"Ярь". Стихотворения Сергея Городецкого

"ЯРЬ". СТИХОТВОРЕНИЯ СЕРГЕЯ ГОРОДЕЦКОГО

"Ярь" -- это прекрасное старое слово войдет снова в русский язык вместе с этой книгой. Редко можно встретить более полное и более согласное слияние имени с содержанием.

Ярь - это все, что ярко: ярость гнева, зеленая краска - ярь-медянка, ярый хмель, ярь - всходы весеннего сева, ярь - зеленый цвет.

Но самое древнее и глубокое значение слова Ярь - это производительные силы жизни, и древний бог Ярила властвовал над всей стихиею Яри.

Какое лучшее имя мог дать своей книге молодой фавн, написавший ее?

Что Сергей Городецкий молодой фавн, прибежавший из глубины скифских лесов, об этом я догадался еще раньше, чем он сам проговорился в своей книге:

Это было ясно при первом взгляде на его худощавую и гибкую фигуру древнего юноши, на его широкую грудную кость, на его лесное лицо с пробивающимися усами и детски ясные, лукавые глаза. Волнистые и спутанные волосы падали теми характерными беспорядочными прядями, стиль которых хорошо передают античные изображения пленных варваров.

Огромный нос, скульптурный, смело очерченный и резко обсеченный на конце смелым движением резца сверху вниз, придавал его лицу нечто торжественно-птичье, делавшее его похожим на изображения египетского бога Тота, "трижды величайшего", изображавшегося с птичьей головой, которому принадлежали эпитеты "носатый", "достопочтенный Ибиси" и "павиан с блестящими волосами и приятной наружностью".

Та же птичья торжественность была и в поворотах его шеи, и в его мускулистых и узловатых пальцах, напоминавших и орлиные лапы, и руки врубелевского "Пана".

Но когда я видел его в глубине комнаты при вечернем освещении en face, то он напоминал мне поэтов двадцатых годов. Так я представлял себе молодого Мицкевича, с безусым лицом и чуть-чуть вьющимися бакенбардами около ушей.

А над его правым ухом таинственно приподымалась прядь густых волос, точно внимательное крыло, и во всей его фигуре и в голосе чувствовалась "Ярь непочатая - Богом зачатая".²

"Ярь" открывается странной и необычайной космогонией мира, в которой звездное так слито с чревным, астрономия с биологией, что разделить их невозможно.

Я бы сказал, что это слияние было только у одного художника - у покойного Эжена Карриера. Но разница громадна. Карриер в сумеречной комнате и в движущихся людях видел звездные вихри и образующиеся миры, которые никогда не соприкоснутся друг к другу, в поцелуях матери ребенка, которым он придавал такую страстную безнадежность, чувствовалась бесконечная грусть последнего прикосновения млечной туманности к новообразовавшейся звезде, которая сейчас оторвется совсем и начнет свой одинокий бег в холодных пространствах вселенной.

Этой грусти совершенно нет у Городецкого. Он сам - молодая звезда, молодая вселенная, только что вышедшая из чьих-то чресл, хранящая воспоминание "чревных очей"; в нем еще жива "скорбь исхождения, путы утробные"; он полон весь ярою радостью найденного земного лика.

Рожденный в мир, он произносит исповедание своей космической веры;

Строфы, в которых веет древнею подлинностью и младенческим откровением.

Мне хочется поставить рядом с ними два стиха из "Книги Дзянов" (III, 2, 3).

"И возникает внезапный трепет и быстрым крылом своим задевает вселенную и семя скрытое во тьме. И тьма веет над спящими водами жизни.

Тьма излучает свет, и свет роняет одинокий луч в воды, в утробу матери. Луч пронизывает девственное Яйцо; дрожь охватывает вечное Яйцо, и оно источает смертное семя, которое сжимается в яйцо мира".

Я вполне убежден, что Сергей Городецкий никогда не читал "Книги Дзянов", так как это неминуемо сказалось бы в большей детальности и точности и лишило бы стихотворение этой подлинности первозданного мифа.

Но я думаю, что он знал о той Деве в "Калевале", которая "семь тысяч лет блуждала в пустынях неба. Лебедь опустился на лоно матери-воды, она приникла между крыл его и снесла семь яиц - шесть золотых и седьмое железное".⁸

Мировая туманность и яйцо зарождений вполне тождественны для Городецкого. Солнечная вселенная для него чья-то утроба, в которой совершаются таинства Яри, таинства зачатий.

