| Автор: | Герцен А. И. |
| Категория: | Документ |
<ПРОШЕНИЕ>
КН. С. М. ГОЛИЦЫНУ
Москва. 6 января 1835 г.
Ваше сиятельство!
Милостивейший государь!
Продолжительное заключение, чистота моей совести и разлука с родителем и благодетелем моим в его преклонных летах, в его болезненном состоянии дают мне смелость прибегнуть к благорасположению вашего сиятельства ко всем страждущим.
Окончив дозволенный мне от начальства курс в Университете, я продолжал мое служение в Московской дворцовой конторе, продолжая заниматься науками и посвящая дни своей тихой, домашней жизни. В июле месяце прошлого года был я взят из родительского дома и посажен под арест, который доселе продолжается. Смело смотрю я на всю прошедшую жизнь и не нахожу ничего порочного или преступного в ней. Тщетно ждал я скорого освобождения, шесть месяцев миновало для меня в заключении.
Ваше сиятельство были столь милостивы ко мне во время допросов, что я дерзаю прибегнуть с просьбою быть моим представителем и покровителем, ежели обнаружилась пред вашим сиятельством невинность моя, или даровать мне средства доказать оную, доселе не имея понятия о деле, за которое я содержусь, не имел я и возможности оправдаться.
Возлагая надежду мою на ваше сиятельство, предавая себя в милостивое покровительство и ходатайство, я останусь спокоен и буду с нетерпением ожидать минуты, когда я могу доказать перед Вашим сиятельством и впоследствии перед родителем моим чистоту моей совести и неприкосновенность к чему-либо порочному.
Исполненный сею надеждою, честь имею быть с глубочайшим почтением и истинною преданностию
Вашего сиятельства
покорнейший слуга
Александр Герцен.
1835 года. Янв<аря> 6.
Примечания
Печатается впервые, по автографу (ЦГИАМ).
Публикуемое письмо отправлено Герценом незадолго до окончательного решения следственной комиссии. Написано оно, несомненно, под прямым воздействием И. А. Яковлева, настойчиво искавшего путей для облегчения судьбы своего сына. Яковлев неоднократно обращался с письмами к С. М. Голицыну и К. Г. Стаалю, то добиваясь свидания с Герценом, то требуя выдачи его на поруки. 14 декабря 1834 г. он писал Стаалю: «Милостивый государь Карл Густавович! Воспитанник и сын мой Александр Герцен уже пять месяцев содержится под арестом; я не знаю, чем он заслужил такое долговременное и тяжкое заточение; но, имев его безотлучно со дня его рождения под моим надзором, поверить можно, что я знаю короче и лучше, чем кто-либо, его склонности и поведение, в коих предосудительного я никогда и ничего не заметил, да сверх того я знаю, что он при отличных умственных и душевных качествах не одарен природою крепким сложением. Теперешнее его положение, в котором он томится долгое время, разлучен будучи со всеми близкими ого сердцу родными и наставниками, удален будучи от всякого сообщения с людьми просвещенными и не имев способа заниматься чем-либо полезным, находясь беспрестанно и без движения в горнице сырой и угарной, без пособия какого-либо медика, положение сие необходимо расстраивает остатки его здоровья и заглушает развившиеся умственные его способности, о коих свидетельствует приобретенное им звание кандидата и медаль за его сочинение. Сострадая как отец и христианин о таком настоящем его положении и неминуемых последствиях от оного, я смею прибегнуть к вашему превосходительству с покорнейшею моею просьбою, чтобы вы, со свойственным вам снисхождением, приняли на себя труд исходатайствовать от кого следует, чтобы сына моего Александра Герцена отдали мне на расписку; уверяю вас, милостивый государь, что он, находясь на моей ответственности и под моим присмотром, так же будет всегда в распоряжении комиссии, как и теперь; далее же моя надежда опирается на невинность моего сына и на основное правило для судей, изложенное в премудрых словах, начертанных рукою премудрой Екатерины, что лучше десять виновных простить, чем одного невинного наказать.
перед глазами несчастную его мать и знав, какое живое участие берут в моем положении не только родные, но некоторые и из знакомых; простительно ли мне изыскивать все способы себя и их успокоить. Вот что понуждает меня утруждать ваше превосходительство и просить вас быть за меня предстателем.
С глубоким почитанием и истинною преданностью честь имею пребыть вашего превосходительства покорнейшим слугою, Иван Яковлев» (Л XII, 354 — 355). 17 декабря, рассмотрев прошение Яковлева и рапорт о нем Стааля, следственная комиссия категорически отказала ему в выдаче Герцена на поруки.
За два дня до отправления публикуемого письма Герцена, 4 января 1835 г., комиссия разрешила свидания с Герценом помимо его отца, матери и брата также и другим родственникам. Вероятно, именно 5 или 6 января отец и предложил Герцену — лично или через родных — обратиться самому с письмом к председателю следственной комиссии. Не исключено, что самый текст письма был написан не Герценом, а Яковлевым и только перебелен рукой Герцена. Это предположение тем более вероятно, что и характер письма, и его стиль, и отдельные формулировки чрезвычайно напоминают письма И. А. Яковлева.
В своем отношении к шефу жандармов от 21 января 1835 г., после окончания работы следственной комиссии, Голицын писал по поводу той категории заключенных, к которой относился Герцен: «Хотя не видно в них настоящего замысла к изменению государственного порядка и суждения их, не имеющие еще существенно никаких вредных последствий, в прямом значении не что иное суть, как одни мечты пылкого воображения, возбужденные при незрелости рассудка чтением новейших книг, которыми молодые люди нередко завлекаются в заблуждения, но за всем тем имеют вид умствований непозволительных как потому, что, укореняясь временем, могут образовать расположение ума, готового к противным порядку предприятиям, так и потому, что люди с такими способностями и образованием, какие имеют означенные в сем разряде лица, удобно могут обольщать ими других». Голицын рекомендовал при этом Герцена, «не участвовавшего в пении и слушании пасквильных стихов и прикосновенного к следствию по одному образу мыслей его, не подвергая дальнейшему аресту, отослать на службу в какую-либо отдаленную губернию под строгое наблюдение начальства» (Л XII, 357).