

Твои нас жалобы терзают:

Прими тебе врожденну живость;

Горячих слез на землю хладну

Не лей, чтоб наши удержать.

4.

А ты как крин цвети в весельи,

Ты к радостям рожденна в свет!

Тобой месьа сии прелестны;

Ты всех питаешь мысль и взор:

И автор, некогда венчанный,

Тобой межь мертвыми гордится.

5.

Но тот, кто сих трудов предметом,

Исполнен благодарных чувств: *)

Он прежде умирал с тобою,

Отраду полную вкушает,

Любуясь прелестьми твоими.

*) Разумеется её любовник, учредивший представление сей трагедии.

Хоры на тот же случай.

1й. Ответствующий 1му.

Ты нам пленяющей игрой

Свои изобразила чувства,

И редкого сего искуства

Познали цену мы тобой.

2.

Коль страшный вид очам предстал!

Коль жалкия красот премены!

Не в грудь ли самой Мельпомены

Вонзенный видим мы кинжал.

3.

Когда страданий наших слух

В жилище мертвых проникает;

Зря скорбь твою, теперь страдает

Чувствительный Вольтеров дух.

4.

Забудем в сей приятный час

Заиры стон и сокрушенье,

Толико возмущало нас.

5.

Все зрители твоим трудам

Достойну честь воздать стремятся;

Все дару твоему дивятся,

Душе, уму и красотам.

Восхищение стихотворца при виде одной красавицы в Молдавит.

Какой во мне разлился пламень!

Что слабость сил моих крепит?

В сей час стопы мои стремятся

С безмерной быстротой на Пинд,

И я спешу венок Парнасский

Прекрасной поднести Агла.

Не сон ли то, или я точный внемлю звук

Драгова имени её на Геликоне?

Безсмертные богини вод,

Владеющи Эвксином бурным!

Стекайтеся на песнь мою;

Внемлите похвалы Аглае несравненной. -

Ум острый с тысячью приятств соединенной,

Поступки милые и сладостная речь,

Взор побеждающий сердца неколебимы,

И все отличные таланшы,

Что могут смертные украсишь дух и тело,

Аглае щедрыми даны богами,

Чтоб в ней явить свое творенье совершенно. -

Как дщерь небес прекрасная Аврора,

Для возвращения нам дневного светила

Оставя брачный одр,

Средь неба темного восходит светозарна;

Ей следуют любовь и смехи,

Из розовых её лиются недр утехи,

Под кроткими её стопами

Цветы и травы прозябают,

Невинны девы, пастухи

Ее в восторге обожают:

Так нежных лет своих в разцвете

Средь льдистых гор Карпатских

Явилась между нас возлюбленна Аглая.

А Нимфы в горести сердечной,

И робки юноши пускают тяжкий вздох! -

Куда влечешь меня, о божество?

Толикий блеск мои зеницы помрачает;

Встревоженной душ какой предмет прелестной

Дерзаешь ты явишь, неосторожна муза? -

Непостижимой некой силой

На верьх Парнаса я взнесен;

Оттоль зрю розы и лилеи,

Которые усердно

Её ланиты украшают;

Уста румяны зрю,

На коих царствует приятная улыбка;

Зрю взгляд, зрю жажду прелесть

И сладкий внемлю глас её.

О боги! естьли бы сие лице

Рождало менее огня,

Когдаб сии глаза

Не так жестоки были,

В сердца нещастливых любовь;

По красот её чудесной,

По сим чела её блистающим лучам

Небесным ангелом ее признал бы свет; -

Когдаб она не так была прелестна....

Но что я рек!... куда меня стремите, боги!...

Её достоинства моих превыше песней. -

Жививший огнь меня божественный погас,

И удаляется неблагодарна муза,

Под тяжким долгом сим страшася пасть.

Прости мне в дерзости, почтенная Аглая!

Мантуйского певца превыспренняя лира

И Тибрска пастыря чувствительна свирель

Не в силах были бы воспеть тебя достойно.

Но естьли я, певец нестройный,

Высоко толь дерзнул направишь свой полет;

Вещал мне Аполлон, я только лишь писал.

Да знаки новые почтенья

Приносят ко твоим стопам

И удивленный свет!

Да к небесам твоя

Вознесется слава,

Что ты среди торжеств блистательных героев

Сердца умела покорить.

Выражение любви стихотворицы

САФО к ФАОНУ.

Перевод с Французского.

Кто часто близь тебя бывает

И видит блеск твоих зараз,

Улыбкой нежной взор питает

И твой сладчайший внемлет глас,

Тот равен в щастии с богами. -

Перед небесными красами

Возможно-ль мне спокойной быть,

Их сильной власти не любить? -

Как зрю тебя, язык немеет

И речи гибнут во устах:

Вся кровь и сердце пламенеет,

Звук некий странный, непонятный

Колеблет и смущает слух:

С восторгами любви приятный

Я трепет ощущаю вдруг:

Томлюсь.... бледнъю... воздыхаю,

И в нежных вздохах умираю.