Но вот зарождение совершилось; наш мир - смертное семя первозданного девственного Яйца - застыл.

Солнце заблудилось в темнеющих пространствах мировых пустынь. Не кручинься, солнце:

В яром сердце сына земли рождается пламень богоборства, протест против Отца, который почил на седьмой день и оставил мир однообразной смене рождений и смерти:

Космический пролог "Яри" закончен, одинокая душа непримирима, но мир примирен и оправдан в душе поэта.

Развертывается многообразный и многоцветный мир явлений - буйная Ярь производительных сил природы: "от взора чревного земли до-взгляда нежного томленья".¹¹

Каждый стих книги проникнут великой чувственностью, но не той пряной чувственностью городского человека, как, например, у Пшибышевского, который имел безвкусие написать: "В начале бе пол",¹² а яровой чувственностью вечных рождений, которые еще помнят путы утробные.

Чувственность в деревьях ("Липа, нежное дерево - липа... и липовый ствол обнаженный") и в древних языческих жертвоприношениях, в той поэме, где творят новый идол Ярилы. Две жрицы "десятой весны" приносятся в жертву. Старый Ведун, переживший две тысячи лун, привязывает их к липовому стволу. Один удар топора в тело, другой в липовый ствол. "И кровавится ствол, - принимая лицо. - Вот черта - это нос - Вот дыра - это глаз. - В тело раз - В липу два. - Покраснела трава - Заалелся откос, - И у ног - В красных пятнах лежит Новый Бог".¹³

В другом стихотворении, посвященном Яриле, - моление жриц: "И красны их лица, и спутан их волос, но звонок их голос". Слова их переходят в шаманское бормотанье, дикое и носящее характер какой-то доисторической подлинности, как кремневые топоры, каменные ножи и иглы из рыбных костей.

"Ярилу, Ярилу любу я. Ярила, Ярила, высокий Ярила - твоя я. Яри мя, Яри мя, очима сверкая".¹⁴

Так же подлинно и "Рожество Ярилы", который рождается у бабы беспалой, - "ей всякое гоже, с любым по любови, со всяким вдвоем".

"Весною зеленой - У ярочки белой - Ягненок роженый, - У горленки сизой - Горленок ядреный, - У пегой кобылы - Яр-тур жеребенок, - У бабы беспалой - Невиданный малый: - От верха до низа - Рудой, пожелтелый, - Не, не золоченый - Ярила!".¹⁵

Космогония продолжается. Родился мир - теперь рождаются жестокие человеческие боги. За богами идут люди. В "Девичьих песнях" Ярь непочатая - Богом зачатая и заложенная в человека, рвется наружу.

"Эх вы девки-однодневки, чем невестились? Тем ли пятнышком родимым, что на спинушке? Тем ли крестиком любимым - из осинушки?". Так поется у Городецкого в хлыстовской "Росянке", которая заканчивается стихами:

Леса и поля кишат оборотнями, нежитью - предками человека. Там "жизней истраченных сход вечевой".

Там лешачиха сосет клен - "горечь понравилась, горькую пьет". "Пялится оком реснитчатым пращур в березовый ствол". "Штопать рогожи зеленые Щур на осину залез". "Прадед над елкой корячится". "Дед зеленя сторожит",¹⁷ старый филин гложет ветку - он был когда-то человеком, но убежал в лесную чащу.

В непосредственной связи с этими "предками", которые "в жизнь озираются, в нежить зовут",¹⁹ находится цикл "Чертяка", полный такого свежего и искреннего юмора, что невольно вспоминается Гоголь-юноша. Недаром лицо Городецкого при некоторых поворотах, когда пряди волос падают на уши, так напоминает проницательный профиль Гоголя. "Чертяка" носит характер такой неподдельности н жизненности, что с трудом удерживаешься от того, чтобы не спросить автора, не автобиография ли это. Античный фавн естественно становится русским чертякой по тому закону, который гласит, что боги наших предков становятся для нас нечистой силой.

