Тимон Афинский (Шекспира)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Тимон Афинский (Шекспира) (старая орфография)

Источник: Радлов Э. Тимон Афинский // Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1903. Т. 3. С. 504-513.

Приведенные слова Овидия в известном смысле представляют все содержание драмы, интерес которой сосредоточен в лице самого Тимона, познавшого людскую неблагодарность и ставшого вследствие этого человеконенавистником. Все остальные роли в пьесе или имеют эпизодический характер, или служат для более яркого освещения внутренняго перелома, происшедшого с героем пьесы. Кольридж, восхищавшийся отдельными сценами "Тимона Афинского", находил, что в общем драма производит тягостное впечатление, так как в ней человеческая природа изображена в слишком мрачных красках. С этим нельзя согласиться вполне. Драма действительно заканчивается диссонансом - гибнет прекрасная душа, уходящая в иной мир без всякого примирения с людьми - и зритель выходит из театра с тяжелым чувством, вызванным безплодной тратою нравственной силы. Но мрачный тон пьесы смягчается двумя обстоятельствами: во первых, развращенные Афины, загубленные эгоизмом и алчностью интеллигентного класса, как-бы получают заслуженную кару: Алкивиад их покорил и собирается чинить суд и расправу; во вторых, в драме имеются две категории лиц с совершенно противоположными душевными качествами. Вся интеллигенция, за исключением самого Тимона и, отчасти, Алкивиада, оказывается, действительно, насквозь прогнившей и поклоняющейся лишь одному Богу - золотому тельцу; но люди, принадлежащие к низшим общественным слоям, как, напр., управляющий имением Тимона, служителя сенаторов и Тимона и, наконец, даже разбойники, желавшие ограбить Тимона, оказываются не только доступными идее добра, но даже в некоторых случаях положительно благородными и чуткими. И эта антитеза проведена в драме весьма последовательно. Таким образом драма не так уж безпросветно мрачна, как полагал Кольридж.

Герой драмы, Тимон, представляет собой психологическую проблему, очерченную столь же ярко, как, напр., Лир или Макбет. Для выяснения характера главного действующого лица важны поступки и речи не только самого Тимона, но также и тех лиц, которые выведены в драме именно для того, чтобы полнее изобразить Тимона. В пьесе соединены в одно целое, притом соединены, быть может, не совсем удачно, две различных фабулы; в одной главным лицом является Тимон, в другой - Алкивиад; их характеры и судьба представляют замечательную противоположность. Тимон из счастливого, доверчивого, щедрого и общительного превращается в несчастного бедняка и человеконенавистника, не доверяющого даже преданным ему людям; Алкивиад, наоборот, будучи, по словам Тимона, бедным солдатом, попадает в беду благодаря заступничеству за неизвестного друга, которого корыстные управители Афин приговаривают к смертной казни. Заступничество Алкивиада влечет за собой вечное изгнание, но в конце пьесы мы видим Алкивиада торжествующим; он победил Афины и собирается наказать врагов Тимона и своих недругов, а остальным гражданам даровать мир и порядок. Алкивиад, впрочем, очерчен в пьесе бледно. Он единственный искренний друг Тимона, но об этом зрителю приходится догадываться, ибо Тимон в несчастии относится и к Алкивиаду с нескрываемой неприязнью, хотя ранее обращался с ним как с другом и не пригласил его на тот пир, в котором поставил себе целью изобличить льстецов и ложных друзей. Брань Тимона, однако, нисколько не раздражает Алкивиада, и когда он читает эпитафию Тимона, найденную солдатом, то в словах его слышится лишь скорбь об утрате друга и великого гражданина.

