Некоторые черты из жизни доктора Свифта

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Некоторые черты из жизни доктора Свифта (старая орфография)

"Есть три рода гордости: гордость происхождением, гордость богатством и гордость умом. Я не буду говорить вам о последней: между нами нет никого, кто бы мог упрекать себя в подобном пороке".

Однажды, путешествуя пешком, он пришел вечером в один торговый город, в котором и решился провести ночь. Все трактиры были заняты, потому что это было накануне ярмарки этой стороны. Шутливый доктор мог найти только худую харчевню, в которой, за недостатком порожней постели, был принужден ночевать вместе с одним арендатором, прежде его прибывшим. Хотя он и был раздосадован этою неприятностию, однакож скрыл свое неудовольствие. Едва они улеглись, как мызник, которому что-то не спалось, вздумал начать разговор. Он уведомил своего постельного товарища, что он имел счастие накануне того дня сделать многия хорошия покупки. "Что касается до меня, - отвечал Свифт, - то я не так счастлив, как вы; мне удалось прицепить их не более десяти со времени открытия заседаний". - "Как прицепить? Какое же ваше ремесло?" - "Иногда очень хорошее; я палач здешняго графства". - "Возможно ли! Вы палач!" - "Да, и я надеюсь в ближайший вторник еще повесить в Тибурне человек девять, из которых один будет даже четвертован".

Тогда приведенный в ужас мызник, не слушая более, бросился с постели, выбежал из дверей спальни и перебудил весь дом. Прибежал хозяин. "Что с вами сделалось?" спросил он мызника. - "Что со мной сделалось? Чорт возьми!... Вы плут! вы положили меня спать с палачем; и я только теперь узнал об этом. Разве поступают так с честными людьми? Отворите мне поскорее ворота, чтобы я мог убежать из этой безчестной лачуги". Трактирщик, почитая этого человека сумасшедшим, выпроводил его почти нагого на улицу; а английский Рабле, довольный своею шуткою, спокойно проспал до самого утра.

Хотя доктор Свифт имел характер грубый и надменный, однако тем не менее был добрый и веселый человек. Однажды, находясь в своем деканстве, он сидел в своей комнате у окна, которое по причине холода было закрыто, и приметил на дворе женщину, которая униженно просила у крыльца его служителя, чтобы он вручил своему господину бумагу. Слуга принял бумагу с наглым видом, развернул ее и отдал назад женщине, говоря, что его господину некогда думать о её просьбе. - "Что ты там говоришь?" тотчас вскричал доктор, отворив окошко. "Молчи, плут, и введи ко мне эту даму". Слуга, который думал, что его никто не видит и не слышит, был приведен в замешательство и немедленно повиновался.

Свифт вежливо принял женщину, заставил ее сесть и приказал своему лакею принести чего-нибудь прохладительного. Когда тот исполнил его приказание, он сказал ему: "С какого времени позволил я тебе открывать бумаги, адресованные на мое имя, и делать на оные отказы тем, кто подаст их тебе? Ты знаешь, плут, что я не один раз бранил тебя за твое пьянство, ложь и за глупости; но теперь, когда я увидел, что ты не имеешь человечества, я сгоняю тебя; собери свои пожитки, возьми жалованье, и чтоб тебя более здесь не было". Слуга повиновался; и после тщетных просьб о хорошей рекомендации со стороны доктора, решился наняться на одном корабле, где и служил пять лет. Когда же кончился срок его службы, то он не желал снова вступить в такое обязательство: состояние слуги казалось ему приятнее. Он опять пошел к декану и умолял его об аттестате, признаваясь в своих погрешностях и уверяя, что пятилетняя служба на корабле исправила его. Доктор приказал подать себе перо, чернил, бумаги и написал следующее:

"Такой-то, податель сего, служил у меня год. В продолжение сего времени он оказался пьяницею и лжецом, почему я и сослал его. После сего он служил пять лет матросом; я не могу сказать, до какой степени морская служба исправила его нравственность, и предоставляю это открытие проницательности тех, которые захотят принять его себе в услужение".

29 Генваря, 1739.

Экс-матрос, снабженный сим странным аттестатом и лишенный всякого другого свидетельства, приехал в Лондон и представился славному Попе, который узнал почерк доктора. Уверившись, что податель письма действительно был тот человек, о котором говорилось в этом письме, Попе принял его к себе в услужение, в котором и держал его до самой своей смерти.

Вот другой род наказания менее строгого, но не менее оригинального, как и предыдущее, которое определил доктор одной из своих служанок.

На жене Свифта, мисс Стелле Джонсон, лежала обязанность нанимать служанок для своих услуг, и она, принимая их, предупреждала, что её муж будет давать им только два приказания: чтобы оне запирали дверь, когда будут входить в комнату, и опять попечительно затворяли ее за собой, когда будут выходить. Одна из сих служанок пришла однажды к Свифту просить у него позволения идти на свадьбу своей сестры, которая должна была праздноваться в тот день в десяти милях от Дублина. Доктор не только согласился на то, но присовокупил, что он даст ей свою коляску и отпустит с нею лакея кучером. В радости от такой милости, служанка забыла затворить за собою дверь, выходя из комнаты. Спустя четверть часа, декан приказал одному слуге сесть на лошадь и скакать во весь опор за молодою девушкою, чтобы заставить ее немедленно воротиться назад. Она проехала уже половину дороги, когда служитель догнал ее и объявил ей непременную волю господина. Должно было повиноваться, хотя и с большою неохотою. Она вошла к Свифту с весьма оскорбленным видом и просила его удостоить ее своими приказаниями. "Я для того воротил тебя", отвечал он, "чтобы посоветовать тебе затворять за собою двери". Потом, не желая слишком далеко простирать наказания, позволил ей снова отправиться в дорогу.

Образ его путешествования происходил от его странного характера: иногда он нанимал для того публичные коляски; но всего чаще путешествовал пешком с книгою в руке. Когда же углублялся дорогою в чтение, то продолжал свой путь до самой ночи, не переставая читать и не останавливаясь ни обедать, ни отдыхать. Однажды, когда он, по своему обыкновению, с служебником в руке, шел пешком из Дублина в Витерфорд, в сопровождении того самого служителя, о котором мы говорили выше, то повстречался с одним старым ирландским господином, жившим по близости того места. Этот господин, не зная Свифта. спросил из любопытства о его имени у слуги, который следовал за ним в некотором разстоянии. Слуга, бывший почти таким же оригиналом, как и его господин, или сделавшийся таковым у него в услужении, отвечал ему: "Это декан Святого Патрика, и я служу ему за мои грехи...." - "Но куда вы теперь идете?" возразил дворянин.... - "Прямо на небо!!" отвечал служитель. Удивленный дворянин сказал ему, что он его не понимает; тогда сей последний отвечал, не запинаясь: "Однакож нет ничего яснее: мой господин молится, а я пощусь; куда же, по вашему мнению, как не на небо, приходят с постом и молитвою?" Старый господин отклонил их от сего пути, зазвав доктора Свифта в свой замок.

лишенного ума человека. Казалось, что он заблаговременно хотел освоиться с тем состоянием, которое некогда долженствовало быть его собственным уделом. Этот великий гений, любивший разговаривать с сумасшедшими, основал гошпиталь для сумасшедших и сам умер сумасшедшим. Он рано узнал о недостатке своего физического сложения и очень философически разсуждал о своем безумии. "Это, говорил он, делает стыд не человеку, а природе, и похоже на хороший клинок в худых ножнах". Он не признавал справедливым определение, вследствие которого человек есть разумное животное; а утверждал, что его должно называть rationis capax (способный быть разумным).