Автор: | Волошин М. А., год: 1924 |
Категория: | Стихотворение |
Максимилиан Волошин. Неопалимая купина
Стихи о войне и революции
I. ВОЙНА
РОССИЯ
(1915 г.)
Враждующих скорбный гений |
Братским вяжет узлом, |
И зло в тесноте сражений |
Побеждается горшим злом. |
Взвивается стяг победный... |
Что в том, Россия, тебе? |
Пребудь смиренной и бедной - |
Верной своей судьбе. |
Люблю тебя побежденной, |
Поруганной и в пыли, |
Таинственно осветленной |
Всей красотой земли. |
Люблю тебя в лике рабьем, |
Когда в тишине полей |
Над трупами сыновей. |
Как сердце никнет и блещет, |
Когда, связав по ногам, |
Наотмашь хозяин хлещет |
Тебя по кротким глазам. |
Сильна ты нездешней мерой, |
Нездешней страстью чиста, |
Неутоленною верой |
Твои запеклись уста. |
Дай слов за тебя молиться, |
Понять твое бытие, |
Твоей тоске причаститься, |
Сгореть во имя твое. |
17 августа 1915
Биарриц
В ЭТИ ДНИ
И. Эренбургу
В эти дни великих шумов ратных |
И побед, пылающих вдали, |
Оголтелой, стынущей земли. |
В эти дни не спазмой трудных родов |
Схвачен дух: внутри разодран он |
Яростью сгрудившихся народов, |
Ужасом разъявшихся времен. |
В эти дни нет ни врага, ни брата: |
Все во мне, и я во всех; одной |
И одна - тоскою плоть объята |
И горит сама к себе враждой. |
В эти дни безвольно мысль томится, |
А молитва стелется, как дым. |
В эти дни душа больна одним |
Искушением - развоплотиться. |
5 февраля 1915
Париж
ПОД ЗНАКОМ ЛЬВА
М. В. Сабашниковой
Томимый снами, я дремал, |
Не чуя близкой непогоды; |
Но грянул гром, и ветр упал, |
И кто-то для моих шагов |
Провел невидимые тропы |
По стогнам буйных городов |
Объятой пламенем Европы. |
Уже в петлях скрипела дверь |
И в стены бил прибой с разбега, |
И я, как запоздалый зверь, |
Вошел последним внутрь ковчега. |
Август 1914
Дорнах
НАД ПОЛЯМИ АЛЬЗАСА
Ангел непогоды |
Пролил огнь и гром, |
Напоив народы |
Яростным вином. |
Средь земных безлюдий |
Тишина гудит |
Грохотом орудий, |
Топотом копыт. |
В глубь души, внемли, |
Как вскипает глухо |
Желчь и кровь земли. |
Ноябрь 1914
Дорнах
ПОСЕВ
В осенний день по стынущим полянам |
Дымящиеся водят борозды |
Не пахари; |
Не радуется ранам |
Своим земля; |
Не плуг вскопал следы; |
Не семена пшеничного посева, |
Не ток дождей в разъявшуюся новь, - |
Но сталь и медь, |
Живую плоть и кровь |
Недобрый Сеятель |
В годину Лжи и Гнева |
Рукою щедрою посеял... |
Бед |
И ненависти колос, |
Взойдут в полях безрадостных побед, |
Где землю-мать |
Жестокий сын прогневил. |
3 февраля 1915
Париж
ГА3ЕТЫ
Я пробегаю жадным взглядом |
Вестей горючих письмена, |
Чтоб душу, влажную от сна, |
С утра ожечь ползучим ядом. |
В строках кровавого листа |
Кишат смертельные трихины, |
Проникновенно лезвиины, |
Неистребимы, как мечта. |
Бродила мщенья, дрожжи гнева, |
Вникают в мысль, гниют в сердцах, |
Туманят дух, цветут в бойцах |
Огнями дьявольского сева. |
Ложь заволакивает мозг |
Тягучей дремой хлороформа |
Течет и лепится, как воск. |
И, гнилостной пронизан дрожью, |
Томлюсь и чувствую в тиши, |
Как, обезболенному ложью, |
Мне вырезают часть души. |
Hе знать, не слышать и не видеть... |
Застыть, как соль... уйти в снега... |
Дозволь не разлюбить врага |
И брата не возненавидеть! |
12 мая 1915
Париж
ДРУГУ
"А я, таинственный певец,
На берег выброшен волною..."
Арион
Мы, столь различные душою, |
Единый пламень берегли |
И братски связаны тоскою |
Одних камней, одной земли. |
Одни сверкали нам вдали |
Созвездий пламенные диски; |
И где бы ни скитались мы, |
Феодосийские холмы. |
Нас тусклый плен земной тюрьмы |
И рдяный угль творящей правды |
Привел к могильникам Ардавды, |
И там, вверяясь бытию, |
Снастили мы одну ладью; |
И, зорко испытуя дали |
И бег волнистых облаков, |
Крылатый парус напрягали |
У Киммерийских берегов. |
Но ясновидящая сила |
Хранила мой беспечный век: |
Во сне меня волною смыло |
И тихо вынесло на брег. |
А ты, пловец, с душой бессонной |
От сновидений и молитв, |
Ушел в круговороты битв |
Из мастерской уединенной. |
И здесь, у чуждых берегов, |
Я слышу звук твоих шагов, |
Неуловимый и далекий. |
Я буду волить и молить, |
Чтобы тебя в кипеньи битвы |
Могли, как облаком, прикрыть |
Неотвратимые молитвы. |
Да оградит тебя Господь |
От Князя огненной печали, |
Тоской пытающего плоть, |
Да защитит от едкой стали, |
От жадной меди, от свинца, |
От стерегущего огнива, |
От злобы яростного взрыва, |
От стрел крылатого гонца, |
От ядовитого дыханья, |
От проницающих огней, |
Да не смутят души твоей |
Ни гнева сладостный елей, |
Ни мести жгучее лобзанье. |
Сидящих в пурпурных лоскутьях |
На всех победных перепутьях, |
На всех погибельных путях. |
23 августа 1915
Биарриц
ПРОЛОГ
Андрею Белому
Ты держишь мир в простертой длани, |
И ныне сроки истекли... |
В начальный год Великой Брани |
Я был восхищен от земли. |
И, на замок небесных сводов |
Поставлен, слышал, смуты полн, |
Растущий вопль земных народов, |
Подобный реву бурных волн. |
И с высоты непостижимой |
Низвергся Вестник, оку зримый, |
Как вихрь сверлящей синевы. |
Огнем и сумраком повитый, |
Очами с ног до головы. |
И, сводом потрясая звездным, |
На землю кинул он ключи, |
Земным приказывая безднам |
Извергнуть тучи саранчи, |
Чтоб мир пасти жезлом железным. |
А на вратах земных пещер |
Он начертал огнем и серой: |
"Любовь воздай за меру мерой, |
А злом за зло воздай без мер". |
И, став как млечный вихрь в эфире, |
Мне указал Весы: |
"Смотри: |
В той чаше - мир; в сей чаше - гири: |
Всё прорастающее в мире |
Давно завершено внутри". |
Так был мне внешний мир показан |
И кладезь внутренний разъят. |
И, знаньем звездной тайны связан, |
Один среди враждебных ратей - |
Не их, не ваш, не свой, ничей - |
Я голос внутренних ключей, |
Я семя будущих зачатий. |
11 сентября 1915
Биарриц
АРМАГЕДДОН
Л. С. Баксту
"Три духа, имеющие вид жаб... соберут царей
вселенной для великой битвы... в место, называемое Армагеддон..."
Откровение, XVI, 12- 16
Положив мне руки на заплечье |
(Кто? - не знаю, но пронзил испуг |
И упало сердце человечье...) |
Взвел на холм и указал вокруг. |
Никогда такого запустенья |
И таких невыявленных мук |
Я не грезил даже в сновиденьи! |
Предо мной, тускла и широка, |
Каменная зыбь материка. |
И куда б ни кинул смутный взор я - |
Расстилались саваны пустынь, |
Русла рек иссякших, плоскогорья; |
По краям, где индевела синь, |
Громоздились снежные нагорья |
И клубились свитками простынь |
Облака. Сквозь огненные жерла |
Тесных туч багровые мечи |
Солнце заходящее простерло... |
Так прощально гасли их лучи, |
Что тоскою мне сдавило горло |
И просил я: |
"Вещий, научи: |
От каких планетных ураганов |
Этих волн гранитная гряда |
Взмыта вверх?" |
И был ответ: |
"Сюда |
Приведут в день Страшного Суда |
Трое жаб царей и царства мира |
Для последней брани всех времен. |
Камни эти жаждут испокон |
Хмельной желчи Божьего потира. |
Имя этих мест - Армагеддон". |
3 октября 1915
Биарриц
...
Не ты ли |
В минуту тоски |
Швырнул на землю |
Весы и меч |
И дал безумным |
Свободу весить |
Добро и зло? |
Не ты ли |
Смесил народы |
Густо и крепко, |
Заквасил тесто |
И топчешь, грозный, |
Грозды людские |
В точиле гнева? |
Не ты ли |
Поэта кинул |
На стогны мира |
Быть оком и ухом? |
Не ты ли |
Отнял силу у рук |
И запретил |
Сложить обиды |
В глубокой чаше |
Земных весов, |
Но быть назначил |
Стрелой, указующей |
Разницу веса? |
Не ты ли |
Неволил сердце |
Благословить |
Врага и брата? |
Не ты ли |
Неволил разум |
Принять свершенье |
Непостижимых |
Твоих путей |
Во всем гореньи |
Противоречий, |
Несовместимых |
Для человечьей |
Стесненной мысли? |
Так дай же силу |
Поверить в мудрость |
Пролитой крови; |
Дозволь увидеть |
Сквозь смерть и время |
Борьбу народов, |
Как спазму страсти, |
Извергшей семя |
1 декабря 1915
Париж
УСТАЛОСТЬ
М. Стебельской
"Трости надломленной не преломит
И льна дымящегося не угасит".
