Стихотворения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Веневитинов Д. В., год: 1827
Категория:Стихотворение

Д. В. Веневитинов

Стихотворения

Д. В. Веневитинов. Стихотворения. Проза.

Издание подготовили Е. А. Маймин, М. А. Чернышев

Серия "Литературные памятники"

М., "Наука", 1980

СОДЕРЖАНИЕ

<Предисловие>

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

К друзьям

Знамения перед смертью Цезаря (Отрывок из Виргилиевых "Георгик")

К друзьям на Новый год

Веточка

Первый отрывок из неоконченной поэмы

Второй отрывок из неоконченной поэмы

Песнь Кольмы

К С<карятину> при посылке ему водевиля

Сонет ("К тебе, о чистый дух, источник вдохновенья...")

Сонет ("Спокойно дни мои цвели в долине жизни...")

"Смерть Байрона"

Песнь грека

Любимый цвет (Посвящено С<офье> В<ладимировне> В<еневитиновой>)

К. И. Герке (При послании трагедии Вернера)

Послание к Р(ожали>ну ("Я молод, друг мой...")

ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ 1826

Поэт

Новгород (Посвящено к<няжне> А. И. Т<рубецкой>)

Моя молитва

Жизнь

Послание к Р<ожали>ну ("Оставь, о друг мой...")

Завещание

К моему перстню

Три розы

Три участи

Домовой

К Пушкину

К любителю музыки

Утешение

Жертвоприношение

К изображению Урании (В альбом)

На новый 1827 год

Италия

Элегия ("Волшебница! Как сладко пела ты...")

К моей богине

XXXV ("Я чувствую, во мне горит...")

Поэт и друг

Последние стихи

ОТДЕЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Переводы из Гете

Земная участь художника

Апофеоза художника

Отрывки из "Фауста"

I

Фауст и Вагнер (за городом)

II

Песнь Маргариты

III

Монолог Фауста (Ночь. Пещера.)

ДОПОЛНЕНИЯ

"В чалме, с свинцовкой за спиной..."

Освобождение скальда (Скандинавская повесть)

Евпраксия

Песнь первая

Стихи из водевиля

Четверостишие из водевиля "Неожиданный праздник"

Импровизация

Новгород (Посвящено к<няжне> А. И. Т<рубецкой>)

Кинжал

К любителю музыки

<Предисловие>

Издавая сочинения Дмитрия Веневитинова, столь рано похищенного смертию, мы думаем исполнить священный долг, которым обязаны его памяти и нашим соотечественникам, знавшим талант сего юного поэта из немногих напечатанных его произведений. В сем собрании предлагаем публике все, что он по себе оставил. Она конечно пожалеет, что подававший столь блестящие надежды не успел их исполнить; и скорбь истинных друзей его о преждевременной его кончине, верно, найдет неложное участие и во всех друзьях отечественной словесности.

Дмитрий Веневитинов не достигнул тех лет, когда человек может равно действовать всеми своими способностями; но он уже успел выразить свои отличительные качества. Читатели найдут в его сочинениях отпечаток прекрасной, высокой души. Верный признак истинного таланта есть та искренность, то непритворство, с которыми он предается своим внушениям и высказывает оные. Эта искренность не подлежит сомнению в произведениях Веневитинова: везде видны излияние свободного чувства, оригинальность дарования, и по ним отчасти можно разгадать его характер; ибо самая жизнь его, еще не успев раскрыться в сфере обыкновенной деятельности, была не что иное, как сцепление пиитических чувств и впечатлений. Все, что способно возбудить чувство высокое, занять сердце пылкое, но пламенеющее для одного изящного, все то проходило не вскользь по душе его; другие страсти были ему неизвестны, и следы прежних, даже младенческих порывов остались в нем неизгладимы. Оттого сохранил он до конца невинную простоту характера: друзьям его было знакомо доброе бескорыстие его сердца; им простодушно вверял он все его тайны, им открывался весь, каким знал себя.

Д. Веневитинов родился в Москве, 14 сентября 1805 года, и большую часть краткой своей жизни провел в сем городе. Он обучался дома. Рано обнаружились в нем необыкновенные способности к живописи и музыке; но занятия важнейшие не позволили ему предаться им совершенно. Прилежно изучив многие древние и новейшие языки, он с жадностью перечитывал творения классиков, и в часы свободные переводил в стихах отрывки, особенно его поражавшие. Жаль, что он не сохранил сих первых опытов своей юности, в которых уже видно было дарование. Чтение критических книг было также с ранних лет одним из любимых его занятий. Почувствовав со временем всю бедность суждений, основанных на одних частных наблюдениях, он ревностно стал изучать критиков немецких и с жар ом принялся за ту науку, которой цель есть познание нас самих и которая, стремясь все привести к единству, имеет ныне видимое влияние на все отрасли знаний. С тех пор предметом его размышлений было его собственное, внутреннее чувство. Поверять, распознавать его, было главным занятием его рассудка. Оттого, несмотря на веселость, даже на самозабвение, с которым он часто предавался минутному расположению духа, характер его был совершенно меланхолический; оттого и в произведениях его господствует более чувство, нежели фантазия. Но чувство сие было глубокое: все мгновенные порывы души старался он удержать навеки в самом себе, и в себе единственно искал ответа на все загадки жизни. Он сам выразил это в следующих стихах:

  Теперь гонись за жизнью дивной 
  И каждый миг в ней воскрешай, 
  На каждый звук ее призывной - 
  Отзывной песнью отвечай. 

Желание служить отечеству не только словом, но и делом, отторгло его от семейства, в кругу которого дотоле находил он истинное счастие. В конце 1826 года, он переселился в Петербург и ревностно стал заниматься службою по Министерству иностранных дел. - Но здоровье его было уже расстроено. Нет сомнения, что причиною преждевременной его смерти были частые, сильные потрясения пылкой, деятельной души его. Они расстроили его внутренний организм, и, наконец, сильная нервическая горячка пресекла в 8 дней юную жизнь его, не богатую случаями, но богатую чувствованиями. Он скончался 15 марта 1827 года, на 22 году от рождения. Скорбь друзей есть лучшая похвала его душевным качествам. Они вечно будут хранить в памяти отличительные черты его благородного сердца.- Предоставляем публике по сим немногим произведениям, большею частию отрывочным, судить об его возраставшем таланте.

1827 года

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

К ДРУЗЬЯМ

  Пусть искатель гордой славы 
   
  Пусть летит он в бой кровавый 
4 За толпой богатырей! 
  Но надменными венцами 
  Не прельщен певец лесов: 
  Я счастлив и без венцов, 
8 С лирой, с верными друзьями. 
  Пусть богатства страсть терзает 
  Алчущих рабов своих! 
  Пусть их златом осыпает, 
12 Пусть они из стран чужих 
  С нагруженными судами 
  Волны ярые дробят: 
  Я без золота богат 
16 С лирой, с верными друзьями. 
   
  Пусть веселий рой шумящий 
  За собой толпы влечет! 
  Пусть на их алтарь блестящий 
20 Каждый жертву понесет! 
  Не стремлюсь за их толпами - 
   
  Весел участью своей 
24 С лирой, с верными друзьями. 

ЗНАМЕНИЯ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ЦЕЗАРЯ

(Отрывок из Виргилиевых "Георгик")

  О Феб! тебя ль дерзнем обманчивым назвать? 
  Не твой ли быстрый взор умеет проникать 
  До глубины сердец, где возникают мщенья 
4 И злобы бурные, но тайные волненья? 
  По смерти Цезаря ты с Римом скорбь делил, 
  Кровавым облаком чело твое покрыл; 
  Ты отвратил от нас разгневанные очи, 
8 И мир, преступный мир, страшился вечной ночи. 
  Но все грозило нам - и рев морских валов, 
  И вранов томный клик, и лай ужасный псов. 
  Колькраты зрели мы, как Этны горн кремнистой 
12 Расплавленны скалы вращал рекой огнистой 
  И пламя клубами на поле изрыгал. 
  Германец трепетный на небеса взирал; 
  Со треском облака сражались с облаками, 
16  
  Священный лес стенал; во мгле густой ночей 
  Скитался бледный сонм мелькающих теней. 
  Медь потом залилась (чудесный знак печали!), 
20 На мраморах богов мы слезы примечали. 
  Земля отверзлася, Тибр устремился вспять, 
  И звери, к ужасу, могли слова вещать; 
  Разлитый Эридан кипящими волнами 
24 Увлек дремучий лес и пастырей с стадами; 
  Во внутренности жертв священный взор жрецов 
  Читал лишь бедствия и грозный гнев богов; 
  В кровавые струи потоки обращались; 
28 Волки, ревущие средь стогн, во мгле скитались; 
  Мы зрели в ясный день и молнию, и гром, 
  И страшную звезду с пылающим хвостом. 
  И так вторицею орлы дрались с орлами. 
32 В полях Филипповых под теми ж знаменами 
  Родные меж собой сражались вновь полки, 
  И в битве падал брат от братниной руки. 
  Двукраты рок велел, чтоб римские дружины 
36  
  Быть может, некогда в обширных сих полях, 
  Где наших воинов лежит бездушный прах, 
  Спокойный селянин тяжелой бороною 
40 Ударит в шлем пустой - и трепетной рукою 
  Поднимет ржавый щит, затупленный булат, - 
  И кости под его стопами загремят. 

К ДРУЗЬЯМ НА НОВЫЙ ГОД

  Друзья! настал и новый год! 
  Забудьте старые печали, 
  И скорби дни, и дни забот, 
4 И все, чем радость убивали; 
  Но не забудьте ясных дней, 
  Забав, веселий легкокрылых, 
  Златых часов, для сердца милых, 
8 И старых, искренних друзей. 
  Живите новым в новый год, 
  Покиньте старые мечтанья 
  И все, что счастья не дает, 
12 А лишь одни родит желанья! 
   
  Любите муз и песен сладость, 
  Любите шутки, игры, радость 
16 И старых, искренних друзей. 
   
  Друзья! встречайте новый год 
  В кругу родных, среди свободы: 
  Пусть он для вас, друзья, течет, 
20 Как детства счастливые годы. 
  Но средь Петропольских затей 
  Не забывайте звуков лирных, 
  Занятий сладостных и мирных, 
24 И старых, искренних друзей. 

ВЕТОЧКА

  В бесценный час уединенья, 
  Когда пустынною тропой 
  С живым восторгом упоенья 
  Ты бродишь с милою мечтой 
5 В тени дубравы молчаливой, - 
  Видал ли ты, как ветр игривой 
  Младую веточку сорвет? 
   
  Она виется, упадая 
10 На зеркало ручейных вод, 
  И, новый житель влаги чистой, 
  С потоком плыть принуждена, 
  То над струею серебристой 
  Спокойно носится она, 
15 То вдруг пред взором исчезает 
  И кроется на дне ручья; 
  Плывет - все новое встречает, 
  Все незнакомые края: 
  Усеян нежными цветами 
20 Здесь улыбающийся брег, 
  А там пустыни, вечный снег 
  Иль горы с грозными скалами. 
  Так далей веточка плывет 
  И путь неверный свой свершает, 
25 Пока она не утопает 
  В пучине беспредельных вод. 
  Вот наша жизнь! - так к верной цеди 
   
  Поток нас всех от колыбели 
30 Влечет до двери гробовой. 

ПЕРВЫЙ ОТРЫВОК

ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ

  Шуми, Осетр! Твой брег украшен 
  Делами славной старины; 
  Ты роешь камни мшистых башен 
  И древней твердыя стены, 
5 Обросшей давнею травою. 
  Но кто над светлою рекою 
  Разбросил груды кирпичей, 
  Остатки древних укреплений, 
  Развалины минувших дней? 
10 Иль для грядущих поколений 
  Как памятник стоят оне 
  Воинских, громких приключений? 
  Так, - брань пылала в сей стране; 
  Но бранных нет уже: могила 
15 Могучих с слабыми сравнила. 
   
  Прошло победы ликованье, 
  Умолкнул побежденных стон; 
  Одно лишь темное преданье 
20 Вещает о делах веков 
  И веет вкруг немых гробов. 
   
  Взгляни, как повое светило, 
  Грозя пылающим хвостом, 
  Поля рязански озарило 
25 Зловещим пурпурным лучом. 
  Небесный свод от метеора 
  Багровым заревом горит. 
  Толпа средь княжеского двора 
  Растет, теснится и шумит; 
30 Младые старцев окружают 
  И жадно ловят их слова: 
  Несется разная молва. 
  Из них иные предвещают 
  Войну кровавую иль глад; 
35 Другие даже говорят, 
   
  Раздастся звук трубы священной 
  И с пламенным мечом в руках 
  Промчится ангел истребленья. 
40 На лицах суеверный страх, 
  И с хладным трепетом смятенья 
  Власы поднялись на челах. 

ВТОРОЙ ОТРЫВОК

ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ

  Средь терема, в покое темном, 
  Под сводом мрачным и огромным, 
  Где тускло, меж столбов, мелькал 
  Светильник бледный, одинокий, 
5 И слабым светом озарял 
  И лики стен, и свод высокий 
  С изображеньями святых, - 
  Князь Федор, окружен толпою 
  Бояр и братьев молодых. 
10 Но нет веселия меж них: 
  В борьбе с тревогою немою, 
   
  На длань склонился юный князь, 
  И на челе его прекрасном 
15 Блуждали мысли, как весной 
  Блуждают тучи в небе ясном. 
  За часом длился час, другой; 
  Князья, бояре все молчали - 
  Лишь чаши звонкие стучали 
20 И в них шипел кипящий мед. 
  Но мед, сердец славянских радость, 
  Душа пиров и враг забот, 
  Для князя потерял всю сладость, 
  И Федор без отрады пьет. 
25 В нем сердце к радости остыло: 
  . . . . . . . . . . . . . . . 
  Ты улетел, восторг счастливый, 
  И вы, прелестные мечты, 
  Весенней жизни красоты, 
  Ах! вы увяли, как средь нивы 
30 На миг блеснувшие цветы! 
   
  Младое сердце он отдал? 
  Давно ли он с супругой милой 
  Одну лишь радость в жизни знал? 
35 Бывало, братья удалые 
  Сбирались шумною толпой: 
  Меж них младая Евпраксия 
  Была веселости душой, 
  И час вечернего досуга 
40 В беседе дружеского круга, 
  Как чистый, быстрый миг, летел. 

ПЕСНЬ КОЛЬМЫ

  Ужасна ночь, а я одна 
  Здесь на вершине одинокой. 
  Вокруг меня стихий война. 
  В ущелиях горы высокой 
5 Я слышу ветров свист глухой. 
  Здесь по скалам с горы крутой 
  Стремится вниз поток ревучий, 
  Ужасно над моей главой 
   
10 Куда бежать? где милый мой? 
  Увы, под бурею ночною 
  Я без убежища, одна! 
  Блесни на высоте, луна, 
  Восстань, явися над горою! 
15 Быть может, благодатный свет 
  Меня к Сальгару приведет. 
  Он, верно, ловлей изнуренный, 
  Своими псами окруженный, 
  В дубраве иль в степи глухой, 
20 Сложивши с плеч свой лук могучий, 
  С опущенною тетивой, 
  И, презирая гром и тучи, 
  Ему знакомый бури вой, 
  Лежит на мураве сырой. 
25 Иль ждет он на горе пустынной, 
  Доколе не наступит день 
  И не рассеет ночи длинной. 
  Ужасней гром; ужасней тень; 
   
30 Сильнее волн седых плесканье! 
  И гласа не слыхать! 
  О верный друг! Сальгар мой милый, 
  Где ты? ах, долго ль мне унылой 
  Среди пустыни сей страдать? 
35 Вот дуб, поток, о брег дробимый, 
  Где ты клялся до ночи быть! 
  И для тебя мой кров родимый 
  И брат любезный мной забыт. 
  Семейства наши знают мщенье, 
40 Они враги между собой: 
  Мы не враги, Сальгар, с тобой. 
  Умолкни, ветр, хоть на мгновенье! 
  Остановись, поток седой! 
  Быть может, что любовник мой 
45 Услышит голос, им любимый! 
  Сальгар! здесь Кольма ждет; 
  Здесь дуб, поток, о брег дробимый; 
  Здесь все: лишь милого здесь нет. 

<КАРЯТИНУ>

при посылке ему водевиля

    Не плод высоких вдохновений 
  Певец и друг тебе приносит в дар; 
    Не Пиэрид небесный жар, 
    Не пламенный восторг, не гений 
5   Моей душою обладал: 
  Нестройной песнею моя звучала лира, 
    И я в безумье променял 
    Улыбку муз на смех сатира. 
  Но ты простишь мне грех безвинный мой; 
10   Ты сам, прекрасного искатель, 
    Искусств счастливый обожатель, 
  Нередко для проказ забыв восторг живой, 
    Кидая кисть - орудье дарованья, 
    Пред музами грешил наедине 
15   И смелым углем на стене 
  Чертил фантазии игривые созданья. 
    Воображенье без оков, 
    Оно, как бабочка, игриво: 
     
20   Порхать в кругу земных цветов, 
    То к радуге, к цветам небесным мчится. 
    Не думай, чтоб во мне погас 
  К высоким песням жар! Нет, он в душе таится, 
  Его пробудит вновь поэта мощный глас, 
25   И смелый ученик Байрона, 
  Я устремлюсь на крылиях мечты 
  К волшебной стороне, где лебедь Альбиона 
    Срывал забытые цветы. 
  Пусть это сон! меня он утешает, 
30   И я не буду унывать, 
    Пока судьба мне позволяет 
    Восторг с друзьями разделять. 
    О друг! мы разными стезями 
    Пройдем определенный путь: 
35 Ты избрал поприще, покрытое трудами, 
  Я захотел зараней отдохнуть; 
    Под мирной сению оливы 
  Я избрал свой приют; но жребий мой счастливый 
     
40   У скромной тишины на лоне 
  Прокрадется безвестно жизнь моя, 
  Как тихая вода пустынного ручья. 
    Ты бодрый дух обрек Беллоне, 
    И, доблесть сильных возлюбя, 
45 Обрек свой меч кумиру громкой славы. - 
  Иди! - Но стана шум, воинския забавы, 
    Все будет чуждо для тебя, 
    Как сна нежданные виденья, 
    Как мира нового явленья. 
50   Быть может, на брегу Днепра, 
  Когда в тени подвижного шатра 
  Твои товарищи, драгуны удалые, 
    Кипя отвагой боевой, 
  Сберутся вкруг тебя шумящею толпой, 
55 И громко зазвучат бокалы круговые, - 
  Жалея мыслию о прежней тишине, 
  Ты вспомнишь о друзьях, ты вспомнишь обо мое; 
    Чуждаясь новых сих веселий, 
     
60 Иль взор нечаянно остановив на нем, 
  Промолвишь про себя: мы некогда умели 
  Шалить с пристойностью, проказничать с умом. 

СОНЕТ

  К тебе, о чистый дух, источник вдохновенья, 
  На крылиях любви несется мысль моя: 
  Она затеряна в юдоли заточенья, 
4 И все зовет ее в небесные края. 
  Но ты облек себя в завесу тайны вечной: 
  Напрасно силится мой дух к тебе парить. 
  Тебя читаю я во глубине сердечной, 
8 И мне осталося надеяться, любить. 
   
  Греми надеждою, греми любовью, лира! 
  В преддверьи вечности греми его хвалой! 
11 И если б рухнул мир, затмился свет эфира 
   
  И хаос задавил природу пустотой, - 
  Греми! Пусть сетуют среди развалин мира 
14 Любовь с надеждою и верою святой! 

СОНЕТ

  Спокойно дни мои цвели в долине жизни; 
  Меня лелеяли веселие с мечтой; 
   
4 Он привлекал меня знакомой красотой. 
  Но рано пламень чувств, душевные порывы 
  Волшебной силою разрушили меня: 
  Я жизни сладостной теряю луч счастливый, 
8 Лишь вспоминание от прежнего храня. 
   
  О муза! я познал твое очарованье! 
  Я видел молний блеск, свирепость ярых волн; 
11 Я слышал треск громов и бурей завыванье: 
   
  Но что сравнить с певцом, когда он страсти полн? 
  Прости! питомец твой тобою погибает, 
14 И, погибающий, тебя благословляет. 

ЧЕТЫРЕ ОТРЫВКА

ИЗ НЕОКОНЧЕННОГО ПРОЛОГА

"СМЕРТЬ БАЙРОНА" {*}

{* План сего пролога неизвестен.}

I

Байрон

  К тебе стремился я, страна очарований! 
  Ты в блеске снилась мне, и ясный образ твой, 
    В волшебные часы мечтаний, 
   
5 Ты обещала мне отдать восторг целебной, 
  Насытить жадный дух добычею веков, - 
    И стройный хор твоих певцов, 
    Гремя гармонией волшебной, 
  Мне издали манил с полуденных брегов. 
10 Здесь думал я поднять таинственный покров 
    С чела таинственной природы, 
    Узнать вблизи сокрытые черты 
    И в океане красоты 
  Забыть обман любви, забыть обман свободы.

II

Вождь греков

15 Сын севера! Взгляни на волны: 
  Их вражий покрыли корабли, 
  Но час пройдет - и наши чолны 
  Им смерть навстречу понесли! 
  Они еще сокрыты за скалою, 
20 Но скоро вылетят на произвол валов. 
  Сын севера! готовься к бою. 

Байрон

 

Вождь

  Да! Смерть сладка, когда цвет жизни 
  Приносишь в дань своей отчизне. 
25 Я сам не раз ее встречал 
  Средь нашей доблестной дружины, 
  И зыбкости морской пучины 
  Надежду, жизнь и все вверял. 
  Я помню славный берег Хио - 
30 Он в памяти и у врагов. 
  Средь верной пристани ночуя, 
  Спокойные магометане 
  Не думали о шуме браней. 
  Покой лелеял их беспечность. 
35 Но мы, мы греки, не боимся 
  Тревожить сон своих врагов: 
  Летим на десяти ладьях; 
  Взвилися молньи роковые, 
  И вмиг зажглись валы морские. 
40 Громады кораблей взлетели, - 
  И все затихло в бездне вод. 
   
  Лишь опустелый океан, 
  Где изредка обломок судна 
45 К зеленым несся берегам 
  Иль труп холодный, и с чалмою 
  Качался тихо над волною. 

III

Хор

  Валы Архипелага 
  Кипят под злой ватагой; 
50 Друзья! на кораблях 
  Вдали чалмы мелькают, 
  И месяцы сверкают 
  На белых парусах. 
  Плывут рабы султана, 
55 Но заповедь Корана 
  Им не залог побед. 
  Пусть их несет отвага! 
  Сыны Архипелага 
  Им смерть пошлют вослед. 

IV

Хор

60 Орел! Какой Перун враждебной 
  Полет твой смелый прекратил? 
   
  Тебя созвал во тьму могил? 
  О Эвр! вей вестию печальной! 
65 Реви уныло, бурный вал! 
  Пусть Альбиона берег дальной, 
  Трепеща, слышит, что он пал. 
  Стекайтесь, племена Эллады, 
  Сыны свободы и побед! 
70 Пусть вместо лавров и награды 
  Над гробом грянет наш обет: 
  Сражаться с пламенной душою 
  За счастье Греции, за месть, 
  И в жертву падшему герою 
75 Луну поблекшую принесть! 