Прекрасной Делие искреннее приношение в

день её ангела в Декабре месяце.

Желал бы я иметь ту честь,

Чтоб в знак преданности нелестной

В день ангела тебе поднесть

Драгих цветков пучок прелестной;

Но где, в каком теперь саду

Я розы, лилии найду?

Оставлю труд мой безполезный. ~*

Скажу тебе без дальных слов:

Ты всех приятнейших цветков.

Сама пучок любезный,

Живи, цвети, не увядай,

Как сей, так будущие годы

Ты новым щастьем начинай,

Под сению любви сладчайшей,

Где радости течет ручей,

Вздыханья где зефир кротчайший

Летает вкруг красы твоей,

Ты дни златые провождаеш

И их забавами счисляешь;

Творя- щастливою себя,

Творишь любовника блаженным,

Который с жаром неизменным

Век будет обожать тебя.

О щастие сердец сих нежных!

Будь постоянно им всегда!

Да в жизни дней они мятежных

Не узрят никогда.

Мадригал двум красавицам.

Прелестна и умна Клариса,

Прелестна и умна Ириса:

Колеблется мой дух.

Дай мне во власть одну, я верен буду вечно;

;  Отдай обеих мне, скажу чистосердечно,

Я должен буду изменить:

Желал бы, естьлиб льзя, обеим верен быть.

К Диане в опере называемой: Дианино древо.

Прелестное очам виденье!

Невинность чувствуя любовь,

Приходит в нежно изумленье,

Не зная, что волнует кровь?

Смятенно, робко говорит,

В лице её играет стыд.

В терзаньи радость ощущает

И хочет свой восторг сокрыть,

Стремится всюду и не знает,

Чем муку сердца утолишь:

Того страшится и бежит,

Что нас щастливыми творит.

Всио мило для её очей,

Когда то чувство неизвестно

Любовь откроет ясно ей....

Приятней воздух, небеса,

Нежней цветы и древеса.

Узнай, прекрасная Диана:

Любовь невинности милей;

Сердечная приятна рана

И ты казалась веселей,

Как сладостны её закон

Открыл теб Эндимион....

Он чувствия твои суровы

В веселье, в нежность пременил,

И заключив тебя в оковы,

Свободней прежнего явил:

Задумчивость твоя прошла,

Ты щастие в любви нашла. -

Скажи, какое утешенье

В одних приятствах без утех!

А ненависть к забавам смех:

Почувствовав любовну страсть,

Ты их усугубляешь власть.

Признайся, что твоя охота

Купаться и ловить зверей

Была пустая лишь забота,

Игра невинности твоей:

С тех пор, как стала ты любить,

Всио то легко могла забыть.

Когда разсердишься бывало,

Тебя ничем не льзя смягчить,

Собранье Нимф твоих молчало,

Бояся больше огорчишь.

За малую вину Пифон

Тобой был в древо превращон.

Нечаянно тебя нагую

В ручье увидя Актеон,

Терпел не меньше участь злую;

Оленем очутился он.

Тебя не трудно умягчить.

Благодари любви закону

За нежность сердца, чувств твоих,

Благодари Эндимиону

Виновнику утех драгих.

Умела ты невинной быть,

Теперь умей его любить.

Когдаб, как ты, я сладким пеньем

Умел твой дух очаровать;

С какой бы радостью и рвеньем

Я стал твой жребий воспевать!

Но что само собой прекрасно,

То украшать уже напрасно.

Чувствования любовника по разлуке с его любезною, при свидании.

Сколь горько было мне с тобою разлучиться,

Оставить милую и ехать в дальный путь;

Так сладко мне теперь с тобой соединиться,

Узреть, облобызать твои уста и грудь.

Минуту каждую душой к тебе летел:

Я в мыслях быстротой равнялся со стрелою,

В любви к тебе сгарал, желаньем зреть кипел.

Но то, чего искал, чтоб быть тебе любезным,

Чтоб более твоей горячности привлечь,

Всио кончилось одним стараньем безполезным э

И слезы о тебе не преставали течь.

Межь тем дни нашея разлуки продолжались:

Хоть чувствовал, но я не видел божества,

Кем сердца моего желанья увенчались,

Кем сладость моего вкушаю существа.

Все титлы, почести оставить я решился;

Тобой дышала грудь и двигались уста:

Я более всего твоей любовью лестился,

И в щастливы тобой спешил сии места.