уместна для оттенения такого жизнерадостного характера, каким является Тимон в первой половине пьесы. Но и во второй половине Тимон-человеконенавистник, в сущности, точно так же высоко ценит все преходящее и малоценное само по себе; именно потому, что люди оказались не соответствующими его представлению о них, он стал их ненавидеть; но это чувство Тимона вовсе не есть презрение и ненависть к людям вообще; напротив, его наполняет жажда мщения: "мне противен этот лживый свет", говорит он, и тем ясно показывает, что до сознания тщеты бытия он не возвысился и никогда не возвысится. В Тимоне нет созерцательного спокойствия; он живет для друзей, и когда он лишается того, что привык ценить в мире, у него не остается ничего; даже жажда мести, которая его наполняет, не вызывает в нем желания созерцать месть. Роль философа, напоминающого Тимону, что к людям может быть еще и иное отношение, кроме безграничного доверия и безразсудной расточительности или же мстительной ненависти, могла бы быть и весьма благодарной и весьма благородной, хотя, может быть, отлилась бы в форму слишком отвлеченную и мало жизненную. Шекспир из роли философа Апеманта сделал нечто совершенно иное, более удачное в известном отношении, так как автор воспользовался ролью Апеманта для характеристики героя пьесы. В настроении Апеманта есть некоторое сходство с тем душевным состоянием Тимона, которое изображено во второй половине пьесы, но мотивы их настроений совершенно различны. Апемант умный эгоист, презирающий людей за их лживость, но он пользуется своим знанием жизни и людей для того, чтобы самому прожить как можно спокойнее и удобнее. Тимон живет в ослеплении, а Апемант, напротив, видит, насквозь мнимых друзей богача-афинянина, и это дает Апеманту в начале пьесы некоторый перевес и превосходство. Апемант кажется благоразумным, и егоупреки безрасудному расточителю кажутся основательными. Но в излишне растянутой беседе, которую Апемант ведет с несчастным Тимоном в лесу, превосходство натуры последняго выступает и обнаруживается с полною ясностью. "Благородный" Тимон, как его называет Алкивиад, имел, конечно, основание презирать людей; но какие основания имеет грубый, хотя и умный, но безсердечный Апемант, для которого презрение служит лишь средством для приятнейшей жизни? Суждение Тимона о своей расточительности - "безумно, но не недостойно я раздавал" - получает блистательное оправдание и осуждение Тимона, как ограниченного ума и безразсудного расточителя {Такое осуждение характера Тимона произносит Конрад (Shakespeare-Jabrbuch XXIX, ст. 110), называя его "безсмысленным расточителем", относительно которого "никто не может питать сожаления". На основании этого Конрад считает первые акты пьесы не шекспировскими. Повидимому, Конрад потому и осуждает характер Тимона, который, кстати сказать, он и понимает неправильно, что считает первые акты не шекспировскими. }, впавшого при первой неудаче в отчаяние, становится невозможным.

Обращаясь к герою драмы, мы постараемся указать основную черту его характера. Гервинус в своем анализе Тимона указал на то, что Шекспир дважды изобразил власть денег над человеком и притом в противоположном направлении: гибель скупого изображена в Шейлоке, гибель расточителя - в Тимоне; и там, и тут страсть влечет за собой внутренний разлад и вытекающую из него кару. Это мнение Гервинуса на первый взгляд может показаться правильным, ибо деньги действительно играют некоторую роль в пьесе. Однако, при ближайшем разсмотрении получается нечто совсем иное. Богатство Тимона вовсе не существенно для его характеристики, деньги для него не имеют значения сами по себе. Не щедрость есть основная черта характера Тимона, а его общительность и благожелательность, а из них уже вытекает и щедрость. Богатство для Тимона имеет лишь цену, как наиболее легкое и действительное средство оказывать помощь людям и этим путем приобретать их дружбу. Тимон желает быть менее богатым, чтобы дать друзьям возможность проявить свою любовь к нему. Убедившись в негодности этого средства, Тимон не может радоваться находке клада; он понял, что деньги представляют лишь средство для разъединения людей, ибо оне порождают зависть и многия другия дурные чувства, нисколько не связывая людей между собой. Еслиб Тимон был расточителем, то он, найдя клад, начал бы вновь вести свой прежний образ жизни. Тогда он не мог бы произнести своего прекрасного монолога против богатства (в третьем акте). Сравнение Тимона с Лиром, которое делает Кольридж, имеет бóльшее основание: с Шейлоком Тимон имеет некоторое внешнее сходство, с Лиром же внутреннее сродство. Судьба Тимона, подобно судьбе Лира, вызывает в зрителе сострадание, которое ростет с каждым актом. Речи Тимона-человеконенавистника гораздо содержательнее и сам он много интереснее Тимона любвеобильного и друга людей. В первых актах можно найти лишь немного оригинальных мыслей, вложенных в уста Тимона, и самая форма его речей довольно бледна и банальна. Только с того момента, когда Тимон понял человеческую природу, проник в душу льстецов и ложных друзей, только с этого момента мысли Тимона получают общечеловеческое значение и находят себе выражение в великолепных, поразительных по силе тирадах несчастного. Прозрение должно было стоить жизни Тимону, ибо оно лишало его существование самого сокровенного смысла. Гете назвал Тимона "комическим субъектом", в противоположность мизантропу Мольера {Сравнение характеров Тимона и Алсеста в Мольеровском "Мизантропе" можно найти у Paul de Saint Victor. Les deux masques (deuxième serie. Les modernes). Paris. 1883. Автор справедливо замечает: "On respecte Alceste, mais il fait sourire; Timon inspire une pitiê mêlêe d'epouvante... Shakespeare êtale à nu le type que Molière recouvre de dêcence, et de pignitê стр. 73.}, которого Гете находит "трагическим". Без сомнения, еслиб Тимон имел хоть малую дозу философского спокойствия олимпийца Гете, то он не стал бы доверять друзьям или, потеряв веру в людей, отнесся бы к этому с холодным равнодушием. Но шекспировский Тимон вовсе не созерцающий философ. Он целиком прикован к земле, к обществу и счастлив тем, что ничем не возвышается над уровнем других, кроме некоторой чуткости к чужому горю и постоянной готовности помочь ближнему. Хотя он живет лишь "в сновидении дружбы", но в этом сне он вполне счастлив. В характере Тимона нет ничего героического, нет ничего возвышенного; еслиб он силою своего духа поборол разразившееся над ним несчастье, еслиб он с твердостью перенес крушение материального блага, еслиб за вероломство друзей стал бы винить лишь себя, а не человеческую природу, тогда мы могли бы дивиться победе нравственной мощи над природной склонностью, но трагизма в положении Тимона не было бы. Трагизм получился именно благодаря тонкому пониманию, с которым Шескпир наделил Тимона общительным темпераментом, щедрым и добрым, но лишенным нравственной мощи, возвышающей человека над окружающей средою. Только такия качества характера, какими обладал Тимон, должны были привести его к гибели, и только при этих условиях можно было показать интересное зрелище, как внутренняя психологическая необходимость влечет человека к гибели, которая кажется совершенно незаслуженной, если смотреть лишь на внешния обстоятельства.