Исаия 42, 3
И тогда, как в эти дни, война |
Захлебнется в пламени и в лаве, |
Будет спор о власти и о праве, |
Будут умирать за знамена... |
Он придет не в силе и не в славе, |
Он пройдет в полях, как тишина; |
Ничего не тронет и не сломит, |
Тлеющего не погасит льна |
И дрожащей трости не преломит. |
Не возвысит голоса в горах, |
Ни вина, ни хлеба не коснется - |
Только всё усталое в сердцах |
Вслед Ему с тоскою обернется. |
Изнутри неволит нежно семя |
Дать росток в оттаявшей земле. |
И для гнева вдруг иссякнет время, |
Братской распри разомкнется круг, |
Алый Всадник потеряет стремя, |
И оружье выпадет из рук. |
27 сентября 1915
Биарриц
II. ПЛАМЕНА ПАРИЖА
ВЕСНА
А. В. Гольштейн
Мы дни на дни покорно нижем. |
Даль не светла и не темна. |
Над замирающим Парижем |
Плывет весна... и не весна. |
В жемчужных утрах, в зорях рдяных |
Ни радости, ни грусти нет; |
На зацветающих каштанах |
И лист - не лист, и цвет - не цвет. |
Неуловимо-беспокойна, |
Неопьяненно и не стройно |
Взмывает жданная волна. |
Душа болит в краю бездомном; |
Молчит, и слушает, и ждет... |
Сама природа в этот год |
Изнемогла в бореньи темном. |
26 апреля 1915
Париж
ПАРИЖ В ЯНВАРЕ 1915 г.
Кн. В. Н. Аргутинскому
Всё тот же он во дни войны, |
В часы тревог, в минуты боли... |
Как будто грезит те же сны |
И плавит в горнах те же воли. |
Всё те же крики продавцов |
И гул толпы, глухой и дальний. |
Лишь голос уличных певцов |
Звучит пустынней и печальней. |
Да ловит глаз в потоках лиц |
Решимость сдвинутых надбровий, |
Войной одетых в траур вдовий; |
Решетки запертых окон |
Да на фасадах полинялых |
Трофеи праздничных знамен, |
В дождях и ветре обветшалых. |
А по ночам безглазый мрак |
В провалах улиц долго бродит, |
Напоминая всем, что враг |
Не побежден и не отходит. |
Да светы небо стерегут, |
Да ветр доносит запах пашни, |
И беспокойно-долгий гуд |
Идет от Эйфелевой башни. |
Она чрез океаны шлет |
То бег часов, то весть возмездья, |
И сквозь железный переплет |
Сверкают зимние созвездья. |
19 февраля 1915
Париж
ЦЕППЕЛИНЫ НАД ПАРИЖЕМ
Весь день звучали сверху струны |
И гуды стерегущих птиц. |
А после ночь писала руны, |
И взмахи световых ресниц |
Чертили небо. От окрестных |
Полей поднялся мрак и лёг. |
Тогда в ущельях улиц тесных |
Заголосил тревожный рог... |
И было видно: осветленный |
Сияньем бледного венца, |
Как ствол дорической колонны, |
Висел в созвездии Тельца |
Корабль. С земли взвивались змеи, |
Высоко бил фонтан комет |
И гас средь звезд Кассиопеи. |
Внизу несомый малый свет |
Строений колыхал громады; |
Но взрывов гул и ядр поток |
Ни звездной тиши, ни прохлады |
18 апреля 1915
Париж
РЕЙМСКАЯ БОГОМАТЕРЬ
Марье Самойловне Цетлин
Vuе de trois-quarts, la Cathédrale de Reims évoque une grande figure de femme agenouillée, en priére.
Rodin 1
В минуты грусти просветленной |
Народы созерцать могли |
Ее - коленопреклоненной |
Средь виноградников Земли. |
И всех, кто сном земли недужен, |
Ее целила благодать, |
И шли волхвы, чтоб увидать |
Ее - жемчужину жемчужин. |
Она несла свою печаль, |
Одета в каменные ткани, |
Прозрачно-серые, как даль |
Спокойных овидей Шампани. |
И соткан был ее покров |
Из жемчуга лугов поемных, |
Дождей хрустальных, ливней темных. |
Одежд ее чудесный сон, |
Небесным светом опален, |
Горел в сияньи малых радуг, |
Сердца мерцали алых роз, |
И светотень курчавых складок |
Струилась прядями волос. |
Земными создана руками, |
Ее лугами и реками, |
Ее предутренними снами, |
Ее вечерней тишиной. |
...И, обнажив, ее распяли... |
Огонь лизал и стрелы рвали |
Святую плоть... Но по ночам, |
В порыве безысходной муки, |
Ее обугленные руки |
Простерты к зимним небесам. |
19 февраля 1915
Париж
1 Видимый на три четверти, Реймский собор напоминает фигуру огромной женщины, коленопреклоненной, в молитве. Роден (фр.). - Ред.
"Fluctuat nес mergitur" 1
Париж, Царьград и Рим - кариатиды |
При входе в храм! Вам - солнцам-городам, |
Кольцеобразно легшим по водам, |
Завещан мир. В вас семя Атлантиды |
Дало росток. Пророки и друиды |
Во тьме лесов таили Девы храм, |
А на реке, на месте Notre-Dame |
Священник пел заутрени Изиды. |
Париж! Париж! К какой плывет судьбе |
Ладья Озириса в твоем гербе |
С полночным грузом солнечного диска? |
Кто закрепил на площади твоей |
Драконью кровь волхвов и королей |
Луксорского печатью обелиска? |
22 апреля 1915
Париж
1 Его качает, но он не тонет (лат.). - Ред.
ПАРИЖУ
Е. С. Кругликовой
Ты жил во мне, меняя облик свой; |
И, уносимый встречною волной, |
Я шел опять в твои замкнуться стены. |
Но никогда сквозь жизни перемены |
Такой пронзенной не любил тоской |
Я каждый камень вещей мостовой |
И каждый дом на набережных Сены. |
И никогда в дни юности моей |
Не чувствовал сильнее и больней |
Твой древний яд отстоенной печали |
На дне дворов, под крышами мансард, |
Где юный Дант и отрок Бонапарт |
Своей мечты миры в себе качали. |
19 апреля 1915
Париж
ГОЛОВА MADAME DE LAMBALLE
(4 СЕНТ. 1792 г.)
Это гибкое, страстное тело |
Растоптала ногами толпа мне, |
И над ним надругалась, раздела... |
Не смела |
Взглянуть я... |
Но меня отрубили от тела, |
Бросив лоскутья |
Воспаленного мяса на камне... |
И парижская голь |
Унесла меня в уличной давке, |
Кто-то пил в кабаке алкоголь, |
Меня бросив на мокром прилавке.. |
Куафёр меня поднял с земли, |
Расчесал мои светлые кудри, |
Нарумянил он щеки мои, |
И напудрил... |
И тогда, вся избита, изранена |
Грязной рукой, |
Как на бал завита, нарумянена, |
Я на пике взвилась над толпой |
Хмельным тирсом... |
Неслась вакханалия. |
И, казалось, на бале в Версале я - |
Плавный танец кружит и несет... |
Точно пламя гудели напевы. |
И тюремною узкою лестницей |
В башню Тампля к окну Королевы |
Поднялась я народною вестницей. |
1906
Париж
ДВЕ СТУПЕНИ
Марине Цветаевой
1
ВЗЯТИЕ БАСТИЛИИ
(14 ИЮЛЯ)
"14 juillеt 1789. - Riens".
Journal de Louis XVI 1
Бурлит Сент-Антуан. Шумит Пале-Рояль. |
В ушах звенит призыв Камиля Демулена. |
Народный гнев растет, взметаясь ввысь, как пена. |
Стреляют. Бьют в набат. В дыму сверкает сталь. |
Бастилия взята. Предместья торжествуют. |
На пиках головы Бертье и де Лоней. |
Площадку, ставят столб и надпись: "Здесь танцуют". |
Король охотился с утра в лесах Марли. |
Борзые подняли оленя. Но пришли |
Известья, что мятеж в Париже. Помешали... |
Сорвали даром лов. К чему? Из-за чего? |
Не в духе лег. Не спал. И записал в журнале: |
"Четыр-надца-того и-юля. Ни-чего". |
12 декабря 1917
1 "14 июля 1789. - Ничего". Дневник Людовика ХVI <фр.>.
2
ВЗЯТИЕ ТЮИЛЬРИ
(10 АВГУСТА 1792 г.)
"Je me manque deux batteries pour balayer
toute cette canaille la"1.
(Мемуары Бурьенна. Слова Бонапарта)
Париж в огне. Король низложен с трона. |
Швейцарцы перерезаны. Народ |
Изверился в вождях, казнит и жжет. |
И Лафайет объявлен вне закона. |
Марат в бреду и страшен, как Горгона. |
В садах у Тюильри водоворот |
Взметенных толп и львиный зев Дантона. |
А офицер, незнаемый никем, |
Глядит с презреньем - холоден и нем - |
На буйных толп бессмысленную толочь, |
И, слушая их исступленный вой, |
Досадует, что нету под рукой |
Двух батарей "рассеять эту сволочь". |
21 ноября 1917
<Коктебель>
1 "Достаточно двух батарей, чтобы смести эту сволочь" <фр.>.
ТЕРМИДОР
1
Катрин Тео во власти прорицаний. |
У двери гость - закутан до бровей. |
Звучат слова: "Верховный жрец закланий, |
Весь в голубом, придет, как Моисей, |
Чтоб возвестить толпе, смирив стихию, |
Что есть Господь! Он - избранный судьбой, |
И, в бездну пав, замкнет ее собой... |
Се Агнец бурь! Спасая и губя, |
Он кровь народа примет на себя. |
Един Господь царей и царства весит! |
Мир жаждет жертв, великим гневом пьян. |
Тяжел Король... И что уравновесит |
Его главу? - Твоя, Максимильян!" |
2
Разгар Террора. Зной палит и жжет. |
Деревья сохнут. Бесятся от жажды |
Животные. Конвент в смятеньи. Каждый |
Невольно мыслит: завтра мой черед. |
Казнят по сотне в сутки. Город замер |
И задыхается. Предместья ждут |
Повальных язв. На кладбищах гниют |
Тела казненных. В тюрьмах нету камер. |
Пока судьбы кренится колесо, |
В Монморанси, где веет тень Руссо, |
С цветком в руке уединенно бродит, |
Готовя речь о пользе строгих мер, |
Верховный жрец - Мессия - Робеспьер - |
3
Париж в бреду. Конвент кипит, как ад. |
Тюрьо звонит. Сен-Жюста прерывают. |
Кровь вопиет. Казненные взывают. |
Мстят мертвецы. Могилы говорят. |
Вокруг Леба, Сен-Жюста и Кутона |
Вскипает гнев, грозя их затопить. |
Встал Робеспьер. Он хочет говорить. |
Ему кричат: "Вас душит кровь Дантона!" |
Еще судьбы неясен вещий лёт. |
За них Париж, коммуны и народ - |
Лишь кликнуть клич и встанут исполины. |
Воззвание написано, но он |
Кладет перо: да не прейдет закон! |
Верховный жрец созрел для гильотины. |
4
Уж фурии танцуют карманьолу, |
Пред гильотиною подъемля вой. |
В последний раз, подобная престолу, |
Она царит над буйною толпой. |
Везут останки власти и позора: |
Один Сен-Жюст презрителен и строг. |
Последняя телега Термидора. |
И среди них на кладбище химер |
Последний путь свершает Робеспьер. |
К последней мессе благовестят в храме, |
И гильотине молится народ... |
Благоговейно, как ковчег с дарами, |
Он голову несет на эшафот. |
7 декабря 1917
<Коктебель>
III. ПУТИ РОССИИ
ПРЕДВЕСТИЯ
(1905 г.)
