| Автор: | Григорьев А. А. |
| Категория: | Письма |
| Связанные авторы: | Майков А. Н. (Адресат письма) |
203. А. Н. МАЙКОВУ
9 (21) января 1858. Флоренция
Флоренция. 1858. Яне. 9(21).
В том-то напротив и штука, о мой милый поэт, что Пушкин не умрет, а будет жить и развертываться все больше и больше. Пушкин - первое, но цельное очертание нашей типической физиономии.
Вот тут-то и ловлю я тебя. Ты или хочешь во что бы то ни стало - видеть стремления Савонаролы в наших старцах - или бросаешься в другую крайность, в славянофильство "Маяка" и думаешь, что придет какая-то особенная литература, которая с Пушкиным не будет иметь ничего общего. А виною все что? - Живопись? - ты ведь меня понимаешь, несмотря на мою отрывчатость? - столько мы с тобой уж спелись, что можем говорить полутонами. Теперь тебе, внюхивающемуся в старое, в памятники - живописно кажется другое, чем прежде - и ты готов пожертвовать прежним ради живописности нового, раскрывающегося. Но ведь всякая жизнь имеет двойственный лик Януса (потому-то она и жизнь). Ну, как в самом старом-то обнажится и другая физиономия?..
Мысль об уничтожении личности общностью в нашей русской душе - есть именно слабая сторона славянофильства... Так кажется только сначала - и сам Пушкин - притворявшийся иногда Иваном Петровичем Белкиным - понимал этот процесс... но куда же дел бы он те силы, которые примеривались к образам Алеко, Дон Жуана и проч. и проч.? Это идет в каждом из нас и в целой нашей эпохе - процесс Ивана Петровича Белкина, смиряющего, безличного начала - а лучше-то, правильнее сказать, критикующего начала, критикующего разные мундиры, в которые личность облекалась. Мы лгали, когда облекались в разные хламиды, да лжем и теперь, когда признаем с Толстым один героизм капитана его (в кавказских сценах)1 или, пожалуй, лермонтовского Максима Максимыча. И первый лжет Толстой, лжет упорно, добросовестно, пока не должется до бездны, до поворота. Потом лжет Писемский с своим продергиванием и лжет, язвя самого себя, наконец тупо лгать не может.
Народное наше, типическое - не есть одно только старое, но и старое и новое -или лучше та двойственность, которая всюду у нас проглядывает в старом и в новом (князья дружинники и охранники и князья промышленники-вотчинники, - святость Ильи Муромца и ёрничество Алеши Поповича, - земледельческое население и купеческое, - покорность семейному началу в одной песне и загул в отношении к этому началу в другой и проч., и проч., и проч.).
Это только намеки - но обо всем этом я написал уже вчерне книжицу2, где беспощадно разоблачил всякую ложь и в себе и во всех вас, друзья мои. Исходные точки этой книжицы - море и Пушкин и конец ее в них же.
Злился я на тебя, читая конец твоего письма. Так и вижу, как ты опять лезешь в вершу3 книжечки стихотворений в духе "Маяка". Какие надежды? Полумеры, недобросовестность, вздор, мазанье по губам.
Не верь, Христа ради, ни во что, исходящее из Петербурга. Прогресс петербургский - фельетон в "Nord" о петербургских блядях4, - что вот, дескать и у нас есть "Demi-monde"** да юридическая литература вроде сочинений г. Щедрина и комедии г. Львова5. И все это такая гадость, мой милый, что только иронически может быть названо прогрессом...
Верь только в народ, старый и новый вместе. Он велик, и ему принадлежит все будущее мира - ибо кроме его ничего нет живого. Твоя Италия - заглохшая сопка, по старой привычке выбрасывающая иногда то оперу Верди, то могучее сопрано, то талант живописца. Здесь хорошо только прошедшее - но хорошо до опьянения. В настоящем же я не знаю, что мог ты найти поэтического. Мизерия, мелочность, старые фразы и жесты без старого смысла: в жизни пошлость, отсутствие широты и поэзии - невежество скотское.
Любезный друг - это письмо все допотопное, но ты, пожалуйста, ловив нем не динофериумов, а творящие силы. Допотопное же оно вышло только потому, что мне хочется побольше набросать тебе из моего мира мысли.
Твое письмо еще более утвердило меня в мысли, что именно ты-то и принадлежишь к числу личностей, не могущих жить без абсолюта, т. е. без целостного миросозерцания, т. е. без веры. Ищи же абсолюта твердо, честно, не боясь страданий.
В абсолюте, т. е. в вере, есть действительно нечто таинственное - но оно иногда удивительно ясно. Только опять под видом веры - Бога ради, не увлекись православием Андрюшки Муравьева. Это мерзость несодеянная, равно как и народность "Маяка". Я не знаю, что для меня отвратительнее: петербургский прогресс, разрешающийся фельетоном в "Nord" о блядях, или дилетантизм православия или, наконец, цинический атеизм Герцена! Все это вещи - равного нумера и достоинства - и "три сия" одинаково происходят от одной причины: от неверия в жизнь, идеалы и искусство. Все это разрешается утопиею плотского благополучия или духовного рабства и китайским застоем под гнетом внешнего единства -за отсутствием единства внутреннего, т. е. Христа, т. е. Идеала, т. е. Меры, Красоты, - в которой одной заключается истина и которой одной входит истина в душу человека. Все великое вошло в жизнь воплощением в искусстве - наука была всегда дело черновое, разъяснение искусства. Искусство - это второй мир второго творца...
Велико значение искусства в жизни, но никакого нового искусства не будет. Оно вечное - как душа человека. Мечты о новом искусстве - судороги истощенного германо-романского мира в его добросовестнейших представителях - Занде, Листе и т. п. Они не видят и не могут видеть того, что жизнь истощилась - и новая начинается, новая, которая пойдет от толчка православия - второй оболочки Христова учения, православия, которое носит en germe*** свой протест в себе, ретроградный. В этой-то силе - новый мир и, стало быть, не новое искусство, а гомеровское, дантовское, шекспировское искусство нового мира. Задатки его - рафаэлевский контур без красок - Пушкин и Мицкевич - Вода и огонь, море и горы нового мира... Все жгучее еврейских пророков в певце Валленрода - все широкое, безграничное и вместе женственно-ласкающее в натуре Пушкина. В Пушкине только мы в нашу меру впервые любим, впервые верим, впервые сознаем себя: это море своим разливом определяет границы нашей
Твой Ап. Григорьев.
Примечания
Печатается по подлиннику: ИРЛИ. Материалы. С. 215-217 (№ 79).
1 ... признаем с Толстым один героизм капитана его (в кавказских сценах)... - "Набег" (1853).
2 ... вчерне книжицу... - Речь идет о книге Г. "Друзьям издалека" (см. примеч. 4 к письму Погодину от 26 августа 1857 г. - № 182), часть которой носила название "Море" - см. письмо Г. - Фету от 3 февраля 1858 г. - № 206.
3 - рыболовная снасть.
4 ... фельетон в "Nord" о петербургских блядях... - См. письмо Г. к Погодину от 8 ноября 1857 г. (№ 190) и примеч. 1 к нему.
... вроде сочинений г. Щедрина и комедии г. 'Львова. "Губернские очерки" М. Е. Салтыкова-Щедрина (1856-1857) и пьеса Н. М. Львова "Свет не без добрых людей" (1857).
* внезапно (лат.).
(фр).
*** в зародыше (фр.).