Литературная Новость

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Литературная Новость (старая орфография)

Статья эта нигде не указана, но подпись - нский дает некоторое основание приписать ее Белинскому. Можно, однако, приписать ее и сотрудничавшему в изданиях Надеждина Бодянскому. В "Телескопе" 1834 г. т. XXI, стр. 582 мы встретили также подпись: перевел Стр -- iй. Поэтому категорически утверждать, что "Литерат. Новость" принадлежит Белинскому нельзя. Но так как в самых подробных указателях статей Бодянского (см. статью Н. О. Сумцова в нашем "Крит. биогр. Словаре" т. V) эта статейка не указана, а про сотрудника "Молвы" с фамилией Стр - ий больше ничего не известно, то, с приведенными сейчас оговорками, все же считаем нужным поместить статейку. Тон статейки мало напоминает манеру Белинского.

* * *

Спешим известить читателей, что роман Г. Греча, под названием: Черная Женщина, о котором давно уже носились слухи, совершил наконец торжественное вшествие в печальную юдоль книжного света; в Северной Пчеле уже означена ему и такса {За 4 части 15 рублей, с приложением за пересылку 2 рублей.}.

Нетерпеливо ожидаем благословенного времени, когда новорожденный прибудет к нам в Москву и тогда постараемся приветствовать его по достоинству: теперь ограничимся только несколькими замечаниями, касательно объявления, помещенного об нем в No 126 Северной Пчелы, и великолепной, истинно достопримечательной похвалы ему, которую любопытные могут найти в No 127 той же газеты.

Начнем с No 126. "Лишь только книга отпечаталась" - говорит Г. Гречь - "то я послал по экземпляру к двум прося их написать известия об оной, одно для Пчелы, другое для Библиотеки для Чтения, обещая напечатать все, что ни напишут".

Какое величавое спокойствие, какая благородная решимость! Напечатать все, что ни напишут! Как жаль, что мы не принадлежим к числу приятелей Г. Греча! Впрочем он, кажется, не имеет причины почитать нас и за врагов: следственно мы можем ласкаться сладостной надеждой, что в Пчеле будет напечатано все, что и мы напишем об его романе, разумеется когда удосужимся прочесть оный.

Чрез три дня один из приятелей прислал статейку для Пчелы, за подписью В. В. В. Об ней поговорим ниже, а теперь заметим только одну странность, общую почти всем рецензиям Северной Пчелы и Библиотеки, именно, что рецензенты сих журналов обыкновенно подписываются одной и той же буквой, три раза повторяющейся. Это обстоятельство, а равно и сходство в способе выражения, наводит невольно на мысль: уж приятель В. В. В. не одно ли лицо с Г. О. О. О! быть может также приятелем?

Дружба чувство такое благородное: за чем бы, кажется, отдавая отчет публике о впечатлении, произведенном сочинением приятеля, скрывать настоящее имя свое, подписываясь гиероглифически? Чего стыдиться? Если мы ошибаемся, то нас извиняет наше расположение к автору. Не так поступил Г. Косичкин: он в статье Торжество Дружбы, вступаясь за почтенного друга своего Александра Анфимовича Орлова, подписался полным именем, тако: Феофилакт Косичкин {Это был псевдоним Пушкина. С. В.}. Почему бы Г. В. В. В. не взять его за образец.

Далее Г. Гречь сознается, что упомянутая статейка написана в тоне лестном для авторского самолюбия, но слишком приятельском. "Затруднительное дело" - восклицает он - "быть и сочинителем книг и в то же время издателем журналов! Должно же случиться так, что почти все литературные Петербургские журналы выходят из под моей редакции!" Напасть и в самом деле! Бедный Г. Гречь! Но в России, по его словам, издаются и другие журналы, которые поступят с новым романом строже; а потому он решается предать статейку тиснению, успокоивая себя следующим неоспоримым доводом: "Что тут совеститься!" (Коротко и ясно! И в самом деле, что такое совесть? Невидимка! капитал невещественный! так чтож в ней и толку?) "Разве не бывает" - продолжает он - "в свете, что Председатель Суда в этом же суде укрепляет за собою благоприобретенное имение? Разница у него с посторонним истцом та только, что надсмотрщик не требует благодарности". Прекрасно! Жаль только, что comparaison n'est pas raison; при том же Г. Гречь, по всей вероятности, надеется получить благодарность от публики: он пишет с

В No 127 Пчелы является и статейка приятеля Г. В. В. В.