"надо мной смеялся всякий, дергал хвост и ухо вил. Огневик лизал уста мне, Земляник душил на камне. Водяник в реке томил, ведьмы хилые ласкали, обнимали, целовали, угощали беленой"... "На посылках пожелтелый, я, от службы угорелый, угомона не знавал. Сколько ладану, иконок из пустых святых сторонок для других наворовал".²⁰

Когда Чертяка подрос, у него начинаются романы - он обольщает поповну: "Я сманил ее черникой, костяникой, голубикой за лесок на бугорок"...

Между тем у попа в дому тревога. "Я ему трезвоню в ухо: --осрамила потаскуха, дочки глупой не жалей. Прогони жену за двери, так блудят шальные звери - ты ведь Божий иерей". И Чертяка в садическом упоении мечтает:

Другая картина: - у Чертяки под корягой на болоте сидит мать с больным человечьим ребенком и просит Чертяку отпустить ее, а сама языком зализывает ранку ребенка.

Дальше влюбленный Чертяка сидит перед мельницей. Мельник выдал дочь замуж.

Но у Чертяки неисчерпаемая шаловливость и юмор. Он идет на богомолье к самому большому Черту - Адовику "поклониться, приложиться, у копытца помолиться, утолить печаль-тоску"²⁸ и по дороге у прохожей богомолки выпрашивает на память крестик и, придя к Адовику, к общему скандалу и переполоху вытаскивает этот "колкий" крестик.

"в коре чуть тлеющей земли", Ярь, родившая жестоких богов, требующих крови, Ярь, пробившаяся в бессознательном трепете любви, Ярь, затаившаяся в лесных оборотнях, Ярь, вспыхнувшая веселым юмором в сердце игривого и безжалостного Чертяки, наконец доходит До города, до городских улиц и ползет и цветет едкою болезненною плесенью.

Отдел "Улица" мог быть написан только "Чертякою", маленьким стихийным духом, четко видящим поверхность действительности и в то же время чувствующим тайные течения яровых сил, скрытых под ней, знающим про каждого человека, "как это сделано". Тут целый ряд совершенно отрывочных, иногда до ужаса четких и острых картинок, слабо освещенных далекими лучами космического пролога "Яри".

По улице проходят, исчезают десятки быстрых фигур, оставляющих на ретине зрачка четкий след, который горит еще несколько мгновений.

У кого-то умер муж. Она подошла к окну подвала, забрызганному весеннею грязью: "Подышать весной немножко, поглядеть на свет в окошко: ноги и дома. И по лужам разливаясь, задыхается, срываясь, алая кайма".²⁸

На "Смоленское" в конке едут старички и старушки поминать своих покойников, "взирая на столицу сквозь стекла и слезу":

И вот, в первый раз во всей книге, здесь - в городе - приходит Смерть: "Поднявши покрывало - Лицо мне показала.-- Ужасен был изгиб - Одной брови над глазом. - Зрачок горел алмазом - И пук волос прилип - К сырому лбу. - В гробу - Кто лето пролежал, - Тот волосы так носит".³⁰

"Ярь" заканчивается "Исходом" - исходом из городов, из человеческих пут, из индивидуальной замкнутости, призывом "расколдовать мироздание", "потревожить древний хаос":

Книга кончена. Эта книга действительно Ярь русской поэзии, совсем новые и буйные силы, которые вырвались из самой глубины древнего творческого сознания; корни этих молодых побегов ютятся в самых недрах народного духа, и русская поэзия с полным правом может сказать молодому поэту:

Опубликовано в газете "Русь" (1906, 19 дек., No 80, с. 4). Печатается по тексту этого издания.

Рецензия на кн.: Городецкий Сергей.