Весь интерес пьесы сосредоточен на раскрытии психологической необходимости характера главного действующого лица. Только этому, повидимому, автор придавал значение, оставив в тени все остальное.

Сама пьеса распадается на две резко различные части. В первой (первые три акта) Тимон изображен во всем блеске своего богатства, доброты и щедрости; с тонким юмором охарактеризованы друзья, льстецы и прихлебатели, в души которых постепенно закрадывается подозрение, что Тимон разорится, что он уже разорен. Удивлению Тимона, узнавшему о низости людей, им облагодетельствованных, нет границ. Он решается изобличить их и отомстить им тем, что обнаруживает низость их души. Но эта месть не может удовлетворить и не удовлетворяет разочарованного Тимона. Вторая часть пьесы представляет нам Тимона, удалившагося в лес, дабы не встречаться с людьми и иметь возможность предаться отчаянию; но люди Тимона не забыли: они идут за ним в лес, кто с предложением помощи, кто с просьбой о помощи, ибо распространился слух, оказавшийся справедливым, что Тимон нашел клад. Но Тимону ни кладов, ни людей не надо. Обе части пьесы соединены между собой довольно слабо. В пьесе нет женских ролей, сколько нибудь значительных. В первой части, правда, являются танцовщицы, а во второй две легкомысленные спутницы Алкивиада дают возможность Тимону произнести несколько громких филиппик против людей вообще и женщин в особенности.

Достоинства пьесы Шекспира настолько очевидны, что делают вполне понятным увлечение ею Кольриджа и Шиллера. В особенности Шиллер считал делом первой важности приспособить к немецкой сцене "Тимона". Действительно, характер Тимона и перелом в его душевном настроении изображены столь ярко, что эту роль следует считать одною из наиболее выигрышных из всего шекспировского репертуара. Тем не менее пьесу ставили весьма редко, и вряд-ли она имела успех, что вполне понятно, потому что наряду с большими достоинствами она обладает, может быть, еще большими недостатками. Трудно указать у Шекспира другую пьесу, которая была бы написана столь неровно, как "Тимон"; наряду с настоящими перлами попадаются непонятные оплошности и неловкости, которых легко мог бы избежать и менее даровитый автор. И эти недостатки проникают весь состав пьесы; они заметны в языке, в композиции пьесы и в характеристике отдельных лиц. На неровность пьесы давно обратили свое внимание изследователи Шекспира и пришли к выводу, что всецело пьеса не может быть приписана Шекспиру.

без всякой нужды переходят в прозу и проза вновь сменяется небрежными стихами. Усматривая в этом обстоятельстве указание на смешанный состав пьесы, критики старались отделить в пьесе те места, которые несомненно принадлежат Шекспиру, от тех, которые ему понапрасну приписываются. Эту работу впервые предпринял Найт (Knight), а за ним Делиус (Shakespeare-Jahrbuch II-ой том) и другие, напр. Флай (Fleay). Но хотя все изследователи и согласны относительно главного, т. е. того, что не все в пьесе принадлежит Шекспиру, однакоже, в частности, результаты их исследований далеко расходятся: один считает несомненно шекспировским то, что другому кажется несомненно не шекспировским. Как бы то ни было, но факт неравномерной обработки языка признается всеми и представляет крупный недостаток пьесы.