Ах! естьли в сердце сем и пламенном и нежном

Ты видишь тот же рай, который зрю в тебе;

В уединеньи сем приятном, безмятежном

Все будут нашей, все завидовать судьбе.

Блаженства жизни сей, что небо нам сулит;

Убежища сего я не сравню с чертогом;

Всио щастие мое возлюбленный твоей вид.

Мысль Метастазия.

Иногда моей прекрасной

Образ вижу я во сне,

Муку сердца, пламень страстной

Утоляющий во мне:

О любовь! мои желанья

Самым делом увенчай;

Иль прелестного мечтанья

Никогда не прерывай.

Освобожденный из неволи любви.

Могу ли я воспеть достойно

Свободу сердца моего,

Которое уже спокойно

При вид хищницы его,

Красавицы холоднокровной,

Смеющейся любви моей,

Не внемлющей моих страданий,

Ни тяжких вздохов, ни стенаний

В мечт о прелести своей.

Не чаял выйти я из плену;

Разсудок! ты мне в том помог:

Теперь дивлюся, как Исмену

Я прежде позабыть не мог,

И так был слеп, что в ней не видел

Пороков, кои ненавидел

И гнал в прелестницах других? -

Какое было заблужденье!

Теперь мое освобожденье

Милей мне всех Исмен таких.

И ежели помыслишь здраво,

Скажите, что в красе без чувств?

Но сердце нежно, нелукаво,

Пленяющее без искуств,

Волшебну прелесть от природы

С каким сокровищем сравнишь?

Ты думаешь, Исмена, ложно,

Что без труда тебе возможно

Чувствительность и ум пленить.

В твоих блестящих темных глазках

Огня любви не достает,

В твоих обыкновенных ласках

Ни малой искренности нет;

В лице твоем румяном, белом,

В сем райском яблочке созрелом

Не вижу милых свойств души

Невинности и постоянства:

Без редкого сего убранства

Как женщины не хороши!

Улыбка слишком принужденна

На розовых твоих устах,

Нескромность всеми осужденна

В твоих поступках и словах.

Не ты-ль подругам говорила,

А я до глупости влюблион?

Найдется-ль хоть один меж ими,

Когоб ты красками дурными

Не обнесла со всех сторон?

Тот глуп по твоему, нахален,

Тот ветрен, этот разгилдяй;

Один не кстате всио печален,

Другой кричит как попугай,

Тот выпуча глаза зевает,

А етот вечно пьян бывает;

Кто слеп, кто глуп, кто близорук,

Тот мал как карло, тот с жердину,

Кто смотрит вверьх, кто горбит спину,

Кто жолт, кто чорен так как жук.

Один труслив, застенчив, робок,

А этот груб, мужиковат,

Тот сух, тот толст, тот очень знобок,

Другой всио мелет не в попад:

Тот ходит шагом журавлиным,

Тот свыше мер надут собой,

Тот вечно хвалится чинами,

Тот донкишотскими делами,

И липнут все к тебе одной.

Вот как ты всех мужчин щелкаёшь!

И ето правда, я не лгу;

А что ты сверьх того болтаешь,

Всево я вспомнишь не моту.

Я также не забыт тобою,

И назван книгой записною

Всех дел и всех речей твоих,

Что я не дорожа всем светом,

Одну тебя избрал предметом

Любовных песенок моих.

Что я уже тебе наскучил

Кропанием моих стихов,

Что нежностью тебя замучил

И повтореньем тех же слов;

Что я как ноша за сниною

Что от меня покою нет,

Что жалок я, смешон и чуден,

Что путь ко всем сердцам мне труден,

Что мне уж было тридцать лет.

Исмена! можно-ль так ругаться?

Я был конечно слеп и слаб;

Теперь не думай посмеяться,

Знай, больше я тебе не раб,

И ничего тем не теряю,

Что ветренницу забываю:

А ты потужишь может быть,

Что с нежной, искренней душою

Никто не займется тобою;

Красот без чувств не льзя любить!

ИЗОБРАЖЕНИЕ АНЕТЫ.

Хочу твое изображенье

Я здесь, Анета, начертать;

Хочу - какое дерзновенье!

Где столько я возьму искуства,

Чтоб каждою блеснуть чертой?

Чем успокою сильны чувства

Воспламененные тобой?

Мой тает взор, рука трепещет;

Мятется мысль, кипит вся кровь,

При каждом взгляде стрелы мещет

Из глаз твоих мне в грудь любовь.