Волошин познакомился с Городецким и впервые услышал его стихи из "Яри" на одной из "сред" Вяч. Иванова, где они были восторженно приняты. Городецкий вспоминал: "В конце 1906 г. Пяст приводит к Вячеславу Иванову на среду. <...> Ярильские стихи производят впечатление" (Автобиография С. М. Городецкого / Публ. Н. А. Такташевой. - Рус. лит., 1969, No 3, с. 188; ср.: Пяст Вл. Встречи. М., 1929, с. 93). В середине февраля 1907 г. Волошин писал А. М. Петровой из Петербурга: "Если бы Вы знали, как захватывающе интересна сейчас литературная жизнь в России - те, которые еще не дошли до публики: напр<имер>, Кузмин, Городецкий, Ремизов" (ИРЛИ, ф. 562, он. 3, ед. хр. 94). 6 декабря 1906 г. Волошин писал жене, М. В. Волошиной: "Сегодня я закончил большую статью об Городецком, которая маму привела в восторг - она никогда так меня не хвалила" (там же, ед. хр. 112). В ночь с 6 на 7 декабря 1906 г. Волошин уже читал свой отзыв о "Яри" Городецкому, о чем тогда же сообщал жене в Москву: "...в 2 часа ночи Городецкий зашел ко мне, чтобы я ему прочел свою статью об "Яри". И мы еще сидели и говорили до 5 час. утра. Он остался очень доволен моей статьей и сказал, что сам не предполагал такой внутренней цельности всей книги и связи всего с космическим вступлением" (там же). Ознакомившись со статьей, М. В. Волошина писала мужу: "Твоя статья о "Яри" очень хороша. Как ты пошел вперед за этот год" (письмо предположительно датируется 17 декабря 1906 г. - ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 1065). Наряду с рецензией К. Чуковского ("О С. Городецком", - Молодая жизнь, 1906,11 дек., No 1, с. 2) статья Волошина была одним из первых откликов на книгу начинающего поэта. Вяч. Иванов в своей рецензии на "Ярь" также расценил первую книгу Городецкого как "литературное событие" (Критическое обозрение, 1907, N° ""Ярь" Городецкого благодаря моей статье сразу разошлась в Петербурге" (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 94).

"Странную и необычайную космогонию мира", которой начинается книга Городецкого, В. Брюсов (Весы, 1907, No 2, с. 83--84) и С. Соловьев (Золотое руно, 1907, No 2, с. 88--89) оценили в своих рецензиях в отличие от Волошина как неудачное и бесплодное стремление философствовать, печальное недоразумение. В целом "Ярь" была высоко расценена критикой, в том числе и А. Блоком, который в статье "О лирике" (1907) назвал поэзию Городецкого "звездой первой величины" (Блок А. Собр. соч.: В 8-ми т. М.; Л., 1962, т. 5, с. 145). Обзор критических откликов см. в статье С. И. Машинского и в примечаниях Е. И. Прохорова в кн.: Городецкий Сергей.

Последующие сборники Городецкого - "Перун: Стихотворения лирические и лиро-эпические" (СПб., 1907) и "Дикая воля: Стихи и сказки" (СПб., 1908) - во многом разочаровали Волошина. В набросках к ненапечатанной обзорной статье о современной литературе (видимо, 1908 г.) он отмечал: "...в ужасно неблагоприятной) атмосфере известности оказался Городецкий. Она вызвала в нем переразвитие работоспособности и в то же время упадок истинн<ого> творчества. Его книги "Перун" и "Дикая воля" очень слабы и многословны после прекрасной книги "Ярь". Он en petit <в малом виде> переживает тот период, который Бальмонт переживает en grand <в крупных размерах>" (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 204, л. 7).

¹ Когда я фавном ~ в пустые гнезда... -- Первые строки третьего стихотворения из цикла "Великая мать" Ярь, с. 66).

² "Ярь непочатая -- Богом зачатая". "В гулкой пещерности...", открывающего книгу (там же, с. 7).

³ "чревных очей" ~ Ликом пребудь! -- Из стихотворения "В гулкой пещерности..." (там же, с. 7).

⁴ Я под солнцем ~ Возвращенное кольцо. -- Стихотворение, открывающее цикл "Зачало"; приведено полностью (там же, с. 11).

⁶ ..."Калевале" ~ "...седьмое железное". -- Волошин искаженно передает содержание космогонической 1-й руны финского эпоса "Калевала". Ср. ее изложение, сделанное Элиасом Лённротом: "Дочь воздуха спускается с неба в море и становится матерью вод. От ветра и волн в ее чреве зарождается Вейнемейнен. Утка делает гнездо на ее колене и кладет там яйца. Яйца катятся в море и разбиваются на его дне; из их отдельных частей образуются земля, небо, солнце, луна и звезды. Мать вод творит мысы, заливы, прибрежья, глубины и бездны моря. Вейнемейнен родится от матери вод, долго носится по волнам и, наконец, достигает берега" (Калевала. М.; Л., 1933, с. 299). "Калевалу" Волошин сопоставляет со станцами "Книги Дзиан" из "Тайной доктрины" ("The secret doctrine", 1888) Е. П. Блаватской, основополагающего теософского труда.