"Новый роман Греча!" вопиет он: "какая находка для публики и журналистов!" Для публики - неизвестно; для журналистов - весьма вероятно. За сим следует у него выходка против иностранной литературы, каких-то поэтов, укушенных Пчелой (мы думали, что пчела только жалит!) наконец опять восклицание: то-то пойдет перестрелка!"

Не знаем, каких это журналистов и поэтов разумеет рецензент; сам Г. Гречь жалуется, что почти все Петербургские журналы выходят из под его редакции, а в других городах России, кроме Телескопа, едва ли найдется еще журнал, в котором бы мог быть помещен критический разбор романа; что касается до поэтов и авторов вообще, то, за исключением нескольких славных имен, Петербургские писатели живут между собою приятельски и составляют некоторого рода священную дружину, избравшую для себя девизом известный девиз Голландского червонца: concordia res parvae crescunt. Следственно, кажется, опасения Г. В. В. В. с одной стороны вовсе излишни, и мы имеем причину предполагать, что он своими намеками именно метит на один Телескоп, тем более, что заключая статью свою и проговаривается следующими словами: "Беру перо, хочу уже писать статью, послать в Телескоп", и проч. Но об этом после.

Далее, рецензент удивляется, когда успевает писать Г. Гречь, преследующий форсированным маршем современность, политику, новости литературы, театра, музыки? "Преследующий форсированным маршем!" словцо разительное, свидетельствующее об энтузиазме рецензента; оно возводит Г. Греча некоторым образом на степень литературного Суворова. Впрочем, нам желательно было бы, чтобы Г. В. В. В. указал на те политическия статьи, коими, по его мнению, Г. Гречь отличился; уж не разсуждая-ли о глаголах и наречиях, нашел он способ придраться к политике! За тем следует патетическое описание хлопот почтенного издателя Северной Пчелы, в число коих включены даже его прогулки по Невскому Проспекту и свидания с заезжими шарлатанами, которые торгуют бальзамами, элексиром, чудесами разного рода!

"начинается в царствование Екатерины и кончается при Александре". Не сказано только, когда "Весь роман" - говорит критик-приятель - "представляет борьбу и эгоизма с мужским простосердечием и прямотою, борьбу упорную, хитрую, обдуманную, которая кончается ". Так и следует: мы уже сказали, что Г. Гречь пишет с целию; вопрос только в том, всегда ли так бывает на деле? И следственно много ли тут естественности, без которой жизни в романе быть не может?

Потом изчисляются характеры; в том числе молодой моряк Ветлин, лице, по выражению Г. В. В. В., совершенно оригинальное, хотя с первого взгляда он похож, - на кого бы вы думали? - на Трелавнея!!! Очень любопытно. Сверх того, как из отчета Г. В. В. В. видно, в этом романе чего-чего нет: и Петр Великий, и Наполеон, и Бенжамень-Констан, и Казотт, и Суворов, и Державин, и Карамзин, и видение пред кончиной Императрицы Анны, и кровавое видение Густава Короля Шведского, и землетрясение Лиссабона, и магнетическое ясновидение, и колдование Жидовки и проч. и проч., одним словом целый складочный магазин! Описаний всякого рода куча: и Петербурга и Каменного Острова, даже Москвы, про которую рецензент элегически восклицает: "наша добрая Москва! когда-то я ее увижу"...

"Гречь сочинил такую толстую грамматику: где же его слогу быть тощим?" Разумеется, доказательство самое убедительное!

Очень забавно и заключение этой, но собственному сознанию Г. Греча, слишком приятельской "Но наконец" - желая вероятно увенчать статью свою острым словцом - "открыл, говорит, что Пелагея Степановна названа в одном месте Пелагеею Сергеевною". Вот тут-то вырываются у него вышеприведенные нами слова: "Беру перо" и проч.

А мы с своей стороны предупреждаем Г. В. В. В., что не только не обратим внимания на типографическия ошибки, но пропустим и грамматические промахи, не надеясь в этом случае - но впрочем только в этом - выдержать соперничество с Г. Гречем, который, по собственным словам рецензента, излишне скромны, а подпишемся под статьею полным именем, которого теперь довольствуемся поставить только окончательные буквы.

В заключение просим Г. В. В. В. и всех его приятелей верить, что мы выставили при начале сей статьи Латинский эпиграф совсем не с тем намерением, с которым, в прекрасной повести Рудного Паньки, Иван Никифорович выстроил гусиный хлев против дому Ивана Ивановича, а - так - вздумалось!..