ПЕСНЬ ГРЕКА

  Под небом Аттики богатой 
  Цвела счастливая семья. 
  Как мой отец, простой оратай, 
  За плугом пел свободу я. 
5 Но турок злые ополченья 
   
  Погибла мать, отец убит, 
  Со мной спаслась сестра младая, 
  Я с нею скрылся, повторяя: 
10 За все мой меч вам отомстит. 
  Не лил я слез в жестоком горе, 
  Но грудь стеснило и свело; 
  Наш легкий чолн помчал нас в море, 
  Пылало бедное село, 
15 И дым столбом чернел над валом. 
  Сестра рыдала, - покрывалом 
  Печальный взор полузакрыт; 
  Но, слыша тихое моленье, 
  Я припевал ей в утешенье: 
20 За все мой меч вам отомстит. 
  Плывем и при луне сребристой 
  Мы видим крепость над скалой. 
  Вверху, как тень, на башне мшистой 
  Шагал турецкой часовой; 
25 Чалма склонилася к пищали - 
   
  И вот - в руках моих лежит 
  Без жизни дева молодая. 
  Я обнял тело, повторяя: 
30 За все мой меч вам отомстит. 
  Восток румянился зарею, 
  Пристала к берегу ладья, 
  И над шумящею волною 
  Сестре могилу вырыл я. 
35 Не мрамор с надписью унылой 
  Скрывает тело девы милой, - 
  Нет, под скалою труп зарыт; 
  Но на скале сей неизменной 
  Я начертал обет священной: 
40 За все мой меч вам отомстит. 
  С тех пор меня магометане 
  Узнали в стычке боевой, 
  С тех пор, как часто в шуме браней 
  Обет я повторяю свой! 
45 Отчизны гибель, смерть прекрасной, 
   
  И всякий раз, как меч блестит 
  И падает глава с чалмою, 
  Я говорю с улыбкой злою: 
50 За все мой меч вам отомстит. 

ЛЮБИМЫЙ ЦВЕТ

(Посвящено С<офье> В<ладимировне>

В<еневитиновой>)

  На небе все цветы прекрасны, 
  Все мило светят над землей, 
  Все дышат горней красотой. 
4 Люблю я цвет лазури ясный: 
  Он часто томностью пленял 
  Мои задумчивые вежды 
  И в сердце робкое вливал 
8 Отрадный луч благой надежды; 
  Люблю, люблю я цвет лупы, 
  Когда она в полях эфира 
  С дарами сладостного мира 
12 Плывет как ангел тишины; 
   
  Но из цветов любимый мой 
  Есть цвет денницы молодой: 
16 В сем цвете, как в одежде брачной, 
  Сияет утром небосклон; 
  Он цвет невинности счастливой, 
  Он чист, как девы взор стыдливой, 
20 И ясен, как младенца сон. 
  Когда и страх и рой веселий -
  Все было чуждо для тебя 
  В пределах тесной колыбели; 
24 Посланник неба, возлюбя 
  Младенца милую беспечность, 
  Тебя лелеял в тишине; 
  Ты почивала, но во сне, 
28 Душой разгадывая вечность, 
  Встречала ясную мечту 
  Улыбкой милою, прелестной... 
  Что сорвало улыбку ту, 
32 Что зрела ты - мне неизвестно; 
   
  Взмахнул таинственным крылом, - 
  И тень ночная пробежала, 
36 На небосклоне заиграла 
  Денница пурпурным огнем, 
  И луч румяного рассвета 
  Твои ланиты озарил. 
40 С тех пор он вдвое стал мне мил, 
  Сей луч румяного рассвета. 
  Храни его... не даром он 
  На девственных щеках возжен; 
44 Не отблеск красоты напрасной, 
  Нет! он печать минуты ясной, 
  Залог он тайный, неземной. 
  На небе все цветы прекрасны, 
48 Все дышат горней красотой; 
  Но меж цветов есть цвет святой 
  То цвет денницы молодой. 

К. И. ГЕРКЕ

(При послании трагедии Вернера)

   
  Когда, свободный от трудов, 
  Ты сердцем жаждешь вдохновенья, 
4 Гармоньи сладостной стихов, 
   
  Читай, мечтай - пусть пред тобою 
  Завеса времени падет, 
  И ясной длинной чередою 
8 Промчится ряд минувших лет! 
   
  Взгляни! - уже могучий гений 
  Расторгнул хладный мрак могил; 
  Уже, собрав героев тени, 
12 Тебя их сонмом окружил - 
   
  Узнай печать небесной силы 
  На побледневших их челах. 
  Ее не сгладил прах могилы, 
16 И тот же пламень в их очах... 
   
  Но ты во храме. Вкруг гробницы, 
  Где милое дитя лежит, 
  Поют печальные девицы - 
20 И к небу стройный плач летит: 
   
  "Зачем она, как майский цвет, 
  На миг блеснувший красотою, 
  Оставила так рано свет 
24 И радость унесла с собою!" 
   
  Ты слушаешь - и слезы пали 
  На лист с пылающих ланит, 
  И чувство тихое печали 
28 Невольно сердце шевелит. - 
   
  Блажен, блажен, кто в полдень жизни 
  И на закате ясных лет, 
  Как в недрах радостной отчизны, 
32 Еще в фантазии живет. 
   
  Кому небесное - родное, 
  Кто сочетает с сединой 
  Воображенье молодое 
36 И разум с пламенной душой. 
   
  В волшебной чаше наслажденья 
  Он дна пустого не найдет 
  И вскликнет, в чувствах упоенья: 
40 "Прекрасному пределов нет!" 

<ОЖАЛИНУ>

  Я молод, друг мой, в цвете лет, 
  Но я изведал жизни море, 
  И для меня уж тайны нет 
4 Ни в пылкой радости, ни в горе. 
  Я долго тешился мечтой, 
  Звездам небесным слепо верил, 
  И океан безбрежный мерил 
8 Своею утлою ладьей. 
  С надменной радостью, бывало, 
  Глядел я, как мой смелый чолн 
  Печатал след свой в бездне волн. 
12 Меня пучина не пугала: 
  "Чего страшиться? - думал я, - 
  Бывало ль зеркало так ясно 
  Как зыбь морей?" - Так думал я, 
16 И гордо плыл, забыв края. 
  И что ж скрывалось под волною? 
  О камень грянул я ладьею, 
  И вдребезги моя ладья! 
20  
  Я проклял жребий и мечты... 
  Но издали манил мне ты, 
  Как брег призывный улыбался, 
24 Тебя с восторгом я обнял, 
  Поверил снова наслажденьям, 
  И с хладной жизнью сочетал 
  Души горячей сновиденья. 

ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ

1826[-1827]

ПОЭТ

  Тебе знаком ли сын богов, 
  Любимец муз и вдохновенья? 
  Узнал ли б меж земных сынов 
4 Ты речь его, его движенья? - 
  Не вспыльчив он, и строгий ум 
  Не блещет в шумном разговоре, 
  Но ясный луч высоких дум 
8 Невольно светит в ясном взоре. 
  Пусть вкруг него, в чаду утех, 
  Бунтует ветреная младость, - 
   
12 И необузданная радость: 
  Все чуждо, дико для него, 
  На все безмолвно он взирает, 
  Лишь что-то редко с уст его 
16 Улыбку беглую срывает. 
  Его богиня - простота, 
  И тихий гений размышленья 
  Ему поставил от рожденья 
20 Печать молчанья на уста. 
  Его мечты, его желанья, 
  Его боязни, ожиданья - 
  Все тайна в нем, все в нем молчит: 
24 В душе заботливо хранит 
  Он неразгаданные чувства. 
  Когда ж внезапно что-нибудь 
  Взволнует огненную грудь, - 
28 Душа, без страха, без искусства. 
  Готова вылиться в речах 
  И блещет в пламенных очах. 
   
32 К земле он опускает взор, 
  Как будто б слышал он укор 
  За невозвратные порывы. 
  О, если встретишь ты его 
36 С раздумьем на челе суровом, - 
  Пройди без шума близ него, 
  Не нарушай холодным словом 
  Его священных, тихих снов! 
40 Взгляни с слезой благоговенья 
  И молви: это сын богов, 
  Питомец муз и вдохновенья! 

НОВГОРОД

(Посвящено к<няжне> А. И. Т<рубецкой>)

  "Валяй, ямщик, да говори, 
  Далеко ль Новград?" - "Недалеко, 
  Версты четыре или три. 
  Вот видишь что-то там высоко, 
5 Как черный лес издалека..." 
  "Ну, вижу; это облака". 
  "Нет! Это Новградские кровли". 
  Ты ль предо мной, о древний град 
  Довольства, славы и торговли! 
10 Как живо сердцу говорят 
  Холмы рассеянных обломков! 
  Не смолкли в них твои дела, 
  И слава предков перешла 
  В уста правдивые потомков. 
   
15 "Ну, тройка, духом донесла!" 
  "Потише. Где собор Софийской?" 
  "Собор отсюда, барин, близко. 
  Вот улица, да влево две, 
  А там найдешь хоть сам собою, 
20 И крест на голубой главе 
  Уж будет прямо пред тобою". 
   
  Везде былого свежий след. 
  Века прошли... но их полет 
  Промчался здесь, не разрушая. 
25 "Ямщик! Где площадь вечевая?" 
  "Прозванья этого здесь нет..." 
   
  "Как нет?" - "А площадь недалеко: 
  За этой улицей широкой... 
  Вот площадь. Видишь шесть столбов; 
30 По сказкам наших стариков, 
  На сих столбах висел когда-то 
  Огромный колокол, но он 
  Давно отсюда увезен". 
   
  "Где Волхов?" - "Он перед тобой 
35 Течет под этою горой..." 
  Все так же он волною шумной, 
  Играя, весело бежит. 
  Он о минувшем не грустит. 
   
  Так все здесь близко, как и прежде. 
40 Теперь ты сам ответствуй мне, 
  О Новград! в вековой одежде 
  Ты предо мной, как в седине, 
  Бессмертных витязей ровесник. 
  Твой прах гласит, как бдящий вестник, 
45 О непробудной старине. 
  Ответствуй, город величавый: 
   
  Когда твой голос, бич князей 
  Звучит здесь медью в бурном вече, 
50 К суду или к кровавой сече 
  Сзывал послушных сыновей; 
  Когда твой меч, гроза соседа, 
  Карал Ливонию и шведа, 
  И эта гордая волна 
55 Носила дань войны жестокой? 
  Скажи, где эти времена? - 
  Они далеко, ах, далеко! 

МОЯ МОЛИТВА

  Души невидимый хранитель! 
  Услышь моление мое: 
  Благослови мою обитель 
4 И стражем стань у врат ее, 
  Да через мой порог смиренный 
  Не прешагнет, как тать ночной, 
  Ни обольститель ухищренный, 
8 Ни лень с убитою душой, 
   
  Ни ложный друг с коварством скрытым. 
  Всегда надежною броней 
12 Пусть будет грудь моя одета, 
  Да не сразит меня стрелой 
  Измена мстительного света. 
  Не отдавай души моей 
16 На жертву суетным желаньям, 
  Но воспитай спокойно в ней 
  Огонь возвышенных страстей. 
  Уста мои сомкни молчаньем, 
20 Все чувства тайной осени; 
  Да взор холодный их не встретит, 
  И луч тщеславья не просветит 
  На незамеченные дни. 
24 Но в душу влей покоя сладость, 
  Посей надежды семена 
  И отжени от сердца радость: 
  Она - неверная жена. 

ЖИЗНЬ

  Сначала жизнь пленяет нас: 
   
  И, как заманчивым рассказ, 
  Наш ум причудливый лелеет. 
5 Кой-что страшит издалека, - 
  Но в этом страхе наслажденье: 
  Он веселит воображенье, 
  Как о волшебном приключенье 
  Ночная повесть старика. 
10 Но кончится обман игривой! 
  Мы привыкаем к чудесам. 
  Потом - на все глядим лениво, 
  Потом - и жизнь постыла нам: 
  Ее загадка и завязка 
15 Уже длинна, стара, скучна, 
  Как пересказанная сказка 
  Усталому пред часом сна. 

ПОСЛАНИЕ К Р<ОЖАЛИ>НУ

  Оставь, о друг мой, ропот твой, 
  Смири преступные волненья: 
  Не ищет вчуже утешенья 
   
5 Не верь, чтоб люди разгоняли 
  Сердец возвышенных печали. 
  Скупая дружба их дарит 
  Пустые ласки, а не счастье; 
  Гордись, что ими ты забыт, - 
10 Их равнодушное бесстрастье 
  Тебе да будет похвалой. 
  Заре не улыбался камень; 
  Так и сердец небесный пламень 
  Толпе бездушной и пустой 
15 Всегда был тайной непонятной. 
  Встречай ее с душой булатной 
  И не страшись от слабых рук 
  Ни сильных ран, ни тяжких мук. 
  О, если б мог ты быстрым взором 
20 Мой новый жребий пробежать, 
  Ты перестал бы искушать 
  Судьбу неправедным укором. 
  Когда б ты видел этот мир, 
   
25 Где чувство стынет, ум окован 
  И где тщеславие - кумир; 
  Когда 6 в пустыне многолюдной 
  Ты не нашел души одной, - 
  Поверь, ты б навсегда, друг мой, 
30 Забыл свой ропот безрассудной. 
  Как часто в пламени речей, 
  Носяся мыслью средь друзей, 
  Мечте обманчивой, послушной, 
  Давал я руку простодушно - 
35 Никто не жал руки моей. 
  Здесь лаской жаркого привета 
  Душа младая не согрета, 
  Не нахожу я здесь в очах 
  Огня, возженного в них чувством, 
40 И слово, сжатое искусством. 
  Невольно мрет в моих устах. 
  О, если бы могли моленья 
  Достигнуть до небес скупых, 
   
45 Я б прежних дней просил у них: 
  Отдайте мне друзей моих; 
  Отдайте пламень их объятий, 
  Их тихий, но горячий взор, 
  Язык безмолвных рукожатий 
50 И вдохновенный разговор. 
  Отдайте сладостные звуки: 
  Они мне счастия поруки, - 
  Так тихо веяли они 
  Огнем любви в душе невежды 
55 И светлой радугой надежды 
  Мои расписывали дни. 
  Но нет! не все мне изменило: 
  Еще один мне верен друг, 
  Один он для души унылой 
60 Друзей здесь заменяет круг. 
  Его беседы и уроки 
  Ловлю вниманьем жадным я: 
  Они и ясны и глубоки, 
   
65 В его фантазии богатой 
  Я полной жизнию ожил 
  И ранний опыт не купил 
  Восторгов раннею утратой. 
  Он сам не жертвует страстям, 
70 Он сам не верит их мечтам; 
  Но, как создания свидетель, 
  Он развернул всей жизни ткань. 
  Ему порок и добродетель 
  Равно несут покорно дань, 
75 Как гордому владыке мира: 
  Мой друг, узнал ли ты Шекспира? 

ЗАВЕЩАНИЕ

  Вот глас последнего страданья! 
  Внимайте: воля мертвеца 
  Страшна, как голос прорицанья. 
  Внимайте: чтоб сего кольца 
5 С руки холодной не снимали; - 
  Пусть с ним умрут мои печали 
   
  Друзьям - привет и утешенье! 
  Восторгов лучшие мгновенья 
10 Мной были им посвящены. 
  Внимай и ты, моя богиня! 
  Теперь души твоей святыня 
  Мне и доступней и ясней - 
  Во мне умолкнул глас страной, 
15 Любви волшебство позабыт, 
  Исчезла радужная мгла, 
  И то, что раем ты звала, 
  Передо мной теперь открыто. 
  Приближься! вот могилы ширь, 
20 И все позволено теперь - 
  Я не боюсь суждений света. 
  Теперь могу тебя обнять 
  Теперь могу тебя лобзать. 
  Как с первой радостью привета 
25 В раю лик ангелов святых 
  Устами чистыми лобзали, 
   
  За гробом сумрачным встречали... 
  Но эту речь ты позабудь - 
30 В ней тайный ропот исступленья: 
  Зачем холодные сомненья 
  Я вылил в пламенную грудь? 
  К тебе одно, одно моленье! - 
  Не забывай... прочь уверенья! 
35 Клянись... Ты веришь, милый друг, 
  Что за могильным сим пределом 
  Душа моя простится с телом 
  И будет жить, как вечный дух, 
  Без образов, без тьмы и света, 
40 Одним нетлением одета. 
  Сей дух, как вечно бдящий взор, 
  Твой будет спутник неотступной, 
  И если памятью преступной 
  Ты изменишь... Беда! с тех пор 
45 Я тайно облекусь в укор; 
  К душе прилипну вероломной, 
   
  И будет сердцу грустно, томно, 
  А я, как червь, не отпаду. 

К МОЕМУ ПЕРСТНЮ

  Ты был отрыт в могиле пыльной, 
  Любви глашатай вековой, 
  И снова пыли ты могильной 
  Завещав будешь, перстень мой, 
5 Но не любовь теперь тобой 
  Благословила пламень вечной 
  И над тобой, в тоске сердечной, 
  Святой обет произнесла; 
  Нет! дружба в горький час прощанья 
10 Любви рыдающей дала 
  Тебя залогом состраданья. 
  О, будь мой верный талисман! 
  Храни меня от тяжких ран 
  И света, и толпы ничтожной, 
15 От едкой жажды славы ложной, 
  От обольстительной мечты 
   
  В часы холодного сомненья 
  Надеждой сердце оживи, 
20 И если в скорбях заточенья, 
  Вдали от ангела любви, 
  Оно замыслит преступленье, - 
  Ты дивной силой укроти 
  Порывы страсти безнадежной 
25 И от груди моей мятежной 
  Свинец безумства отврати, 
  Когда же а в час смерти буду 
  Прощаться с тем, что здесь люблю, 
  Тогда я друга умолю, 
30 Чтоб он с моей руки холодной 
  Тебя, мой перстень, не снимал, 
  Чтоб нас и гроб не разлучал. 
  И просьба будет не бесплодна: 
  Он подтвердит обет мне свой 
35 Словами клятвы роковой. 
  Века промчатся, и быть может, 
   
  И в нем тебя отроет вновь; 
  И снова робкая любовь 
40 Тебе прошепчет суеверно 
  Слова мучительных страстей, 
  И вновь ты другом будешь ей, 
  Как был и мне, мой перстень верной. 

ТРИ РОЗЫ

  В глухую степь земной дороги, 
  Эмблемой райской красоты, 
  Три розы бросили нам боги, 
4 Эдема лучшие цветы. 
  Одна под небом Кашемира 
  Цветет близ светлого ручья; 
  Она любовница зефира 
8 И вдохновенье соловья. 
  Ни день, ни ночь она не вянет, 
  И если кто цветок сорвет, 
  Лишь только утра луч проглянет, 
12 Свежее роза расцветет. 
   
  Она, румяною зарей 
  На раннем небе расцветая, 
16 Пленяет яркой красотой. 
  Свежей от этой розы веет, 
  И веселей ее встречать. 
  На миг один она алеет, 
20 Но с каждым днем цветет опять. 
   
  Еще свежей от третьей веет, 
  Хотя она не в небесах; 
  Ее для жарких уст лелеет 
24 Любовь на девственных щеках. 
  Но эта роза скоро вянет; 
  Она пуглива и нежна; 
  И тщетно утра луч проглянет: 
28 Не расцветет опять она. 

ТРИ УЧАСТИ

  Три участи в мире завидны, друзья! 
  Счастливец, кто века судьбой управляет, 
  В душе неразгаданной думы тая. 
4  
  Народов признанья ему не хвала, 
  Народов проклятья ему не упреки. 
  Векам завещает он замысл глубокий: 
8 По смерти бессмертного зреют дела. 
  Завидней поэта удел на земли. 
  С младенческих лет он сдружился с природой, 
  И сердце Камены от хлада спасли, 
12 И ум непокорный воспитан свободой, 
  И луч вдохновенья зажегся в очах. 
  Весь мир облекает он в стройные звуки; 
  Стеснится ли сердце волнением муки - 
16 Он выплачет горе в горючих стихах. 
   
  Но верьте, о други! счастливей стократ 
  Беспечный питомец забавы и лени. 
  Глубокие думы души не мутят, 
20 Не знает он слез и огня вдохновений, 
  И день для него, как другой, пролетел, 
  И будущий снова он встретит беспечно, 
  И сердце увянет без муки сердечной - 
24  

ДОМОВОЙ

  "Что ты, Параша, так бледна?" 
  "Родная! домовой проклятый 
  Меня звал нынче у окна. 
4 Весь в черном, как медведь лохматый, 
  С усами, да какой большой! 
  Век не видать тебе такого". 
  "Перекрестися, ангел мой! 
8 Тебе ли видеть домового?" 
  "Ты не спала, Параша, ночь". 
  "Родная! страшно; не отходит 
  Проклятый бес от двери прочь; 
12 Стучит задвижкой, дышит, бродит, 
  В сенях мне шепчет: "отопри!" 
  "Ну, что же ты?" - "Да я ни слова". 
  "Э, полно, ангел мой, не ври: 
18 Тебе ли слышать домового?" 
  "Параша! ты не весела; 
  Опять всю ночь ты прострадала". 
  "Нет, ничего: я ночь спала". 
20 "Как ночь спала! ты тосковала, 
  Ходила, отпирала дверь; 
  Ты, верно, испугалась снова?" 
  "Нет, нет, родимая, поверь! 
24 Я не видала домового". 

К ПУШКИНУ

  Известно мне: доступен гений 
  Для гласа искренних сердец. 
  К тебе, возвышенный певец, 
4 Взываю с жаром песнопений. 
  Рассей на миг восторг святой, 
  Раздумье творческого духа, 
  И снисходительного слуха 
8 Младую музу удостой. 
  Когда пророк свободы смелый, 
  Тоской измученный поэт, 
  Покинул мир осиротелый, 
12 Оставя славы жаркий свет 
  И тень всемирныя печали, 
   
  Твои стихи ему вослед. 
16 Ты дань принес увядшей силе 
  И славе на его могиле 
  Другое имя завещал. 
  Ты тише, слаще воспевал 
20 У муз похищенного Галла. 
  Волнуясь песнею твоей, 
  В груди восторженной моей 
  Душа рвалась и трепетала. 
24 Но ты еще не доплатил 
  Каменам долга вдохновенья; 
  К хвалам оплаканных могил 
  Прибавь веселые хваленья. 
28 Их ждет еще один певец: 
  Он наш, - жилец того же света. 
  Давно блестит его венец; 
  Но славы громкого привета 
32 Звучней, отрадней глас поэта. 
  Наставник наш, наставник твой, 
   
  В своей Германии родной. 
36 Досель хладеющие длани 
  По струнам бегают порой, 
  И перерывчатые звуки, 
  Как после горестной разлуки 
40 Старинной дружбы милый глас 
  К знакомым думам клонят нас. 
  Досель в нем сердце не остыло, 
  И верь, он с радостью живой 
44 В приюте старости унылой 
  Еще услышит голос твой. 
  И, может быть, тобой плененный, 
  Последним жаром вдохновенный, 
48 Ответно лебедь запоет 
  И, к небу с песнию прощанья 
  Стремя торжественный полет, 
  В восторге дивного мечтанья 
52 Тебя, о Пушкин, назовет. 

