Послание к Н. И. Гнедичу.

Батюшков К. Н. Послание к Н. И. Гнедичу ("Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях...") // Батюшков К. Н. Полное собрание стихотворений. — М.; Л.: Сов. писатель, 1964. — С. 70—73.

ПОСЛАНИЕ К Н. И. ГНЕДИЧУ Что делаешь, мой друг, в полтавских ты степях           И что в стихах Украдкой от друзей на лире воспеваешь?       С Фингаловым певцом мечтаешь         Иль резвою рукой       Венок красавице сплетаешь?       Поешь мечты, любовь, покой,       Улыбку томныя Корины Иль страстный поцелуй шалуньи Зефирины?    Все, словом, прелести Цитерских уз — Они так дороги воспитаннику муз — Поешь теперь, а твой на Севере приятель, Веселий и любви своей летописатель, Терпенье и труды ведь любит Аполлон —       А друг твой славой не прельщался,       За бабочкой, смеясь, гонялся, Красавицам стихи любовные шептал И, глядя на людей — на пестрых кукл — мечтал: «Без скуки, без забот не лучше ль жить с друзьями,       Смеяться с ними и шутить,       Чем исполинскими шагами За славой побежать и в яму поскользить?»       Охоты, право, не имею       Чрез то я сделаться смешным       И умным, и глупцам, и злым, Иль, громку лиру взяв, пойти вослед Алкею, Надувшись пузырем, родить один лишь дым, Как Рифмин, закричать: «Ликуй, земля, со мною! Воспряньте, камни, лес! Зрю муз перед собою! Восторг! Лечу на Пинд!.. Простите, что упал:       Ведь я Пиндару подражал!» В покойном уголке тихонько притаясь,       Но с светом вовсе не простясь: Играя мыслями, я властвую духами.          Мы, право, не живем          На месте всё одном,          Но мыслями летаем;          То в Африку плывем, То на развалинах Пальмиры побываем, То трубку выкурим с султаном иль пашой, Или, пленяся вдруг султановой женой,       Фатимой томной, молодой,       Тотчас дарим его рогами; Смеемся муфтию, деремся с визирями, И после, убежав (кто в мыслях не колдун?), Увидим стройных нимф, услышим звуки струн, И где ж очутимся? На бале и в Париже! И так мечтанием бываем к счастью ближе,       А счастие лишь там живет,          Где нас, безумных, нет. Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,       Мечта всё в мире золотит,          И от печали злыя            Мечта нам щит. Ах, должно ль запретить и сердцу забываться, Поэтов променя на скучных мудрецов! Поэты не дают с фантазией расстаться, Мы с ними посреди Армидиных садов,          В прохладе рощ тенистых, Внимаем пению Орфеев голосистых. При шуме ветерков на розах нежных спим          И возле нимф вздыхаем,       С богами даже говорим,       А с мудрецами лишь болтаем, Браним несчастный мир да, рассердясь... зеваем. ..................... Так, сердце может лишь мечтою услаждаться!       Оно всё хочет оживить: Укрывшихся под ель, рукой времян согбенну;       Услышать барда песнь священну, С Мальвиною вздохнуть на берегу морском          О ратнике младом.       Всё сердцу в мире сем вещает.       И гроб безмолвен не бывает, И камень иногда пустынный говорит:            «Герой здесь спит!» Так, сердцем рождена, поэзия любезна, Как нектар сладостный, приятна и полезна.       Язык ее — язык богов; Им дивный говорил Омир, отец стихов. Язык сей у творца берет Протея виды. Иной поет любовь: любимец Афродиты, С свирелью тихою, с увенчанной главой,            Вкушает лишь покой,        Лишь радости одни встречает И розами стезю сей жизни устилает.                    Другой,              Являет дивный храм природы И всех чудес ее тьмочисленные роды:            Я зрю то мрачный ад, То счастия чертог, Армидин дивный сад; Когда же он дела героев прославляет            И битвы воспевает, Я слышу треск и гром, я слышу стон и крик...          Таков поэзии язык! Не много ли с тобой уж я заговорился? Я чересчур болтлив: я с Фебом подружился, А с ним ли бедному поэту сдобровать? Но, чтоб к концу привесть начатое маранье,          Хочу тебе сказать, Что пременить себя твой друг имел старанье, Увы, и не успел! Прими мое признанье! Никак я не могу одним доволен быть, И лучше розы мне на терны пременить, Чем розами всегда одними восхищаться.                 Что ветреный твой друг —          Поэт, любовник вдруг И через день потом философ с грозным тоном,       А больше дружен с Аполлоном,       Хоть и нейдет за славы громом,          Но пишет всё стихи,          Которы за грехи, Краснеяся, друзьям вполголоса читает       И первый сам от них зевает. Первая половина 1805

Примечания