Изобразил бы стан прелестный,

Твой милый, благородный вид,

И в томных взорах огнь чудесный,

Что вдруг пронзает и живит.-

Я начертал бы живо, смело

Тень черных кудрей и бровей,

В ней круглое лице и бело

Нежнейшее самих лилей:

На коем роза процветает,

Как лучь веселия блеснет,

И томна бледность покрывает,

На коем вижу печатленье

Чувствительности я твоей,

Восторг, печаль, любовь, смущенье

И знаки нежных всех страстей:

В котором царствует над ними

Невинность в полной красоте,

Претяща взорами своими

Тревожишь сильно страсти те:

На коем то улыбка зрится

Твоих веселых мыслей в час,

То бисерна слеза катится

От горести из темных глаз:

На грудь прекрасну упадает,

Лиется тонкою струией

И скорбь душевну утоляет

Животворящей теплотой.

Грудь тяжким вздохом потрясется,

И больше тяжко не вздохнет,

Чувствительное сердце бьется,

Изобразил бы на любезном,

На ангельском лице твоем

И добродетель в вид слезном

Состраждущую в бедствах всем.

Твою она как движет руку

На помощь бедным и покров,

Их часто облегчает муку

Из уст твоих приятством слов.

Я начертал бы все движенья,

Все чувствия души твоей,

Чтоб радости и сожаленья

Предметом всем был образ сей:

Чтоб каждый на тебя взирая,

Тобой был втайне восхищен,

Тебя любя и обожая,

К тебе был вечно прилеплен.

Но для премены в сей картине,

Чтоб в зрителях восторг родить,

Собрания изобразить;

Где всяк умом твоим плененный,

Твой жадно внемлет разговор,

Или иной уже влюбленный

Кидает на тебя свой взор;

А ты того не примечая,

Жива, спокойна, весела,

Как будто вечно горесть злая,

Тебе известна не была.

Беседу шуткой оживляешь,

Производя приятный смех,

Потом ее ты оставляешь,

Очаровав собою всех,

Представил бы в уединеньи

Тебя я в храмине твоей,

В глубоком с книгой размышленьне

О ложном щастии людей:

О их лукавстве, лицемерстве,

О нечувствительности их,

О угнетаемых от злых;

Твое при оном содроганье,

Досаду, гнев и ропот твой,

А после гнева воздыханье

С невольно льющейся слезой.

Я сей красот оттенкой важной

В тебе бы божество явил,

Пред коим бы повергшись каждой,

Сердечны жертвы приносил.

Представил бы - - - но вображенье

Тревожат милые черты.

Прими любовь и удивленье

За жертву, коей стоишь ты.

Признание вины пред Анетою в некоторой, любовной вольности.

Виновен, признаюсь, виновен - - не душой,

Не сердцем, нет, клянусь; огонь любви святой

На жертвенниках сих невинности пылает;

Он чист как солнца лучь и вечно не сгарает,

Сей огнь, который в них тобою вдохновен,

Но я - - я человек, красот я силу знаю,

И слишком иногда чувствителен бываю. . .

Уж был бы я давно преступником стократ,

Когда бы не спасал меня твой строгий взглядъ$

Упрек невинности в нем видя, содрогаюсь,

И чистые любви в стихию возвращаюсь?

Прости, что пред тобой невольно преступил;

Увы! я никогда так страстно не любил.

Наполнен весь тобой, и стражду, и доволен;

Как хочешь властвуй мной, забыть тебя не волен.

Но только я прошу от нежности твоей:

Хоть мало будь к любви чувствительна моей,

Не презирай ее; хоть слабый вздох сердечной,

Хоть каплю слез излей на пламень страсти вечной,

Он вздохом укрощен и утолен слезой,

Как Весты *) будет огнь гореть перед тобой?

Как божество мое, душевно приношенье

Прими, дай чувствовать на свеше утешенье,

Дай кончить мне мой век со изреченьем сим;

*) Веста богиня непорочности, во храме коей воздвигнутом первоначальными Римлянами на жертвеннике пылал вечный огнь невинности, хранимый строго девами, которые назывались Весталками.

На рождение

Её Высокопревосходишельства

Марины Осиповны

Нарышкиной

в 20 день Июля,

празднованный в мызе Левендале.

Безмолвное уединенье,

Жилище дружбы и красот,

Гласи мое по рощам пенье

Как тихое журчанье вод.

Я не хочу, чтоб звуки лирны

Прервали сладостный покой;

Пусть дуновения зефирны

Разносят кротко их с собой.

Быть может, как в тени прохладной

Найдут владычицу твою,

Отдохновенья в час отрадной

Он внушат ей песнь мою.

С любезной, ангельской душой,

И добродетель вопарилась

Над младостью и красотой.

Жила в ней, с нею возрастала

Среди прекрасных жизни дней;

Живет, и паче возсияла

Вечерней лет её зарей.

Бог благоденством, Царь щедротой

Ее достойно наградил. -

Блажен, кто на земле добротой

Покой и щастье утвердил!