К ЛЮБИТЕЛЮ МУЗЫКИ

   
  Твой шум, твои рукоплесканья, 
  Язык притворного огня, 
  Бессмысленные восклицанья 
5 Противны, ненавистны мне. 
  Поверь, привычки раб холодный, 
  Не так, не так восторг свободный 
  Горит в сердечной глубине. 
  Когда б ты знал, что эти звуки, 
10 Когда бы тайный их язык 
  Ты чувством пламенным проник, - 
  Поверь, уста твои и руки 
  Сковались бы, как в час святой, 
  Благоговейной тишиной. 
15 Тогда б ты не желал блеснуть 
  Личиной страсти принужденной, 
  Но ты б в углу, уединенной, 
  Таил вселюбящую грудь. 
  Тебе бы люди были братья, 
20 Ты б втайне слезы проливал 
   
  Как друг вселенной, простирал. 

УТЕШЕНИЕ

  Блажен, кому судьба вложила 
  В уста высокий дар речей, 
  Кому она сердца людей 
4 Волшебной силой покорила; 
  Как Прометей, похитил он 
  Творящий луч, небесный пламень, 
  И вкруг себя, как Пигмальон, 
8 Одушевляет хладный камень. 
  Не многие сей дивный дар 
  В удел счастливый получают, 
  И редко, редко сердца жар 
12 Уста послушно выражают. 
  Но если в душу вложена 
  Хоть искра страсти благородной, - 
  Поверь, не даром в ней она; 
16 Не теплится она бесплодно; 
  Не с тем судьба ее зажгла, 
   
  Ее навеки потушила: 
20 Нет! - что в душевной глубине, 
  Того не унесет могила: 
  Оно останется по мне. 
  Души пророчества правдивы. 
24 Я знал сердечные порывы, 
  Я был их жертвой, я страдал 
  И на страданья не роптал; 
  Мне было в жизни утешенье, 
28 Мне тайный голос обещал, 
  Что не напрасное мученье 
  До срока растерзало грудь. 
  Он говорил: "Когда-нибудь 
32 Созреет плод сей муки тайной 
  И слово сильное случайно 
  Из груди вырвется твоей. 
  Уронишь ты его не даром; 
36 Оно чужую грудь зажжет, 
  В нее как искра упадет, 
  ". 

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

  О жизнь, коварная сирена, 
  Как сильно ты к себе влечешь! 
  Ты из цветов блестящих вьешь 
4 Оковы гибельного плена. 
  Ты кубок счастья подаешь, 
  Ты песни радости поешь; 
  Но в кубке счастья - лишь измена, 
8 И в песнях радости - все ложь. 
  Не мучь напрасным искушеньем 
  Груди истерзанной моей 
  И не лови моих очей 
12 Каким-то светлым привиденьем. 
  Тебе мои скупые длани 
  Не принесут покорной дани, 
  И не тебе я обречен. 
16 Твоей пленительной изменой 
  Ты можешь в сердце поселить 
  Минутный огнь, раздор мгновенный, 
   
20 Отнять покой, беспечность, радость 
  И осенить печалью младость; 
  Но не отымешь ты, поверь, 
  Любви, надежды, вдохновений! 
24 Нет! их спасет мой добрый гений, 
  И не мои они теперь. 
  Я посвящаю их отныне 
  Навек поэзии святой 
28 И с страшной клятвой и мольбой 
  Кладу на жертвенник богине. 

К ИЗОБРАЖЕНИЮ УРАНИИ

(В альбом)

  Пять звезд увенчали чело вдохновенной: 
    Поэзии дивной звезда, 
  Звезда благодатная милой надежды, 
4   Звезда беззакатной любви, 
  Звезда лучезарная искренней дружбы, 
    Что пятая будет звезда? 
  Да будет она, благотворные боги, 
8    

НА НОВЫЙ 1827 ГОД

  Так снова год, как тень, мелькнул, 
  Сокрылся в сумрачную вечность 
  И быстрым бегом упрекнул 
4 Мою ленивую беспечность. 
  О, если б он меня спросил: 
  "Где плод горячих обещаний? 
  Чем ты меня остановил?" 
8 Я не нашел бы оправданий 
  В мечтах рассеянных моих. 
  Мне нечем заглушить упрека! 
  Но слушай ты, беглец жестокой! 
12 Клянусь тебе в прощальный миг: 
  Ты не умчался без возврату; 
  Я за тобою полечу 
  И наступающему брату 
16 Весь тяжкий долг свой доплачу. 

КРЫЛЬЯ ЖИЗНИ

  На легких крылышках 
   
  Но легче крылышки 
  У жизни ветреной. 
5 Не знает в юности 
  Она усталости 
  И радость резвую 
  Берет доверчиво 
  К себе на крылия. 
10 Летит, любуется 
  Прекрасной ношею... 
  Но скоро тягостна 
  Ей гостья милая, 
  Устали крылышки, 
15 И радость резвую 
  Она стряхает с них. 
  Печаль ей кажется 
  Не столь тяжелою, 
  И, прихотливая, 
20 Печаль туманную 
  Берет на крылия 
   
  С подругой новою. 
  Но крылья легкие 
25 Все боле, более 
  Под ношей клонятся, 
  И вскоре падает 
  С них гостья новая, 
  И жизнь усталая 
30 Одна, без бремени, 
  Летит свободнее; 
  Лишь только в крылиях 
  Едва заметные 
  От ношей брошенных 
35 Следы осталися - 
  И отпечатались 
  На легких перышках 
  Два цвета бледные: 
  Немного светлого 
40 От резвой радости, 
  Немного темного 
   

ИТАЛИЯ

  Италия, отчизна вдохновенья! 
  Придет мой час, когда удастся мне 
  Любить тебя с восторгом наслажденья, 
4 Как я любил твой образ в светлом сне. 
  Без горя я с мечтами распрощаюсь, 
  И наяву, в кругу твоих чудес, 
  Под яхонтом сверкающих небес, 
8 Младой душой по воле разыграюсь. 
  Там радостно я буду петь зарю 
  И поздравлять варя светил с восходом, 
  Там гордо я душою воспарю 
12 Под пламенным необозримым сводом. 
  Как весело в нем утро золотое 
  И сладостна серебряная ночь! 
  О мир сует! тогда от мыслей прочь! 
16 В объятьях нег и в творческом покое 
  Я буду жить в минувшем средь певцов, 
  Я вызову их тени из гробов! 
   
20 И твой восторг, полуденный твой жар 
  Прольет и жизнь и песней сладких дар 
  В холодный ум и в северную душу, 

ЭЛЕГИЯ

  Волшебница! Как сладко пела ты 
  Про дивную страну очарованья, 
  Про жаркую отчизну красоты! 
4 Как я любил твои воспоминанья, 
  Как жадно я внимал словам твоим 
  И как мечтал о крае неизвестном! 
  Ты упилась сим воздухом чудесным, 
8 И речь твоя так страстно дышит им! 
  На цвет небес ты долго нагляделась 
  И цвет небес в очах нам принесла. 
  Душа твоя так ясно разгорелась 
12 И новый огнь в груди моей зажгла. 
  Но этот огнь томительный, мятежной, 
  Он не горит любовью тихой, нежной, - 
  Нет! он и жжет, и мучит, и мертвит, 
16  
  То стихнет вдруг, то бурно закипит, 
  И сердце вновь пробудится страданьем. 
  Зачем, зачем так сладко пела ты? 
20 Зачем и я внимал тебе так жадно 
  И с уст твоих, певица красоты, 
  Пил яд мечты и страсти безотрадной? 

К МОЕЙ БОГИНЕ

  Не думы гордые вздымают 
  Страстей исполненную грудь, 
  Не волны невские мешают 
  Душе усталой отдохнуть, - 
5 Когда я вдоль реки широкой 
  Скитаюсь мрачный, одинокой 
  И взор блуждает по брегам, 
  Язык невнятное лепечет, 
  И тихо плещущим волнам 
10 Слова прерывистые мечет. 
  Тогда от мыслей далека 
  И гордая надежда славы, 
   
  И невский берег величавый; 
15 Тогда не робкая тоска 
  Бессильным сердцем обладает 
  И тайный ропот мне внушает... 
  Тебе понятен ропот сей, 
  О божество души моей! 
20 Холодной жизнию бесстрастья 
  Ты знаешь, мне ль дышать и жить? 
  Ты знаешь, мне ль боготворить 
  Душой, не созданной для счастья, 
  Толпы привычные мечты 
25 И дани раболепной службы 
  Носить кумиру суеты? 
  Нет! нет! и теплые дни дружбы, 
  И дни горячие любви 
  К другому сердце приучили: 
30 Другой огонь они в крови, 
  Другие чувства поселили. 
  Что счастье мне? зачем оно? 
   
  Оно лишь робким здесь дано, 
35 Что счастья с пламенной душою 
  Нельзя в сем мире сочетать, 
  Что для него мне не дышать... 
  О, будь благословенна мною! 
  Оно священно для меня, 
40 Твое пророчество несчастья, 
  И, как завет, его храня, 
  С каким восторгом сладострастья 
  Я жду губительного дня 
  И торжества судьбы коварной! 
45 И, если б ум неблагодарной 
  На небо возроптал в бедах, 
  Твое б явленье, ангел милой, 
  Как дар небес, остановило 
  Проклятье на моих устах. 
50 Мою бы грудь исполнил снова 
  Благоговения святого 
  Целебный взгляд твоих очей, 
   
  Воскресло силы наслажденье, 
55 И счастья гордое презренье, 
  И сладостная тишина. 
  Вот, вот, что грудь мою вздымает 
  И тайный ропот мне внушает! 
  Вот, чем душа моя полна, 
60 Когда я вдоль Невы широкой 
  Скитаюсь мрачный, одинокой. 

XXXV

  Я чувствую, во мне горит 
  Святое пламя вдохновенья, 
  Но к темной цели дух парит... 
4 Кто мне укажет путь спасенья? 
  Я вижу, жизнь передо мной 
  Кипит, как океан безбрежной... 
  Найду ли я утес надежной, 
8 Где твердой обопрусь ногой? 
  Иль, вечного сомненья полный, 
  Я буду горестно глядеть 
  На переменчивые волны, 
12  
  Открой глаза на всю природу, - 
  Мне тайный голос отвечал, - 
  Но дай им выбор и свободу. 
16 Твой час еще не наступал: 
  Теперь гонись за жизнью дивной 
  И каждый миг в ней воскрешай, 
  На каждый звук ее призывной - 
20 Отзывной песнью отвечай! 
  Когда ж минуты удивленья, 
  Как сон туманный, пролетят, 
  И тайны вечного творенья 
24 Ясней прочтет спокойный взгляд, 
  Смирится гордое желанье 
  Обнять весь мир в единый миг, 
  И звуки тихих струн твоих 
28 Сольются в стройные созданья. 
  Не лжив сей голос прорицанья, 
  И струны верные мои 
  С тех пор душе не изменяли. 
32  
  То пыл страстей, то жар любви, 
  И беглым мыслям простодушно 
  Вверяюсь в пламени стихов. 
36 Так соловей в тени дубров, 
  Восторгу краткому послушной, 
  Когда на долы ляжет тень, 
  Уныло вечер воспевает 
40 И утром весело встречает 
  В румяном небе ясный день. 

ПОЭТ И ДРУГ

Друг

  Ты в жизни только расцветаешь, 
  И ясен мир перед тобой, - 
  Зачем же ты в душе младой 
  Мечту коварную питаешь? 
5 Кто близок к двери гробовой, 
  Того уста не пламенеют, 
  Не так душа его пылка, 
  В приветах взоры не светлеют, 
  И так ли жмет его рука? 

Поэт

10  
  Не лгут мне чувства - их язык 
  Я понимать давно привык, 
  И ах пророчества мне ясны. 
  Душа сказала мне давно: 
15 Ты в мире молнией промчишься! 
  Тебе все чувствовать дано, 
  Но жизнью ты не насладишься. 

Друг

  Не так природы строг завет. 
  Не презирай ее дарами: 
20 Она на радость юных лет 
  Дает надежды нам с мечтами. 
  Ты гордо слышал их привет: 
  Она желание святое 
  Сама зажгла в твоей крови 
25 И в грудь для пламенной любви 
  Вложила сердце молодое. 

Поэт

  Природа не для всех очей 
  Покров свой тайный подымает: 
  Мы все равно читаем в ней, 
30  
  Лишь тот, кто с юношеских дней 
  Был пламенным жрецом искусства, 
  Кто жизни не щадил для чувства, 
  Венец мученьями купил, 
35 Над суетой вознесся духом 
  И сердца трепет жадным слухом, 
  Как вещий голос, изловил! - 
  Тому, кто жребий довершил, 
  Потеря жизни не утрата - 
40 Без страха мир покинет он! 
  Судьба в дарах своих богата, 
  И не один у ней закон: 
  Тому - процвесть с развитой силой 
  И смертью жизни след стереть, 
45 Другому - рано умереть, 
  Но жить за сумрачной могилой! 

Друг

  Мой друг! зачем обман питать? 
  Нет! дважды жизнь нас не лелеет. 
  Я то люблю, что сердце греет, 
50  
  Что наслажденье в полной чаше 
  Нам предлагает каждый день; 
  А что за гробом, то не наше: 
  Пусть величают нашу тень, 
55 Наш голый остов отрывают, 
  По воле ветреной мечты 
  Дают ему лицо, черты 
  И призрак славой называют! 

Поэт

  Нет, друг мой! славы не брани: 
60 Душа сроднилася с мечтою; 
  Она надеждою благою 
  Печали озаряла дни. 
  Мне сладко верить, что со мною 
  Не все, не все погибнет вдруг, 
65 И что уста мои вещали: 
  Веселья мимолетный звук, 
  Напев задумчивой печали 
  Еще напомнит обо мне, 
  И сильный стих не раз встревожит 
70  
  И старец со слезой, быть может, 
  Труды нелживые прочтет; 
  Он в них души печать найдет 
  И молвит слово состраданья: 
75 "Как я люблю его созданья! 
  Он дышит жаром красоты, 
  В нем ум и сердце согласились, 
  И мысли полные носились 
  На легких крылиях мечты. 
80 Как знал он жизнь, как мало жил!" 

* * *

  Сбылись пророчества поэта 
  И друг в слезах с началом лета 
  Его могилу посетил... 
  Как знал он жизнь! как мало жил! 

ПОСЛЕДНИЕ СТИХИ

  Люби питомца вдохновенья 
  И гордый ум пред ним склоняй; 
  Но в чистой жажде наслажденья 
4 Не каждой арфе слух вверяй. 
   
  С печатью тайны на челе, 
  С дарами выспренних уроков, 
8 С глаголом неба на земле. 

ОТДЕЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Переводы из Гете

ЗЕМНАЯ УЧАСТЬ

И

АПОФЕОЗА ХУДОЖНИКА

ЗЕМНАЯ УЧАСТЬ ХУДОЖНИКА

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Перед восходом солнечным

Художник за своим станком. Он только что

поставил на него портрет толстой,

дурной собою кокетки.

Художник

(дотронулся кистью и останавливается.)

  Что за лицо! совсем без выраженья! 
  Долой! нет более терпенья. 

(Снимает портрет.)

  Нет! я не отравлю сих сладостных мгновении, 
   
5 Предметы милые трудов и попечений, 
  Малютки, добрая жена! 

(Подходит к окну.)

  Как щедро льешь ты жизнь, прекрасная 
  денница!
  Как юно бьется грудь перед тобой! 
  Какою сладкою слезой 
10 Туманится моя зеница! 

(Ставит на станок картину, представляющую
во весь рост Венеру Уранию {1}.)

  Небесная! для сердца образ твой - 
  Как первая улыбка счастья. 
  Я чувствами, душой могу обнять тебя, 
  Как радостный жених с восторгом 
  сладострастья.
15 Я твой создатель; ты моя; 
  Богиня! ты - я сам, ты более, чем я; 
  Я твой, владычица вселенной! 
  И я лишусь тебя! я за металл презренной 
   
20 Служила ты болтливости надменной 
  И не напомнила, быть может, обо мне!.. 
  (Он смотрит в комнату, где спят его дети.) 
  О дети!.. Будь для них богиней пропитанья! 
  Я понесу тебя к соседу-богачу 
  И за тебя, предмет очарованья, 
25 На хлеб малюткам получу... 
  Но он не будет обладать тобою, 
  Природы радость и душа! 
  Ты будешь здесь, ты будешь век со мною, 
  Ты вся во мне: тобой дыша, 
30 Я счастлив, я живу твоею красотою. 

(Ребенок кричит в комнате.)

Художник

  О боже!

Жена художника

(просыпается.)

  Рассвело. - Ты встал уже, друг мой! 
  Сходи ж скорее за водой 
   
35 Пора ребенку суп варить. 

Художник

(останавливается еще на минуту
перед своей картиною.)

  Небесная!

Старший сын его

(вскочил с постели и босой подбегает к нему.)

  И я тебе, пожалуй, помогу.

Художник

  Кто? - Ты!

Сын

  Да, я.

Художник

40 Беги ж за щепками!

Сын

  Бегу.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Художник

  Кто там стучится у дверей?

Сын

  Вчерашний господин с женою.

Художник

(ставит опять на станок

   
  Так за портрет возьмуся поскорей.

Жена

  Пиши, и деньги за тобою.

Господин и госпожа входят.

Господин

5 Вот кстати мы!

Госпожа

  А я как дурно ночь спала!

Жена

  А как свежи! нельзя не подивиться.

Господин

  Что это за картина близ угла?

Художник

  Смотрите, как бы вам не запылиться.

(К госпоже.)

10 Прошу, сударыня, садиться.

Господин

(смотрит на портрет.)

  Характер-то, характер-то не тот. 
  Портрет хорош, конечно так, 
  Но все нельзя сказать никак, 
   

Художник

(про себя.)

15 Чего он ищет в этой роже?

Господин

(берет картину из угла.)

  А! вот ваш собственный портрет.

Художник

  Он был похож: ему уж десять лет.

Господин

  Нет, можно и теперь узнать.

Госпожа

(будто бы взглянув на него.)

  Похоже.

Господин

20 Тогда вы были помоложе.

Жена

(подходит с корзиной на руке и говорит тихонько мужу.)

  Иду на рынок я: дай рубль.

Художник

  Да нет его.

Жена

 

Художник

  Пошла!

Господин

25 Но ваша кисть теперь смелей.

Художник

  Пишу, как пишется: что лучше, что похуже.

Господин

(подходит к станку.)

  Вот браво! ноздри-то поуже, 
  Да взгляд, пожалуйста, живей! 

Художник

(про себя.)

  О боже мой! что за мученье!

Муза

(невидимая для других, подходит к нему.)

30 Уже, мой сын, теряешь ты терпенье? 
  Но участь смертных всех равна. 
  Ты говоришь: она дурна! 
  Зато платить она должна. 
  Пусть этот сумасброд болтает - 
35  
  Твой дар не купленный, источник красоты - 
  Он счастие твое, им утешайся ты. 
  Поверь: лишь тот знаком с душевным 

наслажденьем,

  Кто приобрел его трудами и терпеньем, 
40 И небо без земли наскучило б богам. 
  Зачем же ты взываешь к небесам? 
  Тебе любовь верна, твой сон всегда приятен, 
  И честью ты богат, хотя ты и не знатен. 

АПОФЕОЗА ХУДОЖНИКА

Театр представляет великолепную картинную галерею.

Картины всех школ висят в широких золотых рамах.

Много любопытных посетителей. Они ходят взад и
вперед. На одной стороне сидит ученик и списывает картину.

Ученик

(встает, кладет на стул палитру и кисти, а сам становится позади стула.)

  По целым дням я здесь сижу! 
  Я весь горю, я весь дрожу. 
  Пишу, мараю, так что сам 
   
5 Все правила припоминал, 
  Все вымерял, все рассчитал, 
  И жадно взор гонялся мой 
  За каждой краской и чертой. 
  То вдруг кидаю кисть свою; 
10 Как полубешеный встаю 
  В поту, усталый от труда, 
  Гляжу туда, гляжу сюда, 
  С картины не спускаю глаз, 
  Стою за стулом битый час - 
15 И что же? Для беды моей, 
  Никак я копии своей 
  Не превращу в оригинал. 
  Там жизнь холсту художник дал, 
  Свободой дышит кисть его, - 
20 Здесь все и сухо и мертво. 
  Там страстью все оживлено, 
  Здесь - принуждение одно; 
  Что там горит прозрачней дня - 
   
25 Я вижу, даром я тружусь 
  И с жаром вновь за кисть берусь! 
  Но что ужаснее всего, 
  Что верх мученья моего: 
  Ошибки ясны мне как свет, 
30 А их поправить силы нет. 

Мастер

(подходит.)

  Мой друг! за это похвалю: 
  Твое старанье я люблю. 
  Недаром я твержу всегда, 
  Что нет успеха без труда. 
35 Трудись! запомни мой урок - 
  Ты сам увидишь в этом прок. 
  Я это знаю по себе: 
  Что ныне кажется тебе 
  Непостижимо, высоко, 
40 То нечувствительно, легко 
  Рождаться будет под рукой, 
   
  Искусство, весь науки плод, 
  Тебе в пять пальцев перейдет. 

Ученик

45 Увы! как много здесь дурного, 
  А об ошибках вы ни слова. 

Мастер

  Кому же все дается вдруг? 
  Я вижу с радостью, мой друг, 
  Что с каждым днем твой дар растет. 
50 Ты сам собой пойдешь вперед. 
  Кой-что со временем поправим, 
  Но это мы теперь оставим. 

(Уходит.)

Ученик

(смотря на картину.)

  Нет, нет покоя для меня, 
  Пока не все постигнул я! 

Любитель

(подходит к нему.)

55  
  Что вы так трудитесь напрасно, 
  Идете темною тропой 
  И позабыли путь прямой: 
  Натура - вот источник ясный, 
60 Откуда черпать вы должны, 
  В ней тайны все обнажены: 
  И жизнь телес и жизнь духов. 
  Натура - школа мастеров. 
  Примите ж искренний совет: 
65 Зачем топтать избитый след? - 
  Чтоб быть копистом, наконец? 
  Натура - вот вам образец! 
  Одна натура, сударь мой, 
  Наставит вас на путь прямой. 

Ученик

70 Все это часто слышал я, 
  Все испытала кисть моя. 
  Я за природою гонялся, 
  Случайно успевал кой в чем, 
   
75 С укором, мукой и стыдом. 
  Нет! это труд несовершимый! 
  Природы книга не по нас: 
  Ее листы необозримы, 
  И мелок шрифт для наших глаз. 

Любитель

(отворачивается.)

80 Теперь я вижу, в чем секрет: 
  В нем гения нимало нет. 

Ученик

(опять садится.)

  Совсем не то! хочу опять 
  Картину всю перемарать. 

Другой мастер

(подходит к нему, смотрит на работу и отворачивается, не сказав ни слова.)

Ученик

  Нет! вы не с тем пришли, чтоб молча заглянуть. 
85 Я вас прошу, скажите что-нибудь. 
  Вы можете одни понять мои мученья. 
   
  Но трудолюбие достойно снисхожденья; 
  Я верить вам во всем готов. 

Мастер

90 Я, признаюсь, гляжу на все твои старанья 
  И с чувством радости и с чувством состраданья. 
  Я вижу: ты, любезный мой, 
  Природой создан для искусства; 
  Тебе открыты тайны чувства; 
95 Ты ловишь взором и душой 
  В прекрасном мире впечатленья; 
  Ты бы хотел обнять в нем красоту 
  И кистью приковать к холсту 
  Его минутные явленья; 
100 Ты прилежанием талант возвысил свой 
  И быстро ловкою рукой 
  За мыслью следовать умеешь; 
  Во многом ты успел и более успеешь - 
  Но...

Ученик

105 Не скрывайте ничего.

