Фауст. Трагедия Гёте. Часть вторая. Перевод Т. Аносовой.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фауст. Трагедия Гёте. Часть вторая. Перевод Т. Аносовой. (старая орфография)

Много писали и спорили о второй части Фауста. Из всех этих толков в массе читателей сложилась уверенность, что произведение это весьма скучное, с которым даже едвали стоит знакомиться. Голос большинства не должен считаться окончательным приговором, но он содержит в себе почти всегда известную долю правды. Odi profanum vulgus et arceo - вот девиз, избранный гениальным писателем, торопившимся на склоне лет завершить свой величайший труд; чтобы овладеть его содержанием, нужно, конечно, несравненно большее напряжение мысли, чем для так-называемого легкого чтения. Распутывание безчисленных аллегорий, странствование но лабиринту различных философских учений, начиная с гипотез Фалеса и Анаксагора и кончая финансовой системой Лоу и пантеизмом самого Гёте - вот тяжелый труд, щедро вознаграждаемый возможностью познакомиться с самой интимной, заветной стороной духовной жизни одного из величайших гениев в мире, и эта возможность для человека, стоящого на известной высоте мысли, покажется не менее ценной, чем всякое эстетическое наслаждение. Помимо того, можно указать на отдельные сцены, по художественной красоте едвали уступающия лучшим сценам И-й части: так напр., сцена, озаглавленная "Мрачная галлерея", где появляется грандиозный образ знаменитых "Матерей", 1-я сцена V-го действия и др. Здесь не место определять ценность этого произведения, но во всяком случае, можно смело утверждать, что нет такой литературной эпохи, для которой не имел бы большого значения удовлетворительный перевод ИИ-й части Фауста. Но вместе с тем очевидны все его трудности: он требует не только мастера слова, вполне овладевшого техникой стиха, но и сильно развитого поэтического чутья, и солидного поэтического образования, и глубокого знания языка.

Надо думать, что г жа Аносова все это отчасти понимала, приступая к переводу; по крайней мере, в нескольких предпосланных ему строках она сознается, что "вполне передать все своеобразные красоты подлинника и точно выразить весь внутренний смысл произведения не под силу и большим талантам". Автор задается целью только "дополнить предыдущие переводы" (г. Холодковского и г. Фета). Но, к сожалению, этот труд, вполне симпатичный по принципу, по исполнению не может отвечать самым скромным требованиям. При оценке этой книги не может быть и речи о передаче духа подлинника: дело в том, что язык перевода представляет такой тяжелый набор темных, неуклюжих фраз, что подчас тщетно было бы в них отыскивать хоть крупинку человеческого смысла. За примером ходить не далеко: стоит раскрыть книгу на любом месте. Вот, наприм., как выражается "Фантастический букет":

А вот из 2-й сцены первого действия слова канцлера:

Думается, что сама г-жа Аносова затруднилась бы назвать подобные стихи "языком богов"; а между тем они право не из худших. Встречаются и такие, в которых невольно предполагаешь какую-нибудь грубую опечатку - и только, наведя справку в подлиннике, догадываешься, в чем дело. Вот, напр., слова государственного казначея:

Нужно знать, что ни о каких водопроводах ни раньше, ни позже речи нет и быть не могло. Приведем соответственные строки из подлинника:

нелепость. То же недоразумение произошло и со следующим стихом из речи императора:

В подлиннике: "Erprobe deine Lügenschäume".

Подобные оплошности делают весьма подозрительными лингвистическия познания г-жи Аносовой. Не менее хромает у нея чисто внешняя фактура стиха; напр., встречаются в изобилии такия рифмы, как "скажу" и "возьму", "темноты" и "тьмы". В предисловии автор перевода обещает по возможности близию держаться размера подлинника, но обещания этого не выполняет: так, напр., повсюду, где Гёте употребил особый шестистопный ямб (заимствованный у греческих трагиков), г-жа Аносова сочла почему-то нужным заменить его убийственно-скучным, тяжеловесным гекзаметром. Перевод г. Холодковского, который съумел отлично воспользоваться "трагическим ямбом" подлинника служит доказательством тому, что этот размер вполне применим в русском языке.