Сознанье строгое есть в жестах Немезиды: |
Умей читать условные черты: |
Пред тем как сбылись Мартовские Иды, |
Гудели в храмах медные щиты... |
Священный занавес был в скинии распорот: |
В часы Голгоф трепещет смутный мир... |
Как призрак-дерево из семени - факир. |
В багряных свитках зимнего тумана |
Нам солнце гневное явило лик втройне, |
И каждый диск сочился, точно рана... |
И выступила кровь на снежной пелене. |
А ночью по пустым и гулким перекресткам |
Струились шелесты невидимых шагов, |
И город весь дрожал далеким отголоском |
Во чреве времени шумящих голосов... |
Уж занавес дрожит перед началом драмы, |
Уж кто-то в темноте - всезрящий, как сова, - |
Чертит круги, и строит пентаграммы, |
И шепчет вещие заклятья и слова. |
9 января 1905
С.-Петербург
АНГЕЛ МЩЕНЬЯ
(1906 г.)
Народу Русскому: Я скорбный Ангел Мщенья! |
Я в раны черные - в распаханную новь |
И голос мой - набат. Хоругвь моя - как кровь. |
На буйных очагах народного витийства, |
Как призраки, взращу багряные цветы. |
Я в сердце девушки вложу восторг убийства |
И в душу детскую - кровавые мечты. |
И дух возлюбит смерть, возлюбит крови алость. |
Я грезы счастия слезами затоплю. |
Из сердца женщины святую выну жалость |
И тусклой яростью ей очи ослеплю. |
О, камни мостовых, которых лишь однажды |
Коснулась кровь! я ведаю ваш счет. |
Я камни закляну заклятьем вечной жажды, |
И кровь за кровь без меры потечет. |
Скажи восставшему: Я злую едкость стали |
Придам в твоих руках картонному мечу! |
На стогнах городов, где женщин истязали, |
Я "знаки Рыб" на стенах начерчу. |
Я синим пламенем пройду в душе народа, |
Я красным пламенем пройду по городам. |
"Свобода!", |
Но разный смысл для каждого придам. |
Я напишу: "Завет мой - Справедливость!" |
И враг прочтет: "Пощады больше нет"... |
Убийству я придам манящую красивость, |
И в душу мстителя вольется страстный бред. |
Меч справедливости - карающий и мстящий - |
Отдам во власть толпе... И он в руках слепца |
Сверкнет стремительный, как молния разящий, - |
Им сын заколет мать, им дочь убьет отца. |
Я каждому скажу: "Тебе ключи надежды. |
Один ты видишь свет. Для прочих он потух". |
И будет он рыдать, и в горе рвать одежды, |
И звать других... Но каждый будет глух. |
Не сеятель сберег колючий колос сева. |
Принявший меч погибнет от меча. |
Кто раз испил хмельной отравы гнева, |
Тот станет палачом иль жертвой палача. |
1906
Париж
МОСКВА
В.А. Рагозинскому
В Москве на Красной площади |
Толпа черным-черна. |
Гудит от тяжкой поступи |
Кремлевская стена. |
На рву у места Лобного |
У церкви Покрова |
Возносят неподобные |
Нерусские слова. |
Ни свечи не засвечены, |
К обедне не звонят, |
Все груди красным мечены, |
И плещет красный плат. |
По грязи ноги хлюпают, |
Молчат... проходят... ждут... |
На папертях слепцы поют |
Про кровь, про казнь, про суд. |
<20 ноября 1917>
ПЕТРОГРАД
Сергею Эфрону
Как злой шаман, гася сознанье |
Под бубна мерное бряцанье |
И опоражнивая дух, |
Распахивает дверь разрух - |
И духи мерзости и блуда |
Стремглав кидаются на зов, |
Вопя на сотни голосов, |
Творя бессмысленные чуда, - |
И враг, что друг, и друг, что враг, |
Меречат и двоятся... - так, |
Сквозь пустоту державной воли, |
Когда-то собранной Петром, |
Вся нежить хлынула в сей дом |
И на зияющем престоле, |
Над зыбким мороком болот |
Бесовский правит хоровод. |
Народ, безумием объятый, |
О камни бьется головой |
Да не смутится сей игрой |
Строитель внутреннего Града - |
Те бесы шумны и быстры: |
Они вошли в свиное стадо |
И в бездну ринутся с горы. |
9 декабря 1917
Коктебель
ТРИХИНЫ
"Появились новые трихины"...
Ф. Достоевский
Исполнилось пророчество: трихины |
В тела и в дух вселяются людей. |
И каждый мнит, что нет его правей. |
Ремесла, земледелие, машины |
Оставлены. Народы, племена |
Безумствуют, кричат, идут полками, |
Но армии себя терзают сами, |
Казнят и жгут - мор, голод и война. |
Ваятель душ, воззвавший к жизни племя |
Пророчественною тоской объят, |
Ты говорил, томимый нашей жаждой, |
Что мир спасется красотой, что каждый |
За всех во всем пред всеми виноват. |
10 декабря 1917
<Коктебель>
СВЯТАЯ РУСЬ
А. М. Петровой
Суздаль да Москва не для тебя ли |
По уделам землю собирали |
Да тугую золотом суму? |
В рундуках приданое копили |
И тебя невестою растили |
В расписном да тесном терему? |
Не тебе ли на речных истоках |
Плотник-Царь построил дом широко - |
Окнами на пять земных морей? |
Из невест красой да силой бранной |
Не была ль ты самою желанной |
Но тебе сыздетства были любы - |
По лесам глубоких скитов срубы, |
По степям кочевья без дорог, |
Вольные раздолья да вериги, |
Самозванцы, воры да расстриги, |
Соловьиный посвист да острог. |
Быть царевой ты не захотела - |
Уж такое подвернулось дело: |
Враг шептал: развей да расточи, |
Ты отдай казну свою богатым, |
Власть - холопам, силу - супостатам, |
Смердам - честь, изменникам - ключи. |
Поддалась лихому подговору, |
Отдалась разбойнику и вору, |
Подожгла посады и хлеба, |
Разорила древнее жилище |
И пошла поруганной и нищей |
И рабой последнего раба. |
Я ль в тебя посмею бросить камень? |
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь, |
След босой ноги благословляя, - |
Ты - бездомная, гулящая, хмельная, |
Во Христе юродивая Русь! |
19 ноября 1917
Коктебель
МИР
С Россией кончено... На последях |
Ее мы прогалдели, проболтали, |
Пролузгали, пропили, проплевали, |
Замызгали на грязных площадях, |
Распродали на улицах: не надо ль |
Кому земли, республик, да свобод, |
Гражданских прав? И родину народ |
Сам выволок на гноище, как падаль. |
О, Господи, разверзни, расточи, |
Пошли на нас огнь, язвы и бичи, |
Германцев с запада, Монгол с востока, |
Отдай нас в рабство вновь и навсегда, |
Чтоб искупить смиренно и глубоко |
23 ноября 1917
Коктебель
ИЗ БЕЗДНЫ
(ОКТЯБРЬ 1917)
А. А. Новинскому
Полночные вздулись воды, |
И ярость взметенных толп |
Шатает имперский столп |
И древние рушит своды. |
Ни выхода, ни огня... |
Времен исполнилась мера. |
Отчего же такая вера |
Переполняет меня? |
Для разума нет исхода. |
Но дух ему вопреки |
И в бездне чует ростки |
Неведомого всхода. |
Пусть бесы земных разрух |
Клубятся смерчем огромным - |
Пленен мировой дух! |
Бичами страстей гонимы - |
Распятые серафимы |
Заточены в плоть: |
Их жалит горящим жалом, |
Торопит гореть Господь. |
Я вижу в большом и в малом |
Водовороты комет... |
Из бездны - со дна паденья |
Благословляю цветенье |
Твое - всестрастной свет! |
15 января 1918
<Коктебель>
ДЕМОНЫ ГЛУХОНЕМЫЕ
"Кто так слеп, как раб Мой? и глух, как вестник
Мой, Мною посланный?"
Исайя 42, 19
Они проходят по земле, |
Слепые и глухонемые, |
В распахивающейся мгле. |
Собою бездны озаряя, |
Они не видят ничего, |
Они творят, не постигая |
Предназначенья своего. |
Сквозь дымный сумрак преисподней |
Они кидают вещий луч... |
Их судьбы - это лик Господний, |
Во мраке явленный из туч. |
29 декабря 1917
<Коктебель>
РУСЬ ГЛУХОНЕМАЯ
Был к Иисусу приведен |
Родными отрок бесноватый: |
Со скрежетом и в пене он |
Валялся, корчами объятый. |
- "Изыди, дух глухонемой!" - |
Сказал Господь. И демон злой |
Сотряс его и с криком вышел - |
Был спор учеников о том, |
Что не был им тот бес покорен, |
А Он сказал: |
"Сей род упорен: |
Молитвой только и постом |
Его природа одолима". |
Не тем же ль духом одержима |
Ты, Русь глухонемая! Бес, |
Украв твой разум и свободу, |
Тебя кидает в огнь и в воду, |
О камни бьет и гонит в лес. |
И вот взываем мы: Прииди... |
А избранный вдали от битв |
Кует постами меч молитв |
И скоро скажет: "Бес, изыди!". |
6 января 1918
<Коктебель>
РОДИНА
"Каждый побрел в свою сторону
".