  Ты упражнял и глаз и руку, 
  Но ты не упражнял рассудка своего. 
  Чтоб быть художником, обдумывай науку! 
  Без мыслей гений не творит, 
110 И самый редкий ум с одним природным чувством 
  К высокому едва ли воспарит. 
  Искусство навсегда останется искусством; 
  Здесь ощупью нельзя идти вперед, 
  И только знание к успеху приведет. 

Ученик

115 Я знаю, к красотам природы и картин 
  Не трудно приучить и глаз и руку: 
  Не то с наукою; ученый лишь один 
  Нам может передать науку. 
  Кто может знанием полезен быть другим, 
120 Не должен бы один им наслаждаться. 
  Зачем же вам от всех скрываться 
  И с многими не поделиться им? 

Мастер

   
  Не трудную стезю, не строгие уроки. 
125 Я завсегда одно и то ж пою, 
  Но всякой ли полюбит песнь мою? 

Ученик

  Скажите только мне, ошибся ли я в том, 
  Что перед прочими я выбрал образцом 
  Сего художника? 

(Указывая на картину, которую списывает.)

130 Что весь живу я в нем? 
  Что я люблю его, люблю, как бы живого, 
  Над ним всегда тружусь и не хочу другого. 

Мастер

  Его чудесный дар и молодость твоя - 
  Вот что твой выбор извиняет. 
135 Всегда охотно вижу я, 
  Как смелый юноша свободно рассуждает, 
  Без меры хвалит, порицает. 
  Твой идеал, твой образец - 
  Великий ум, разнообразный гений: 
140  
  Трудись над ними, - наконец, 
  Познай ошибки, и умей 
  Любить в творениях искусство, не людей. 

Ученик

  Его картинами давно уж я пленился. 
145 Поверьте, не проходит дня, 
  Чтоб я над ними не трудился, 
  И с каждым днем они все новы для меня. 

Мастер

  Ты рассмотри с рассудком, беспристрастно, 
  И чем он был, и чем хотел он быть; 
150 Люби его, но сам учись его судить. 
  Тогда твой труд не будет труд напрасной: 
  Обняв науку красоты, 
  Не все пред ним забудешь ты. 
  Для добродетели телесной груди мало; 
155 Ужиться ей нельзя в душе одной: 
  С искусством точно то ж, и никогда, друг мой, 
  Одна душа его не поглощала. 

  Так я был слеп до этих пор.

Мастер

  Теперь оставим разговор.

Смотритель галереи

(подходит к ним.)

160 Какой счастливый день для нас! 
  Картину к нам внесут тотчас. 
  Давно на свете я живу, 
  Но ни во сне, ни наяву 
  Другой подобной не видал. 

Мастер

165 А чья?

Ученик

  Его же?

(Указывает на картину, с которой списывал.)

Смотритель

  Угадал.

Ученик

  Я угадал! мне это 
   
170 Какой восторг волнует кровь! 
  Каким огнем душа согрета! 
  Куда бежать мне к ней? Куда? 

Смотритель

  Ее сейчас внесут сюда. 
  Нельзя взглянуть, не подивясь... 
175 Зато не дешево купил ее наш князь. 

Продавец

(входит.)

  Ну, господа! теперь я смею 
  Поздравить вашу галерею. 
  Теперь узнает целый свет, 
  Как князь искусства ободряет: 
180 Он вам картину покупает, 
  Какой нигде, ручаюсь, нет. 
  Ее несут уж в галерею. 
  Мне, право, жаль расстаться с нею. 
  Я не обманываю вас - 
185 Цена, конечно, дорогая, 
   
  Дороже стоит во сто раз. 

(Тут вносят изображение Венеры Урании и ставят на станок.)

  Теперь взгляните: вот она! 
  Без рамки, вся запылена. 
190 Я продаю, как получил, 
  И даже лаком не покрыл. 

(Все собираются перед картиной.)

Первый мастер

  Какое мастерство во всем!

Второй мастер

  Вот зрелый ум! какой объем!

Ученик

  Какою силою чудесной 
195 Бунтует страсть в груди моей! 

Любитель

  Как натурально! как небесно!

Продавец

  Я, словом, всем пленился в ней, 
  И самой мыслью и работой. 

  Вот к ней и рама с позолотой! 
200 Скорей! Князь скоро будет сам. 
  Вбивайте гвозди по углам! 
  (Картину вставляют в раму и вешают.) 

Князь

(Входит в залу и рассматривает картину.)

  Картина точно превосходна, 
  И не торгуюсь я в цене. 

Казначей

(Кладет кошелек с червонцами на стол и вздыхает.)

Продавец

  Нельзя ли взвесить?

Казначей

(считая деньги.)

205   Как угодно, 
  Но лишний труд, поверьте мне. 

(Князь стоит перед картиною. Прочие
в некотором отдалении. Потолок открывается.

Муза, держа художника за руку,
является на облаке).

  Куда летим? в какой далекий край?

Муза

  Взгляни, мой друг, и сам себя узнай! 
  Упейся счастьем в полной мере. 

Художник

210 Мне душно здесь, в тяжелой атмосфере.

Муза

  Твое созданье пред тобой! 
  Оно все прочие затмило красотой 
  И здесь, как Сириус меж ясными звездами, 
  Блестит бессмертными лучами. 
215 Взгляни, мой друг! Сей плод свободы и трудов - 
  Он твой! он плод твоих счастливейших часов. 
  Твоя душа в себе его носила 
  В минуты тихих, чистых дум: 
  Его зачал твой зрелый ум, 
220 А трудолюбие спокойно довершило. 
  Взгляни, ученый перед ним 
  Стоит и скромно наблюдает. 
  Здесь покровитель муз твой дар благословляет, 
  Он восхищен творением твоим. 
225  
  Какая страсть в душе его младой! 
  Прочти в очах его желанье: 
  Вполне испить твое влиянье 
  И жажду утолить тобой! 
230 Так человек с возвышенной душой 
  Преходит в поздние века и поколенья. 
  Ему нельзя свое предназначенье 
  В пределах жизни совершить: 
  Он доживает за могилой 
235 И, мертвый, дышит прежней силой. 
  Свершив конечный свой удел, 
  Он в жизни слов своих и дел 
  Путь начинает бесконечной! 
  Так будешь жить и ты в бессмертье, в славе 
  вечной.

Художник

240 Я чувствую все, что мне дал Зевес: 
  И радость жизни быстротечной, 
  И радость вечную обители небес. 
   
  Спроси любовника: счастлив ли он, 
245 Когда он с милою подругой разлучен, 
  Когда она в стране тоскует дальней? 
  Скажи, что он лишился не всего, 
  Что тот же свет их озаряет, 
  Что то же солнце согревает - 
250 А эта мысль утешит ли его? 
  Пусть славят все мои творенья! 
  Но в жизни славу звал ли я? 
  Скажи, небесная моя, 
  Что мне теперь за утешенье, 
255 Что златом платят за меня? 
  О, если б иногда имел я сам 
  Так много золота, как там, 
  Вокруг картин моих блестит для украшенья! 
  Когда я в бедности с семейством хлеб делил, 
260 Я счастлив, я доволен был 
  И не имел другого наслажденья. 
  Увы! судьба мне не дала 
   
  Ни покровителя искусства. 
265 До дна я выпил чашу зла. 
  Лишь изредка хвалы невежды 
  Гремели мне в глуши монастырей. 
  Так я трудился без судей 
  И мир покинул без надежды. 
    (Указывая на ученика.) 
270 О, если ты для юноши сего 
  Во мзду заслуг готовишь славу рая, 
  Молю тебя, подруга неземная, 
  Здесь на земле не забывай его. 
  Пока уста дрожат еще лобзаньем, 
275 Пока душа волнуется желаньем, 
  Да вкусит он вполне твою любовь! 
  Венок ему на небе уготовь, 
  Но здесь подай сосуд очарованья, 
  Без яда слез, без примеси страданья! 

ОТРЫВКИ ИЗ "ФАУСТА"

I

ФАУСТ И ВАГНЕР

Фауст

  Блажен, кто не отверг надежды 
  Раздрать покров душевной тьмы! 
  Во всем, что нужно, мы невежды, 
  А что не нужно, знаем мы. 
5 Но нет! печальными речами 
  Не отравляй даров небес. 
  Смотри, как кровли меж древес 
  Горят вечерними лучами... 
  Светило к западу течет, 
10 И новый день мы схоронили - 
  К другим странам оно придет 
  И там жизнь новую прольет. 
  Что нет у нас могущих крылий? 
  За ним, за ним помчался б я; 
15 Зарею б вечною блистали 
  Передо мной земли края, 
  Холмы в пожаре бы пылали, 
  Дремали долы в мирном сне, 
  И волны золотом играли, 
20  
  Тогда, утесы и вершины, 
  Вы мне бы не были предел: 
  Богоподобный, я 6 летел 
  Через эфирные равнины, 
25 И скоро б зрел смущенный взгляд, 
  Как моря жаркие пучины 
  В заливах зеркалом лежат... 
  Но солнце к западу скатилось, - 
  И вновь желанье пробудилось, 
30 И я стремлю ему вослед, 
  Меж нощию и днем, меж небом и морями, 
  Неутомимый свой полет 
  И упиваюся бессмертными лучами. 
  Мой друг! прекрасны эти сны, 
35 А солнце скрылось за горою... 
  Увы! летаем мы мечтою, 
  Но крылья телу не даны. 
  И у кого душа в груди не бьется 
  И, жадная, не рвется от земли, 
40  
  Веселый жаворонок вьется 
  И тонет в зыбях голубых, 
  По ветру песни рассыпая! 
  Когда парит орел над высью скал крутых, 
45 Широкие ветрила расстилая, 
  И через степь, чрез бездны вод 
  Станица журавлей на родину плывет 
  К весне полуденного края! 

Вагнер

  Признаться, и во мне подчас 
50 Затейливо шалит воображенье: 
  Но не понятно мне твое стремленье. 
  На поле, на леса насмотришься как раз; 
  Мне не завидны крылья птицы, 
  И то ль веселье для души - 
55 Перелетать листы, страницы 
  Зимой, в полуночной тиши! 
  Тогда и ночь как будто бы светлее, 
  По жилам жизнь бежит теплее - 
   
60 И, право, отрывать случалось 
  Такой столбец, что сам ты на земли, 
  А будто небо открывалось. 

Фауст

  Мой друг! из сильных двух страстей 
  Одна лишь властвует тобою: 
65 О, не знакомься ты с другою! 
  Но две души живут в груди моей, 
  Всегда враждуя меж собою. 
  Одна, обнявши прах земной, 
  Сковалась с ним любовию земною; 
70 Другая прочь от персти хладной 
  Летит в эфир, к обители родной. 
  Когда меж небом и землею 
  Витаешь ты, веселый рой духов, 
  Из недра туч, из радужных паров, 
75 Спустись ко мне! за жизнью молодою 
  Неси меня к другой стране! 
  О, дайте плащ волшебный мне! 
  Когда б меня к другому миру 
   
80 Я бы его не променял 
  На блеск венца, на царскую порфиру, 

Вагнер

  Не призывай изведанных врагов: 
  Их сонм в изгибах облаков 
  Везде разлился по вселенной 
85 И смертному в вражде неутомленной 
  Веду несет со всех сторон. 
  Подует с севера - и острыми зубами, 
  Как иглами, тебя пронзает он; 
  С востока налетит - и под его крылами 
90 Иссохнет жизнь в груди твоей. 
  То с юга, с пламенных степей, 
  Он зной и огнь скопляет над тобою, 
  То с запада мгновенно освежит 
  И вдруг губительной волною 
95 Поля, луга опустошит. 
  Он внемлет нам, но, обольститель жадной, 
  Покорствуя, он манит нас к бедам, 
   
  Он ложь нашептывает нам. 

II

ПЕСНЬ МАРГАРИТЫ

  Прости, мой покой! 
  Как камень, в груди 
  Печаль залегла. 
4 Покой мой, прости! 
   
    Где нет его, 
    Там все мертво! 
    Мне день не мил 
8   И мир постыл. 
   
  О бедная девица! 
  Что сбылось с тобой? 
  О бедная девица! 
12 Где рассудок твой? 
   
    Прости, мой покой! 
    Как камень, в груди 
    Печаль залегла. 
16   Покой мой, прости! 
   
  В окно ли гляжу я - 
   
  Из дома ль иду я - 
20 За ним я иду. 
   
    Высок он и ловок; 
    Величествен взгляд; 
    Какая улыбка! 
24   Как очи горят! 
   
  И речь, как звон 
  Волшебных струй! 
  И жар руки! 
28 А что за поцелуй! 
   
    Прости, мой покой! 
    Как камень, в груди 
    Печаль залегла. 
32   Покой мой, прости! 
   
  Все тянет меня, 
  Все тянет к нему. 
  И душно, и грустно. 
36 Ах, что не могу 
   
    Обнять его, держать его, 
     
    И, умирая, с уст его 
40   Еще лобзанья рвать! 

III

МОНОЛОГ ФАУСТА

(Ночь. Пещера.)

  Всевышний дух! ты все, ты все мне дал, 
  О чем тебя я умолял; 
  Недаром зрелся мне 
  Твой лик, сияющий в огне. 
5 Ты дал природу мне, как царство, во владенье;
  Ты дал душе моей
  Дар чувствовать ее, дал силу наслажденья. 
  Иной едва скользит по ней 
  Холодным взглядом удивленья; 
10 Но я могу в ее таинственную грудь, 
  Как в сердце друга, заглянуть. 
  Ты протянул передо мною 
  Созданий цепь - я узнаю 
  В водах, в лесах, под твердью голубою 
15 Одну благую мать, одну ее семью. 
   
  И лес качается, и рухнет дуб огромной, 
  И ели ближние ломаются, трещат, 
  И стук, и грохот заунывный 
20 В долине будят гул отзывный, - 
  Ты путь в пещеру кажешь мне, 
  И там, среди уединенья, 
  Я вижу новый мир и новые явленья, 
  И созерцаю в тишине 
25 Души чудесные, но тайные виденья. 
  Когда же ветры замолчат 
  И тихо на полях эфира 
  Всплывет луна, как светлый вестник мира, 
  Тогда подъемлется передо мной 
30 Веков туманная завеса, 
  И с грозных скал, из дремлющего леса 
  Встают блестящею толпой 
  Минувшего серебряные тени 
  И светят в сумраке суровых размышлений. 
35 Но, ах! теперь я испытал, 
   
  Напрасно я, в мечтах душевного блаженства, 
  Себя с бессмертными ровнял! 
  Ты к страшному врагу меня здесь приковал: 
40 Как тень моя, сопутник неотлучный, 
  Холодной злобою, насмешкою докучной 
  Он отравил дары небес. 
  Дыханье слов его сильней твоих чудес! 
  Он в прах меня низринул предо мною, 
45 Разрушил в миг мир, созданный тобою, 
  В груди моей зажег он пламень роковой, 
  Вдохнул любовь к несчастному созданью, 
  И я стремлюсь несытою душой 
  В желаньи к счастию и в счастии к желанью. 

ДОПОЛНЕНИЯ

* * *

  В чалме, с свинцовкой за спиной 
  Шагал султан в степи глухой. 
  Наморщив лоб, поджавши руки, 
4 Он на лисиц свистал от скуки; 
  В беспечной памяти, как тень, 
   
  Вдруг он <нрзб.> повернулся, 
8 На <нрзб.> рушенной наткнулся... 
  Усач толкнул ее ногой 
  И начал думать сам с собой: 
  - Бывало, замки здесь стояли, 
12 Бывало, люди не живали, 
  Как мы - в ущельях да горах, 
  В броню не прятали <?> свой страх. 
  Вино всегда лилось в раздолье... 
16 А нынче бродишь в чистом поле, 
  В ночи не спишь, добычи ждешь. 
  А без нее домой придешь - 
  Так без насущного обеда 
20 Невольно вспомнишь сказки деда... 
  Так думал, думал - и опять 
  Усач беспечный стал свистать. 

ОСВОБОЖДЕНИЕ СКАЛЬДА

(Скандинавская повесть)

Эльмор

   
  Владеть сим булатом, о мирный певец! 
  Нам слава в боях, нам опасные брани; 
4 Тебе я - сладкозвучного пенья венец. 

Эгил

  Прости мне, о сын скандинавских царей! 
  В деснице певца сей булат не бесчестен. 
  Ты помни, что Рекнер был арфой известен 
8 И храбрым пример среди бранных полей. 

Эльмор

  Прости, юный скальд, ты певец вдохновенный, 
  Но если ты хочешь, Эгил, нам вещать 
  О славе, лишь к битвах тобой обретенной, 
12 То долго и долго ты будешь молчать. 

Эгил

  Эльмор! иль забыл, что, гордясь багряницей, 
  Царь скальда обидел и с ближней денницей 
  Прискорбная мать его, в горьких слезах, 
16 Рыдала над хладною сына гробницей... 
  Так, с твердостью духа, с угрозой в устах, 
  Эгил отвечает, - и, быстрой стопою, 
  Безмолвствуя, оба, с киченьем в сердцах, 
20  
  Час целый в безмолвии ночи густой 
  Гремел меч о меч среди рощи глухой. 
  Обрызганный кровью и весь изнуренный, 
24 Эгил! из дубравы ты вышел один. 
  О храбрый Эльмор! Тебя тщетно Армин, 
  В чертогах семьею своей окруженный, 
  На пир ждет вечерний под кровлей родной. 
28 Тебе уж из чаши не пить круговой. 
  Без жизни, без славы твой труп искаженный 
  Лежит средь дубравы на дерне сухом. 
  Ты в прах преклонился надменным челом. 
32 Окрест все молчит, как немая могила, 
  И смерть скандинавцу за скальда отмстила. 
  Но утром, едва лишь меж сизых паров 
  Холодная в небе зарделась Аврора, 
36 В дремучей дубраве, при лаянье псов, 
  Узнали кровавое тело Зльмора. 
  Узнавши Зльмора черты искаженны, 
  Незапным ударом Армии пораженный 
40  
  Меж тем все восстало, во граде волненье, 
  Все ищут убийцы, все требуют мщенья. 
  "Я знаю, - воскликнул Армин, - Ингисфал 
44 Всегдашнюю злобу к Эльмору питал! 
  Спешите, спешите постигнуть злодея, 
  Стремитесь, о други, стремитесь быстрее, 
  Чем молньи зубчатыя блеск в небесах. 
48 Готовьте орудья ко смерти убийцы. 
  Меж тем пусть врата неприступной темницы 
  По нем загремят на чугунных крюках". 
  И все устремились. Эгил на брегах 
52 У моря скитался печальной стопою. 
  Как туча, из коей огнистой стрелою 
  Перун быстротечный блеснул в небесах, 
  На крылиях черных с останками бури 
56 Плывет чуть подвижна в небесной лазури, - 
  Так мрачен Эгил и задумчив блуждал. 
  Как вдруг перед ним, окруженный толпою, 
  К чертогам невинный идет Ингисфал. 
60 "Эльмор торжествует, и месть над убийцей!"-ѓ 
  Так в ярости целый народ повторял. 
  Но скальд, устремившись в толпу, восклицал: 
  "Народ! он невинен; моею десницей 
64 Погиб среди боя царевич младой. 
  Но я не убийца, о царь скандинавян! 
  Твой сын дерзновенный сразился со мной, 
  Он пал и геройскою смертию славен". 
68 Трепеща от гнева, Армии повелел 
  В темницу глубокую ввергнуть Эгила. 
  Невинный свободен, смерть - скальда удел. 
  Но скальда ни плен не страшит, ни могила, 
72 И тихо, безмолвствуя, мощный певец 
  Идет среди воплей свирепого мщенья. 
  Идет, - как бы ждал его славный венец 
  Наградой его сладкозвучного пенья. 
76 "О, горе тебе! - восклицал весь народ, - 
  О, горе тебе! горе, скальд величавый. 
  Здесь барды не будут вещать твоей славы. 
  Как тень, твоя память без шума пройдет, 
80 ". 
  И тяжко, на вереях медных кружась, 
  Темницы чугунная дверь заперлась, 
  И скрип ее слился со свистом Борея. 
84 Итак, он один, без утехи; но нет, - 
  С ним арфа, в несчастьи подруга драгая. 
  Эгил, среди мрака темницы бряцая, 
  Последнею песнью Эльмора поет. 
88 "Счастливец! ты пал среди родины милой, 
  Твой прах будет тлеть под землею родной, 
  Во гроб не сошла твоя память с тобой, 
  И часто над хладной твоею могилой 
92 Придет прослезиться отец твой унылый! 
  И друг не забудет тебя посещать. 
  А я погибаю в заре моей жизни, 
  Вдали от родных и от милой отчизны. 
96 Сестра молодая и нежная мать 
  Не придут слезами мой гроб орошать. 
  Прощай, моя арфа, прошли наши пенья. 
  И скальда младого счастливые дни - 
100  
  И скоро, исполнен ужасного мщенья, 
  Неистовый варвар мой век пресечет, 
  И злой скандинавец свирепой рукою 
104 Созвучные струны твои оборвет. 
  Греми же, греми! разлучаясь с тобою, 
  Да внемлю последней я песне твоей! - 
  Я жил и в течение жизни своей 
108 Тобою был счастлив, тобою был славен". 
  Но барды, свершая обряд скандинавян, 
  Меж тем начинали суровый напев 
  И громко гремели средь дикого хора: 
112 "Да гибнет, да гибнет убийца Эльмора!" 
  В их пламенных взорах неистовый гнев 
  И все, в круговой съединившись руками, 
  Эльмора нестройными пели хвалами 
116 И, труп обступивши, ходили кругом. 
  Уже средь обширного поля близ леса 
  Огромный и дикий обломок утеса 
  К убийству певца утвержден алтарем. 
120  
  И возле, ждав жертвы, стояли убийцы. 
  И вдруг, заскрипевши, глубокой темницы 
  Отверзлися двери, стремится народ. 
124 Увы! все готово ко смерти Эгила, 
  Несчастному скальду отверста могила, 
  Но скальд без боязни ко смерти идет. 
  Ни вопли народа, кипящего мщеньем, 
128 Ни грозная сталь, ни алтарь, ни костер 
  Певца не колеблют, лишь он с отвращеньем 
  Внимает, как бардов неистовый хор 
  Гремит, недостойным Эльмора, хваленьем. 
132 "О царь! - восклицал вдохновенный Эгил, - 
  Позволь, чтоб, прощался с миром и пеньем, 
  Пред смертью я песни свои повторил 
  И тихо прославил на арфе согласной 
136 Эльмора, которого в битве несчастной 
  Сразил я, но так, как героя сразил". 
  Он рек; но при имени сына Эльмора 
  От ярости сердце царя потряслось. 
140  
  Уже произнес он... Как вдруг раздалось 
  Унылое, нежное арфы звучанье. 
  Армин при гармонии струн онемел, 
144 Шумящей толпе он умолкнуть велел, 
  И целый народ стал в немом ожиданье. 
  Певец наклонился на дикой утес, 
  Взял верную арфу, подругу в печали, 
148 И персты его но струнам заиграли, 
  И ветр его песню в долине разнес. 
  "Где храбрый юноша, который 
  Врагов отчизны отражал 
152 И край отцов, родные горы 
  Могучей мышцей защищал? 
  Эльмор, никем не побежденный, 
  Ты пал, тебя уж боле нет. 
156 Ты пал - как сильный волк падет, 
  Бессильным пастырем сраженный. 
  Где дни, когда к войне кровавой, 
  Герой, дружины ты водил, 
160  
  И с Эльвой счастие делил? 
  Ах, скоро трепетной девице 
  Слезами матерь возвестит, 
164 Что верный друг ее лежит 
  В сырой земле, в немой гробнице. 
  Но сильных чтят благие боги, 
  И он на крыльях облаков 
168 Пронесся в горные чертоги, 
  Геройских жительство духов. 
  А я вдоль таинственного брега, 
  Ночным туманом окружен, 
172 Всегда скитаться осужден 
  Под хладными волнами Лега {*}. 
  {* Остров Лего был, по мнению 
  каледонцев, местом пребывания всех 
  умерших, не воспетых бардами.} 
  О скальд, какой враждебный бог 
  Среди отчаянного боя 
176 Тебе невидимо помог 
   
  И управлял рукой твоей? 
  Ты победил судьбой жестокой. 
180 Увы! от родины далеко 
  Могила будет твой трофей! 
  Уже я вижу пред собою, 
  Я вижу алчущую смерть, 
184 Готову над моей главою 
  Ужасную косу простерть, 
  Уже железною рукою 
  Она меня во гроб влечет. 
188 Прощай, прощай, красивый свет, 
  Навеки расстаюсь с тобою, 
  А ты, игривый ветерок, 
  Лети к возлюбленной отчизне, 
192 Скажи родным, что лютый рок 
  Велел певцу расстаться с жизнью 
  Далеко от страны родной! 
  Но что пред смертью, погибая, 
196 Он пел, о них воспоминая, 
   
  Уже настал мой час последний, 
  Приди, убийца, я готов. 
200 Приди, рази, пусть труп мой бледный 
  Падет пред взорами врагов. 
  Пусть мак с травою ароматной 
  Растут могилы вкруг моей. 
204 А ты, сын севера, над ней 
  Шуми прохладою приятной". 
  Умолкнул, но долго и сами собой 
  Прелестной гармонией струны звучали, 
208 И медленно в поле исчез глас печали. 
  Армин, вне себя, с наклоненной главой 
  Безмолвен сидел средь толпы изумленной, - 
  Но вдруг, как от долгого сна пробужденный: 
212 "О скальд! что за песнь? что за сладостный глас? 
  Всклицал он.- Какая волшебная сила 
  Мне нежные чувства незапно внушила? 
  Он пел - и во мне гнев ужасный погас. 
216 Он пел - и жестокое сердце потряс. 
   