это необходимо знать. Иначе непонятно, почему сенаторы-афиняне, в минуту надвигающейся в лице Алкивиада опасности, обращаются за помощью к Тимону, которого они же заставили бежать из Афин. Разсказ о заслугах Тимона было бы чрезвычайно легко вложить в уста поэта, который в начале пьесы раскрывает смысл её:

Все

Стоявшие с ним наравне, и даже

Все старшие по званию, теперь

Бегут за ним, стоят в его передних,

Боготворят все, даже стремена

Его коня и им одним лишь дышат.

..........................................

Кидает вниз любимца своего -

Приверженцы, которые недавно

Ползли наверх - дают ему скатиться,

В падении.

Но еще больше недоумений вызывает сцена 5-ая в III-ем акте. Изображено заседание сената; сенаторы приговаривают к смерти неизвестного друга Алкивиада, Алкивиад заступается за него, что влечет за собой вечное изгнание Алкивиада из Афин. Эта сцена ничем не связана с развитием пьесы. Неизвестный друг Алкивиада совершил в гневе и опьянении убийство, но совершенно не выяснен ни характер преступления, ни само действующее лицо. Самая сцена необходима для того, чтобы объяснить причину изгнания Алкивиада из Афин. И это не единственная сцена, ничем не связанная с общим ходом действия. Появление пажа с письмами, адресы которых прочитываются Апемантом, ничем не мотивировано; самые письма в дальнейшем ходе пьесы никакой роли не играют. Роль шута совершенно излишня в пьесе, в которой циник Апемант удачно конкурирует с шутом. Некоторая небрежность в отделке пьесы видна и в том, что появляются лица без названий, обозначаемые просто "первый лорд", "второй лорд", "первый чужестранец", "второй чужестранец" и т. д.; в некоторых из этих безымянных можно узнать черты характера льстецов-друзей Тимона - Луция, Семпрония и Лукулла. Простой опечаткою, по всей вероятности, следует объяснить фантастичного "Уллоркса", которого Тимон приказывает пригласить на обличительный пир в числе других гостей. В конце пьесы приведены две эпитафии Тимона, заимствованные у Плутарха; из них одна совершенно излишня, ибо повторяет в иной форме мысль, выраженную в другой. Наконец, нельзя не отметить и того, что некоторые положения в пьесе повторены по два раза, что растягивает действие и расхолаживает впечатление; так, слуги дважды собираются перед домом Тимона с требованием денег; просьбы денежной помощи у друзей повторяются три раза, и хотя в отказах просителю весьма тонко очерчены характеры лживых друзей, уклоняющихся от нравственной обязанности под различными мотивами, но все же самое положение трижды повторяется с монотонностью, которая должна вызвать в зрителе некоторое утомление.

Таковы главнейшие недостатки в композиции пьесы.

душевной жизни приданы грандиозные размеры, которые граничат с карикатурой и могут, при невнимательном отношении, вызвать смешное впечатление (мы знаем, что такое именно впечатление оне произвели на Гете). Остальные лица очерчены бледно; характеристика Апеманта несколько груба, и разговоры его с Тимоном в IV акте растянуты, полны излишних отступлений, не прибавляющих новых черт для выяснения мировоззрения Апеманта. Делиус в характеристике поэта подметил двойственность: в первом акте он не является в столь отвратительном виде, в каком мы его видим в пятом действии. Наконец, мы указали уже на отсутствие сколько нибудь интересных женских персонажей.

случаях ему это действительно удается; так, напр., Делиус считает латинскую цитату "Ira furor brevis" не шекспировской, на что Вендланд весьма правильно возражает, что латинския фразы встречаются и в "Гамлете", и в "Лире", и в "Цимбелине".

Крупные недостатки в языке композиции и характеристике действующих лиц "Тимона" неминуемо должны были, как уже мы указали, выдвинуть вопрос о том, в какой степени Шекспир может считаться автором пьесы. Можно-ли приписать гениальному поэту столь несовершенную драму? По этому поводу были высказаны весьма разнообразные мнения; мы их и приведем, при этом, однако будем помнить один несомненный факт: в первом издании сочинений Шекспира, знаменитом in folio 1623 г., выпущенном в свет при участии ближайших друзей поэта, и по "лучшим спискам", помещен и "Тимон Афинский", без всяких оговорок, из чего следует, что эту пьесу считали несомненно шекспировской. Указанный факт, однако, не решает вопроса о степени участия Шекспира в написании пьесы; она могла быть переделана Шекспиром, и тогда поэт в значительной степени является ответственным за нее. Эта возможность и открывает широкое поле для гипотез.