(Слова Исайи, открывшиеся в ночь на 1918 г.)
И каждый прочь побрел, вздыхая, |
К твоим призывам глух и нем, |
И ты лежишь в крови, нагая, |
Изранена, изнемогая, |
И не защищена никем. |
Еще томит, не покидая, |
Сквозь жаркий бред и сон - твоя |
Мечта в страданьях изжитая |
И неосуществленная... |
Еще безумит хмель свободы |
Твои взметенные народы |
И не окончена борьба - |
Но ты уж знаешь в просветленьи, |
Что правда Славии - в смиреньи, |
В непротивлении раба; |
Что искус дан тебе суровый: |
Благословить свои оковы, |
В темнице простираясь ниц, |
От грешников и от блудниц; |
Что, как молитвенные дымы, |
Темны и неисповедимы |
Твои последние пути, |
Что не допустят с них сойти |
Сторожевые Херувимы! |
30 мая 1918
<Коктебель>
ПРЕОСУЩЕСТВЛЕНИЕ
К. Ф. Богаевскому
"Postquam devastationem XL aut amplius dies Roma fuit ita desolata, ut nemo ibi hominum, nisi bestiae
morareuntur".
Marcellni Commentarii 1
В глухую ночь шестого века, |
Когда был мир и Рим простерт |
Перед лицом германских орд, |
И Гот теснил и грабил Грека, |
И грудь земли и мрамор плит |
Гудели топотом копыт, |
"Акты |
Остготских королей", следил |
С высот оснеженной Соракты, |
Как на равнине средь могил |
Бродил огонь и клубы дыма, |
И конницы взметали прах |
На желтых Тибрских берегах, - |
В те дни всё населенье Рима |
Тотила приказал изгнать. |
И сорок дней был Рим безлюден. |
Лишь зверь бродил средь улиц. Чуден |
Был Вечный Град: ни огнь сглодать, |
Ни варвар стены разобрать |
Его чертогов не успели. |
Он был велик, и пуст, и дик, |
Как первозданный материк. |
В молчаньи вещем цепенели, |
Столпившись, как безумный бред, |
Его камней нагроможденья - |
Все вековые отложенья |
Трофеи и обломки тронов, |
Священный Путь, где камень стерт |
Стопами медных легионов |
И торжествующих когорт, |
Водопроводы и аркады, |
Неимоверные громады |
Дворцов и ярусы колонн, |
Сжимая и тесня друг друга, |
Загромождали небосклон |
И горизонт земного круга. |
И в этот безысходный час, |
Когда последний свет погас |
На дне молчанья и забвенья, |
И древний Рим исчез во мгле, |
Свершалось преосуществленье |
Всемирной власти на земле: |
Орлиная разжалась лапа |
И выпал мир. И принял Папа |
Державу и престол воздвиг. |
И необъятен, как стихия. |
Так семя, дабы прорасти, |
Должно истлеть... |
Истлей, Россия, |
И царством духа расцвети! |
17 января 1918
Коктебель
1 После разрушения 40 или более дней Рим оставался столько опустошенным, что из людей никто в нем не задерживался, но только звери. Комментарии Марцеллина (лат.). - Ред.
ЕВРОПА
В.Л. Рюминой
Держа в руке живой и влажный шар, |
Клубящийся и дышаший, как пар, |
Лоснящийся здесь зеленью, там костью, |
Струящийся, как жидкий хрисолит, |
Он говорил, указывая тростью: |
Пойми земли меняющийся вид: |
Материков живые сочетанья, |
Их органы, их формы, их названья |
Водами Океана рождены. |
Приросшая к Кавказу и к Уралу, |
Земля морей и полуостровов, |
Здесь вздутая, там сдавленная узко, |
В парче лесов и в панцире хребтов, |
Жемчужница огромного моллюска, |
Атлантикой рожденная из пен - |
Опаснейшая из морских сирен. |
Страстей ее горючие сплетенья |
Мерцают звездами на токах вод - |
Извилистых и сложных, как растенья. |
Она водами дышит и живет. |
Ее провидели в лучистой сфере |
Блудницею, сидящею на звере, |
На водах многих с чашею в руке, |
И девушкой, лежащей на быке. |
Полярным льдам уста ее открыты, |
У пояса, среди сапфирных влаг, |
Как пчельный рой у чресел Афродиты, |
Раскинул острова Архипелаг. |
Здесь матерние органы Европы, |
Здесь, жгучие дрожанья затая, - |
В глубоких влуминах укрытая стихия, |
Чувствилище и похотник ея, - |
Безумила народы Византия. |
И здесь, как муж, поял ее Ислам: |
Воль Азии вершитель и предстатель - |
Сквозь Бычий Ход Махмут-завоеватель |
Проник к ее заветным берегам. |
И зачала и понесла во чреве |
Русь - третий Рим - слепой и страстный плод: |
Да зачатое в пламени и в гневе |
Собой восток и запад сопряжет! |
Но, роковым охвачен нетерпеньем, |
Всё исказил неистовый Хирург, |
Что кесаревым вылущил сеченьем |
Незрелый плод Славянства - Петербург. |
Пойми великое предназначенье |
Славянством затаенного огня: |
И крест его - всемирное служенье. |
Двойным путем ведет его судьба - |
Она и в имени его двуглава: |
Пусть SCLAVUS - раб, но Славия есть СЛАВА: |
Победный нимб над головой раба! |
В тисках войны сейчас еще томится |
Всё, что живет, и всё, что будет жить: |
Как солнца бег нельзя предотвратить - |
Зачатое не может не родиться. |
В крушеньях царств, в самосожженьях зла |
Душа народов ширилась и крепла: |
России нет - она себя сожгла, |
Но Славия воссветится из пепла! |
20 мая 1918
Коктебель
НАПИСАНИЕ О ЦАРЯХ МОСКОВСКИХ
1
Царь Иван был ликом некрасив, |
Очи имея серы, пронзительны и беспокойны. |
Нос протягновенен и покляп. |
Грудь широка и туги мышцы. |
Муж чудных рассуждений, |
Многоречив зело, |
В науке книжной опытен и дерзок. |
А на рабы от Бога данные жестокосерд. |
В пролитьи крови |
Неумолим. |
Жен и девиц сквернил он блудом много. |
И множество народа |
Немилостивой смертью погубил. |
Таков был царь Иван. |
2
Царь же Федор |
Был ростом мал, |
А образ имея постника, |
Смирением обложен, |
О мире попеченья не имея, |
А только о спасении душевном. |
Таков был Федор-царь. |
3
Царь Борис - во схиме Боголеп - |
Сладкоречив вельми, |
Нищелюбив и благоверен, |
Строителен зело |
И о державе попечителен. |
Держась рукой за верх срачицы, клялся |
Сию последнюю со всеми разделить. |
Единое имея неисправленье: |
Ко властолюбию несытое желанье |
И ко врагам сердечно прилежанье. |
Таков был царь Борис. |
4
Царевич Федор - сын царя Бориса - |
Был отрок чуден, |
Благолепием цветущ, |
Как в поле крин, от Бога преукрашен, |
Очи велики, черны, |
Бел лицом, |
А возраст среден. |
Книжному научен почитанью. |
Пустошное али гнилое слово |
5
Царевна Ксения |
Власы имея черны, густы, |
Аки трубы лежаще по плечам. |
Бровьми союзна, телом изобильна, |
Вся светлостью облистана |
И млечной белостью |
Всетельно облиянна. |
Воистину во всех делах чредима. |
Любила воспеваемые гласы |
И песни духовные. |
Когда же плакала, |
Блистала еще светлее |
Зелной красотой. |
6
Расстрига был ростом мал, |
Власы имея руды. |
Безбород и с бородавкой у переносицы. |
Пясти тонки, |
А грудь имел широку, |
Мышцы толсты, |
Обличьем прост, |
Но дерзостен и остроумен |
В речах и наученьи книжном. |
Конские ристалища любил, |
Был ополчитель смел. |
Ходил танцуя. |
7
Марина Мнишек была прельстительна. |
Бела лицом, а брови имея тонки. |
Глаза змеиные. Рот мал. Поджаты губы. |
Возрастом невелика, |
Надменна обращеньем. |
Любила плясания и игрища, |
И пялишася в платья |
Тугие с обручами, |
С каменьями и жемчугом, |
Но паче честных камней любяше негритенка. |
8
Царь Василий был ростом мал, |
А образом нелеп. |
Очи подслеповаты. Скуп и неподатлив. |
Любил наушников, |
Был к волхованьям склонен. |
9
Боярин Федор - во иночестве Филарет - |
Роста и полноты был средних. |
Был обходителен. |
Опальчив нравом. |
Владетелен зело. |
Божественное писанье разумел отчасти. |
Но в знании людей был опытен: |
Царями и боярами играше, |
Аки на тавлее. |
И роду своему престол Московский |
Выиграл. |
10
Так видел их и, видев, записал |
Иван Михайлович |
Князь Катырев-Ростовский. |
23 августа 1919
Коктебель
DMETRIUS-IMPERATOR
Ю.Л. Оболенской
Убиенный много и восставый, |
Двадцать лет со славой правил я |
Отчею Московскою державой, |
И годины более кровавой |
Не видала русская земля. |
В Угличе, сжимая горсть орешков |
Детской окровавленной рукой, |
Я лежал, а мать, в сенях замешкав, |
Голосила, плача надо мной. |
С перерезанным наотмашь горлом |
Я лежал в могиле десять лет; |
И рука Господняя простерла |
Над Москвой полетье лютых бед. |
Голод был, какого не видали. |
Хлеб пекли из кала и мезги. |
Землю ели. Бабы продавали |
С человечьим мясом пироги. |
Проклиная царство Годунова, |
Мерзли у набитых закромов. |
И разъялась земная утроба, |
И на зов стенящих голосов |
Вышел я- - замученный - из гроба. |
По Руси что ветер засвистал, |
Освещал свой путь двойной луною, |
Пасолнцы на небе засвечал. |
Шестернею в полночь над Москвою |
Мчал, бичом по маковкам хлестал. |
Вихрь-витной, гулял я в ратном поле, |
На московском венчанный престоле |
Древним Мономаховым венцом, |
С белой панной - с лебедью - с Мариной |
Я - живой и мертвый, но единый - |
Обручался заклятым кольцом. |
Но Москва дыхнула дыхом злобным - |
Мертвый я лежал на месте Лобном |
В черной маске, с дудкою в руке, |