  Казалось, мою утоляло печаль. 
  О скальд... О Эльмор мой... нет. Мщение, мщенье! 
220 Убийца! возьми смертоносную сталь... 
  Низвергни алтарь... пусть родные Эгила 
  Счастливее будут, чем горький отец. 
  Иди. Ты свободен, волшебный певец". 
224 И с радостным воплем толпа повторила: 
  "Свободен певец!" Благодарный Эгил 
  Десницу Армина слезами омыл 
  И пред благодетелем пал умиленный. 
228 Эгил возвратился на берег родной, 
  Куда с нетерпеньем, под кровлей смиренной, 
  Ждала его мать с молодою сестрой. 
  Унылый, терзаемый памятью злою, 
232 Он проклял свой меч и сокрыл под скалою. 
  Когда же, задумчив, вечерней порой, 
  Певец любовался волнением моря, 
  Унылая тень молодого Эльмора 
236 Являлась ему на туманных брегах. 
   
  Сей призрак, как сон, исчезал в облаках. 

ЕВПРАКСИЯ

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

  Шуми, Осетр! Твой брег украшен 
  Делами славной старины; 
  Ты роешь камни мшистых башен 
  И древней твердый стены, 
5 Обросшей давнею травою. 
  Но кто над светлою рекою 
  Разбросил груды кирпичей, 
  Остатки древних укреплений, 
  Развалины минувших дней? 
10 Иль для грядущих поколений 
  Как памятник стоят оне 
  Воинских, громких приключений? 
  Так, - брань пылала в сей стране; 
  Но бранных нет уже: могила 
15 Могучих с слабыми сравнила. 
  На поле битв - глубокий сон. 
   
  Умолкнул побежденных стон; 
  Одно лишь темное преданье 
20 Вещает о делах веков 
  И веет вкруг немых гробов. 
  Взгляни, как новое светило, 
  Грозя пылающим хвостом, 
  Поля рязански озарило 
25 Зловещим пурпурным лучом. 
  Небесный свод от метеора 
  Багровым заревом горит. 
  Толпа средь княжеского двора 
  Растет, теснится и шумит; 
30 Младые старцев окружают 
  И жадно ловят их слова; 
  Несется разная молва, 
  Из них иные предвещают 
  Войну кровавую иль глад; 
35 Другие даже говорят, 
  Что скоро, к ужасу вселенной, 
   
  И с пламенным мечом в руках 
  Промчится ангел истребленья. 
40 На лицах суеверный страх, 
  И с хладным трепетом смятенья 
  Власы поднялись на челах. 

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

  Средь терема, в покое темном, 
  Под сводом мрачным и огромным, 
  Где тускло меж столбов мелькал 
  Светильник бледный, одинокий 
5 И слабым светом озарял 
  И лики стен, и свод высокий 
  С изображением святых, - 
  Князь Федор, окружен толпою 
  Бояр и братьев молодых. 
10 Но нет веселия меж них: 
  В борьбе с тревогою немою, 
  Глубокой думою томясь, 
  На длань склонился юный князь. 
   
15 Блуждали мысли, как весной 
  Блуждают тучи в небе ясном. 
  За часом длился час, другой; 
  Князья, бояре - все молчали, 
  Лишь чаши звонкие стучали 
20 И в них шипел кипящий мед. 
  Но мед, сердец славянских радость, 
  Душа пиров и враг забот, 
  Для князя потерял всю сладость, 
  И Федор без отрады пьет. 
25 В нем сердце к радости остыло... 
  Ты улетел, восторг счастливый, 
  И вы, прелестные мечты, 
  Весенней жизни красоты. 
  Ах, вы увяли, как средь нивы 
30 На миг блеснувшие цветы! 
  Зачем, зачем тоске унылой 
  Младое сердце он отдал? 
  Давно ли он с супругой милой 
   
35 Бывало, братья удалые 
  Сбирались шумною толпой: 
  Меж них младая Евпраксия 
  Была веселости душой, 
  И час вечернего досуга 
40 В беседах дружеского круга, 
  Как чистый быстрый миг, летел. 
  . . . . . . . . . . . . . 
  Но грозные татар полки, 
  Неистовой отваги полны, 
  Уже вдоль быстрый реки 
45 Как шумные несутся волны. 
  С угрозой дикой на устах 
  Они готовы в бой кровавый. 
  Мечи с серебряной оправой 
  Сверкают в крепких их руках. 
50 Богато убраны их кони... 
  Не медь и не стальные брони 
  От копий груди их хранят, 
   
  Добыча азиатской брани - 
55 На персях хищников блестят. 
  Батый, их вождь, с булатом в длани 
  Пред ними на младом коне. 
  Колчан с пернатыми стрелами 
  Повешен на его спине, 
60 И шаль богатыми узлами 
  Играет над его главой. 
  Взлелеянный среди разбоя, 
  Но пышной роскоши рукой, 
  Он друг войны и друг покоя: 
65 В дни праздности, в шуму пиров 
  Он любит неги наслажденья 
  И в час веселый упоенья 
  Охотно празднует любовь; 
  Но страшен он в жару сраженья, 
70 Когда с улыбкой на устах, 
  С кинжалом гибельным в зубах, 
  Как вихрь он на врагов стремится 
   
  . . . . . . . . . . . . . 
  Но между тем как над рекой 
75 Батый готовит войско в бой, 
  Уже под градскими стенами 
  Дружины храбрые славян 
  Стояли стройными рядами. 
  Священный крест - знак христиан - 
80 Был водружен перед полками. 
  Уже служитель алтарей 
  Отпел утешную молитву 
  И рать благословил на битву. 
  Двенадцать опытных вождей, 
85 Давно покрытых сединами, 
  Но сильных в старости своей, 
  Стоят с готовыми мечами. 
  За ними юный ряд князей, 
  Опора веры и свободы. 
90 Здесь зрелся молодой Роман, 
  Надежда лестная славян, 
   
  В блестящем цвете юных лет 
  Он в княжеский вступал совет 
95 И часто мудростью своею 
  Рязанских старцев удивлял. 
  Давно испытанный бронею, 
  Он в многих битвах уж бывал 
  И половцев с дружиной верной 
100 Не раз на поле поражал. 
  Но, вождь для воинов примерный, 
  Князей он негу презирал. 
  Ему забавы - бранны бури, 
  И твердый щит - его ночлег. 
105 Вблизи Романа видны Юрий, 
  Мстислав, Борис и ты, Олег! 
  Зачем сей юноша красивый, 
  Дитя по сердцу и летам, 
  Оставил кров, где он, счастливый, 
110 Ходил беспечно по цветам 
  Весны безбурной и игривой? 
   
  Летит отчизну защищать 
  И в первый раз на поле брани 
115 Любовь к свободе показать. 
  . . . . . . . . . . . . . 
  Везде лишь вопли пораженных, 
  И звон щитов, и блеск мечей... 
  Ни младости безгрешных дней, 
  Ни старости седин почтенных 
120 Булат жестокий не щадит... 
  И вдруг раздался стук копыт. 
  Отряды конницы славянской 
  Во весь опор стремятся в бой, 
  Но первый скачет князь рязанский 
125 Роман, за ним Олег младой 
  И Евпатий, боярин старый 
  С седою длинной бородой. 
  Ударам вслед гремят удары. 
  Всех пылче юноша Олег - 
130 То с левой стороны, то с правой 
   
  Ужасен сих бойцов набег! 
  Они летят, татары смяты 
  И, хладным ужасом объяты, 
135 Бегут, рассеясь по полям. 
  Напрасно храбрый сын Батыя, 
  Нагай, противится врагам 
  И всадников ряды густые 
  Один стремится удержать. 
140 Толпой бегущих увлеченный, 
  Он сам невольно мчится вспять... 
  Так челн средь бури разъяренной 
  Мгновенно борется с грозой, 
  Мгновенно ветры презирает, 
145 Но вдруг, сраженный быстротой, 
  Волнам сердитым уступает. 
  <. . . . . . . . . . . . .> 
  Вдали, там, где в тени густой, 
  Во мгле таинственной дубравы 
  Осетр поток скрывает свой, 
150  
  Который на краю долин, 
  Как одинокий исполин, 
  Возносится главой высокой? 
  Сей холм был долго знаменит. 
155 Преданье старое гласит, 
  Что в мраке старины глубокой 
  Он был Перуну посвящен, 
  Что всякий раз, как злак рождался 
  И дол соседний улыбался, 
160 В одежде новой облечен, 
  И в лесе зеленелись ветки, 
  Стекалися со всех сторон 
  Сюда с дарами наши предки. 
  Есть даже слух, что здесь славяне 
165 По возвращеньи с лютых браней 
  На алтарях своих богов 
  Ударами их верной стали 
  Несчастных пленных лили кровь 
  Иль пламени их предавали 
170  
  На их терзания взирали. 
  И если верить старине, 
  Едва ж с костров волною черной 
  Взносился дым к лазури горной, - 
175 Вдруг гром в бестучных небесах 
  При блике молний раздавался, 
  Осетр ревел в своих брегах 
  И лес со треском колебался... 

СТИХИ ИЗ ВОДЕВИЛЯ

1

  Нет, тщетны, тщетны представленья: 
  Любви нет сил мне победить; 
  И сердце без сопротивленья 
4 Велит ее одну любить. 

2

  Она мила, о том ни слова. 
  Но что вся прелесть красоты? 
  Она мгновенна, как цветы, 
8 Но раз увянув, ах, не расцветает снова. 

3

  Бывало, в старые года, 
  Когда нас азбуке учили, 
   
12 Чтоб мы зады свои твердили. 
  Теперь все иначе идет, 
  И, видно, азбука другая, 
  Все знают свой урок вперед, 
16  

4

  В наш век веселие кумиром общим стало, 
    Все для веселия живут, 
    Ему покорно дань несут 
20 И в жизни новичок, и жизнию усталый, 
     
    Над всеми царствует умами. 
    Так, не браните ж нас, детей, - 
24 Ах, господа, судите сами: 
  Когда вскружился белый свет 
   
  Спасенья от такой заразы, 
28   Грешно ли нам, 
    Не старикам, 
  Любить затеи и проказы. 

5

   
32 Живет он барином столицы: 
  Открытый дом, балы, певицы, 
  И залы, полные картин. 
  Но что ж? Лишь солнышко проглянет, 
36  
  Как в зале, с счетами долгов, 
  Заимодавцев рой толпится. 
  Считать не любит наш Барсов, 
40 Так позже он освободится: 
   
  И угостит на их же счет. 

ЧЕТВЕРОСТИШИЕ ИЗ ВОДЕВИЛЯ

"НЕОЖИДАННЫЙ ПРАЗДНИК"

  Oui, oui, je fus epris de toi, charmante Laure 
   
  Tu guidas mon esprit au gre de ton desir 
4 Des forets du Bresil aux champs de Kaschemyr {*}. 
  {* Да, да, я пленился тобой, прекрасная Лаура, 
  И, как в чистом небе сверкающий метеор, 
   
  От лесов Бразилии до полей Кашемира. 

В изд. 1940 г., где впервые опубликован текст водевиля,

дан стихотворный перевод Т. В. Розановой:

  Да, да, Лаура, милая, я был тобой пленен. 
   
  Так ты вела мой дух по всем дорогам мира - 
  От чащ Бразилии к долинам Кашемира.} 

ИМПРОВИЗАЦИЯ

  Недаром шампанское пеной играет, 
   
  Оно наслажденье нам в душу вливает 
4 И сердце нам греет, друзья! 
  Оно мне внушило предчувствье святое! 
  Так! счастье нам всем суждено: 
   
8 А вам - для свободы созреть, как вино! 

НОВГОРОД

(Посвящено к<няжне> А. И. Т<рубецкой>)

  "Валяй, ямщик, да говори, 
  " - "Не далеко, 
  Версты четыре или три. 
  Вон видишь что-то там высоко, 
5 Как черный лес издалека..." 
  "Ну, вижу; это облака". 
  "Нет! Это Новградские кровли". 
  Ты ль предо мной, о древний град! 
  Отчизна славы и торговли! 
10 Как живо сердцу говорят 
  Холмы разбросанных обломков! 
   
  И слава предков перешла 
  В уста правдивые потомков. 
15 "Ну, тройка! духом донесла!" 
  "Потише. Где собор Софийской?" 
  "Собор отсюда, барин, близко. 
  Вот улица, да влево две, 
  А там найдешь уж сам собою, 
20 И крест на золотой главе 
  Уж будет прямо пред тобою". 
   
  Века прошли... но их полет 
  Промчался здесь, не разрушая. 
25 "Ямщик! Где площадь вечевая?" 
  "Прозванья этого здесь нет..." 
  "Как нет?" - "А, площадь? Недалеко: 
  За этой улицей широкой. 
  Вот площадь. Видишь шесть столбов? 
30 По сказкам наших стариков, 
  На сих столбах висел когда-то 
   
  Давно отсюда увезен". 
  "Молчи, мой друг; здесь место свято: 
35 Здесь воздух чище и вольней! 
  Потише!.. Нет, ступай скорей: 
   
  Где Волхов?" - "Вот перед тобой 
  Течет под этою горой..." 
40 Все так же он волною шумной, 
  Играя, весело бежит!.. 
   
  Так все здесь близко, как и прежде... 
  Теперь ты сам ответствуй мне, 
45 О Новград! В вековой одежде 
  Ты предо мной как в седине, 
   
  Твой прах гласит, как бдящий вестник, 
  О непробудной старине. 
50 Где времена цветущей славы, 
  Когда твой голос, бич врагов, 
   
  К суду или к кровавой сече, 
  Как глас отца сзывал сынов? 
55 Когда твой меч, гроза соседа, 
  Карал и рыцарей и шведа, 
   
  Носила дань войны жестокой? 
  Скажи, где эти времена? 
60 Они далеко, ах, далеко! 

КИНЖАЛ

   
  Тебя одну любил я в мире, 
  Но я любил тебя, как друг, 
4 Как любят звездочку в эфире, 
  Как любят светлый идеал 
   
  Я много в жизни распознал, 
8 В одной любви не знал мученья, 
  И я хочу сойти во гроб, 
  Как очарованный невежда. 
   
12 Взгляни - вот где моя надежда; 
  Взгляни - но что вздрогнула ты? 
  Нет, не дрожи: смерть не ужасна; 
  Ах, не шепчи ты мне про ад: 
16  
  Где жизни нет, там муки нет. 
  Дай поцелуй в залог прощанья... 
  Зачем дрожат твои лобзанья? 
20 Зачем в слезах горит твой взор? 
   
  Забудь меня, я скоро сам 
  Забуду скорбь житья земного. 

К ЛЮБИТЕЛЮ МУЗЫКИ

  Молю тебя, не мучь меня: 
   
  Язык притворного огня, 
  Бессмысленные восклицанья 
5 Противны, ненавистны мне. 
  Поверь, привычки раб холодный, 
   
  Горит в сердечной глубине. 
  Когда б ты знал, что эти звуки, 
10 Когда бы тайный их язык 
  Ты чувством пламенным проник, - 
   
  Сковались бы, как в час святой, 
  Благоговейной тишиной. 
15 Тогда душа твоя, немея, 
  Вполне бы радость поняла, 
   
  Родную душу обняла. 
  Тогда б мятежные волненья 
20 И бури тяжкие страстей - 
  Все бы утихло, смолкло в ней 
   
  Тогда б ты не желал блеснуть 
  Личиной страсти принужденной, 
25 Но ты б в углу, уединенный, 
  Таил вселюбящую грудь. 
   
  Ты б тайно слезы проливал 
  И к ним горячие объятья, 
30 Как друг вселенной, простирал. 

СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

ВЕ - Журнал "Вестник Европы".

ГБЛ - Государственная библиотека им. В. И. Ленина. Рукописный отдел.

ГИМ - Государственный Исторический музей.

ГМ - Журнал "Голос минувшего".

Изд. 1829 г. - Д. Веневитинов. Сочинения, ч. 1. Стихотворения. М., 1829.

Изд. 1831 г. - Д. Веневитинов. Сочинения, ч. 2. Проза. М., 1831.

Изд. 1862 г. - Д. В. Веневитинов. Полное собрание сочинений. Ред. и вступ. статья А. П. Пятковского. СПб., 1862.

Изд. 1934 г. - Д. В. Веневитинов. Полное собрание сочинений. Ред. Б. В. Смиренского, вступ. статья Д. Д. Благого. М.-Л., Academia, 1934.

Изд. 1956 г. - Д. В. Венееитинов. Избранное, Ред. и вступ. статья Б. В. Смиренского. М.: ГИХЛ, 1956.

Изд. 1960 г. - Д. В. Веневитинов. Полное собрание стихотворений. Ред. и вступ. статья Б. В. Неймана. Библиотека поэта, Большая серия. Л.: Сов. писатель, 1960.

ИРЛИ - Институт русской литературы (Пушкинский дом). Рукописный отдел.

Колюпанов - Н. Колюпанов. Биография Александра Ивановича Кошелева, т. I, кн. 1, 2. СПб., 1889.

ЛМ - Литературный музеум, т. 1. Пг., 1921.

ЛН - Литературное наследство.

Маймин - Е. А. Маймин. Русская философская поэзия. М.: Наука, 1976.

Манн - Ю. Манн. Русская философская эстетика. М.: Искусство, 1969.

MB - Журнал "Московский вестник".

"Моск. вед." - Газета "Московские ведомости".

МТ - Журнал "Московский телеграф".

Погодин - Дневник М. П. Погодина.- ГБЛ,

Пушкин - А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, тт. 1-10. М.: Наука, 1962-1966.

Пушкин в восп. совр. - Сб.: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, тт. 1, 2. М.: Художественная литература, 1974.

РА - Журнал "Русский архив".

PC - Журнал "Русская старина".

"Сев. пчела" - Газета "Северная пчела".

С и Н - Журнал "Старина и новизна".

СЛ - Альманах "Северная лира".

СО - Журнал "Сын отечества".

СЦ - Альманах "Северные цветы".

Ф. Хомяков - Письмо Ф. Хомякова к брату А. Хомякову от 3 декабря 1826 г. - РА, 1884, No 5, с. 123-125.

Хрестоматия - Сб. Русская литература XIX века.

Хрестоматия критических материалов. М.: Высшая школа, 1975.

ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства.

Ц. Р. - Цензурное разрешение.

ПРИМЕЧАНИЯ

О ПРИНЦИПАХ ИЗДАНИЯ

Настоящая книга впервые воспроизводит первое издание сочинений Д. В. Веневитинова в стихах и прозе 1829-1831 гг. За время, прошедшее после его выхода, были обнаружены неопубликованные произведения Веневитинова. Первое издание было заведомо неполным (в него не вошли, например, письма Веневитинова, а некоторые произведения появились в нем в сокращенном виде). В раздел "Дополнения" в настоящем издании включены произведения Веневитинова, не вошедшие в издание 1829-1831 гг., полный текст стихотворений, по цензурным или иным причинам опубликованных в неполном виде, а также его письма. Все произведения, которые приписывались Веневитинову, но принадлежность которых доказать с точностью невозможно, в издании не публикуются: "Родина", "То, основав над грозными скалами...", "Арцыбашев - историк чудный..." и др.

"Дополнения", во многих случаях уточняется или заново устанавливается датировка стихотворений, статей и писем Веневитинова.

Редакторские дополнения недонисанных в тексте слов заключаются в угловые скобки < >, неразобранные слова обозначаются курсивом в угловых скобках (нрзб.). Примечания к тексту Веневитинова печатаются в сносках с порядковым номером и знаком *. Слова, выделенные Веневитиновым, даются в тексте курсивом без дополнительных оговорок. Все даты приводятся по старому стилю.

Варианты отдельных стихов (строк) приводятся в специальном разделе "Варианты" с обозначением порядкового номера каждого отдельного стиха (строки). В квадратных скобках в разделе "Варианты" приводятся строки, зачеркнутые в рукописи. Ссылки на места хранения автографов, на публикации, на литературу по вопросу даются в сокращениях.

Переводы писем с французского в основном приводятся в том виде, в котором они печатались в издании сочинений Веневитинова 1934 г., за исключением отдельных случаев, когда были исправлены вкравшиеся в это издание неточности. Все исправления в переводах, а также перевод письма Веневитинова к Эвансу от 9 ноября 1825 г., публикующегося впервые, выполнены А. Н. Юматовым при участии Н. Г. Леер и H. M. Синельниковой.

Тексты издания 1829-1831 гг. воспроизводятся по новой орфографии, но с сохранением особенно характерных и стилистически значимых авторских написаний. Сохраняются употребляемые Веневитиновым в целях усиления выразительности старые глагольные формы: "приближься", "расположаясь". Учитывая, что Веневитинов различает такие выражения, как "богине" и "богини" (в дательном падеже), "на земле" и "на земли", мы оставляем соответствующие написания. Оставляем мы также и старое, соответствующее звучанию, написание слов, стоящих в рифме: "но кончится обман игривой". Что касается синтаксиса, то в тех случаях, когда изменение пунктуации в текстах в соответствии с современными нормами влечет за собой искажение смысла сказанного, мы оставляем ее той же, какой она принята в издании 1829-1831 гг.