Внушите вы, Зефиры нежны,

Что видим рай, когда мы с ней;

Пой дни приятны, безмятежны

Любезнейших сих мест Орфей. *)

Пой их владычицу со мною,

Которою сей рай цветет,

Котора щедрою рукою

Довольство нам, покой дает.

Обилием прекрасных чад,

Супругу властию почтенну

Над домом для его отрад.

Да будут нерушимы в веки

Согласие и дружба в нем!

От них живут лишь человеки

Спокойно в щастии своем;

*) Г. Козловский.

Для Серенады в Левендале

ко дню имянин

Её Высокопревосходишельства

Марины Осиповны

Нарышкиной.

(Музыка Г. Козловского.)

Завеса тонка летней ночи

Спустилась с голубых небес,

Закрыла дремлющия очи,

И сон мечты уже принес.

Кто сердцем чист, тот безмятежно

Сон будет разсыпать их нежно

И в недр ложа твоего.

Иди, покоем насладися

И к новым радостям проснися.

Приношение Марине Дмитриевне перворожденной

дочери Их Превосходительств Дмитрия Ивановича

и Марии Антоновны Нарышкиных, при крещении её

в 10 день ноября 1798 года.

Супружеской любви лобзая первый плод,

Младенца милого, дщерь нежную красот,

Родителям своим надежду, утешенье,

Сердечным чувствам их награду, наслажденье,

Могу-ль не чувствовать восторг в душ моей?

Украсит некогда цветочик юный сей

Прелестный сад семейств благословенна рода

Как роза, как нарцисс в приятно время года;

А может быть, чего не льзя не ожидать,

Заставит он себя любишь и обожать.

Родителей своих подобье совершенно

Дитя! не прежде я весь блеск увижу твой,

Как старость мне чело покроет сединой?

И вспомнив, как тебя я знал от колыбели,

Не воздохну, что дни так скоро пролетели,

Но радости слезу из тусклых глаз пролью,

Что зрел младенчество, и юность зрю твою.

НАДПИСЬ

к портрету Его Светлости

Канцлера, Князя Александра Андреевича

Безбородка.

писанному Лампием.

Се образ, в коем зрим блистательны черты

Высокого ума, душевной доброты.

Вельможа и министр и титлом и делами,

Достиг величия великими трудами.

Сын, друг отечества, всегда неколебим,

Почтен для общих польз, и славен, и любим,

Князь Безбородко сим блистать в потомстве будет;

Отечество его во веки не забудет.

Его Высокопревосходительству

Александру Львовичу

Нарышкину,

при пожаловании его Орденом Св. Апостола

Андрея Первозванного, 5 Маия 1799 года.

Давно-ль обрадован тобою

Я был в нещастий моем!

Теперь ты сам своей чредою

Утешен Богом и Царем.

Так в след за добрыми делами

Своими верными стезями

Награда шествует всегда;

И ими кто взведен на щастье,

Тому не страшно бед ненастье,

Тот не смутится никогда.

МОНАРХ, - не давно на престоле,

И столь уж много возгремел!

Благ, прав во всемогущей воле,

Щедротой удивил вселенну,

Возстал на гидру разъяренну;

Бог мечь Его благословил:

Победа за победой мчится,

Весь свет воззвать к нему сщремится,

Чтоб ОН его спасеньем был,

И будет. - Для души великой

Препятствий нет: рече и бысть:

А в славе зря ЕГО толикой,

Какая может сильна кисть

Сравниться с похвалою света?

ОН будет жить в ней вечны лета,

Но всех ЕГО славнее дел,

Что добродетель ОН возвел,

Что ей отверзлася дорога

Во внутренность ЕГО чертога.

Достоинства престолу прямо

С лицем открытым предстоят,

Суд истины и милость тамо

Там предстоишь и ты - спокойно:

Там щедро, праведно, достойно

Знак новый милостей Царя

Тебя, всем в радость, украшает.

Так добродетель процветает,

Так щастлив всяк, добро творя.

Его Высокопревосходительству

Льву Александровичу

Нарышкину,

при поднесении экземпляра предъидущих стихов.

Тебя блеск почестей уже не удивляет,

Ты в храме щастья сам на перьву степень стал:

Но блеск твоих детей еще тебя пленяет.

Ты им отеческо благословенье дал,

Да шествуют в сей храм путем непреткновенным,

Со крототью души и с сердцем несмущенным:

Да Бог и Государь, всесильна коих власть

Все правит на земли, и их управят часть. -

Ты видишь, тайный глас души твоей Бог внемлет,

Ты видишь, что МОНАРХ, которого Отец

Блаженства твоего начальный был творец,

Тебе и им равно стал ныне благодетель,

За их и за твою высоку добродетель.

Стремленья щастия не бойтесь вы сего;

Вы честностью души достигли до него.

