| Автор: | Герцен А. И. |
| Категория: | Письма |
97. Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
29—30 (17—18) мая 1867 г. Женева.
29 мая. Середа.
Я два дня думал, что мне отвечать на твое письмо от 25 — и решился ничего не отвечать, а укреплять себя — против несчастья неотвратимого. Это несчастье — твой характер, способный на любовь, но не способный, в вечном беспокойстве, дать вздохнуть всему, что ты любишь. С болью и горестью видел я, что то чувство, с которым было писано мое письмо, проскользнуло мимо и ты не обратила внимания на то благословение, с которым я встретил твою весть. У тебя на уме другое. Что? Ты не знаешь, тебе от внутренней, избалованной праздностью (да — не сердись — праздностью, от которой светских женщин спасает светская жизнь, а несветских — серьезная умственная работа) тревожности хочется перемен. Ты мне даешь на выбор— Россию или что? Ты назвать не умеешь что? Конечно, невозможного — напр<имер> чтоб то, что было, не было, — ты не потребуешь, это безумно, ну что же! Сделать общее житье — я согласен, сказать о том, что ты рассталась, так, как прежде говорила m-me Hawkes, с О<гаревым>. Я говорил с О<гаревым>, он согласен и я — что же можно еще сделать — без страшного ридикюля или наконец без процесса? Ты не боялась Лизу не крестить — а боишься ее воспитать в ином понятии о браке. А для чего же я всегда хотел в глаза бросающейся близости Таты и Ольги с ней, с тобой?
Начни же с того, что крести Лизу — и тогда ставь вопрос, которым (и ты это знаешь) ты всякий раз пластаешь мне грудь au vif[165].
Я устал, Natalie, и тем больше, что этот удар еще менее заслужен, чем все прежние. Я по-своему работал для иного устройства.
Когда я ехал — я еще раз говорил — прежде всего давай Сатина сюда. Почему же ни одна моя просьба не исполнена?
Почему ты имеешь право думать только о себе, вырывать у меня из рук Лизу — не зная даже, умеешь ли ее спасти?
Да — сурово идет моя старость, я наказан, я не защищаюсь — во смотрю с ужасом на беспощадность других — я им никогда ничего подобного не делал и не сделаю. Облей слезами эти «троки — но отвечай на них обдуманно или не отвечай совсем.
Перехожу к другому. Время это очень важное для меня и О<гарева>. С одной стороны — интриги и гадости партии мошенников, т. е. С<ерно>-С<оловьевича>, дошли в обвинении нас и в клевете до предела. С другой — письмо мое к Аксакову действительно сделало поворот. Остановка «Кол<окола>» будет запросом на to be or not to be?[166] Она меня может задержать до 1 июля — надобно узнать первый отзыв. Уже теперь много поднялось голосов за нас. Дальше не могу написать всего, что говорится о предстоящем свидании в Париже, Ал<ександр> Ник<олаевич> пробудет десять дней, — т. е. до 10 — а потому «Кол<окол>» может опоздать и выйти 20 или 15 и 20.
Я на всем вижу черту — но перехожу ее, как старик переходит в богадельню. Кроме общих надежд, все темно, и ведь я чувствую, что Тебе и Огар<еву> было бы легко, чтобы эту тьму превратить в свет и что вам бы было легко. Но с его стороны болезнь тела — и преждевременная старость, и жизнь, в которую мы толкнули его, и бедность, у тебя причина любви — ты любишь быть несчастной и недостаточно любишь, чтоб другие были счастливы (в разумном смысле слова) — вот где беда!
30 мая.
Письмо твое и Таты. Я и ими недоволен. Всю ночь решительно, часов до 5, не спал — и теперь совсем abattu[167]. Natalie — чего ты хочешь? Я еду к вам — я никогда не собирался лето жить в S. Firenzo, а если твоя жизнь не может продолжаться вместе с Татой — свезти ее туда и пробыть неделю. Я не говорю, что свиданье с Ольгой было бы твоей обязанностью — этого ты не поймешь.
Еще раз — я прошу тебя — ну хоть в память всего былого и настоящего, в память — мне она дорога — тех минут, когда и тебе было хорошо, — перестань мучить и мучиться. Сблизься с Татой — я буду жить с вами, если она и уедет. Найми дом возле Гарибальди, кухарка может приехать после меня, она очень честная. Если ты декабрь не хочешь провести в Ницце — я предлагаю решительно Геную или Марсель. Я все сделаю — кроме глупого и смешного, — не иди дальше.
Истинно опасно ломать даже и такое чувство — которому, как «Колоколу», 10 лет. Не сгуби все из-за пустых фантазий. Бросься просто — просто ко мне, зови меня, — зови теплыми словами. Я это пишу в последний раз.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: XIX, 334—336.
Год написания определяется упоминанием о «Письме к Аксакову» и остановке «Колокола».
... что мне отвечать на твое письмо от 25... —
... ты не обратила внимания на то благословение, с которым я встретил твою весть... — См. письмо 92 и комментарии к нему.
... без страшного ридикюля... — Т. е. без смешного положения (франц. ridicule).
— См. письмо 58 и комментарии к письму 194.
... интриги и гадости партии мошенников ~ до предела. — См. комментарии к письму 89.
— См. комментарий к письму 68.
Остановка «Кол<окола>»... — См. комментарии к письму 84.
... не могу написать всего, что говорится о предстоящем свидании в Париже. — Речь идет о предстоявшем свидании Александра II с прусским королем.
... Ал<ександр> Ник<олаевич> пробудет десять дней, т. е. до 10... — См. комментарии к письму 90.
Письмо твое и Таты. — Эти письма неизвестны.
— См. письмо 92 и комментарии к нему.
Найми дом возле Гарибальди... — Имеется в виду семья двоюродного брата Дж. Гарибальди, с которой семья Герцена познакомилась в Ницце. См. Тучкова-Огарева, — ЛН, т. 63, стр. 462.
Ответное письмо Н. А. Тучковой-Огаревой от 5 июня 1867 г. — АО, —51.
[165] по живому месту (франц.). — Ред.
— Ред.
[167] разбит (франц.) — Ред.