"княнусь" вместо "клянусь", "мена" вместо "меня", "природа" вместо "природы" и т. п. Подобные ошибки мы исправляем в текстах, никак не оговаривая это в примечаниях.

Составители настоящего издания - Е. А. Маймин и М. А. Чернышев. Тексты, печатающиеся впервые (кроме особо оговоренных), подготовлены Чернышевым, так же, как и раздел "Варианты".

Все примечания к настоящему изданию подготовлены М. А. Чернышевым. Письмо к Г. Н. Оленину, а так же непубликовавшиеся части писем к А. В. Веневитинову (No 36 и 41) - И. И. Подольской. Ею же осуществлено и филологическое редактирование книги.

В настоящем издании впервые воспроизводятся рисунки Веневитинова. Несомненно, что они будут содействовать расширению и углублению нашего взгляда на Веневитинова, помогут уточнению его общественной и политической позиции, дополнительно выявят его демократические симпатии. В рисунках виден интерес Веневитинова к простым людям и простонародным сюжетам. Особенно показателен в этом смысле рисунок, названный В. Титовым, которому принадлежит пояснительная надпись на нем,- "Мужик на крыше кабака". В отличие от других рисунков, сохранившихся в альбоме сестры Веневитинова Софьи Владимировны и относящихся к юношеской поре жизни поэта, этот выполнен в 1826 г. На нем изображен мужик, наблюдающий из кабака, как по московской улице везут тело Александра I. На лице мужика написано равнодушие, а в самом рисунке - не только умело схваченная характерная жанровая народная сценка, но и едва прикрытая авторская ирония. Рисунок хранится в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых). Остальные рисунки - в ЦГАЛИ, ф. 1043 (Веневитинова Д. В.).

Составители книги выражают признательность научным сотрудникам ЦГАЛИ, рукописных отделов ГБЛ, ГЕБ, ИРЛИ, справочно-библиографических отделов ГБЛ, ГПБ и Научной библиотеки СГУ, филологам В. С. Азефу и В. Н. Гладковой за оказанное содействие в работе над изданием, научным сотрудникам СНИКЛ А. В. Авдонину, Т. П. Цупор и Т. А. Радиной, искусствоведу Э. Н. Арбитману, проведшим подчерковедческую и искусствоведческую экспертизу обнаруженных составителями и неизвестных ранее рукописей и рисунков Веневитинова, а также М. И. Власовой и H. H. Чернышевой.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Рукопись Н. Рожалина - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 60. Впервые - изд. 1829 г.

Рукой Рожалина (см. прим. к стихотворению "Послание к Р<ожали>ну", 1825) переписана значительная часть произведений Веневитинова для изд. 1829 и 1831 гг. Рожалин длительное время жил в доме Веневитиновых и был знаком с теми фактами биографии поэта, которые сообщены в предисловии. По-видимому, Рожалин был основным, если не единственным, автором предисловия.

К друзьям

"Послание к Веневитиновым" А. Хомякова (ем. прим. 7 к "Ответу г. Полевому"). В изд. 1829 г. датируется 1821 г. Впервые - изд. 1829 г.

3 Пусть летит он в бой кровавый...- Ср. со строкой из послания Хомякова: "Так я пойду, друзья, пойду в кровавый бой".

Знамения перед смертью Цезаря

Список - ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 1. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 3-5. В этом Издании стихотворение датировано 1823 г.

В стихах списка 15 и 25, видимо, описки - соответственно: "сражали" вместо "сражались" и "внитренности" вместо "внутренности". Стихотворение - вольный перевод фрагмента поэмы Вергилия "Георгики" (463-501). Видимо, перевод не был закончен: в списке - еще два стиха, представляющие собой начало фразы и, по всей вероятности, поэтому не включенных

Поборник родины Квирин, и вы, о боги,

Блюдящие и Тибр, и царские чертоги.

Смысл стихов становится понятным из дальнейшего текста "Георгик", где Вергилий просит богов не мешать "отвращать несчастье века" будущему римскому императору Октавиану Августу, которого он называет "юношей".

20...На мраморах...- на статуях.

28 Стогна - площадь, улица.

32-36 В полях Филипповых... фракийские долины.- Имеются в виду битва в Фарсальской долине в 48 г. до н. э. менаду войсками Помпея и Цезаря, и битва при Филиппах во Фракии в 42 г. до н. э., в которой приняли участие войска Брута и Кассия, с одной стороны, и войска Антония и Августа, с другой.

К друзьям на новый год

Автограф неизвестен. Впервые - изд. 1829 г., с. 6. В изд. 1829 г. датируется 1823 г. Однако можно предположить, что стихотворение было написано несколько позже, в конце 1825 г., т. е. после того, как стало известно, что многие из любомудров переедут в Петербург. Из содержания стихотворения следует, что в новом году ожидается разлука с друзьями (см. также: Аронсон М. Разговор через голову редактора.- Звезда. 1934, No 8, с. 189). Как известно, в 1826 г. в Петербург переехали В. Одоевский, Кошелев, сам Веневитинов, в начале 1827 г.- Титов, А. Хомяков.

любомудров, узнавших о поражении декабристов. Но тот же Кошелев сообщает, что "известия из Петербурга получались самые странные и одно другому противоречащие. То говорили, что там все спокойно и дела пошли обычным порядком, то рассказывали, что открыт огромный заговор, и что 2-я армия <...> идет на Москву и тут хочет провозгласить конституцию. К этому прибавляли, что Ермолов также не присягает и со своими войсками идет с Кавказа на Москву. Эти слухи были так живы и положительны и казались так правдоподобными, что Москва или, вернее сказать, мы ожидали всякий день с юга новых Мининых и Пожарских. Мы, немецкие философы, забыли Шеллинга и комп<анию>, ездили всякий день в манеж и фехтовальную залу учиться верховой езде и фехтованию и таким образом готовились к деятельности, которую мы себе предназначали" (там же, с. 15). Это свидетельство Кошелева отчасти снимает упомянутое выше противоречие: "К друзьям на Новый год" было написано, вероятно, именно в эти дни ожидания великих перемен. Не потому ли с такой радостной надеждой глядит в будущее Веневитинов, а его "Петропольские затеи" не то же ли самое, что мы читаем у Кошелева: деятельность, "которую мы себе предназначали", добавим: "в Петербурге"?

Веточка

Список - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 2. В изд. 1829 г, датируется 1823 годом. Впервые - изд. 1829 г.

Стихотворение - вольный перевод отрывка из поэмы Луи Грессе "Обитель". Отрывок состоит из 24 стихов (у Веневитинова - 30). Веневитинов, раскрывая содержание аллегории Грессе, добавляет в свой перевод четыре стиха в конце стихотворения, которых нет в оригинале. Грессе Луи (1709-1777) - французский поэт, один из первых во Франции поэтов-пейзажистов. Поэма "Обитель" (1735), воспевавшая уединенную жизнь, вызвала множество подражаний в России. До Веневитинова данный отрывок переводили В. Л. Пушкин и Д. Давыдов.

Первый отрывок из неоконченной поэмы

Этот и следующий отрывок - фрагменты из неоконченной поэмы Веневитинова "Евпраксия". Полностью сохранившиеся части поэмы напечатаны в "Дополнениях".

Второй отрывок из неоконченной поэмы

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 3. Впервые - изд. 1829 г. См. предыдущее прим., а также прим. к поэме "Евпраксия".

Песнь Кольмы

"Кольма Донна", приписанной Оссиану Джеймсом Макферсоном (1736-1796), шотландским писателем, автором знаменитой литературной мистификации. Поэма "Кольма Донна" входит в "Сочинения Оссиана, сына Фингала, переведенные с гэльского языка Джеймсом Макферсоном" (изданы в 1765 г.; русский перевод отрывков - 1788 г.). Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 4. В изд. 1829 г. датируется 1824 г. При жизни Веневитинова выходило второе издание поэм: "Оссиан, сын Фингалов, бард третьего века". Галльские стихотворения, пер. с франц. Е. Кострова, ч. 1-2. СПб., 1818.

В 1814 г. поэму "Кольма Донна", с пропуском переведенной Веневитиновым части, переводил Пушкин.

К С<карятину>

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 7. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 16-18. В изд. 1829 г. датируется 1825 г.

Принято считать, что упомянутый в заглавии послания водевиль - "Неожиданный праздник", написанный ко дню именин кн. 3. А. Волконской. Между тем дифирамбический характер "Неожиданного праздника" не соответствует характеристике водевиля, данной Веневитиновым в послании: "И я в безумье променял / Улыбку муз на смех сатира" (курсив мой.- М. Ч.). В примечании к посланию в изд. 1862 г. сказано: "Водевиль этот состоял из нескольких отрывочных сцен"; "Неожиданный праздник" же - произведение совершенно законченное (впервые - изд. 1940 г.). Какой же водевиль посылал Веневитинов? С. М. Шпицер опубликовал (журнал "Солнце России", 1913, No 26/177, июнь, с. 17) три стихотворных отрывка из неизвестного водевиля Веневитинова. Отрывки эти затем были напечатаны в изд. 1934 г. под общим названием "Из русского водевиля". В рецензии на изд. 1934 г. М. Аронсон, возражая против публикации отрывков, мотивировал свои возражения тем, что в обеих публикациях не указывалось местонахождение автографов (см.: Звезда, 1934, No 8, с. 188). Автографы двух фрагментов из неопубликованного водевиля Веневитинова обнаружены мною в ГЕЛ (ф. 48, к. 55, ед. хр. 48 и 50). Насколько можно судить по найденным фрагментам, содержание водевиля сводилось к рассказу о том, как двое молодых людей помогают дядюшке одного из них вернуть деньги, которые он одолжил своему знакомому. В сохранившихся отрывках - немало сатирических сцен, которые позволяют предположить, что в послании "К Скарятину" Веневитинов имеет в виду именно этот водевиль, где он, променяв "улыбку муз на смех сатира", готов "шалить с пристойностью, проказничать с умом".

"К изображению Урании"; Скарятину принадлежит рисунок комнаты, где жил поэт, и портрет Веневитинова, не дошедшие до нас.

3 Пиэриды - музы.

25...смелый ученик Байрона...- Веневитинов неоднократно обращается к имени Байрона и в стихах; "Четыре отрывка из пролога "Смерть Байрона" (1824). "К Пушкину" (1826), и в прозе: в полемических статьях по поводу первой главы "Евгения Онегина",- высоко ценя и философскую широту поэзии Байрона, и его высокие человеческие качества.

26-27...Я устремлюсь на крылиях мечты / К волшебной стороне...- к Греции. Кроме упомянутого выше пролога "Смерть Байрона", Веневитинов обращался к греческой теме и в другом стихотворении - "Песнь грека" (1825).

27....лебедь Альбиона...- Байрон.

"Послание к Веневитиновым" А. Хомякова (см. прим. к стихотворению "К друзьям"), в котором последний, обращаясь к нему, писал: "Пой, Дмитрий! Твой венец - зеленый лавр с оливой; / Любимец сельских муз и друг мечты игривой".

43 Ты бодрый дух обрел Беллоне...- здесь: войне; Беллона - богиня войны.

Сонет ("К тебе, о чистый дух...")

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 6. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 19. В автографе, видимо, ошибочно ст. 3: "Она затеряна в сей доле заточенья", что противоречит содержанию произведения. В изд. 1829 г. ошибка исправлена: "Она затеряна в юдоле заточенья". Автограф находится под списком пушкинской эпиграммы (а не над списком, как ошибочно указывалось в изд. 1956 г. и 1960 г.; см. соответственно, с. 240 и 176) на редактора "Вестника Европы" М. Т. Каченовского "Охотник до журнальной драки...". Рядом - выполненный неизвестной рукой список на греческом языке отрывка из Фукидида (одна из речей Перикла). В изд. 1829 г. Стихотворение датировано 1825 г. Та же датировка принята и в изд. 1960 г. Нам представляется более правомерной датировка, данная в изд. 1956 г.: 1824 г. Все три упомянутых произведения помещены на обороте рапорта А. Н. Веневитиновой в Воронежскую дворянскую опеку. Из содержания рапорта следует, что он написан в промежутке между 23 и 30 сентября 1824 г. Именно к этим дням Веневитинов вернулся в Москву из поездки по воронежским имениям. И эпиграмма Пушкина, датированная 1824 г., и рапорт А. Н. Веневитиновой позволяют предположить, что стихотворение Веневитинова написано тоже в 1824 г., не ранее 23 сентября.

Сонет ("Спокойно дни мои цвели в долине жизни...")

""Спокойно" есть ложное выражение для певца, столь исполненного страсти, что его пламенные порывы не могут сравниваться {В изд. 1960 г.- неверно: "сравниться" (с. 176).} ни с свирепостью разъяренных волн, ни с треском грома, ни с завыванием бури". Вряд ли можно согласиться с предположением, приведенным в изд. 1960 г., что эта приписка является "чьим-то возражением <...> на стихотворение" (с. 176), ибо в "Сонете" речь идет о том же, что и в приписке: после того, как поэт обрел дар творчества, он лишился спокойствия. Более вероятно, что и стихотворение и приписка - вариации на одну и ту же тему (в этом случае становится понятным, почему и стихотворению и приписке предпослан знак NB). Своеобразным комментарием к стихотворению и приписке может служить прозаический отрывок "Что написано пером, того не вырубишь топором". Отрывок датирован понедельником 21 апреля <1824> г., что позволяет отнести к 1824 г. и сонет "Спокойно дни мои цвели в долине жизни...", который, к тому же, созвучен сонету "К тебе, о чистый дух, источник вдохновенья...", датированному концом 1824 г.,- и не только по форме (сонетная форма у Веневитинова встречается только в этих двух стихотворениях), но и по содержанию: содержание сонета "Спокойно дни мои цвели в долине жизни..." как бы получает дальнейшее развитие в сонете "К тебе, о чистый дух...", рассказывающем о следующем этапе творческого становления,

Четыре отрывка из неоконченного пролога

"Смерть Байрона"

Рукопись (2-ой отрывок - автограф Веневитинова; 1, 3 и 4 отрывки - списки Н. Рожалина) - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 5. 20 октября 1824 г. в английской газете "Morning Chronicle" было напечатано последнее стихотворение Байрона "В день моего тридцатишестилетия", один из основных мотивов которого - готовность умереть в бою ради правого дела. Именно этот мотив положен и в основу пролога, что позволяет предположить возможные истоки вене-витиновского стихотворения.

1 К тебе стремился я, страна очарований! - Байрон приехал в Грецию в 1823 г., чтобы принять участие в освободительной борьбе греков, восставших против турецкого ига.

48 Архипелаг - Эгейское море.

61...Полет твой смелый прекратил? - Байрон умер от лихорадки в боевом лагере греков 7 апреля 1824 г.

в4 Эвр - бог восточного ветра; здесь - восточный ветер.

75...Луну поблекшую...- т. е. турецкий флаг, на котором был изображен полумесяц.

Автограф неизвестен. Впервые - СЦ на 1827 г., с. 292-294. В изд. 1829 г. датировано 1825 г.

Любимый цвет

Автограф - в ГИМ, ф. 281 (Веневитиновой С. В.), No 1041, лл. 6-7. Впервые - СЛ на 1827, с. 425-427. На автографе дата: 1825 августа 13.

В сохранившемся альбоме Софьи Веневитиновой: ЦГАЛИ, ф. 1043 (Веневитинова Д. В.), оп. 1, ед. хр. 2, относящемся, видимо, к самому началу 20-х годов, находятся детские рисунки и стихи (на фр. языке) Дмитрия и Алексея Веневитиновых, которые они дарили своей маленькой сестре.

"Анаксагор", "Утро, полдень, вечер и ночь", письмо к Кошелеву от середины июля), по которой время младенчества - время согласия души с природой, олицетворяющей собой вечность.

К. И. Герке

(при послании трагедии Вернера)

Автограф неизвестен. Впервые - изд. 1829 г., с. 33-35. В изд. 1829 г. датировано 1825 г.

Герке Кристиан Иванович - близкий знакомый семьи Веневитиновых, воспитатель рано умершего старшего брата поэта - Петра (1799-1812). Вернер Захария (1768-1823) - немецкий писатель-романтик.

"Мартин Лютер, или Освящение силы", которую, видимо, и пересылал Веневитинов Герке.

Послание к Р<ожали>ну

Автограф неизвестен. Впервые - изд. 1829 г., с. 36-37. В изд. 1829 г. датируется 1825 г.

Рожалин Николай Матвеевич (1805-1834) - литератор, знаток философии, античной поэзии, языков; любомудр. Принимал активное участие в подготовке издания MB (см. запись в Дневнике М. П. Погодина от 13 мая 1826 г.), а с первого номера MB - помощник редактора (см.: Барсуков, кн. 2, с. 46). Друг Веневитинова и его родных; в 1825 г. жил в доме Веневитиновых (см. Кошелев, с. 13). См. также о нем прим. к предисловию изд. 1829 е. (с. 466).

Поэт

Список - в ЦГАЛИ, ф. 1043 (Веневитинова Д. В.), оп. 2, ед. хр. 1, л. 1. Впервые - MB, 1827, ч. 2, No 5, с. 3.

"Моя молитва", "Жизнь", "Послание к Р<ожали)ну" ("Оставь, о друг мой, ропот свой..."), "Утешение" и "Жертвоприношение", написанных Веневитиновым в течение 11 дней в конце ноября - начале декабря 1826 г. Поэтому аргументация датировки названных стихотворений приводится в примечаниях к "Поэту", а в примечаниях к самим стихотворениям дается лишь установленная дата.

Со дня приезда в Петербург (8-9.XI) Веневитинов, как он сам пишет сестре в письме от 18 ноября, ведет "бродячую жизнь" и переезжает на квартиру лишь 22 ноября. 3 декабря 1826 г. Ф. С. Хомяков пишет брату А. С. Хомякову: "Во время пребывания нашего здесь он (Веневитинов.- М. Ч.) уже шесть (курсив мой.- М. Ч.) пьес в стихах написал". И далее: "В "Московском вестнике" прочтешь одну из них - "Поэт" и, может быть, другую: вариации на слова Шекспира..." - т. е. "Жизнь" (см. РА, 1884, No 5, с. 223-225). Из письма узнаем мы о содержании третьего стихотворения: "...как скоро я проснулся, продиктовал мне Веневитинов пьесу... Это pendant к твоему "Сну", но получше". У А. Хомякова, действительно, есть стихотворение "Сон" о бессмертии поэта, вечно живущего в своих творениях; к нему из веневитиновских стихов близко только "Утешение". Ф. Хомяков сообщает брату, что Веневитинов написал его "на прошедшей неделе". Поскольку 3 декабря 1826 г., когда было написано письмо, приходится на пятницу, то "прошедшая неделя" кончилась в воскресенье 28 ноября; следовательно "Утешение" было написано между 22 и 28 ноября 1826 г.

Ф. Хомяков пишет также: "Они все (стихи Веневитинова, написанные с 22 ноября по 3 декабря.- М. Ч.) очень хороши и занимательны по обилию мыслей, по обдуманности хода (курсив мой.- М. Ч.) и потому, что они составляют как бы журнал его". Это прямо перекликается со словами Веневитинова из письма его к Погодину от 12 декабря 1826 г. (см. с. 370).

Порядок публикации стихов Веневитинова в первых номерах MB был следующим: "Монолог Фаустов в пещере" - No 1, "Моя молитва" - No 2, "Жизнь" - No 3, "Поэт" - No 4, "Жертвоприношение" - No 6, "Поэт и друг" - No 7, "Италия" - No 8.

По-видимому, "Моя молитва" и "Жертвоприношение" входят в число шести стихотворений, упомянутых Ф. Хомяковым. Подтверждает это их содержание. В "Жертвоприношении" развивается мысль, выраженная в стихотворении "Жизнь",- об обманчивости земного существования. В "Моей молитве" обобщаются мотивы стихотворения "Поэт". "Моя молитва" в конце ноября или начале декабря была послана в Москву (в письме от 19 декабря 1826 г. Веневитинов просит друзей: "В "Моей молитве" перемените стих..."); это подтверждает датировку стихотворения. Предположительно устанавливается шестое стихотворение. В письме Шевыреву от 28 января 1827 г. Веневитинов пишет: "Послание мое к Рожалину печатайте". Следовательно, "Послание к Р<ожали>ну" ("Оставь, о друг мой...") было написано раньше числа, которым датировано письмо. Не тогда ли, когда поэт писал в упомянутом выше письме от 12 декабря: "Я послал несколько стихотворных пьес Рожалину"? Только два стихотворения Веневитинова - "Жизнь" и "Послание к Р<ожали>ну" ("Оставь, о друг мой...") непосредственно связаны с именем Шекспира. В известной мере подтверждают все это и письма поэта, написанные в эти дни: их содержание во многом повторяет послание.

"Ноябрьским".

Вскоре после смерти Веневитинова в MB (1827, ч. 5, No 17) появилось стихотворение "Прерванная дума поэта" (подпись: Казань) - ответ на веневитиновского "Поэта",

Новгород

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 9. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 43- 45, без четырех строк, следующих за ст. 33. В изд. 1829 г. (как и в изд. 1862, 1934 и 1960 гг.) ст. 52 и 55 "Новгорода" даются не по окончательным, а по первоначальным вариантам автографа. Кроме того, немало здесь и других несовпадений с окончательным текстом автографа (см. "Варианты", с. 314) {О текстологических трудностях, связанных с публикацией "Новгорода", см, изд. 1960 г., с. 178-179.}. Мы считаем целесообразным опубликовать "Новгород" еще раз в "Дополнениях" по окончательному авторскому варианту автографа, где, кстати, имеются и строки, пропущенные в изд. 1829 г.

Замысел стихотворения возник у Веневитинова после посещения Новгорода 6-7 ноября 1826 г. (см.: Тартаковская, с. 104-105) по пути в Петербург. Есть основания предполагать, что "Новгород" был написан в декабре 1826 г., может быть, во второй половине декабря.-30 декабря 1826 г. Погодин записывает в Дневнике: "Отдал покрасневшей Александре Ивановне (Трубецкой.- М. Ч.). "Новгород"". Следовательно, Веневитинов послал стихотворение 24-26 декабря (Погодин виделся с А. Трубецкой почти каждый день и должен был сразу передать ей стихотворение), а уже 7 января 1827 г. он нетерпеливо спрашивает Погодина: "Отнес ли ты мой "Новгород" и как он был принят?" Желает Веневитинов увидеть стихотворение и в печати (см. письмо к матери от 14 января 1827 г.). Такое нетерпение Веневитинова позволяет предположить, что "Новгород" был "новым" стихотворением в конце декабря, написанным тогда же.

"Новгород", предложенный цензуре среди других материалов для готовящегося изд. 1829 г., был запрещен к публикации. Запрет мотивировался  68 "Устава о цензуре" 1826 г., определявшим, что "всякое сочинение или перевод, в котором прямо или косвенно порицается монархический образ правления, подвергается запрещению" (Оксман Ю. Цензурные материалы о Д. В. Веневитинове.- ЛИ, с. 344-345). Тем не менее стихотворение появилось в изд. 1829 г., равно как и в полном собрании сочинений Веневитинова в 1855 г., несмотря на вторичный запрет цензуры в 1853 г.

О вольнолюбивых мотивах "Новгорода", прямо связывавших его е декабристской литературой, см.: Тартаковская, с. 104-115.