На кончину

Его Высокопревосходительства

Льва Александровича

Нарышкина

Декабря в 10 день, 1799 года.

Кончина праведных есть вечный им живот,

Предел всех горестей и суетных забот;

Их чистая душа, что в брении томится,

С Началом и Душой всех тварей съединится;

Жизнь вечная - от бурь надежнейщий покров,

Всяк праведный - пловец достигший берегов;

Почто же мы стенем, льем слезы и страдаем,

Когда то брение во гроб сопровождаем? -

Вот наших совершенств прежалостнейший вид!

Вот обиталище души святой, прекрасной!

Вот образ тлиния! вот смерти зрак ужасной!

Она со всею нас природой разлучит,

Прервет с ней нежну связь,разсторгнет, истребит.

Разлука горестна! что смертен я, хоть- знаю;

Но о ничтожестве со страхом помышляю,

Зрю гроб со трепетом, невольно слез ручей

При вид жалком сем лиется из очей:

Скорбь, вопль родных, друзей, их вздохи и стенанья

Для сердца моего мучительны терзанья.

Скончайте, бедные, сей ваш безплодный стон;

Не оживит уже ничтожна праха он.

Чей прах? чей гроб? увы! Нарышкина не стало,

В ком сердце редкое так нежно трепетало,

Кто добродетели наполнен чувством был,

Кто всех любви искал, кого весь свет любил,

Кто в знатности своей тем паче отличался,

Что с каждым в обществе он равен быть старался,

Из дому дружества изгнал весь блеск пустой,

Нещастных утешал своим благотвореньем,

Соделав им свой дом покровом, утешеньем,

И больше нет его! отрады общей нет!

Чем может наградить сию потерю свет?

Он пышен, он велик, блистателен, приятен;

Но добродетаельми не так как блескам знатен.

Отец, нежнейший друг семейства своего,

Питался и дышал он щастием его;

И видя Божие на нем благословенье,

В сем полагал свое верьховно наслажденье,

Блаженная душа! и здесь ты зрела рай;

А там, а там. всего от Бога уповай:

Вздох каждый о тебе и кажда капля слезна

Достигнут до небес и до престола звездна,

На коем Царь веков, Отец существ седит;

Он, он тебя за все достойно наградит.

Так, нам жалка сия, жалка безценна трата,

Из мира вечного в сей мир уж нет возврата;

Умерим нашу скорбь, прервем стенящий глас;

Воззрим на чад его, семейство всеми чтимо:

Все то, что в обществ и редко и любимо,

Все то, чем в жизни сам почтен и славен был,

Он в память нам свою в сердцах их насадил:

Нрав милый, искренность, ко ближним состраданье,

Щедроту, правоту, любовь, благодеянье.

НАДГРОБИЕ,

Почтим слезой сей прах; весь свет тому свидетель,

Что муж сей обожал всем сердцем добродетель,

НАДГРОБИЕ ВАСИНЬКЕ.

Едва ты начал жить

Мое дитя любезно,

Как вдруг престал уже и быть,

Оставя по себе воспоминанье слезно.

Злой рок тебя постиг,

На жизнь твою озлился;

Из наших ты объятий вмиг

В объятия земли ужасной преселился,

В слезах, в тоске, в мученьи,

И все, кто мог тебя узнать,

В жестоком по тебе остались сокрушеньи,

Неумолима смерть

Тебя не пощадила,

Невинного алкала смерть,

Из тела милого дух нежный изтребила,

Безчувствен, хладен стал,

И глазки потемнели,

Цвет розы на лице увял,

И ручки сжалися, и губки почернели,

Теперь стал прах и тлен

Младенен сей прекрасный.

Нещастный!

Не давно начал цвесть, уже и умерщвлен,

Росою оживленна

Так гибнет травка под косой;

Так гаснет искра воспаленна,

Так изчезает все печальною чредой.

Не тем ласкали мы себе;

Твоим здоровьем утешаясь,

Мы всех надеялись на свете благ тебе,

Со вздохами, стенаньем

Теперь во гроб тебя несем;

С надгробным пеньем и лобзаньем

Бездушного земле на веки предаем.

Прохожий! зря сию могилку сокрушенно,

И зернушко сие во гробе заключенно,

Помысли, что наш век; не пища-ль смерти злой?

И что последует с тобой?

СКАЗКА

Нет.

Что нет бывает иногда

Гораздо лучше да,

В том всякой может быть уверен,

Чтоб это доказать,

Позвольше, я намерен

Вам сказочку сказать.