Вообще говоря, возможны три ответа на поставленный вопрос. Можно утверждать, что пьеса совсем не принадлежит Шекспиру; во-вторых, можно утверждать, что она целиком написана Шекспиром, и, наконец, можно избрать средний путь и предполагать, что пьеса отчасти принадлежит Шекспиру, отчасти же нет.

В пользу первого мнения высказался Филон в своей истории английской литературы; однако, он не привел достаточно сильных доводов, чтобы поколебать заключения, вытекающия из факта помещения пьесы в первое издание 1623 г. В пользу этого мнения можно привести лишь чисто априорное доказательство: такая плохая пьеса, как "Тимон", не может принадлежать гениальному поэту. В общем, утверждение Филона должно признать голословным.

пьесы, в которой только отдельные части представляются вполне законченными. Вендланд при этом предполагает, что смерть поэта была причиною, почему драма дошла до нас в столь несовершенном виде. Мнение Вендланда наиболее простое из всех высказанных. Правда, у нас нет никаких объективных данных, по которым мы могли бы определить время написания пьесы. Критика относит пьесу к позднейшему периоду деятельности поэта, причем определения колеблятся между 1601 и 1610 годами. Один из излюбленных доводов при определении времени написания "Тимона" недавно разрушен исследованием Сиднея Ли. Этот изследователь показал относительно сонетов, что из них нельзя извлекать никаких автобиографических данных. "Единственное заключение", говорит он, "которое вправе сделать биограф Шекспира на основании его сонетов, состоит в том, что поэт в течение известной эпохи своей жизни не пренебрегал ни одною из форм лести, дабы привлечь к себе благожелательное внимание молодого и знатного человека".

Что справедливо относительно сонетов, то в еще большей мере справедливо и относительно драм. Весьма рисковано относить "Тимона Афинского" к последним годам жизни Шекспира на том основании, что в "Тимоне" господствует мрачное настроение, которое до известной степени соответствовало душевному настроению самого автора. Если критика, тем не менее, относит "Тимона" к последним годам жизни Шекспира (Сидней Ли стоит за 1607-ой год), то для этого имеются лишь внутренния основания в самой пьесе, в силе языка последних двух актов, в значительности монологов, произносимых Тимоном, напоминающих речи Лира или Макбета. Таким образом, утверждение Вендланда следует ограничить в том смысле, что мы не знаем причин, заставивших Шекспира отказаться от окончательной обработки пьесы. Мнение Вендланда, которое имеет во всяком случае некоторое вероятие, совпадает с мнением Ульрици и Эльце. Делиус первоначально держался того же воззрения, но впоследствии отказался от него и подробно мотивировал свой отказ (в статье Sh.-Jahrb. II-ой том). Теория Вендланда в достаточной мере объясняет техническия несовершенства пьесы; но остается одно весьма важное соображение - неровность в языке пьесы. Если гениальный автор в эскизе мог оставить мелкие недочеты, которые он устранил бы при детальной обработке, то какой нибудь второстепенный писатель - если допустить участие такового в написании пьесы - устранил бы несомненно ранее всего все те мелкия противоречия и недочеты, которые бросаются в глаза, но у него не хватило бы таланта придать яркость и образность языку. Неровности языка в гораздо большей мере, чем технические недостатки в композиции, заставляют критиков выступить в защиту воззрения, по которому Шекспир является лишь отчасти автором пьесы, причем большинство критиков стоит за то, что Шекспир взял старую пьесу, сходного с "Тимоном" содержания, и подправил, главным образом, те сцены, в которых является Тимон, оставив остальные без переделки; такия пьесы действительно были в ходу, как мы это увидим ниже, хотя по своим качествам оне не выдерживают самой снисходительной критики и во всяком случае не могут, при всех недостатках Шекспировского "Тимона", выдержать с ним сравнение. Некоторые изследователи, как, напр., Сидней Ли, полагают, что пьеса написана Шекспиром в сотрудничестве с другим лицом, причем Сидней Ли утверждает, что этим лицом был Георг Вилькинс, который несомненно участвовал в написании некоторых частей "Перикла". Ему будто бы принадлежат первые 2 акта "Тимона" и некоторые части 4-го акта. Но это утверждение Сидней Ли ничем не обосновал, и из факта участия Вилькинса в написании "Перикла" вовсе не следует еще признание участия Вилькинса и в "Тимоне". Наконец, упомянем еще о предположении Тшишвица (S.-Jahrb. IV), которое относится к этой же категории гипотез. Тшишвиц думает, что какой нибудь второстепенный автор переделал драму Шекспира, приспособив ее к сцене. Вообще говоря, можно придумать целый ряд различных предположений, более или менее вероятных, причем все они будут покоиться на одной предпосылке - частичном авторстве Шекспира в "Тимоне". При объяснении несовершенств языка обыкновенно указывают на то, что пьеса издана, вероятно, по спискам отдельных ролей, в которых актеры имели обыкновение изменять текст, выбрасывая некоторые стихи, вставляя другие, вообще производя разные изменения.