А вокруг - вблизи и вдалеке - |
Бубны били, плакали сопели, |
Песни пели бесы на реке... |
Не видала Русь такого сраму! |
А когда свезли меня на яму |
И свалили в смрадную дыру - |
Из могилы тело выходило |
И лежало цело на юру. |
И река от трупа отливала, |
И земля меня не принимала. |
На куски разрезали, сожгли, |
Пепл собрали, пушку зарядили, |
С четырех застав Москвы палили |
На четыре стороны земли. |
Тут тогда меня уж стало много: |
Я пошел из Польши, из Литвы, |
Из Путивля, Астрахани, Пскова, |
Из Оскола, Ливен, из Москвы... |
Понапрасну в обличенье вора |
Царь Василий, не стыдясь позора, |
Вез в Москву - народу показать, |
Чтобы я на Царском на призоре |
Почивал в Архангельском соборе, |
Да сидела у могилы мать. |
А Марина в Тушино бежала |
И меня живого обнимала, |
И, собрав неслыханную рать, |
Подступал я вновь к Москве со славой... |
А потом лежал в снегу - безглавый - |
В городе Калуге над Окой, |
Умерщвлен татарами и жмудью... |
А Марина с обнаженной грудью, |
Факелы подняв над головой, |
Рыскала над мерзлою рекой |
И, кружась по-над Москвою, в гневе |
Воскрешала новых мертвецов, |
А меня живым несла во чреве... |
И пошли на нас со всех концов, |
И неслись мы парой сизых чаек |
Тут и взяли царские стрелки |
Лебеденка с Лебедью в силки. |
Вся Москва собралась, что к обедне, |
Как младенца - шел мне третий год - |
Да казнили казнию последней |
Около Серпуховских ворот. |
Так, смущая Русь судьбою дивной, |
Четверть века - мертвый, неизбывный |
Правил я лихой годиной бед. |
И опять приду - чрез триста лет. |
19 декабря 1917
Коктебель
СТЕНЬКИН СУД
Н.Н. Кедрову
У великого моря Хвалынского, |
Заточенный в прибрежный шихан, |
Претерпевый от змия горынского, |
Жду вестей из полуношных стран. |
Всё ль как прежде сияет - несглазена |
Проклинают ли Стеньку в них Разина |
В воскресенье в начале поста? |
Зажигают ли свечки, да сальные |
В них заместо свечей восковых? |
Воеводы порядки охальные |
Всё ль блюдут в воеводствах своих? |
Благолепная, да многохрамая... |
А из ней хоть святых выноси. |
Что-то, чую, приходит пора моя |
Погулять по Святой по Руси. |
Как, бывало, казацкая, дерзкая, |
На Царицын, Симбирск, на Хвалынь - |
Гребенская, Донская да Терская |
Собиралась ватажить сарынь. |
Да на первом на струге, на "Соколе", |
С полюбовницей - пленной княжной, |
Разгулявшись, свистали да цокали, |
Да неслись по-над Волгой стрелой. |
Да как кликнешь сподрушных - приспешников: |
"Васька Ус, Шелудяк да Кабан! |
Вы ступайте пощупать помещиков, |
Воевод, да попов, да дворян. |
Позаймитесь-ка барскими гнездами, |
Припустите к ним псов полютей! |
На столбах с перекладиной гроздами |
Поразвесьте собачьих детей". |
Хорошо на Руси я попраздновал: |
Погулял, и поел, и попил, |
И за всё, что творил неуказного, |
Лютой смертью своей заплатил. |
Принимали нас с честью и с ласкою, |
Выходили хлеб-солью встречать, |
Как в священных цепях да с опаскою |
Привезли на Москву показать. |
Уж по-царски уважили пыткою: |
Разымали мне каждый сустав |
Да крестили смолой меня жидкою, |
У семи хоронили застав. |
И как вынес я муку кровавую, |
Так за то на расправу на правую |
Сам судьей на Москву ворочусь. |
Рассужу, развяжу - не помилую, - |
Кто хлопы, кто попы, кто паны... |
Так узнаете: как пред могилою, |
Так пред Стенькой все люди равны. |
Мне к чему царевать да насиловать, |
А чтоб равен был всякому - всяк. |
Тут пойдут их, голубчиков, миловать, |
Приласкают московских собак. |
Уж попомнят, как нас по Остоженке |
Шельмовали для ихних утех. |
Пообрубят им рученьки-ноженьки: |
Пусть поползают людям на смех. |
И за мною не токмо что драная |
Голытьба, а казной расшибусь - |
Вся великая, темная, пьяная, |
Окаянная двинется Русь. |
Мы устроим в стране благолепье вам, - |
Три угодника - с Гришкой Отрепьевым, |
Да с Емелькой придем Пугачем. |
22 декабря 1917
Коктебель
КИТЕЖ
1
Вся Русь - костер. Неугасимый пламень |
Из края в край, из века в век |
Гудит, ревет... И трескается камень. |
И каждый факел - человек. |
Не сами ль мы, подобно нашим предкам, |
Пустили пал? А ураган |
Раздул его, и тонут в дыме едком |
Леса и села огнищан. |
Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров - |
Народный не уймут костер: |
Они уйдут, спасаясь от пожаров, |
На дно серебряных озер. |
Так, отданная на поток татарам, |
Святая Киевская Русь |
Но от огня не отрекусь! |
Я сам - огонь. Мятеж в моей природе, |
Но цепь и грань нужны ему. |
Не в первый раз, мечтая о свободе, |
Мы строим новую тюрьму. |
Да, вне Москвы - вне нашей душной плоти, |
Вне воли медного Петра - |
Нам нет дорог: нас водит на болоте |
Огней бесовская игра. |
Святая Русь покрыта Русью грешной, |
И нет в тот град путей, |
Куда зовет призывный и нездешной |
Подводный благовест церквей. |
2
Усобицы кромсали Русь ножами. |
Скупые дети Калиты |
Неправдами, насильем, грабежами |
Ее сбирали лоскуты. |
В тиши ночей, звездяных и морозных, |
Как лютый крестовик-паук, |
Свой тесный, безысходный круг. |
Здесь правил всем изветчик и наушник, |
И был свиреп и строг |
Московский князь - "постельничий и клюшник |
У Господа", - помилуй Бог! |
Гнездо бояр, юродивых, смиренниц - |
Дворец, тюрьма и монастырь, |
Где двадцать лет зарезанный младенец |
Чертил круги, как нетопырь. |
Ломая кость, вытягивая жилы, |
Московский строился престол, |
Когда отродье Кошки и Кобылы |
Пожарский царствовать привел. |
Антихрист-Петр распаренную глыбу |
Собрал, стянул и раскачал, |
Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу, |
Наукам книжным обучал. |
Империя, оставив нору кротью, |
Высиживалась из яиц |
Своих пяти императриц. |
И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой. |
Штыков сияньем озарен, |
В смеси кровей Голштинской с Вюртембергской |
Отстаивался русский трон. |
И вырвались со свистом из-под трона |
Клубящиеся пламена - |
На свет из тьмы, на волю из полона - |
Стихии, страсти, племена. |
Анафем церкви одолев оковы, |
Повоскресали из гробов |
Мазепы, Разины и Пугачевы - |
Страшилища иных веков. |
Но и теперь, как в дни былых падений, |
Вся омраченная, в крови, |
Осталась ты землею исступлений - |
Землей, взыскующей любви. |
3
Они пройдут - расплавленные годы |
Народных бурь и мятежей: |
Возропщет, требуя цепей. |
Построит вновь казармы и остроги, |
Воздвигнет сломанный престол, |
А сам уйдет молчать в свои берлоги, |
Работать на полях, как вол. |
И, отрезвясь от крови и угара, |
Цареву радуясь бичу, |
От угольев погасшего пожара |
Затеплит ярую свечу. |
Молитесь же, терпите же, примите ж |
На плечи крест, на выю трон. |
На дне души гудит подводный Китеж - |
Наш неосуществимый сон! |
18 августа 1919
Во время наступления Деникина на Москву
Коктебель
ДИКОЕ ПОЛЕ
1
Голубые просторы, туманы, |
Ковыли, да полынь, да бурьяны... |
Разлилось, развернулось на воле |
Припонтийское Дикое Поле, |
Темная Киммерийская степь. |
Вся могильниками покрыта - |
Без имян, без конца, без числа... |
Вся копытом да копьями взрыта, |
Костью сеяна, кровью полита, |
Да народной тугой поросла. |
Только ветр закаспийских угорий |
Мутит воды степных лукоморий, |
Плещет, рыщет - развалист и хляб |
По оврагам, увалам, излогам, |
По немеряным скифским дорогам |
Меж курганов да каменных баб. |
Вихрит вихрями клочья бурьяна, |
И гудит, и звенит, и поет... |
Эти поприща - дно океана, |
От великих обсякшее вод. |
Распалял их полуденный огнь, |
Да ползла желтолицая погань |
Азиатских бездонных пустынь. |
За хазарами шли печенеги, |
Ржали кони, пестрели шатры, |
Пред рассветом скрипели телеги, |
По ночам разгорались костры, |
Раздувались обозами тропы |
Перегруженных степей, |
На зубчатые стены Европы |
Низвергались внезапно потопы |
Колченогих, раскосых людей, |
И орлы на Равеннских воротах |
Исчезали в водоворотах |
Всадников и лошадей. |
Много было их - люты, хоробры, |
Но исчезли, "изникли, как обры", |
В темной распре улусов и ханств, |
И смерчи, что росли и сшибались, |
Разошлись, растеклись, растерялись |
2
Долго Русь раздирали по клочьям |
И усобицы, и татарва. |
Но в лесах по речным узорочьям |
Завязалась узлом Москва. |
Кремль, овеянный сказочной славой, |
Встал в парче облачений и риз, |
Белокаменный и златоглавый |
Над скудою закуренных изб. |
Отразился в лазоревой ленте, |
Развитой по лугам-муравам, |
Аристотелем Фиоравенти |
На Москва-реке строенный храм. |
И московские Иоанны |
На татарские веси и страны |
Наложили тяжелую пядь |
И пятой наступили на степи... |
От кремлевских тугих благолепий |
Стало трудно в Москве дышать. |