Погодин Михаил Петрович (1800-1864) - историк, писатель; издатель альманаха "Урания на 1826 год" и журнала "Московский вестник" (1827-1830) - печатных органов любомудров; близкий друг Веневитинова. Хранящийся в ГБЛ (ф. 231, I (Погодина М. П.), к. 31, No 1) дневник Погодина содержит богатейшие сведения о культурной жизни России первой половины XIX в. и, в частности, большое количество фактов из жизни Веневитинова; он до сих пор полностью не опубликован. В прим. мы используем записи из этого дневника; некоторые из них публикуются впервые. 9...славы и торговли! - Внешнеторговые отношения Новгорода в XII-XIII вв. были самыми крупными на Руси. 48...бич князей...- Князь в Новгороде времен Новгородской республики не занимал господствующего положения и мог быть смещен по требованию веча. 53...Карал Ливонию и шведа...- Имеются в виду победы Александра Невского над шведскими (1240) и над ливонскими (немецкими) рыцарями (1242).

Моя молитва

Автограф неизвестен. Впервые - MB, 1827, ч. 1, No 2, с. 93. Написано между 22 ноября - 3 декабря 1826 г. (см. прим. к стихотворению "Поэт").

Жизнь

- в ЦГАЛИ, ф. 1043 (Веневитинова Д. В.), оп. 2, ед. хр. 1, л. 2. Впервые - MB, 1827, ч. 1, No 3, с. 168.

Написано, по-видимому, между 22 ноября - 3 декабря 1826 г. (см. прим. к стихотворению "Поэт"). Последние строки стихотворения представляют собой парафразу слов Людовика из III акта трагедии Шекспира "Король Иоанн": Life is as tedious as a twise-told taie / Vexing the dull ear of a drowsy man... (см. прим. к стихотворению "Поэт"). О влиянии Шекспира на творчество любомудров и, в частности, Веневитинова см.: сб. "Шекспир и русская культура". М.- Л.: Наука, 1965, с. 215-225.

Неожиданное и очень важное толкование ст. 7, 8 и 9 предложил Ю. Манн, увидевший ключ к их разгадке в повести Гофмана "Что пена в стакане, то сны в голове" (начало ее было переведено Веневитиновым), в которой старый барон поздним вечером "рассказывает страшную историю из своей жизни" (см.: Манн, с. 34-36).

Послание к Р<ожали>ну

("Оставь, о друг мой, ропот свой...")

"Встречай ее с душой булатной" и до конца, выполнена рукой Рожалина. Заглавие: "Послание к..." Впервые - изд. 1829 г., с. 49-52.

"Написано между 22 ноября - 3 декабря 1826 г. (см. прим. к стихотворению "Поэт").

Завещание

Список в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 24. Впервые - изд. 1829 г., с. 53-55. Почти одновременно с изд. 1829 г. готовился к выходу и альманах "Северные цветы на 1829 год" {изд. 1829 г.: Ц. Р.- 7 февраля 1828 г.; СЦ: 27 декабря 1828 г.), среди поэтических материалов которого было и "Завещание".

В изд. 1829 г. время создания стихотворения отнесено к петербургскому периоду жизни Веневитинова. При просмотре материалов для изд. 1829 г. цензура обратила внимание на ст. 17-19 и 25-28, отчеркнув их (см.: ЛМ, с. 344-345). Создание стихотворения связано с именем княгини Зинаиды Александровны Волконской (1789-1862) - хозяйки известного в Москве литературного и музыкального салона, певицы и писательницы, в которую был влюблен Веневитинов. Кроме "Завещания", он посвятил Волконской стихотворения "К моему перстню", "Италия", "Элегия", "К моей богине", "Кинжал". Умная, образованная женщина, красавица, 3. Волконская привлекала к себе постоянное внимание своих современников. Ей посвящали стихи Пушкин, Козлов, Баратынский, Мицкевич. "Княгиню чем ближе видишь, тем больше любишь и уважаешь <...> В ней врожденная любовь к искусству",- писал один из ближайших друзей Веневитинова С. П. Шевырев (Барсуков, кн. 2, с. 36). Семья Веневитиновых была в дружеских отношениях с З. Волконской (см.: Веневитинов М. А. К биографии поэта Д. р. Веневитинова.- РА, 1885, No 1, с. 119). Об отношении Веневитинова к 3. Волконской см.: Муравьев А. Н. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, с. 12-13; Веневитинов М. А. К биографии поэта Д. В. Веневитинова, с. 118-121, 124-125; 127-128; Гаррис М. А. Зинаида Волконская и ее время. М., 1916, с. 78-80).

"Завещания", вплоть до повторения отдельных образов, было затем воспроизведено Лермонтовым в нескольких произведениях - в стихотворениях "Письмо" (1829), "Когда последнее мгновенье...", "Настанет день - и миром осужденный..." (1830), "Любовь мертвеца" (1840). Особенно близко веневитиновскому стихотворение "Настанет день - и миром осужденный...", в котором Лермонтов также сравнивает душу умершего поэта с червем, "прилипнувшим" к душе возлюбленной:

  Но если над моим позором 
  Смеяться станешь ты 
  И возмутишь неправедным укором, 
  И речью клеветы 
   
  Как червь, к душе твоей 
  Я прилеплюсь, и каждый миг отрады 
  Несносен будет ей. 

Есть и другие факты, свидетельствующие о не случайном совпадении поэтических позиций Лермонтова и Веневитинова. Именно в конце 20-х - начале 30-х годов Лермонтов сближается с семьей Ивановых, где бывал А. И. Кошелев, их родственник и один из ближайших друзей Веневитинова; в 1830 г. выходит замуж за графа Е. Е. Комаровского, родственника Лермонтова, сестра Веневитинова - Софья. Наконец, перед тем, как было написано лермонтовское "Письмо", начавшее цикл его стихов о любви мертвеца, в Москве, где он жил, вышла книга стихов Веневитинова (изд. 1829 г.) и альманах "Северные цветы на 1829 год", в которых было опубликовано "Завещание".

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 23. Впервые - изд. 1829 г., с. 56-57. При первой публикации пропущена строка 29: "Тебя в прощанье не забуду", имеющаяся в автографе и впервые введенная в текст стихотворения в изд. 1956 г. Речь в стихотворении, по-видимому, идет о перстне, который был подарен Веневитинову перед отъездом в Петербург 3. Волконской. "Перстень она подарила ему <...> как древность, выкопанную в развалинах Геркуланума" (Веневитинов M., с. 125). Лирический герой находится вдали от той, кем ему был подарен перстень. Это позволяет предположить, что стихотворение было написано после приезда поэта в Петербург, т. е. не раньше 10 ноября 1826 г. Мысль о самоубийстве как о возможном решении жизненных проблем, выраженная в ст. 20-26, прямо перекликается с содержанием стихотворения "Кинжал", что позволяет думать об одних и тех же сроках создания произведений. Но, как известно, "Кинжал", предназначенный для альманаха "Северные цветы на 1827 год", 21 января 1827 г. был запрещен цензурой (см. ЛМ, с. 343), т. е. он был написан не позже первой половины января 1827 г. Не позже этого времени, видимо, было написано и стихотворение "К моему перстню".

Удивительным образом сбылось предсказанное Веневитиновым в стихотворении. Близко знавший Веневитинова поэт И. И. Козлов рассказывал в письме к А. И. Тургеневу от 2 мая 1827 г., как перед смертью друзья надели на палец Веневитинова перстень, который он всегда носил с собой (см.: PC, 1875, No 12, с. 748-749; а также: Матвеев П. А. С. Хомяков. Биографический очерк.- PC, 1904, No 5, с. 462-463). Сбылось и второе предсказание Веневитинова. В 1930 г. при перенесении его праха из Симонова монастыря на Новодевичье кладбище перстень был снят с руки Веневитинова и сейчас хранится в Литературном музее (см.: Осокин В. Перстень Веневитинова. М.: Сов. Россия, 1969, с. 52-66).

Три розы

Список H. M. Рожалина - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых) , к. 55, ед. хр. 14. Впервые - альманах "Северные цветы на 1827 год", с. 229-230. "Северные цветы на 1827 год" прошли цензуру 18 января 1827 г., т. е. Веневитинов должен был передать стихотворение в альманах значительно раньше - до января 1827 г. По-видимому, стихотворение и было написано до января 1827 г.

"под небом Кашемира" розы, символизирующей искусство, вероятно, связан с воспоминаниями о Зинаиде Волконской: она написала и издала в 1819 г. новеллу "L'enfant de Kachemyr", название которой Веневитинов уже использовал однажды в своем четверостишии из водевиля "Неожиданный праздник". "Три розы" непосредственно связаны с возникновением у Пушкина замысла стихов "Есть роза..." и "В степи мирской, печальной и безбрежной..." (см.: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина. 1826-1830. М.: Сов. писатель, 1967, с. 148).

Три участи

Список Рожалина - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 21. Впервые - изд. 1829 е., с. 60-61. В письме Шевыреву от 28 января 1827 г. Веневитинов сообщает, что посылает в Москву "Три участи", добавляя: "Не знаю, не доставил ли Мальцов сей <...> пьесы. Во всяком случае, если он и переписал ее, то, может быть, худо разобрал мою черновую, и я посылаю исправную копию". Из этих слов становится известно, что, 1) Мальцов вернулся в Москву до 28 января; 2) он для московских друзей поэта переписал "Три участи"; 3) у Веневитинова к моменту отъезда Мальцева из Петербурга стихотворение еще не было переписано набело. Последнее позволяет предположить, что "Три участи" были написаны именно в дни пребывания Мальцова в Петербурге; кроме того, Мальцов переписывал стихотворение с черновой рукописи, не дожидаясь, когда будет готова беловая; следовательно, он очень спешил, т. е. переписывал перед самым отъездом. Исходя из этого, можно предположительно говорить о том, что стихотворение было написано в дни, предшествующие отъезду Мальцова. До 18 января Мальцов еще был в Петербурге (см. письмо Веневитинова к Погодину от 18-22 января 1827 г.), а значит, "Три участи" могли быть написаны между 18-28 января 1827 г.

11 Камены - богини поэзии, искусств и наук.

Домовой

"A Alexis" (Алексею), свидетельствующая о том, что стихотворение было отправлено в Москву впервые брату поэта - Алексею Веневитинову. Впервые - изд. 1829 г., с. 62-63. В изд. 1960 е. датируется декабрем 1826 г.

В стихотворении отразился интерес Веневитинова к народному творчеству. О народных истоках "Домового" см., в частности: Нейман В. Д. В. Веневитинов.- Изд. 1960 г., с. 30; сб.: Русская литература и фольклор. Первая половина XIX века. Л.: Наука, 1976, с. 125-126.

К Пушкину

Список Рожалина - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 17. Впервые - изд. 1829 г., с. 64-66. Написано между 9 сентября (день приезда Пушкина в Москву) и 1 ноября (день отъезда Веневитинова в Петербург) 1826 г. Вероятнее всего, в октябре 1826 г., когда окончательно утвердился союз Пушкина и любомудров в связи с предполагаемым изданием MB. Это отчасти подтверждает и содержание стихотворения: Веневитинов видит в Пушкине не только учителя в поэзии, но и духовного союзника.

1-2...доступен гений / Для гласа искренних сердец.- О том, как восторженно воспринимали любомудры произведения Пушкина в эту пору, см., в частности: Погодин М. П. Воспоминания о Степане Петровиче Шевыреве.- Пушкин в восп. совр., т. 2, с. 27- 29. 9-10...пророк свободы смелый, / Тоской измученный поэт...- Байрон.

"К морю" (1824).

16 Ты дань принес увядшей силе...- В том же стихотворении "К морю" Пушкин называет еще одного "властителя дум" - Наполеона.

18...Другое имя...- Байрона.

19...У муз похищенного галла - т. е. Андре Шенье (1762-1794) - французского поэта, гильотинированного якобинцами.

21...песнею твоей...- Стихотворением "Андре Шенье" (1825).

К любителю музыки

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 16; без заглавия. Список H. M. Рожалина, подготовленный для изд. 1829 г. (с пропуском ст. 15- 22),- там же, ед. хр. 12. Впервые - изд. 1829 г., с. 67-68, с пропуском ст. 15-22, запрещенных цензурой; полностью - газета "День", 1913, No 219. Полный текст стихотворения см. в "Дополнениях", где он печатается по автографу.

На основе косвенных данных восстанавливается история создания стихотворения. В первом номере MB за 1827 г. была напечатана статья С. П. Шевырева "Разговор о возможности найти единый закон для изящного" (ч. 1, No 1, с. 32-51), в которой утверждалась необходимость сопричастности любителя изящного искусству, что могло осуществиться, по мысли Шевырева, лишь при осознанном восприятии произведения искусства. "Многие чувствуют творения поэтов, но немногие понимают их" (там же, с. 47). "Разговор" - этот своеобразный (в форме диалога) эстетический трактат (см. о нем, например: Манн, с. 155-156) - был весьма злободневен для любомудров, ибо обосновывал их теоретическую позицию в литературных спорах. Так, в частности, полярные мнения двух участников диалога в "Разговоре" довольно отчетливо напоминают идейные позиции двух полемистов, спорящих о первой главе "Евгения Онегина",- Веневитинова и Н. А. Полевого. Доводы Лициния прямо перекликаются с доводами Полевого. "Лициний восхищался всем без исключения. Его беспристрастная душа терялась в каждой красоте природы и искусства" (МБ, 1827, ч. 1, No 1, с. 34). "Вы хотите измерить неизмеримое, хотите обнять то, чего не вместит не только ваш разум, но и душа...- восклицает осуждающе Лициний.- К чему правила? К чему ваши законы?" (там же, с. 35). Это напоминает позицию Полевого, исходящего "из безоговорочного отрицания всяких канонов и норм, ограничивающих и стесняющих свободу искусства" (см.: Мордовченко Н. И. Русская критика первой четверти XIX века. М.- Л., 1959, с. 224). "Воображение поэта летает, не спрашиваясь пиитик... дайте нам наслаждаться!" - восклицает Полевой, подразумевая под "пиитикой" законы творчества (МТ, 1825, ч. 2, No 5, с. 45). И продолжает: "В неопределенном, неизъяснимом состоянии сердца человеческого заключена и тайна, и причина так называемой романтической поэзии" (там же). Именно против такого поверхностного понимания искусства восстает антипод Лициния - Евгений: "Когда остынет твой жар, когда пройдет минута восторга... не открывается ли в душе твоей бесчисленный ряд вопросов, на которые она желала бы ответить" (MB, 1827, ч. 1, No 1, с. 38). "Когда же ты поймешь закон красоты, когда разгадаешь сию тайну художника,- тогда, отдавши себе отчет в его произведении, ты как будто снова пересоздашь его, ты будешь сам творить; а если наслаждение искусством выше всех земных радостей,- то понимать его, творить самому-есть радость божественная" (там же, с. 39). "И смех, и слезы, и трепет ужаса, и все волнения души разрешаются в одно определенное, полное чувство, которое называют довольством, согласием, блаженством... Сие чувство примиряет нас со всем миром: вот торжество красоты!" (там же, с. 44-45). Стихотворение "К любителю музыки" - своеобразный конспект этих положений статьи Шевырева. Собственно, сами положения не были "шевыревскими", а являлись частью общей эстетической программы любомудров и не раз становились идейной основой ранее написанных статей, в частности, самого Веневитинова (см. статьи об "Евгении Онегине", "Разбор рассуждений г. Мерзлякова", "Несколько мыслей в план журнала") {Отмеченное Ю. В. Манном несоответствие эстетических позиций Веневитинова и Шевырева относительно "единого закона" изящного (Маки, с. 156), может быть, несколько преувеличено, ибо тут вернее было бы говорить не о противоречиях, a о различных уровнях раскрытия глубины одного и того же вопроса у обоих любомудров.}. "Разговор" мог живо напомнить Веневитинову его недавние критические выступления, ею страстное требование системности и осознанности впечатлений, вызванных произведением искусства, и возбудить иные, художественные, образы, воплотившиеся в одном из лучших его произведений, представляющих философскую лирику,- стихотворении "К любителю музыки". Именно поэтому так выразительно раскрыто в нем "противопоставление художника" и "непосвященного", так неожиданна форма - "скрытый диалог" (см.: Маймин Е. А. Русская философская поэзия. М.: Наука, 1976, с. 43-44).

Учитывая непосредственную близость содержания стихотворения "К любителю музыки" к статье, можно предположить, когда оно было написано. С первым номером MB Веневитинов познакомился в период между 18 и 22 января 1827 г., а уже 28 января он пишет Шевыреву: "Поцелуй сам себя за "Разговор"". Вероятно, стихотворение было написано между 18-28 января 1827 г.

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 25. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 69-70. При публикации в изд. 1829 г. пропущен ст. 34: "В нежданное пламени речей". Написано между 22-28 ноября 1826 г. (см. прим. к стихотворению "Поэт").

В Дневнике Погодина есть запись от 14 марта 1824 г.: "Написал бы кто стихотворение "Пигмалион". Чудесный предмет для поэзии <...> сила искусства". Можно предположить, что Погодин позднее поделился с Веневитиновым этими мыслями и что образ Пигмалиона в "Утешении" был откликом на них. В стихотворном ответе Пушкину декабриста А. И. Одоевского, встречавшегося с Веневитиновым и посвятившего ему стихотворение (см.: РА, 1885, No 1, с. 128-131), знаменитая строка: "Из искры возгорится пламя..." перекликается с последними строками "Утешения".

Жертвоприношение

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 19. Без заглавия. Впервые - МБ, 1827, ч. 2, No 6, с. 119. Написано, по-видимому, между 22 ноября - 3 декабря 1826 г. (см. прим. к стихотворению "Поэт").

"Дамском журнале" (1827, No 7, с. 58) было напечатано стихотворение "На кончину Д. В. Веневитинова" (без подписи), в основу которого было положено "Жертвоприношение". В примечании к стихотворению сказано: "См. в 6 No "Московского вестника" стихи "Жертвоприношение". Сия пиеса, сама по себе чрезвычайно трогательная, извлекает слезы сердца после известия, напечатанного в 33 No "Сев. Пч." о кончине юного поэта, писавшего сии стихи, кажется, в живом предчувствии изящной души своей".

К изображению Урании (В альбом)

Автограф - в ЦММК, ф. 212 (Одоевский В. Ф.), No XXVI. Без заглавия. Автограф находится в нотной тетради В. Ф. Одоевского, где нарисована карандашом сидящая муза астрономии Урания с пятью звездами над ней. Под рисунком подписи: "Одоевского муза" и "Рисовано Федором Скарятиным в 1827" (см. о Скарятине в прим. к "Посланию к С<карятину>"). Под автографом подпись: "Написано Дмитрием Веневитиновым в 1827-м году". Список (выполнен неизвестной рукой) - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к 55, ед. хр. 18. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 73. В стихотворении Веневитинова поясняется значение каждой из нарисованных звезд.

Точных указаний на более конкретную датировку в известных нам источниках нет. Об этом, а также следующем стихотворении писал В. Одоевский Погодину в письме от 29 апреля 1827 г.: "Прилагаю стихи Дмитрия. Вы знаете, что он ощущал часто в себе необходимость выражения стихами, или лучше - каждую минуту жизни обращать в поэзию. Оттого и такое множество его маленьких стихотворений. Стихов прилагаемых ни у кого нет, кроме меня. Одни написал он, встречая у меня новый год ("На Новый 1827 год".- M. Ч.), другие - на моей нотной книге, на которой Скарятин нарисовал богиню с пятью звездами" ("К изображению Урании".- М. Ч.) {Барсуков, кн. 2, с. 91). Сказанное в письме позволяем думать, что оба стихотворения могли быть написаны примерно в одно и то же время, тем более, что единственное упоминание о Скарятине в сохранившихся письмах Веневитинова относится именно к началу января (см. письмо сестре от 8 января 1827 г.).

"Любомудрское" звучание стихотворения отчетливо сказывается при сравнении его с посланием Дельвига "К поэту-математику" (1814), в котором также есть образ Урании. Для Дельвига образы Урании, олицетворяющей точные науки, и Музы, вдохновляющей поэта-лирика,- несопоставимы. Урания, которую Дельвиг описывает так:

   
  Берет орудие богиня, 
  Межует облаков квадрат, 
  Большие блоки с небесами 
  Соединяются гвоздями 
   

не способна, по его мнению, даровать человеку истинно поэтическое вдохновение, а значит и - бессмертие. Поэтому Урании Дельвиг противопоставляет Музу:

  Певец! она перед тобой 
  В венце, в божественном сиянье, 
  Пленяющая красотой! 

В том же 1827 г. И. Киреевский пишет лирический этюд, где, в частности, один из персонажей, поэт Вельский, читает стихотворение, в котором невозможно не угадать веневитиновские мотивы, хотя стихотворение Киреевского обращено не к пяти, а к семи звездам Большой Медведицы {Герои этюда Киреевского напоминают любомудров с их постоянными беседами о цели жизни. В упомянутом этюде говорится о том, что красота природы звала друзей "к сердечному разговору, а сердечный разговор, как обыкновенно случалось между ними, довел до мечтаний о будущем, о назначении человека, о таинствах искусства и жизни, об любви, о собственной судьбе и, наконец, о судьбе России" (Киреевский И. В. Полн. собр. соч, М., 1911, т. 2, с. 148).} (Киреевский И. В. Полное собрание сочинений. М., 1911, т. 2, с. 149-150).

На Новый 1827 год

Автограф - в ГПВ, ф. 539 (Одоевского В. Ф.), No 1484. Без заглавия. Список - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 18. Без заглавия. Впервые - МБ, 1828, ч. 24, No 5, с. 3. На автографе - карикатурные изображения карандашом двух лиц. В списке указано время написания стихотворения: "Полночь на 1-е января". Та же дата указана и в MB. Дата, указанная в списке ГБЛ, подтверждается свидетельством В. Одоевского в его письме к Погодину от 29 апреля 1827 г. (см-, прим. к стихотворению "К изображению Урании").

Крылья жизни

"Plaisir et peine" - "Радость и горе" (дословно: "Удовольствие и наказание"). Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 20; список - там же, ед. хр. 28, No 2. Впервые - MB, 1828, ч. 7, No 1, с. 13-14. В автографе пропущен ст. 14: "Устали крылышки". В изд. 1829 г. стихотворение отнесено к петербургскому периоду жизни Веневитинова.

Стихотворение представляет собой лирико-философскую фантазию на тему Мильвуа. В отличие от Мильвуа, у Веневитинова нет начальных стихов, в которых идет речь о рождении горя и радости; он ввел отсутствующий у Мильвуа образ птицы-жизни. Точный перевод стихотворения Мильвуа выполнен С. Ф. Дуровым.- См.: Библиотека для чтения, 1845, No 1, с. 15-16.

Мильвуа Шарль (1782-1816) - французский поэт-романтик.

Италия

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 28, No 3; список - там же, ед. хр. 13. Впервые - MB, 1827, ч. 2, No 8, с. 311-312. Подпись: В. Написано в Петербурге. В изд. 1960 г. датируется 1826 г.

"Завещание"), которой было посвящено стихотворение, до приезда в 1824 г. в Россию долгое время жила в Италии.

19 Тогда, о Тасс! - Тассо Торквато (1544-1595) - итальянский поэт.

Элегия

Список Н. М. Рожалина - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 12. В письме С. П. Шевыреву от 28 января 1827 г. Веневитинов упоминает об "Элегии" вместе с "Тремя участями", датированными нами 8-28 января; это позволяет, хотя и предположительно, отнести и создание "Элегии" к январю 1827 г.

