Герцен А. И. - Герцену А. А., 4 декабря (22 ноября) 1869 г.

250. А. А. ГЕРЦЕНУ

4 декабря (22 ноября) 1869 г. Ницца.

4 декабря 69. Ницца.

H<ôte>l d'Europe et d'Amérique.

— она так важна, что если ты ее не поправишь, придется окончательно оправдать Пен<изи>. — Да ведь в том-то и дело, что рядом моральных пристращиваний и угроз бездельник этот вскружил ей ум, помутил его и, имея ловкого агента и притом доктора медиц<ины>, — окончательно свел Т<ату> с ума. О чем же речь была бы тогда — и в чем же ты обвинял бы Пен<изи>, если б дело было не так?

Главная беда, что вы все слишком поздно раскрыли глаза и что помешательство началось не 23 октяб<ря>, а с поездки в Антиниано и, еще вернее, с болезни Волдырчика. — Мещер<ского> она любит — в этом ни тени сомнения. Но она не надеется на него и прямо говорила, что, видя «стенания» и мучения Пен<изи> и слыша от Левье, что он перед ее глазами готов отравиться, — она готова была пожертвовать собой, считая свою жизнь совершенно потерянной. Вот что и ты мог понять и, след., так бы и рассказывал всем дряням вроде Бердуш<ека>. Бедная Мейзенб<уг> с своим сердцем, в котором она отогревает целый смирительный дом разных немцев, — должна была проглотить, защищая его, полный émenti[385] от Ольги. — Теперь Тата говорит, что письмо к Берд<ушеку> она не посылала, и Ольга не помнит, что бросала в ящик.

Еще слово о прошлом. Всё ли я (или мы все) — знаем и все ли подробности обличились — я не знаю и дрожу в тупой боязни. Но твое сравнение бесед Пен<изи> с беседами Шиффа — неверно. Шифф тебе был известен за честного <изи> — за обскуранта и очень подозрительного человека. — Я, если б выбирал жениха, — я и Шиффа не выбрал бы, она его и не любит. Но все же тут бы не было безобразия — а в браке с Пен<изи> что-то durch <und> durch[386] чудовищное.

Спас ли я ее — я не знаю. Знаю одно, что без Nat<alie> — я бы и настолько не спас, насколько теперь. Без моего приезда с ней — Тата была бы теперь в maison de santé[387] от непониманья ухода — ни Шиффом sen<ior>[388], ни тобой. Прошлый уход N<atalie> за Татой, в оспе, причем сама пострадала тою ж болезнью, и последний месяц искупают многое в прошлом, и уж, конечно, не Терезине принадлежит суд и заявление своих сентенций. Мне жаль, что это случилось. Насчет отношения Тер<езины> к Ольге и Тате — ты колоссально ошибаешься. Тата ее любит гораздо больше Ольги. У Ольги странная смесь детства с проблесками верного инстинкта. Конечно, это не от Мейзенбуг — у которой всё одни шаткие тени, литературные страсти и все инстинкты — идеалистически неверны. Почему и в чем она согласна с Мор<ицом> Шиффом? Не понимаю.

Что будет? — Верь мне как друг, что я высшим счастьем поставлю, если дела не будут Я ничего не жду, ни в кого не верю. Я даже не особенно желаю долгого продолжения жизни. Того добра, которое я хотел бы сделать, того добра, которое соответствует моей любви, — я не умею и не могу сделать. Впереди утраты... Огарев при всем не заживется — удары вроде болезни Таты. Снять хотел бы с себя тогу pater familias'a[389] — хоть бы вы, совершеннолетние, стали вовсе на свои ноги. Мейз<енбуг> помешает мне иметь влияние на Ольгу — у нее прозелитизм идеального бреда. N<atalie> тоже не облегчит влияния на Лизу. — Я не ищу ложных надежд.

4 декаб<ря> 1864 года на моих руках — ровно 5 лет тому назад — резал оператор Лелю. Я ни на минуту не надеялся. Теперь Тата резала сама себя — и не знаю, оправится ли... what next?[390]

Мы родились в среде — в которой нужно было смелое отрицание и безжалостное разрушение. Мы сделали свое... будьте счастливее нас...

P. S. Вероятно, 6<-го> поедем в Лион — я думаю там пробыть дней 5, 6 (в ожидании период<ической> болезни Т<аты>), пиши туда, Lyon — poste restante.

<alie> и Лиза просят сходить тебя на почту и спросить письма на имя Ogareff и Herzen.

Еще раз рекомендую большую осторожность в агрессивных действиях.

Примечания

Печатается по фотокопии с автографа Впервые опубликовано: ЛН, т. 64, стр. 588—589.

В автографе вместо: в Лион — в Марсель — (стр. 275, строка 8).

[385] опровержение (франц.);