Голытьбу с тесноты да с неволи |
Под высокий степной небосклон: |
С топором, да с косой, да с оралом |
Уходили на север - к Уралам, |
Убегали на Волгу, за Дон. |
Их разлет был широк и несвязен: |
Жгли, рубили, взымали ясак. |
Правил парус на Персию Разин, |
И Сибирь покорял Ермак. |
С Беломорья до Приазовья |
Подымались на клич удальцов |
Воровские круги понизовья |
Да концы вечевых городов. |
Лишь Никола-Угодник, Егорий - |
Волчий пастырь - строитель земли - |
Знают были пустынь и поморий, |
Где казацкие кости легли. |
3
Русь! встречай роковые годины: |
Разверзаются снова пучины |
Неизжитых тобою страстей, |
Лижет ризы твоих Богородиц |
На оградах Печерских церквей. |
Всё, что было, повторится ныне... |
И опять затуманится ширь, |
И останутся двое в пустыне - |
В небе - Бог, на земле - богатырь. |
Эх, не выпить до дна нашей воли, |
Не связать нас в единую цепь. |
Широко наше Дикое Поле, |
Глубока наша скифская степь. |
20 июня 1920
Коктебель
НА ВОКЗАЛЕ
В мутном свете увялых |
Электрических фонарей |
На узлах, тюках, одеялах |
Средь корзин, сундуков, ларей, |
На подсолнухах, на окурках, |
В сермягах, шинелях, бурках, |
На полу, на лестницах спят: |
Одни - раскидавшись - будто |
Подкошенные на корню, |
Другие - вывернув круто |
Шею, бедро, ступню. |
Меж ними бродит зараза |
И отравляет их кровь: |
Тиф, холера, проказа, |
Ненависть и любовь. |
Едят их поедом жадным |
Мухи, москиты, вши. |
Они задыхаются в смрадном |
Испареньи тел и души. |
Точно в загробном мире, |
Где каждый в себе несет |
Противовесы и гири |
Дневных страстей и забот. |
Так спят они по вокзалам, |
Вагонам, платформам, залам, |
У стен, у отхожих ям: |
Беженцы из разоренных, |
Оголодавших столиц, |
Из городов опаленных, |
Деревень, аулов, станиц, |
Местечек: тысячи лиц... |
И социальный мессия, |
И баба с кучей ребят, |
Офицер, налетчик, солдат, |
Спекулянт, мужики - |
вся Россия. |
Вот лежит она, распята сном, |
По вековечным излогам, |
Расплесканная по дорогам, |
Искусанная огнем, |
С запекшимися губами, |
В грязи, в крови и во зле, |
И ловит воздух руками, |
И мечется по земле. |
И не может очнуться от сна... |
Не всё ли и всем простится, |
Кто выстрадал, как она? |
29 июля (ст. ст.) 1919
Коктебель
РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Во имя грозного закона |
Братоубийственной войны |
И воспаленны, и красны |
Пылают гневные знамена. |
Но жизнь и русская судьба |
Смешала клички, стерла грани: |
Наш "пролетарий" - голытьба, |
А наши "буржуа" - мещане. |
А грозный демон "Капитал" - |
Властитель фабрик. Князь заботы, |
Сущность отстоенной работы, |
Преображенная в кристалл, - |
Был нам неведом: |
И нищи средь богатств земли, |
Мы чрез столетья пронесли, |
Сохою ковыряя нивы, |
К земле нежадную любовь... |
России душу омрачая, |
Враждуют призраки, но кровь |
Из ран ее течет живая. |
Не нам ли суждено изжить |
Последние судьбы Европы, |
Чтобы собой предотвратить |
Ее погибельные тропы. |
Пусть бунт наш - бред, пусть дом наш пуст, |
Пусть боль от наших ран не наша, |
Но да не минет эта чаша |
Чужих страданий - наших уст. |
И если встали между нами |
Все бреды будущих времен - |
Мы всё же грезим русский сон |
Под чуждыми нам именами. |
Мечтой врачует мир Россия - |
Ты, погибавшая не раз |
И воскресавшая стихия. |
Как некогда святой Франциск |
Видал: разверзся солнца диск |
И пясти рук и ног Распятый |
Ему лучом пронзил трикраты - |
Так ты в молитвах приняла |
Чужих страстей, чужого зла |
Кровоточащие стигматы. |
12 июня 1919
РУСЬ ГУЛЯЩАЯ
В деревнях погорелых и страшных, |
Где толчется шатущий народ, |
Шлендит пьяная в лохмах кумашных |
Да бесстыжие песни орет. |
Сквернословит, скликает напасти, |
Пляшет голая - кто ей заказ? |
Кажет людям срамные части, |
А проспавшись, бьется в подклетьях, |
Да ревет, завернувшись в платок, |
О каких-то расстрелянных детях, |
О младенцах, засоленных впрок. |
А не то разинет глазища |
Да вопьется, вцепившись рукой: |
"Не оставь меня смрадной и нищей, |
Опозоренной и хмельной. |
Покручинься моею обидой, |
Погорюй по моим мертвецам, |
Не продай басурманам, не выдай |
На потеху лихим молодцам... |
Вся-то жизнь в теремах под засовом.. |
Уж натешились вы надо мной... |
Припаскудили пакостным словом, |
Припоганили кличкой срамной". |
Разве можно такую оставить, |
Отчураться, избыть, позабыть? |
Ни молитвой ее не проплавить, |
Расступись же, кровавая бездна! |
Чтоб во всей полноте бытия |
Всенародно, всемирно, всезвездно |
Просияла правда твоя! |
5 января 1923
Коктебель
БЛАГОСЛОВЕНИЕ
Благословенье мое, как гром! |
Любовь безжалостна и жжет огнем. |
Я в милосердии неумолим: |
Молитвы человеческие - дым. |
Из избранных тебя избрал я, Русь! |
И не помилую, не отступлюсь. |
Бичами пламени, клещами мук |
Не оскудеет щедрость этих рук. |
Леса, увалы, степи и вдали |
Пустыни тундр - шестую часть земли |
От Индии до Ледовитых вод |
Я дал тебе и твой умножил род. |
Ты сторожила запад и восток. |
И вот, вся низменность земного дна |
Тобой, как чаша, до края полна. |
Ты благословлена на подвиг твой |
Татарским игом, скаредной Москвой, |
Петровской дыбой, бредами калек, |
Хлыстов, скопцов - одиннадцатый век. |
Распластанною голой на земле, |
То вздернутой на виску, то в петле, - |
Тебя живьем свежуют палачи - |
Радетели, целители, врачи. |
И каждый твой порыв, твой каждый стон |
Отмечен Мной и понят и зачтен. |
Твои молитвы в сердце я храню: |
Попросишь мира - дам тебе резню. |
Спокойствия? - Девятый взмою вал. |
Разрушишь тюрьмы? - Вырою подвал. |
Раздашь богатства? - Станешь всех бедней, |
Ожидовеешь в жадности своей! |
Очнешься пьяной по плечи в крови. |
Замыслишь единенье всех людей? |
Заставлю есть зарезанных детей! |
Ты взыскана судьбою до конца: |
Безумием заквасил я сердца |
И сделал осязаемым твой бред. |
Ты - лучшая! Пощады лучшим нет. |
В едином горне за единый раз |
Жгут пласт угля, чтоб выплавить алмаз, |
А из тебя, сожженный Мной народ, |
Я ныне новый выплавляю род! |
23 февраля 1923
Коктебель
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА
В ЭПОХУ БЕГСТВА ФРАНЦУЗОВ ИЗ ОДЕССЫ
Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье? |
Была ли ты? есть? или нет? |
Омут... стремнина... головокруженье... |
Бездна... безумие... бред... |
Взмахи побед и разрух... |
Мысль замирает пред вещею тайной |
И ужасается дух. |
Каждый, коснувшийся дерзкой рукою, - |
Молнией поражен: |
Карл под Полтавой, ужален Москвою |
Падает Наполеон. |
Помню квадратные спины и плечи |
Грузных германских солдат - |
Год... и в Германии русское вече: |
Красные флаги кипят. |
Кто там? Французы? Не суйся, товарищ, |
В русскую водоверть! |
Не прикасайся до наших пожарищ! |
Прикосновение - смерть. |
Реки вздувают безмерные воды, |
Стонет в равнинах метель: |
Бродит в точиле, качает народы |
Русской разымчивой хмель. |
Стеньке - святой Серафим, |
Отданный тем же похмельям и жаждам, |
Тою же волей томим. |
Мы погибаем, не умирая, |
Дух обнажаем до дна. |
Дивное диво - горит, не сгорая, |
Неопалимая Купина! |
28 мая 1919
Коктебель
IV
ПРОТОПОП АВВАКУМ
Памяти В.И. Сурикова
1
Прежде нежели родиться - было |
Во граде солнечном, |
В Небесном Иерусалиме: |
Видел солнце, разверстое, как кладезь. |
Силы небесные кругами обступили тесно - |
Трижды тройным кольцом Сияющие Славы: |
В первом круге - |
Облакам подобные и ветрам огненным; |
Гудящие, как вихри косматых светов; |
В третьем круге - |
Звенящие и светлые, как звезды; |
А в недрах Славы - в свете неприступном |
Непостижима, Трисиянна, Пресвятая |
Троица, |
Подобно адаманту, вне мира сущему, |
И больше мира. |
И слышал я: |
Отец рече Сынови: |
- Сотворим человека |
По образу и по подобью огня небесного... - |
И голос был ко мне: |
"Ти подобает облачиться в человека |
Тлимого, |
Плоть восприять и по земле ходить. |
Поди: вочеловечься |
И опаляй огнем!" |
Был же я, как уголь раскаленный, |
И черен стал, |
И, пеплом собственным одевшись, |
Был извержен |
В хлябь вешнюю. |
2
Пеплом собственным одевшись, был извержен |
В хлябь вешнюю: |
Мое рожденье было |
За Кудмою-рекой |
В земле Нижегородской. |
Отец мой прилежаще пития хмельного, |
А мати - постница, молитвенница бысть. |
Аз ребенком малым видел у соседа |
Скотину мертвую, |
И, во ночи восставши, |
Молился со слезами, |
Чтоб умереть и мне. |
С тех пор привык молиться по ночам. |
Молод осиротел, |
Был во попы поставлен. |
Делу блудному повинна, |
И мне подробно извещала. |
Я же - треокаянный врач - |
Сам разболелся, |
Внутрь жгом огнем блудным, |
Зажег я три свечи и руку |