На все предположения этого типа потрачено весьма много остроумия и громадная эрудиция; но это нисколько не помогает им подняться из области гипотезы и стать доказанной теорией, потому что объективные данные отсутствуют; только открытие новых фактов в области исторического исследования эпохи Шекспира может подтвердить или опровергнуть все эти догадки, которые теперь покоятся на субъективных основаниях, главным образом на знакомстве с шекспировским языком. К сожалению, такому критерию отнюд нельзя придавать решающого значения. Мы уже упомянули о том, что лучшие знатоки Шекспира, опираясь на знание духа шекспировского языка, пришли в своих исследованиях к весьма различным результатам, и это не могло быть иначе. Знакомство с языком известного писателя в некоторых случаях дает нам право заключать с большою вероятностью, что определенное произведение может принадлежать определенному писателю, но отрицательного заключения о непринадлежности определенного произведения известному писателю мы не вправе делать. Если бы мы не знали с несомненностью, что некоторые стихотворения принадлежат Гете, у которого наряду с гениальными творениями встречаются весьма малозначительные, то мы, по всей вероятности, стали бы отрицать, что они вышли из-под пера великого поэта. Но и положительные заключения, при отсутствии объективных данных, нельзя считать доказанными, ибо как в живописи копия может обладать всеми качествами оригинала, так и в поэзии бывают подражания, которые трудно отличить от прототипа. При настоящем положении дела следует принять, что вопрос об авторстве Шекспира относительно "Тимона" остается открытым, и что приблизительно с одинаковым основанием можно утверждать, что пьеса написана целиком Шекспиром, как и то, что он лишь отчасти повинен в ней.

От гипотез перейдем к фактам. Мы знаем, что ближайшие друзья Шекспира считали "Тимона" его творением и отчасти знаем, откуда автор "Тимона" черпал свой материал. У Плутарха в его "Vitae paralellae", в биографии Антония (глава 69 и 70), которую Шекспир изучал в переводе Фомы Норта 1574 года для своего "Антония и Клеопатра", встречается следующее место: "Тимон был афинянином и жил во время пелопонесской войны, как это видно из комедий Аристофана и Платона (комика), в которых он осмеян за свое человеконенавистничество. Тимон, избегавший всякого общения с афинянами, любил, однако, храброго юношу Алкивиада и осыпал его ласками. Удивленный этим Апемант спросил однажды о причине его поведения. Я люблю этого юношу, отвечал Тимон, ибо предвижу, что со временем он причинит Афинам много бедствий. Апемант был единственным человеком, изредка навещавшим Тимона, потому что их характеры и образ жизни имели некоторое сходство. Однажды, во время праздника, они обедали вместе и Апемант сказал Тимону: "Вот прекрасный обед, которым мы с тобою наслаждаемся". "Да, отвечал Тимон, если бы только тебя не было со мной". Раз, в день собрания, Тимон взошел на кафедру. Воцарилось всеобщее молчание, так как неожиданность этого появления держала всех зрителей в напряжении. Наконец Тимон произнес: "Афиняне, в моем доме маленький двор, в котором растет смоковница; несколько граждан уже повесились на этом дереве, и я, желая строиться на этом месте, хотел предупредить вас, чтобы желающие повеситься поспешили, пока смоковница еще не срублена". Тимон был похоронен на берегу моря, и морския волны подточили настолько берег, что доступ к его могиле стал невозможным. На могиле находилась следующая надпись:

"Здесь я лежу, после того, как смерть прекратила мою печальную жизнь.

".

Говорят, что Тимон незадолго до смерти сам сочинил эту эпитафию. Эпитафия, которую обыкновенно приводят, принадлежит поэту Каллимаху:

"Здесь покоится Тимон-человеконенавистник. Иди своей дорогой!

