| Автор: | Герцен А. И. |
| Категория: | Письма |
81. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ
1—4 ноября 1836 г. Вятка.
1-го ноября 1836. Вятка.
Письма твои от 4 и от 11 октября получил. Нет, не люди, не толпа затмили мою душу, — а я сам ее затмил, и это-то меня терзает, мучит. Ты так прелестна, так чиста, ты — утренняя звезда, а я — туча, облегающая ее, я — мрак, поглощающий свет звезды. Ты все простила мне, ты не хочешь сиять иначе, как для меня, — но могу ли я все простить себе. — Emilie приехать сюда — опять мечта несбыточная, и зачем? Ты не знаешь жизнь маленького города, вдали; на меня обращены множество лаз, я здесь значительное лицо, любимец губернатора, москвич и богатый человек. Приезд девушки дал бы повод к толам, которые я не вынес бы, да и что скажут в Москве? Нет, ту мысль к; стороне. — В нескольких последних письмах папеньки я вижу, что он ко мне имеет большую доверенность, то он весьма доволен, что я приобрел здесь (!) хорошего чиновника, что обо мне пишут в Петербург, что меня представляют для описания губернии министру и пр. — это хорошо, я очень рад, это поможет нам более всего. — Знаешь и, что я вскоре надолго буду лишен писем от тебя, мой ангел, только жду инструкций от министра внутр<енних> дел, чтоб ехать по губернии, и это продолжится месяца два; тысячи две верст надо будет объездить, и я получу уж твои письма по возвращении в Вятку.
Надежды, о коих я писал от 29 сентября, весьма основательны; я имел разные известия из Петерб<урга> — наша разлука очень долго, кажется, не может продолжаться. Наше свиданье! — О боже, неужели оно будет при них, нет, нет... это ужасно. Разве нельзя... я приеду в третьем часу — княгиня спит, Саша будет на карауле, ты выйдешь в залу, только один взгляд, один поцелуй — и тогда я готов целый год притворяться; но минуту свиданья погубить этикетом нельзя — не могу, столько жертвовать людям невозможно, они не стоят этой минуты.
минуты не похищай у Александра.
Что за глупость пишешь ты о твоем лице, будто я его не знаю, будто оно не есть выражение твоей светлой, небесной души, будто оно не так же полно любовью, как твои письмы. «Оно переменилось с 20 июля 1834» — да, я знаю, ибо я его видел — 9 апреля 1835 — величайший день моей жизни; точно, оно переменилось, так, как черты Спасителя преобразились на горе Фаворе в день Преображения. — Ты «поменялась бы со многими лицом!» Но я ведь не люблю многих тех, а тебя, только тебя, и разве любовь моя чувственна? Наташа, уверь же себя в своей высоте. Ты прелестна, ты всё для меня. — Твоя Саша Б<оборыкина> думает, что нет другого Александра... О, как ошибается она; эта смесь доброде<телей> и пороков, этот ангел и диавол, эта любовь и эгоизм, эти обломки разных истин, чувств, заблуждений, разврата, восторженности; эта медаль, на которой с одной стороны Христос, а с другой Иуда Искариотский, — называемые Александр, — как далеки они от совершенства; есть много юношей высоких, чистых, которые совсем не меркли; она найдет отзывную песнь своему призванью. — Ты отдалась бурной жизни моей, и мне жаль тебя. Ты или поведешь меня в рай, или падешь со мною так, как пали легионы ангелов, прельщенных красотою Люцифера. Твоя судьба решена; но ежели она не любила, о, пусть сохраняет ее бог от изломанной души, которая гложет своими зубами свое сердце и упивается своею кровью. — Море светло, море обширно; оно зовет к себе, прельщает, но пропасть сокрыта под зеркальной поверхностью, оно бурей губит смелый челн. — А ты говоришь, что я знаю свое достоинство; правда, знаю; но далеко не увлекаюсь, как ты, ибо ты — одна любовь ко мне. Посмотри на Витберга; его жизнь развивалась какой-то древней поэмой, нигде ни пятнышка, везде величие — а я, 24 года — и нажил рубцы на душе и теле, и нажил угрызения совести.
Благодарю за стихи — мысли хороши, но стихи кое-где нехороши; больше извольте, Madame, обработывать. Прощай, моя утренняя звезда; ее называют еще — Надежда. Прощай.
Твой Александр.
4 ноября.
Черная хандра моя улеглась! Страсть деятельности снова кипит и жжет меня. Люди, люди, дайте мне поприще, и более ничего не хочу от вас, дайте изведать силу, за что же ей понапрасно пропадать в груди. — О, как скверна жизнь в провинции, как здесь все сведено на одни материальные нужды, на одни материальные удовольствия... Здесь нет умственной деятельности, здесь нельзя прислушаться, как смелая мысль пролетит ряды и взволнует души и отзывается. — Черт знает, откуда опять эта страсть деятельности. Да, на том поприще и сделаюсь достоин тебя; прочь спокойствие, Пилигрим! Иди снова в путь и там, в Сионе божием, отряси прах ног твоих, и там среди песков Палестины пошли молитву твоей Деве Пречистой. Труд, труд, изнеможение — и — и Слава, наконец. А ежели ее не будет — вздор. Что же этот пламень в груди, эти мечты, около которых свиваются все элементы души, — насмешка, что ли?
— я сам его нанес. — Вымарай его, вылечи, и я опять юноша. С восторгом обращаю взор на Крутицы; там я был чист, благороден, там я видел это 9 апреля и достоин был его. А после этого так пасть глубоко, отвратительно, после 9 апреля.
Но господь простил Израиля за то, что, имея откровение, — поклонялись змее в пустыне. И ты простила мне.