Возложив держал, |
Дондеже разженье злое не угасло. |
А дома до полночи молясь: |
Да отлучит мя Бог - |
Понеже бремя тяжко, - |
В слезах забылся. |
А очи сердечнии |
При Волге при реке и вижу: |
Плывут два корабля златые - |
Всё злато: весла, и шесты, и щегла. |
"Чьи корабли?" - спросил. |
- "Детей твоих духовных". |
А за ними третий - |
Черно и пепельно, сине, красно и бело. |
И красоты его ум человеческий вместить не может. |
Юнош светел парус правит. |
Я ему: |
- "Чей есть корабль?" |
А он мне: |
- "Твой. |
Плыви на нем, коль миром докучаешь!" |
А я, вострепетав и седше, рассуждаю: |
Аз есмь огонь, одетый пеплом плоти, |
И тело наше без души есть кал и прах. |
В небесном царствии всем золота довольно. |
Нам же, во хлябь изверженным |
И тлеющим во прахе, подобает |
Страдати неослабно. |
Что будет плаванье? |
По мале времени, по виденному, беды |
Восстали адовы, и скорби, и болезни. |
3
Беды восстали адовы, и скорби, и болезни: |
Ин - в церкви взяв, |
Как был - с крестом и в ризах |
По улице за ноги волочил, |
Ин - батогами бил, топтал ногами, |
И мертв лежал я до полчаса и паки оживел, |
Ин - на руке персты отгрыз зубами". |
В село мое пришедше скоморохи |
С домрами и с бубнами, |
Я ж - грешник, - о Христе ревнуя, изгнал их, |
Хари |
И бубны изломал - |
Един у многих. |
Медведей двух великих отнял: |
Одного ушиб - и паки ожил - |
Другого отпустил на волю. |
Боярин Шереметьев, на воеводство плывучи, |
К себе призвал и, много избраня, |
Сына брадобрица велел благословить, |
Я ж образ блудоносный стал обличать. |
Боярин, гораздо осердясь, |
Я ж, взяв клюшку, а мати - некрещеного младенцу |
Побрел в Москву - Царю печалиться. |
А Царь меня поставил протопопом. |
В те поры Никон |
Яд изрыгнул. |
Пишет: |
"Не подобает в церкви |
Метание творити на колену. |
Тремя перстами креститеся". |
Мы ж задумались, сошедшись. |
Видим: быть беде! |
Зима настала. |
Озябло сердце. |
Ноги задрожали. |
И был мне голос: |
"Время |
Приспе страдания. |
Крепитесь в вере. |
Возможно Антихристу и избранных прельстити"... |
4
Взяли мя от всенощной, в телегу посадили, |
Распяли руин и везли |
От Патриархова двора к Андронью, |
И на цепь кинули в подземную палатку. |
Сидел три дня - не ел, не пил: |
Бил на цепи поклоны - |
Не знаю - на восток, не то на запад. |
Никто ко мне не приходил, |
А токмо мыши и тараканы, |
Сверчок кричит и блох довольно. |
Ста предо мной - не вем кто - |
Ангел, аль человек, - |
И хлеба дал и штец хлебать, |
А после сгинул, |
И дверь не отворялась. |
Наутро вывели: |
Журят, что Патриарху |
Не покорился. |
А я браню и лаю. |
В глаза плюют |
И за чепь торгают. |
Хотели стричь, |
Да Государь, сошедши с места, сам |
Приступился к Патриарху - |
Упросил не стричь. |
И был приказ: |
Сослать меня в Сибирь с женою и детьми. |
5
Сослали меня в Сибирь с женою и с детьми. |
В те поры Пашков, землицы новой ищучи, |
Даурские народы под руку Государя приводил. |
Суров был человек - людей без толку мучит. |
Много его я уговаривал, |
Да в руки сам ему попал. |
Плотами плыли мы Тунгускою рекой. |
На Долгом на пороге стал Пашков |
С дощеника мя выбивать: |
- "Для тебя-де дощеник плохо ходит, |
Еретик ты: |
". |
Ох, горе стало! |
Высоки горы - |
Дебри непроходимые. |
Утесы, яко стены, |
В горах тех - змии великие, |
Орлы и кречеты, индейские курята, |
И многие гуляют звери - |
Лоси, и кабаны, |
И волки, и бараны дикие - |
Видишь воочию, а взять нельзя. |
На горы те мя Пашков выбивал |
Там со зверьми и с птицами витати. |
А я ему посланьице писал. |
Начало сице: |
"Человече! убойся Бога, |
Сидящего на херувимех и презирающего в бездны! |
Его ж трепещут Силы небесные и тварь земная. |
Един ты презираешь и неудобство показуешь". |
Многонько там написано. |
Со шпагою стоит, |
Дрожит. |
- "Ты поп, или распоп?" |
А я ему: |
- "Есмь протопоп. |
Тебе что до меня?" |
А он рыкнул, как зверь, ударил по щеке, |
Стал чепью бить, |
А после, разболокши, стегать кнутом. |
Я ж Богородице молюсь: |
- "Владычица! |
Уйми Ты дурака того!" |
Сковали и на беть бросили: |
Под капелью лежал. |
Как били - не больно было, |
А, лежа, на ум взбрело: |
"За что Ты, Сыне Божий, попустил убить меня? |
Не за Твое ли дело стою? |
Кто будет судией меж мною и Тобой?" |
А сам, что фарисей с навозной рожей, - |
С Владыкою судиться захотел. |
Есмь кал и гной. |
Мне подобает жить с собаками и свиньями: |
Воняем - |
Они по естеству, а я душой и телом. |
6
Воняем: одни по естеству, а я душой и телом. |
В студеной башне скованный сидел всю зиму. |
Бог грел без платья: |
Что собачка на соломке лежу. |
Когда покормят, когда и нет. |
Мышей там много - скуфьею бил, |
А батожка не дали дурачки. |
Спина гнила. Лежал на брюхе. |
Хотел кричать уж Пашкову: Прости! |
Да велено терпеть. |
Потом два лета бродили по водам. |
Зимой чрез волоки по снегу волоклись. |
Есть стало нечего. |
Река мелка. |
Плоты тяжелы. |
Палки суковаты. |
Кнутья остры. |
Жестоки пытки. |
Приставы немилостивы. |
А люди голодные: |
Огонь да встряска - |
Лишь станут мучать, |
А он помрет. |
Сосну варили, ели падаль. |
Что волк не съест - мы доедим. |
Волков и лис озяблых ели. |
Кобыла жеребится - голодные же втай |
И жеребенка, и место скверное кобылье - |
Всё съедят. |
И сам я - грешник - неволею причастник |
Кобыльим и мертвечьим мясам. |
Ох времени тому! |
Да по льду голому брели мы пеши - |
Страна немирная, отстать не смеем, |
А за лошадями не поспеть. |
Протопопица бредет, бредет, |
Да и повалится. |
Ин томный человек набрел, |
И оба повалились: |
Кричат, а встать не могут. |
Мужик кричит: |
"Прости, мол, матушка!" |
А протопопица: |
"Чего ты, батько, |
Меня-то задавил?" |
Приду - она пеняет: |
"Долго ль муки сей нам будет, протопоп?" |
А я ей: |
"Марковна, до самой смерти". |
Она ж, вздохня, ответила: |
"Добро, Петрович. |
". |
7
Ин дальше побредем, |
И слава Богу сотворившему благая! |
Курочка у нас была черненька. |
Весь круглый год по два яичка в день |
Робяти приносила. |
Сто рублев при ней - то дело плюново. |
Одушевленное творенье Божье! |
Нас кормила и сама сосновой кашки |
Тут клевала из котла, |
А рыбка прилучится - так и рыбку. |
На нарте везучи, в те поры задавили |
Ее мы по грехам. |
Не просто она досталась нам: |
У Пашковой снохи-боярыни |
Все куры переслепли. |
Она ко мне пришла, |
Чтоб я о курах помолился. |
Я думаю - заступница есть наша |
И детки есть у ней. |
Куров кропил, корыто делал, |
Водой святил, да всё ей отослал. |
Курки исцелели - |
И наша курочка от племени того. |
Да полно говорить-то: |
У Христа так повелось издавна - |
Богу всё надобно: и птичка и скотинка |
Ему во славу, человека ради. |
8
Во славу Бога, человека ради |
Творится всё. |
С Мунгальским царством воевати |
Пашков сына Еремея посылал |
И заставлял волхва язычника шаманить и гадать, |
А тот мужик близ моего зимовья |
Привел барана вечером |
И волхвовать учал: |
Вертел им много |
И голову прочь отвертел. |
Зачал скакать, плясать и бесов призывать |
И пена изо рта пошла. |
Бесы давят его, а он их спрашивает: |
"Удастся ли поход?" |
Они ж ему: |
"С победою великой |
И богатством назад придут". |
А воеводы рады: богатыми вернемся. |
Я ж в хлевине своей взываю с воплем: |
"Послушай мене, Боже! |
Устрой им гроб! Погибель наведи! |
Да ни один домой не воротится! |
Да не будет по слову дьявольскому!" |
Громко кричу, чтоб слышали... |
И жаль мне их: душа то чует, |
Что им побитым быти, |
А сам на них погибели молю. |
Прощаются со мной, а я им: |
Погибнете! |
Как выехали ночью - |
Коровы заревели, собаки взвыли, |
Сами иноземцы завыли, что собаки: |
Ужас |
На всех напал. |
А Еремей слезами просит, чтобы |
Помолился я за него. |
Был друг мой тайной - |
Перед отцом заступник мой. |
Жалко было: стал докучать Владыке, |
Чтоб пощадил его. |
Учали ждать с войны, и сроки все прошли. |
В те поры Пашков |
Застенок учредил и огнь расклад: |
Хочет меня пытать. |
А я к исходу душевному молитвы прочитал: |
Стряпня знакома - |
После огня того живут не долго. |
Два палача пришли за мной... |
И чудно дело: |
Еремей сам-друг дорожкой едет - ранен. |
А сам едва ушел. |
А Пашков, как есть пьяной с кручины, |
Очи на мя возвел, - |
Словно медведь морской, белой, - |
Жива бы проглотил, да Бог не выдал. |
Так десять лет меня он мучал. |
Аль я его? Не знаю. |
Бог разберет в день века. |
9
Бог разберет в день века. |
Грамота пришла - в Москву мне ехать. |
Три года ехали по рекам да лесам. |
Горы, каких не видано: |
Врата, столпы, палатки, повалуши - |
Всё богаделанно. |