"

Канва пьесы заимствована из этого отрывка Плутарха; автор использовал все содержание древняго автора, как по отношению характера Тимона, Апеманта и Алкивиада, так и по отношению к анекдотическим рассказам, приписанным Тимону. Даже обе эпитафии удержаны в пьесе. Но кроме Плутарха Шекспир воспользовался сценами, которые он нашел у другого древняго писателя - Лукиана Самосатского. Из диалога "Тимон или Мизантроп" Шекспир почерпнул весьма многое, главным образом для 3-ей сцены 4-го акта своей драмы. Тимон Лукиана удалился в лес, где он клянет богов и людей; в лесу он находит клад, который вновь привлекает к нему льстецов и лживых друзей, но Тимон награждает их бранью и ударами. Все это мы находим и у Шекспира, который даже в деталях воспользовался указаниями Лукиана; так, напр., история Вентидия весьма похожа на то, что Лукиан рассказывает о риторе Демее, и т. д. Тшишвиц в своем исследовании указывает еще на то обстоятельство, что для роли Апеманта Шекспир имел отличный прототип в Лукиановском цинике, в диалоге "Продажа жизней". С Лукианом, точно так же, как и с Плутархом, Шекспир был знаком по переводам. В 16-м веке появилось несколько итальянских переводов, в 1527, 1535 и 1551 годах были и французские переводы. Шекспир был знаком с одним из этих переводов, - на это указывает, напр., то, что в III-м акте 1-й сцены Лукулл дает Фламилию, служителю Тимона, три монеты - three solidares; такого английского наименования монет нет, а есть итальянское soldo или французское sol d'or. Лукианом ранее Шекспира пользовался Боярдо для своей комедии "Il Timone" (1494). Может быть, на мысль о написании драмы на тему человеконенавистничества навела Шекспира 2-ая {Полное её заглавие - "Of the strange and beastly nature of Timon of Athens, enemy to mankund wit his death, burial and epitaph".} новелла I-ой части в "Palace of pleasure" Painter'a, или же напечатанный у Ричарда Барклая, в его "Felity of man" - краткий "Account of man" 1508 г. Специально для характеристики Апеманта Шекспир мог воспользоваться, кроме "Продажи жизней" Лукиана, еще и драмой Джона Лилли "Alexander and Kampsaspe", в которой изображен Александр Великий беседующим с философом Диогеном; в речах Диогена есть некоторое сходство с тем, что говорит Апемант.

другая категория источников. Дело в том, что по некоторым указаниям можно заключить о популярности типа Тимона в литературе, непосредственно предшествовавшей эпохе Шекспира; так, в "Skialetheia" Гюльпина (1598 г.) говорится "Like hate man Timon in his cell he sits", или же у Жака Дрэма (Drum) в его "Entertainements" 1601 г. говорится... "Come, come, now I'll be as sociable as Timon of Athens". Таким образом, тип мизантропа был в указанную эпоху воплощен в фигуре Тимона, по всей вероятности, в какой либо весьма популярной комедии или даже, может быть, в нескольких произведениях. До сих пор, однако, издана лишь одна комедия подобного характера. А именно Дейс (Dyce) в 1842 году опубликовал в "Transactions" шекспировского общества комедию "Timon" анонимного автора, относящуюся к 1600 г., с которую Шекспир мог ознакомиться. Сходство названного произведения и трагедии Шекспира объясняется весьма просто: обе пьесы трактуют одну и ту же тему и по одним и тем же источникам, но в одной сцене замечается более тесное соотношение, а именно в 6-й сц. III-го акта, в которой изображено изобличение во время пира лживых друзей. В драме, изданной Дейсом, изображен Тимон, берущий из миски раскрашенные камни и бросающий их в гостей. У Шекспира, судя по указаниям автора режиссеру, миски должны быть наполнены горячей водой, которою Тимон обрызгивает лица приглашенных; однако, один из гостей произносит следующия слова:

Сегодня он дает нам брильянты,

 Правда, "камни" могут быть в данном случае поняты в фигуральном смысле, но возможно допустить предположение Делиуса и других, что здесь оставлен в пьесе Шекспира без изменения стих, заимствованный из другого произведения.

Итак, мы указали на состав пьесы, на её достоинства и недостатки, на действительные и возможные источники её и можем в заключение сказать, что окончательное суждение о пьесе и её авторе при нынешнем состоянии историко-литературных сведений произнесено быть не может; одно нам кажется несомненным, а именно, что некоторые части пьесы, а также и самая мысль трактовать Тимона как сюжет для трагедии, а не для комедии - принадлежат Шекспиру.