Проворную во всиом, весиолую красотку,

Да слишком был ревнив:

То правда, иногда бывал и справедлив;

Да жоны этова не очень возлюбляют,

И часто муженьков своих за то щуняют, -

Для нужд своих,

Не знаю я, каких,

Хоть не хотел с женой, с деревнею разстаться,

Ревнивой старичок стал в город собираться;

Однако не забыл сказать жене:

&nbs p;   "Пожалуй сделай милость мне,

"Не очень без меня с мужчинами водися,

"Поменьше будь с гостьми, в их речи не вяжися

"На их вопрос всегда давай сухой ответ,

"И иначе никак не отвечай, как нет.

"Как будешь поскромнее,

"Ты будешь мне милее.

"Тогда поверю я, что мужу ты верна,

"Пусть грубою тебя мужчины называют;

"А ты исполни мой совет:

"Пускай их вздор болтают;

А ты на их вопрос всегда ответствуй нет,

"То слыша, за тобой не станут волочиться. -

"Смотри же, светик мой, чтоб нам не побраниться,

"Не бойсь, не побранюсь, жена ему в ответ,

"И буду отвечать на их вопросы нет.

Муж тем доволен был, с женой своей простился,

И в город отлучился.

В отсутствии его, в весиолый летний день

Хозяюшка одна по рощице гуляла:

Приятный вид дерев, прохладная их тень

Частиохонько его из дому вызывала.

В средине рощи той,

Не знаю, кто такой

Пригоженькой собой

Дворянчик молодой

Куда ревнивой муж не давно отправлялся. -

Увидя женщину пригожую собой

Детинка холостой,

Довольный встречею такой

С колясочки спустился,

Учтиво, вежливо красотке поклонился?

И начал говорить:

Я вас осмелюся, сударыня, спросить:

Могу ли этою дорогой

Проехать в город я? - она ему в ответ:

Нет.

К чемуж такой ответ суровой, строгой?

Или противно вам, что я спросил вас? - нет.

Всио нет да нет! мне очень это дивно.

Так видно скучно вам со мною говорить? -

Нет. --- Вы изволите теперь одне ходить;

Я пара буду вам: вам это не противно? -

Нет. - Вы изволите смеяться надо мной!

Или не можете со мною изъясниться?

И вам здесь дать покой;

Прикажете ли? - Нет. -- Так вы со мной согласны

Чтоб я остался здесь? - как милы вы, прекрасны!

Ах! как доволен я! - пойдиомте же гулять.

За толь приятное со мною обхожденье

Позвольте ручку вас у вас поцеловать;

Вы не осердитесь? - нет. -- ваше снизхожденье,

Которого не стою я,

Приятно очень для меня! ...

Учтивостью такой вы сердце мне пленили....

Вы для моих всево милее глаз. . .

Когдаб вы и на то теперь согласны были,

Чтоб я поцеловал и вас,

Да вам покажется обидно;

Вы мне откажете, и мне то будет стыдно,

Не правда-ль? - нет. -- О! естьли это так,

Нет был щастливей да; всио дело тем скончал,

Что ей в знак верности молодчик перстень дал,

Потом простившися и в город поскакал.

Приехав, виделся с друзьями там своими;

А наконец межь ими

Нашол стариннова дружищу своево,

И не забыл уведомить ево,

Что в роще с ним произходило. -

Ктож этот был ево старинной друг?

Ревнивой старичок, нещастной тот супруг,

О коем сказано здесь прежде было.

По слову нет он тотчас всио узнал,

С досады, с ревности дрожал,

И уж не в силах был дослушать окончанья.

Постой, сказал ему, любезной друг!

Вся голова моя теперь вертится вкруг;

Я болен, мочи нет, простимся до свиданья.

Проклятью вечному жену и друга предал,

С печали, бешенства дни по три не обедал;

Но время кончило ево досаду, стон.

Чрез полгода опять он с другом повидался,

И как тогда уже в деревню собирался,

То вздумал и ево просить с собой:

И чтобы над женой

Всио зделать отомщенье,

Хотел соперника представить в обличенье.

Тот слово дал, и так в другой день по утру

В деревню поскакали

И путь свой окончали

Довольно поздо в вечеру.

Приехали домой и до обеда спали.

Как чаю напились, в гостинную пошли,

Хозяйку, водку там, накрытой стол нашли.

Хозяйку видя гость, со всем не догадался,

Что некогда он в роще с ней видался;

Да уж и времени едва-ль прошло не год;

Но прежде не бывал знаком с ево женою, -

Да вот

Уж малой водку подаиот

И всем подносит.

Хозяин просит,

Чтоб гость опять тот случай расказал,

Которой в городе ему не докончал.

Гость был учтив и стал расказывать сначала,

Межь тем хозяюшка не знала, что начать;

Искусненько ему тот перстень показала,

Что знаком верности должна была принять....