Ты просишь статей; три пошлются в печать через две недели; прочти со вниманием «Третью встречу»; во «Второй»— ты найдешь 9 апреля.
Когда я очень мрачен, я всякий раз вижу тебя во сне — и потому благословляю эту мрачность. О Наташа! Наташа!
Наташе.
Примечания
(ЛБ). РМ, 1894, № 4, стр. 184 — 187. На автографе помета Герцена: «100». Приписка от 4 ноября сделана на отдельном листе. Автограф поврежден, окончание слова «доброде<телей>» восстанавливается по смыслу.
«прельщенных красотою Люцифера» (стр. 112, строка 45) было: «прельщенных Люцифером».
Ответ на письма Н. А. Захарьиной от 4 — 7 и 10 октября 1836 г. (Изд. Павл., — 154).
— Письмо Натальи Александровны от 4 октября начиналось словами: «Что, ангел мой, что затмило твою душу? Люди — толпа, забудь их, забудь. Ужель они имеют столько силы, чтоб мучить, томить тебя? Я чувствую, ты болен. Но эта любовь, эта душа, все существо, полное одной любви к тебе, созданное для одного тебя, ужели оставляют в твоем сердце место земной скорби?» (Изд. Павл., стр. 150).
— опять мечта несбыточная... — «Вот что пришло мне в голову, — писала Наталья Александровна 7 октября. — Я не поеду к тебе, это верно; если б можно было, чтобы Эмилия навестила тебя с маменькой! Она правый глаз мой. Напиши мне на это свою мысль» (там же, стр. 151).
... любимец губернатора... — В ту пору Тюфяев еще благоволил к Герцену. Вскоре, однако, его отношение к ссыльному перешло в открытую ненависть (см. «Былое и думы» — VIII, 234 — 296).
— Поездка Герцена по Вятской губернии для сбора статистических сведений не состоялась. 14 октября 1836 г., сообщая министру внутренних дел о неудовлетворительной работе вятского статистического комитета, Тюфяев писал: «... я признал за нужное обратиться к решительным мерам и именно — командировать во все города совершенно знающего сию часть чиновника. Ему предполагаю я отдать все сведения и бумаги, какие доселе были собраны, с тем, чтоб он на местах, без всяких переписок, личными трудами своими, сообразив всё, исправил несообразности и пополнил недостатки, а в тех местах, откуда не доставлено еще никаких сведений, занялся бы собранием их, смотря по мере известности и необходимости. Как ни убежден я в совершенном успехе сего предположения моего, но не решился привести его в исполнение без разрешения вашего высокопревосходительства — не решился потому, что чиновник, которого намерен я командировать, есть переводчик вятского губернского правления титулярный советник Герцен, находящийся под надзором полиции. Почему, представляя сие на рассмотрение вашего высокопревосходительства, осмеливаюсь испрашивать начальственного соизволения на приведение в исполнение означенного моего предположения и притом поставляю долгом свидетельствовать пред вашим превосходительством и уверить вас, что титулярный советник Герцен, известный мне лично по обширным познаниям своим и по склонности к трудам и точности, вполне оправдает мои ожидания и положит конец делу, так давно замедляющемуся исполнение нет причин вышеизъясненных; но я совершенно ручаюсь за г. Герцена и том, что он не употребит во зло сего поручения и во все время своей командировки не сделает ничего неприличного правилам благородного и воспитанного человека, ибо он доказал уже сие полуторагодичною примерною жизнью своею в г. Вятке под личным моим наблюдением».
12 ноября министр внутренних дел Д. Н. Блудов ответил Тюфяеву, что «не может согласиться на командирование титулярного советника Герцена для собирания статистических сведений по Вятской губернии» (Л — 382). Мысль о необходимости этой командировки, вероятно, была внушена Тюфяеву Герценом. Не исключено, что и текст приведенного выше донесения целиком или частично написан самим Герценом по указанию Тюфяева.
... я имел разные известия из Петерб<урга>... — О каких сведениях идет речь, остается неизвестным.
Что за глупость пишешь ты о своем лице... — 10 октября Наталья Александровна писала: «Мне столько же хочется, чтобы у тебя был мой портрет, сколько хотелось иметь твой, но здесь нет другого Витберга; желание невозможное, но как бы хорошо, если бы он снял первый портрет с меня! К Литунову я не имею большой доверенности. Впрочем, тебе надо попенять, на что ты воображаешь так много о моем лице. Я совсем не хороша (не обижайся, я говорю беспристрастно) и, сверх того, очень переменилась после 20 июля 1834 г., и иногда это меня ужасно сердит не за себя, но я бы желала, чтобы твоя Наташа во всем была совершенство и красота, и есть многие лица, с которыми бы я поменялась» (Изд. Павл.,
<оборыкина> думает, что нет другого Александра... — Наталья Александровна писала о Саше Боборыкиной: «... Она говорит мне часто: „Уверяю тебя, Наташа, что я никогда не буду любима и любить не могу; ведь на земле нет другого Александра!” И она права» (там же).
— В своем втором письме Наталья Александровна привела два стихотворения собственного сочинения (Изд. Павл., стр. 153 — 154).
— Герцен, вероятно, намерен был напечатать свою трилогию «Встречи». Первые две части трилогии появились в печати только после смерти Герцена, третья — неизвестна (см. о ней в письме 80).
«Второй» — ты найдешь 9 апреля, — Герцен имеет в виду следующие строки из «Второй встречи»: «Холодная маска упала, и я в пламенных и горячих словах описывал им мое 9 апреля. Чувства бушевали во мне и, радостные, что нашли отверстие, лились потоком слов» (I, 124).
— 22 ноября 1836 г. — Изд. Павл., — 182.