⁶ Этот круг ~ Из стихотворения "Млечный путь" ("Все сменилось, все упало...") (Городецкий Сергей. Ярь, с. 15).

⁷ На мертвом теле ~ -- Из стихотворения "Солнце" ("Мое лицо - тайник рождений...") (там же, с. 13).

⁸ Жизнь, живучая веснами синими. -- Из стихотворения "Солнце" ("Солнце любимое, солнце осеннее!.." (там же, с. 14).

⁹ Упало семя -- ~ Шальное стадо. -- Из стихотворения "Отец и сын" ("И в день седьмой почил навек...") (там же, с. 17--18).

¹⁰ Лоном ночи ~ Что в тебе светаю Я? "Отец и сын" ("Лоном ночи успокоен...") (там же, с. 19).

¹¹ ..."от взора чревного ~ до взгляда нежного томленья". -- Из стихотворения "Когда я фавном молодым..." (там же, с. 66).

¹² "В начале бе пол"... "Requiem aeternam" (1893): "В начале был пол. Ничего кроме пола, и все в нем одном" (Пшибышевский Ст. Полн. собр. соч. М., 1907, т. 7, с. 57).

¹³ "И кровавится ствол ~ лежит Новый Бог". "Ярила" ("Оточили кремневый топор...") (Городецкий Сергей. Ярь, с. 24).

¹⁴ "И красны их лица ~ очима сверкая". -- Отрывки (цитируются с неточностями) из стихотворения "Ярила" ("Дубовый Ярила...") (там же, с. 25--27).

¹⁵ "ей всякое гоже ~ Ярила!" -- Из стихотворения "Ярила" ("В горенке малой...") (там же, с. 28--29).

¹⁶ Эх, вы, девки-однодневки ~ Ой, дружки, в Бога веруй! "Росянка. Хлыстовская" ("Землица яровая...") (там же, с. 47--48).

¹⁷ "Жизней истраченных ~ Дед зеленя сторожит". -- Отрывки из стихотворения "Предки" ("В космах зеленых взлохмаченных...") (там же, с. 53--54).

¹⁸ Рыскал, двигал ~ Чтоб возлечь на птичье ложе. "Оборотень" ("Гложет ветку старый филин...") (там же, с. 55--56).

¹⁹ ..."в жизнь озираются, в нежить зовут"... -- Из стихотворения "Предки" (там же, с. 54).

²⁰ ..."надо мной смеялся ~ для других наворовал". "На побегушках..." ("Был я маленьким чертякой...") (там же, с. 98--99).

²¹ Я сманил ее черникой ~ Целовать ее рубцы. -- Отрывки (цитируются с неточностями) из стихотворения "Полюбовники" (там же, с. 100--101).

²² -- Из стихотворения "Новолуние" ("Скорченный, скрюченный, в мокрой коряге...") (там же, с. 105).

²³ ..."поклониться, приложиться ~ ". -- Из стихотворения "Богомол" ("За моря, за окияны...") (там же, с. 106).

²⁴ Поглядывал, высматривал ~ Не будет ли браслеточка вам эта по руке. -- Из стихотворения "Улица. 2" (там же, с. 83).

²⁵ ~ И все еще не сытый рот. -- Неточная цитата из стихотворения "Разлука" ("Я помню близкое навеки...") (там же, с. 88).

²⁶ На кладбище гуляли ~ Рыжеватые кудри кругом. "Улица" ("Вспоминаю: весна начинается...") (там же, с. 81).

²⁷ Продалась, кому хотела ~ Волос липнул на висках. -- Из стихотворения "Per aspera" ("Ты пришла с лицом веселым...") (там же, с. 77).

²⁸ "Подышать весной немножко ~ ". -- Из стихотворения "Весна. 1. Городская" ("Вся измучилась, устала...") (там же, с. 84).

²⁹ Краснеют густо щечки ~ Седая прядь бежит. -- Отрывки из стихотворения "На Смоленское" ("В дупле трясучей конки...") (там же, с. 95--96).

³⁰ "Поднявши покрывало ~ Тот волосы так носит". -- Из стихотворения "Смерть" ("Пришла и постучалась...") (там же, с. 91).

³¹ В хороводы ~ Звезды, звери, горы, воды! "Исход" ("Беспредельна даль поляны..."}, посвященного Вячеславу Иванову (там же, с. 119).