Он перстень свой узнал и вспомнил нет шастливой

Вдруг вспомнил и о ней,

Не кончив, замолчал; а муж ревнивой

Сказал жене своей:

Смотри чем кончится, а кончится прекрасно.--

Чтож замолчали вы? извольте продолжать. -

Лишь только стал у ней я руку целовать,

Лишь только было ей во страсти изъяснился,

Ан тут и пробудился. -

Как! разве это вы всио видели во сне? -

Такой уловкою всио дело он поправил,

От подозрения хозяина избавил;

А с нею прежнего знакомства не оставил.

Но я прошу других сему не подражать:

Что в шутку сказано, то пусть и будет шуткой;

А там заговорим другою мы погудкой.

Мое намеренье не вредным свету быть;

Но чтоб читателей моих повеселить.

В беседе кто то говорил,

Которой по свету бродил:

Какие в Турции прекрасные законы!

В каком там изобильи жоны!

Хоть сотню набери, лишь только пожелай.

Тут муж сказал жен: какое там раздолье!

Когдаб я жил в таком приволье,

Уж то то бы себя повеселил!

ты там дурной бы Турок был.

Эпиграмма скрипачу.

Орфей когда играл *

К вниманию древа и камни возбуждал,

Нас в камни претворяешь*

Рога.

В деревне с мужем жить наскучила жена.

С утра до вечера бывая на охоте,

Совсем не прилежал к домашней он работ.

Дни два, три в город пожить, повеселишься.

А муж тому и рад, не всио с женой возиться.

"Пожалуй не забудь, голубушка моя,

"Купи ты мне рога. - "Изволь, жена сказала;

"Об етом без тебя давно я помышляла.

Уехала и там довольно веселясь,

Старалась доставать их мужу каждый час:

Достала,

В деревню прискакала,

Но куплены они совсем не для зверей,

А в поругание плохих мужей.

Старый наездник хвастун.

Во компаньи

Разшутился стар козак,

Вспомнив младость удалую,

Про езду он верьховую

Кое что калякал так:

В молодецкие походы

Покатался я верьхом;

Не щадил покоя, силок,

И большой табун кобылок

И теперь хоть сединами

Старость лоб покрыла мой;

А с любыми молодцами

Потягался-б стариной,

Наше дело

Лошадионок объезжать,

Молодую подзадоришь,

А ленивую пришпорить,

Быв наездником великим,

Я умею их держать;

Давши шпоры самым дикимъ*

Их принужу завизжать.

И в седине

Не ударю в грязь лицом:

Я козак неугомонной,

Натяну свой кнут ремионной,

Так он хвастал, и старуха

Бывшая в компаньи тут,

Не пустила мимо уха

Шпоры и ремионной кнут;

Гой еси донской козак!

Про тебя уж я слыхала:

Не введи себя в снабзак.

У меня в моем заводе

Не донская по породе,

А не пустит скоро сесть,

Стать прекрасна, длинна грива,

Полна шея, нежна грудь;

Не даиот себя тронуть-

Вот уж время наступило

Познакомиться с седлом,

И попыток много было;

Оседлай еио, мой милой,

Размахнися, сядь верьхом,

И собравшись с прежней силой,

Проскачи на ней путиом.

Отучи брыкать ногой;

Пусть подоле, хорошенько

Попотеет под тобой-

Подавай еио скорее,

Будет, будет посмирнее!

И к заводу побежал.

Как красавица какая

Перед молодцом своим,

Показалась перед ним.

Мой казак еио узнает,

Треплет, гладит и седлает

И садится уж верьхом:

Завертелась, забрыкала:

Он хотел огреть кнутом;

Кнут согнулся тут кольцом:

Седока кобылка сшибла,

Кручина старого пахаря.

Прощай моя прекрасна нива!

Тебя мне больше не пахать;

Мой конь как кляча стал ленива,

Бывало вдруг полдесятины

Напашем, и пойдиом домой;

Теперь ударь хоть в три дубины,

С одной не сладим бороздой.

Не пашет ниву, а дериот;

Теперь. . . пословица ведиотся*

Ремня моѵала не пореиот.

Не разбирал я в прежни годы,

Какой бы ни была породы,

Орю, когда придиот мне блажь.

Есть твиордый кряжь, сухой и прочной,

Есть слабой, рыхлой, водяной;

Запляшет нива под тобой.

Нет нужды в том, что хворостиной,

Волчцом и тиорном заросла;

Пахал, не видел ни единой,

Теперь я стал уже разборчив,

Заросших пашней не терплю,

Не к летам прихотлив, приморчив,

Я нивы гладкия люблю:

Едва подиорнула по них. -

К чемуж разборчивость такая?

Пахать не в силах уж моих,

Младые пахари! взгляните

А вы, о нивы! покормите

Хоть травкой моево коня,

Утробы вашей не терзая,

Мы станем лишь глядеть на вас;

Так... нежиться в свободной час.