К моей богине

"Cette piece est tres imparfaite, je le sens moi-meme; mais c'est une de ces productions auxquelles on ne touche pas deux fois. Elle est dediee а ma divinite, et cette dedicace n'est pas simplement poetique. La raison a son Dieu, qu'elle cherche, qu'elle trouve et qu'elle admire; pourquoi le coeur n'aurait-il pas sa religion?" {Эта пьеса очень несовершенна, я это чувствую сам; но это - одно из произведений, к которым не прикасаются дважды. Оно посвящено моему божеству, и это посвящение - не только поэтическое. Разум имеет своего бога, которого ищет, которого находит и которым восхищается; почему сердцу не иметь своей религии? (фр.).}

В изд. 1829 г. отнесено к петербургским стихотворениям Веневитинова. Здесь, как и в стихотворениях "Кинжал" и "К моему перстню" (см. прим. к последнему), отчетливо звучит мысль о самоубийстве, вплоть до прямой переклички строк (ср. ст. 45-49 из "К моей богине" и ст. 20-26 из "К моему перстню"). Вполне возможно, что и стихотворение "К моей богине" было написано тогда же, когда и названные выше стихи (см. прим. к ним), т. е. в декабре 1826 - первой половине января 1827 г. О цензурных осложнениях, вызванных строками: "И дани раболепной службы / Носить кумиру суеты?" - см.: ЛМ, с. 344-345.

XXXV

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 26. Без заглавия. Впервые - изд. 1829 г., с. 84-85. В изд. 1829 г. создание стихотворения отнесено к петербургскому периоду жизни Веневитинова.

Ст. 17-20 стихотворения поставлены Белинским эпиграфом к статье "Стихотворения М. Лермонтова".

Поэт и друг

"Горькими слезами омочили мы сие стихотворение. Незабвенный друг наш чудесным образом предрек свою судьбу. Через неделю после отправления к нам из Петербурга Элегии, он (на 22-м году от роду) занемог нервической горячкою, которая в 8 дней низвела его в могилу. Как знал он жизнь! Как мало жил! Оставшиеся сочинения его показывают, чего ожидать от него должны были науки и отечество. Друзьям его - не иметь уже полного счастья" (1827, ч. 2, No 7, с. 220) {В Дневнике Погодина есть вались от 19 марта 1827 г., частично повторяющая эти строки.}.

14 февраля 1827 г. Веневитинов пишет брату письмо, полное надежд и творческих планов, а через три недели - отчаянное письмо Погодину, в котором - тоска, предчувствие скорой смерти. По-видимому, стихотворение "Поэт и друг" с его трагическим содержанием и было написано между 14 февраля и 1-2 марта (когда оно было отправлено из Петербурга) 1827 г.

Элегия Веневитинова "Поэт и друг" вместе с пушкинскими "Поэтом и чернью", "Разговором книгопродавца с поэтом" и лермонтовским "Журналист, читатель и писатель" была названа Белинским в статье "Разделение поэзии на роды и виды" "превосходнейшим" образцом "лирических произведений в драматической форме".

История создания стихотворения "Поэт и друг" раскрывается благодаря упомянутому выше письму к Погодину от 7 марта, в котором Веневитинов рассказывает о своем тяжелом душевном кризисе (подробно о стихотворении см.: Маймин Е. А. Д. Веневитинов. "Поэт и друг".- Сб.: Поэтический строй русской лирики. Л.: Наука, 1973, с. 96-107).

Последние стихи

последним из созданных поэтом, можно думать, что написано оно в самом конце февраля или начале марта 1827 г.

Переводы из Гете

Земная участь художника

Перевод драматической поэмы Гете "Земной путь художника" ("Kunstlers Erdwallen"). Авторизованный список - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 30, лл. 2-3. Список (неполный) представляет собой заключительную часть перевода, начиная от слов: "Тогда вы были помоложе". Впервые - изд. 1829 г., с. 95-101. В изд. 1960 г. датируется 1826-1827 гг.

1 Венера Урания.- Начиная с V-IV вв. до н. э. различались Афродита Урания, олицетворяющая возвышенную, идеальную любовь, и Афродита Пандемос - божество грубой чувственной любви.

Перевод драматической поэмы Гете "Kiinstlers Apotheose". Авторизованный список - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 30, лл. 3-7. В списке пропущено 88 стихов от ст.: "Ты бы хотел обнять в нем красоту" до ст.: "Дороже стоит во сто крат". Впервые - изд. 1829 г., с. 102-116. В изд. 1829 г. в монологе продавца пропущены стихи 17-18: "Но здесь не нужны украшенья. / Взгляните: вот произведенье!",- имеющиеся в списке. В изд. 1960 г. датируется 1826-1827 гг.

Отрывки из "Фауста"

I

Фауст и Вагнер

(за городом.)

"Сцены за городом" ("Vor den Thor"). Автограф {В изд. 1960 г. автограф назван списком. Однако в рукописи - характерное для Веневитинова написание букв, да и сама запись с многочисленными поправками скорее напоминает черновую рукопись, чем список.} - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 28, No 4. Впервые - изд. 1829 г., с. 119-123.

В январе-феврале 1827 г. Веневитинов работал над переводами из "Фауста". Видимо, первый и второй отрывки имеет в виду Веневитинов, когда пишет брату в письме от 14 февраля 1827 г.: "пришлю, славные отрывки из "Фауста"". Об отношении любомудров и, в частности, Веневитинова к творчеству Гете см.: Жирмунский В. Гете в русской литературе. Л.: ГИХЛ, 1937, с. 161-206.

II

Песнь Маргариты

Отрывок из сцены "Гретхен за прялкой" ("Gretchens Stube"). Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 29, No 1. Впервые - изд. 1829 г., с. 124-126. Перевод выполнен в январе-феврале 1827 г. (см. прим. к первому отрывку).

III

Монолог Фауста

Отрывок из сцены 14 "Лес и пещера" ("Wald und Hohle"). Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 29, No 2. Впервые - MB, 1827, ч. 1, No 1, с. 11-12.

19 декабря 1826 г. Веневитинов писал друзьям в Москву: "В первой книжке MB не советую помещать перевод из "Фауста"". Поскольку первый номер MB с этим переводом прошел цензуру 6 декабря 1826 г., а весь ноябрь у Веневитинова прошел в дорожных хлопотах, поисках квартиры и работе над циклом стихов (см. прим. к стихотворению "Поэт"), можно предположить, что перевод "Монолога" был сделан Веневитиновым еще в Москве, до ноября 1826 г.

ДОПОЛНЕНИЯ

"В чалме, с свинцовкой за спиной..."

Веневитинова. Поскольку автограф представляет собой черновую рукопись, а исправления в ней (скоропись) свидетельствуют именно об авторской работе, авторство Веневитинова не вызывает сомнений. В этом - самом раннем из дошедших до нас - стихотворении Веневитинова уже проявился характерный для него художественный прием: останки древних строений вызывают у поэта размышления о прошлом и настоящем (см. также первую песнь "Евпраксии" и "Новгород"),

Освобождение скальда

Перевод поэмы Ш.-Ю. Мильвуа "Отмщение Эгиля" (1808) {Впервые на это указано в статье Д. М. Шарыпкина "Скандинавская тема в русской романтической литературе" (сб.; Ранние романтические веяния. Л.: Наука, 1972, с. 147).}. Впервые - "Русская старина", 1914, No 4, с. 120-125.

Н. О. Лернер, который напечатал перевод, приняв его за оригинальное произведение, писал в "Русской старине", что публикует поэму "с его (Веневитинова.- М. Ч.) подлинной рукописи, сохранившейся в бумагах его биографа и издателя его сочинений А. П. Пятковского, который пользовался материалами, переданными ему родственниками поэта" (там же, с. 126). Как сообщал Лернер, на титульном листе автографа было написано: "Освобождение скальда. Скандинавская повесть"; на третьей странице было написано: "Освобождение Эгила. Скандинавская повесть".

В русской романтической поэзии первой четверти XIX в. скандинавская тема получила самое широкое распространение (см.: Шарыпкин Д. М. Скандинавская тема в русской романтической литературе.- Сб.: Ранние романтические веяния. Л.: Наука, 1972). Значительное место заняла она и в творчестве декабристов, где "возникал образ скальда - борца, воина, свободолюбца" (ук. изд., с. 155). Перевод Веневитинова открывает своеобразный цикл его стихов, близких к декабристской тематике. В их основу легли наиболее распространенные в декабристской поэзии мотивы: история России, борьба за освобождение родины, свободы, личную независимость.

"Отмщение Эгиля" - эпизод из жизни Эгиля Скалагримссона, древнеисландского скальда, о котором рассказывал швейцарский ученый Поль-Анри Малле (1730-1807) в своей книге "Памятники поэзии и мифологии кельтов, в частности древних скандинавов", где были собраны легенды и сказания Скандинавии и среди них легенда об умерщвлении Эгилем Скалагримссоном норвежского конунга Эйрика Кровавая Секира. К этой же теме обращался Жуковский при переводе баллады Уланда "Три песни" (1816), в основе которой был тот же сюжет из книги Малле. Из поэмы Мильвуа Веневитинов переводит рассказанную старцем историю об освобождении барда. Полностью ту часть поэмы, в которую входит и переведенный Веневитиновым рассказ, перевел под заглавием "Выкуп барда, или сила песнопения" М. Дмитриев (см.: Драматический альбом для любителей театра и музыки на 1826 год. М., 1826, с. 234-254; Ц. Р. - 30 апреля 1825 г.).

Лернер, публикуя поэму, датирует ее 1819-1820. Б. В. Нейман в изд. 1960 г., предполагая, что поэма - оригинальное произведение Веневитинова, связывает ее с "оссиановской" темой и относит к 1823-1824 гг. Не имея каких-либо дополнительных сведений, мы относим перевод к первой половине 20-х годов.

Скальд - древнескандинавский певец и поэт, воспевавший героические деяния своих соплеменников.

7 Рекнер (Рагнар, Рагнер) - герой средневекового скальдического сказания - "Смертной песни Рагнара Лодброка", якобы напетой самим датским конунгом. Малле писал в своей книге, переведенной на русский язык еще в XVIII в.: "Регнер знаменитый воин, стихотворец и морской разбойник" (Малле П.-А. Введение в историю датскую, ч. I. СПб., 1785, с. 183) {Книга П.-А. Малле "Памятники поэзии и мифологии кельтов, в частности древних скандинавов", является второй частью его "Введения в историю датскую" и, как и первая, была переведена в 1785 г, на русский язык Ф. Моисеенковым.}. Сказание было положено на стихи Н. Языковым под названием "Песнь короля Регнера" (напечатана в журнале "Благонамеренный", 1823, ч. 23, No 13).

81 Вереи - крюки или дверные петли; столбы, на которые навешивались створки ворот.

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых-Виельгорских), к. 55, ед. хр. 3, 3 лл.; там же, ед. хр. 34, лл. 1, 3-5.

Не вошедшие в изд. 1829 г. отрывки поэмы впервые были опубликованы в изд. 1956 г. При первой публикации был изменен порядок расположения некоторых частей поэмы в автографе. Так, три отрывка, которые заключают автограф (от слов: "Вдали, там, где в тени густой" до слов: "В одежде новой облечен"; от: "И в лесе зеленелись ветки" до: "И если верить старине"; от: "Едва ж с костров волною черной" до: "И лес со треском колебался") включены между двумя частями "Первого отрывка", остальные стихи автографа, также без сохранения порядка переписанных в нем строф, помещены после "Второго отрывка". Без пояснения вмонтированы в текст поэмы (как стихи 42-43) стихи: "Потупив очи голубые, сидела с ним рука с рукой", находящиеся на обороте обрезанного листа автографа и в результате оказавшиеся не связанными с сохранившимся текстом. В печатный текст поэмы введен отрывок с лицевой стороны обрезанного листа, начинающийся строкой: "В дворце, средь комнаты огромной" (всего 6 строк), тогда как эти строки на следующем листе переписаны Веневитиновым заново с исправлениями (вместо "дворец" - "терем", вместо "комнаты" - "покои") и продолжены далее. В изд. 1956 г. в окончательный текст поэмы введена также строфа (ст. 25-28):

  В нем сердце к радости остыло, 
  И пир ему теперь не мил. 
   
  Восторги юности делил, - 

зачеркнутая в автографе, но с восстановительными точками под первой строкой.

Перестановки в тексте автографа, допущенные в изд. 1956 г., нарушают смысловую последовательность частей поэмы. Так, в автографе отрывок, начинающийся словами: "Но между тем, как над рекой / Батый готовит войско в бой" и кончающийся словами: "Любовь к отчизне показать", следует непосредственно после отрывка, начинающегося от слов: "Но грозные татар полки" до: "И в пене конь под ним дымится",- что - естественно, ибо в этом отрывке говорится о том, что войско Батыя готовится к сражению, и лишь затем следует отрывок: "Но между тем, как над рекой и т. д.". В изд. 1956 г. они переставлены; в результате оказывается нарушенной последовательность изложения событий. Переставлен и отрывок от слов: "Вокруг лишь вопли пораженных" до: "Волнам сердитым уступает", он следует в изд. 1956 г. за отрывком "Но грозные татар полки" и т. д., чем нарушается логика повествования. Действительно, в последнем отрывке речь ведется в предположительном плане, о том, как страшен бывает Батый "в жару сраженья", "Когда с улыбкой на устах, / С кинжалом гибельным в зубах, / Как вихрь он на врагов стремится / И в пене конь под ним дымится". В данный же момент: "Батый пред ними (татарами.- M. Ч.) на младом коне... и шаль... играет над его главой", т. е. Батый осматривает свои войска. В изд. 1956 г. следом за этим отрывком, сплошным текстом идет рассказ уже о бое, о том, что происходит в момент рассказа:

  Везде лишь вопли пораженных, 
   
  Ни младости безгрешных дней, 
  Ни старости седин почтенных 
  Булат жестокий не щадит... 

Никак не вяжутся эти строки с предыдущим описанием "смотра" Батыем своего воинства. К тому же, вряд ли, говоря о бое, поэт стал бы писать о булате, не щадящем "младости безгрешных дней" и "старости седин почтенных". Думается, что в приведенном выше отрывке речь идет о детях и стариках, которых "не щадят" татары и на выручку которым и приходят рязанские воины, ибо далее в автографе следует: "И вдруг раздался стук копыт. / Отряды конницы славянской / Во весь опор стремятся в бой". В автографе этот отрывок следует после начинающегося словами: "Но между тем, как над рекой" и можно предположить, что ему предшествовал (или был задуман) эпизод с описанием нападения татар на русское селение. Кстати, в автографе указанный отрывок начинается с нового листа и, возможно, предполагаемый эпизод оказался утерянным или же не был еще написан автором.

"Потупив очи" и т. д. (строки 42-43) и строки 25-28; правда, к сожалению, вместе с восстановленной затем Веневитиновым строкой (25-й): "В нем сердце к радости остыло". Восстановлена в изд. 1960 г. по автографу последовательность упомянутых в начале примечаний трех отрывков, начинающихся словами "Вдали, там, где в тени густой". Однако остальные указанные перемещения текста автографа, имевшие место в изд. 1956 г., были повторены и в изд. 1960 г.

В настоящем издании учитывается последовательность написания частей поэмы по автографу, которая, кстати, сохранена и в напечатанных впервые в изд. 1829 г. двух названных выше отрывках. Кроме того, текст поэмы для настоящего издания дан с устранением допущенных при публикации в изд. 1956 г. и 1960 г. неточностей, когда в некоторых случаях были не вполне точно прочитаны строки и слова в автографе, что порой искажало смысл содержания отдельных частей поэмы.

Вот некоторые, наиболее существенные исправления по автографу, осуществленные для настоящего издания:

И в лесе трепетали ветки
Сюда стекались наши предки,
 
 
Ударом суеверной стали
Вдруг гром в бесшумных небесах
В беседе дружеского круга
Столь неожиданный набег
Ужасны суздальцев набеги
Он сам невольно мчится вслед
О вдруг, умчавшись с быстротой
 

Наст. изд.

В автографе эти строки зачеркнуты, вместо них восстановлены зачеркнутые ранее строки:

Стекалися со всех сторон
Сюда с дарами наши предки 
Ударами их верной стали бесах 
 
В беседах дружеского круга

В автографе вычеркнуты автором. Исключены и из наст. изд.

Ужасен сих бойцов набег
Он сам невольно мчится вспять

Возникновение у Веневитинова замысла поэмы, возможно, было связано со знакомством с "Думами" Рылеева, вышедшими в конце 1824 г. в Москве. Во всяком случае, поэма была написана не раньше 1823 г., ибо в тексте ее встречаются образы, восходящие к веневитиновскому переводу из Вергилия "Знамения перед смертью Цезаря", датированному 1823 г.

Судя по сохранившимся отрывкам, в основу поэмы был положен известный сюжет о гибели рязанского княжича Федора и его жены Евпраксии во время нашествия Батыя. Сюжет этот передавался в "Истории Государства Российского" Карамзина (т. 3, СПб., 1816, с. 270), в "Русском временнике, сиречь летописце" (ч. I, М., 1820). Однако оптимистический пафос "Евпраксии" (описание победы рязанских ратников над войском Батыя) связывает ее с одноименной трагедией Державина, заканчивающейся разгромом Батыя под Рязанью, что противоречило исторической правде.

В середине 20-х годов к сюжету о княжиче Федоре обратился и Грибоедов, начав работать над трагедией "Федор Рязанский" (см.: Краснов П. С. О "Федоре Рязанском".- Русская литература, 1973, No 3, с. 104-107). Случайное ли это совпадение или же результат возможных творческих контактов Грибоедова и Веневитинова? - Вопрос этот требует дополнительных разысканий. Вот некоторые факты из биографий обоих поэтов: Грибоедов часто в середине 20-х годов бывал в Москве, был в приятельских отношениях с В. Одоевским, с которым сам Веневитинов познакомился, по свидетельству Погодина, именно в доме Грибоедовых (см. погодинские записки о Д. Веневитинове.- ГВЦ, ф. 231, 1, 28, 2); Веневитинов настоятельно просит Шевырева переслать MB Грибоедову (см. письмо к Шевыреву). Все это позволяет предположить, что контакты между Веневитиновым и Грибоедовым были.

1 Осетр - приток Оки.

"В чалме, с свинцовкой за спиной...".

22-27 Взгляни, как новое светило, / Грозя пылающим хвостом... I Багровым заревом горит.- Первые две строки этого фрагмента также перекликаются со строками из "Знамений перед смертью Цезаря" (см. предыдущее прим.) : "Мы зрели... страшную звезду с пылающим хвостом",- но в целом фрагмент, по-видимому, восходит к описанию небесного знамения в "Повести временных лет" под 1065: "бысть знаменье на западе, звезда превелика, луче имущи акы кровавы, всходящи с вечера по заходе солнечней... Се же проявляше не на добро, посем бо быша усобице многы и нашествие поганых на Руськую землю, си бо звезда бе акы кровава, проявляющи крови пролитье" (Повесть временных лет, ч. I. М.-Л.: АН СССР, 1960, с. 110). "Повесть временных лет" неоднократно издавалась в России в составе различных летописей (см. например: "Библиотека российская, историческая, содержащая древния летописи, и всякий записки, способствующий к объяснению истории и географии российских древних и средних времен", ч. I, СПб., 1767), а также использовалась в "Истории Государства Российского" Карамзина, и вполне могла быть знакома Веневитинову.

105-106 Роман, Юрий, Мстислав, Борис, Олег - рязанские князья. Юрий Игоревич, великий князь рязанский, погиб, попав в плен к монголам. Олег и Роман Ингваричи - племянники князя Юрия; Роман погиб вскоре после падения Рязани при защите Коломны.

426...Евпатий - боярин старый...- По всем летописям Евпатий Коловрат - молодой воин, не принимал участия в защите Рязани, т. к. был в отъезде, и выступил против Батыя со своей дружиной значительно позже.

136-137...храбрый сын Батыя, Нагай...- у Батыя, родившегося в 1208 г., в 1237 г., когда он пришел под Рязань, не могло быть взрослого сына-воина.

1.

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 50, л. 2, об. (в тексте водевиля). Публикуется впервые.

2.

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 50, л. 2, об. (в тексте водевиля). Впервые (как самостоятельное стихотворение) - газета "День", 1913, No 219, 16 августа.

3.

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 48, л. 1 (в тексте водевиля). Впервые - журнал "Солнце России", 1913, No 26/177, июнь, с. 17.

4.

2 автографа - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 48, л. 1, об.; там же, ед. хр. 50, л. 1, об. (в тексте водевиля). Впервые - Солнце России, 1913, No 26/177, июнь, с. 17.

5.

"Солнце России", 1913, No 26/177, июнь, с. 17.

Публикуя последние три стихотворения, С. М. Шпи-цер датирует их концом 1826 - началом 1827 гг. Однако, учитывая датировку послания "К С<карятину>", создание которого непосредственно связано с водевилем (см. прим. к посланию), мы относим создание водевиля к 1825 г.

Четверостишие из водевиля "Неожиданный праздник"

Автограф (на французском языке, в тексте водевиля "Fete impromptu", написанном Веневитиновым по-французски) - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 46, л. 1. Впервые (перевод четверостишия вместе с переводом водевиля) - изд. 1940 г., с. 101.

Установлено, что водевиль "Неожиданный праздник" написан ко дню именин З. А. Волконской в 1825 г. (см. изд. 1960 г., с. 189). Поскольку день именин Волконской приходился на 11 октября, мы относим время создания водевиля, а следовательно и четверостишия, к первой половине октября 1825 г.

свое имя, как имя предполагаемого исполнителя роли Поэта.- ГБЛ, ф. 48, к. 55, ед. хр. 46, л. 1). В четверостишии обыграны названия трех из четырех новелл З. А. Волконской, вышедших отдельным изданием в Москве в 1819 г. под заглавием "Quatre nouvelles" ("Четыре новеллы").

Лаура - восходит к новелле "Laura".

Чащи Бразилии - к новелле "Deux tribus du Bresil".

Долины Кашемира - к новелле "L'enfant de Kachemyr".

Импровизация

"Русский архив", 1866, No 2, с. 259-260. Автограф неизвестен. Печатается по изд. 1934 г., где стихотворение условно датировано 1825 г. На принадлежность стихотворения Веневитинову впервые указал С. А. Соболевский, со слов которого оно и было впервые опубликовано. Подробную атрибуцию стихотворения см. в статье И. И. Грибушина "Еще раз о составе сочинений Д. В. Веневитинова" (Wiener Slavistisches Jahrbuch. Sechzehnter Band, 1970, с. 141-145).

Кинжал

Автограф - в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55,, ед. хр. 31. Впервые - газета "День", 1913, No 219. В изд. 1940 г. после ст. 30 добавлена строка: "Оставь меня, забудь меня". Однако поскольку этой строки нет ни в автографе, ни в списке, представленном в цензурный комитет для альманаха "Северные цветы на 1827 год", она не перепечатывалась в последующих изданиях сочинений Веневитинова. Опускается она и здесь.

О датировке стихотворения (декабрь 1826 - первая половина 1827 гг.) см. прим. к стихотворению "К моему перстню". 21 января 1827 г. стихотворение было запрещено публиковать; мотивировка: "автор, представляя в оном человека, преднамеревающегося совершить самоубийство, заставляет его произносить совершенно ложные мысли об аде" (ЛМ, с. 343).