"Тимона", пробивающаяся сквозь все его недостатки, вызвала целый ряд попыток постановки этой пьесы на сцене, причем пьесу переделывали, иногда довольно безцеремонно, оправдывая таким путем мнение Лаубе, что "Тимона" шекспировского на сцене поставить нельзя. Шиллер, как известно, считал делом чрезвычайной важности приобретение "Тимона" для немецкой сцены. Можно, однако, смело утверждать, что переделки "Тимона" еще менее удовлетворительны, чем самый оригинал, причем некоторые переделки допускают такия изменения, которые совершенно нарушают цельность характера Тимона. О всех сколько-нибудь достойных внимания переделках дал отчет А. Фрезениус (в Shak.-Jahrb., 31 т., стр. 83-125). Сам он тоже испытал свои силы на этом поприще и не без некоторого успеха.

"The History of Timon of Athens, the Man-Hater, as it is aeted at the Dukes Theatre made into a play". Эта переделка имеет мало общого с драмою Шекспира. Тимон изображен влюбленным в двух девиц: Эвандру и Мелиссу, из них ему более нравится Мелисса, но Эвандра успевает привлечь его на свою сторону. Эвандра следует за Тимоном в лес и разделяет с ним все невзгоды, а также и находку клада. Тимон умирает на руках Эвандры, которая себя убивает. В переделке Шедвеля богатый материал для комедии, и совершенно напрасно он постарался придать трагический конец своему сочинению.

В 1771-ом году в Друри-Лэнском театре была представлена переделка Кёмберлэнда. Кёмберлэнд приписал Тимону дочь, в которую влюблен Алкивиад и за которой ухаживает Луций в разсчете на богатства Тимона. Дочь следует в лес за разоренным отцом, который незадолго до смерти благословляет её брак с Алкивиадом. Автор переделки ближе держался текста Шекспира, чем Шедвель, но отчаяние Тимона, пользующагося поддержкою дочери, становится не совсем понятным.

Третья переделка принадлежит перу Ламба; она появилась в 1806 г. В 1723 году некто Луи Франсуа де ла Древетьер де Лиль издал "Timon le Misanthrope comêdie en trois actes, prêcêdêe d'un prologue". Он является предшественником Оффенбаха, ибо пользовался классическими авторами для изображения в комическом виде героев древности. Его оперетка имела успех, ибо была переведена на немецкий и английский языки. С Шекспировским "Тимоном" она ничего общого не имеет.

Немцы, вероятно вследствие вышеприведенного суждения Шиллера, чаще брались за приспособление "Тимона" к сцене. Килиан (в S.-J. XXV) дает указания на две старейшия переделки. В 1671 году в городе Торне давали пьесу "Timon oder Missbrauch de Reichthums", имеющую, впрочем, больше сходства с Лукиановским диалогом, чем с пьесой Шекспира.

"Timon von Athen, ein Schauspiel in 3 Aufzügen" к постановке на пражской сцене. Главной заботой Фишера было сокращение длиннот: он выпустил несколько второстепенных ролей и значительно сократил диалоги.

В конце 18-го столетия Дальберг переделал "Тимона" для постановки пьесы в Мангейме. Эта переделка издана в 1890 г. по бумагам мангеймского театрального архива. Успеха пьеса не имела, главным образом вследствие дурного исполнения.

А. Линднер переделал пьесу для постановки на берлинской сцене, где она действительно и шла дважды в 1871 году, но без успеха; пьеса не издана. Линднер переделал конец шекспировского Тимона. "Тимон" примиряется с человечеством благодаря заботам честного управляющого, но всеже кончает самоубийством. Линднер заменил латинския имена действующих лиц соответственными греческими. Значительную роль в пьесе играет Аспазия, любовница Алкивиада.

В 1862 г. появилась переделка Федора Веля в журнале "Deutsche Schaubühne". На сцене эта переделка представлена не была, она довольно близко держится шекспировского текста. К новейшему времени относятся две переделки - Бультгаупта и Фрезениуса. О первой дал подробный отчет Конрад в Shakespeare-Jahrbuch, XXIX т., о второй реферировал сам автор её в XXI томе того же издания. Переделка Бультгаупта впервые поставлена с успехом в 1892 г.; она давалась и на многих немецких сценах.

"Тимона" в Германии давали в 1896 -97 г. семь раз. В Англии его дают весьма редко. Известный директор театра Самуил Фельпс (1844-1862), ставивший все пьесы Шекспира за исключением шести, трудился также и над постановкой "Тимона".