На море на Байкале - |
Цветенья благовонные и травы, |
И птиц гораздо много: гуси да лебеди |
По водам точно снег. |
А рыбы в нем: и осетры, и таймени, |
И всё-то у Христа для человека наделано. |
Его же дние в суете, как тень, проходят: |
Он скачет, что козел, |
Съесть хочет, яко змий, |
Лукавствует, как бес, |
И гневен, яко рысь. |
Раздуется, что твой пузырь, |
Ржет, как жребя, на красоту чужую, |
Отлагает покаяние на старость, |
А после исчезает. |
Простите мне, никонианцы, что избранил вас, |
Живите, как хотите. |
Аз паче всех есмь грешен, |
По весям еду, а в духе ликование, |
А в русски грады приплыл - |
Узнал о церкви - ничто не успевает, |
И, опечалясь, седше, рассуждаю: |
"Что сотворю: поведаю ли слово Божие, |
Аль скроюся? |
" |
А протопопица, меня печальна видя, |
Приступи ко мне с опрятством и рече ми: |
"Что, господине, опечалился?" |
А я ей: |
"Что сотворю, жена? |
Зима ведь на дворе. |
Молчать мне аль учить? |
Связали вы меня..." |
Она же мне: |
"Что ты, Петрович? |
Аз тя с детьми благословляю: |
Проповедай по-прежнему. |
О нас же не тужи. |
Силен Христос и не покинет нас. |
Поди, поди, Петрович, обличай блудню их |
Еретическую"... |
10
Да, обличай блудню их еретическую... |
А на Москву приехал - |
Государь, бояра - все мне рады: |
Государь меня к руке поставил: |
"Здорово, протопоп, живешь? |
Еще-де свидеться Бог повелел". |
А я, супротив руку ему поцеловавши: |
"Жив, говорю, Господь, жива душа моя. |
А впредь, что Бог прикажет". |
Он же, миленькой, вздохнул, да и пошел, |
Где надобе ему. |
В подворье на Кремле велел меня поставить |
Да проходя сам кланялся низенько: |
"Благослови меня-де, и помолись о мне". |
И шапку в иную пору - мурманку, - снимаючи, |
Уронит с головы. |
А все бояра - челом мне да челом. |
Как мне царя того, бояр тех не жалеть? |
Звали всё, чтоб в вере соединился с ними. |
Да видят - не хочу, - так Государь велел |
Уговорить меня, чтоб я молчал. |
Так я его потешил - |
Пожаловал мне десять рублев, |
Царица тоже, |
А Федор Ртищев - дружище наше старое - |
Тот шестьдесят рублев |
Велел мне в шапку положить. |
Всяк тащит да несет. |
У Федосьи Прокофьевны Морозовой |
И днюю и ночую - |
Понеже дочь моя духовная. |
Да к Ртищеву хожу |
С отступниками спорить. |
11
К Ртищеву ходил с отступниками спорить. |
Вернулся раз домой зело печален, |
Понеже много шумел в тот день. |
А в доме у меня случилось неустройство: |
Протопопица моя с вдовою домочадицей Фетиньей |
Повздорила. |
А я пришед обеих бил и оскорбил гораздо. |
Тут бес вздивьял в Филиппе. |
Жесток в нем бес сидел, |
Да вовсе кроток стал молитвами моими, |
А тут вдруг зачал цепь ломать - |
На всех домашних ужас нападе. |
Меня не слушает, да как ухватит - |
И стал як паучину меня терзать, |
А сам кричит: |
"Попал мне в руки!" |
Молитву говорю - не пользует молитва. |
Так горько стало: бес надо мною волю взял. |
Вижу - грешен: пусть бьет меня. |
Маленько полежал и с совестью собрался. |
Восстав, жену сыскал и земно кланялся: |
"Прости меня, Настасья Марковна!" |
Посем с Фетиньей такоже простился, |
На землю лег и каждому велел |
Меня бить плетью по спине |
По окаянной. |
А человек там было двадцать. |
А я ко всякому удару по молитве. |
Когда же все отбили - |
Бес, увидев ту неминучую беду, |
Вон из Филиппа вышел. |
А в тонцем сне возвещено мне было: |
"По стольком по страданьи угаснуть хочешь? |
Блюдися от меня - не то растерзан будешь". |
Сам вижу: церковное ничто не успевает, |
И паки заворчал, |
Да написал Царю посланьице, |
Чтоб он Святую Церковь от ереси оборонил. |
12
Посланьице Царю, чтоб он Святую Церковь |
От ереси оборонил: |
"Царь-Государь, наш свет! |
Твой богомолец в Даурех мученой |
Бьет тебе челом. |
Во многих живучи смертях, |
Из многих заключений восставши, как из гроба, |
Я чаял дома тишину найти, |
Угасли древние лампады, |
Замутился Рим, и пал Царьград, |
Лутари, Гусяти и Колвинцы |
Тело Церкви честное раздирали, |
В Галлии - земле вечерней, |
В граде во Парисе, |
В училище Соборном |
Блазнились прелестью, что зрит на круг небесный, |
Достигши разумом небесной тверди |
И звездные теченья разумея. |
Только Русь, облистанная светом |
Благости, цвела как вертоград, |
Паче мудрости любя простыню. |
Как на небе грозди светлых звезд |
По лицу Руси сияли храмы, |
Города стояли на мощах, |
Да Москва пылала светом веры. |
А нынче вижу: ересь на Москву пришла - |
Нарядна - в царской багрянице ездит, |
И царство Римское и Польское, |
И многие другие реши упоила |
Да и на Русь приехала. |
Церковь - православна, |
А догматы церковны - от Никона еретика. |
Многие его боятся - Никона, |
Да, на Бога уповая, - я не боюсь его, |
Понеже мерзок он пред Богом - Никон. |
Задумал адов пес: |
"Арсен, печатай книги - как-нибудь, |
Да только не по-старому". |
Так су и сделал. |
Ты ж простотой души своей |
От внутреннего волка книги приял, |
Их чая православными. |
Никонианский дух - Антихристов есть дух! |
Как до нас положено отцами - |
Так лежи оно во век веков! |
Горе нам! Едина точка |
Единой буквой ересь вводится. |
Не токмо лишь святые книги изменили, |
Но вещи и пословицы, обычаи и ризы: |
Исуса бо глаголят Иисусом, |
Николу Чудотворца - Николаем, |
Спасов образ пишут: |
Лице - одутловато, |
Уста - червонные, власы - кудрявы, |
Брюхат и толст, как немчин учинен - |
Только сабли при бедре не писано. |
Еще злохитрый Дьявол |
Из бездны вывел - мнихи: |
Имеющие образ любодейный, |
Подклейки женские и клобуки рогаты; |
Расчешут волосы, чтоб бабы их любили, |
По титькам препояшутся, что женка брюхатая |
Ребенка в брюхе не извредить бы; |
А в брюхе у него не меньше ребенка бабьего |
Накладено еды той: |
И романей, и водок, процеженных вином. |
Не челобитьем тебе реку, |
Не похвалой глаголю, |
А истину несу: |
Некому тебе ведь извещать, |
Как строится твоя держава. |
Вем, яко скорбно от докуки нашей, |
Тебе, о Государь! |
Да нам не сладко, |
Когда ломают ребра, кнутьем мучат, |
Да жгут огнем, да голодом томят. |
Ведаю я разум твой: |
Умеешь говорить ты языками многими. |
Да что в том прибыли? |
Ведь ты, Михайлович, русак - не грек. |
Вздохни-ка ты по-старому - по-русски: |
"Господи, помилуй мя грешного!" |
А "Кирие-элейсон" ты оставь. |
Возьми-ка ты никониан, латынников, жидов |
А нас природных - своих-то, распусти - |
И будет хорошо. |
Царь христианской, миленькой ты наш!" |
13
Царь христианской миленькой-то наш |
Стал на меня с тех пор кручиновати. |
Не любо им, что начал говорить, |
А любо, коль молчу. |
Да мне так не сошлось. |
А власти, что козлы, - все пырскать стали. |
Был от Царя мне выговор: |
"Поедь-де в ссылку снова". |
Учали вновь возить |
По тюрьмам да по монастырям. |
А сами просят: |
"Долго ль мучать нас тебе? |
Соединись-ка с нами, Аввакумушка!" |
А я их - зверей пестрообразных - обличаю, |
Да вере истинной народ учу. |
Опять в Москву свезли, - |
Обгрызли, что собаки, и бороду обрезали, |
Да бросили в тюрьму. |
Потом приволокли |
На суд Вселенских Патриархов. |
И наши тут же - сидят, что лисы. |
Говорят: "Упрям ты: |
Вся-де Палестина, и Серби, и Албансы, |
и Волохи, И Римляне, и Ляхи, - |
все крестятся тремя персты". |
А я им: |
"Учители вселенстии! |
Рим давно упал, и Ляхи с ним погибли. |
У вас же православие пестро |
С насилия турецкого. |
Впредь сами к нам учиться приезжайте!" |
Тут наши все завыли, что волчата, - |
Бить бросились... |
И Патриархи с ними: |
Великое Антихристово войско! |
"Убивши человека, |
Как литоргисать будете?" |
Они и сели. |
Я ж отошел к дверям да на бок повалился: |
Вы посидите, а я, мол, полежу. |
Они смеются: |
Дурак-де протопоп - не почитает Патриархов. |
А я их словами Апостола: |
"Мы ведь - уроды Христа ради: |
Вы славны, мы - бесчестны, |
Вы сильны, мы же - немощны". |
14
Вы - сильны, мы же - немощны. |
Боярыню Морозову с сестрой - |
Княгиней Урусовой - детей моих духовных |
Разорили и в Боровске в темницу закопали. |
Ту с мужем развели, у этой сына уморили. |
Федосья Прокофьевна, боярыня, увы! |
Твой сын плотской, а мой духовный, |
Как злак посечен: |
Ни четками в науку постегать, |
Ни посмотреть, как на лошадке ездит. |
Да ты не больно кручинься-то: |
Христос добро изволил, |
Мы сами-то не вем, как доберемся, |
А они на небе у Христа ликовствуют |
С Федором - с удавленным моим. |
Федор-то - юродивый покойник - |
Пять лет в одной рубахе на морозе |
И гол и бос ходил. |
Как из Сибири ехал - ко мне пришел. |
Псалтырь печатей новых был у него - |
Не знал о новизнах. |
А как сказал ему - в печь бросил книгу. |
У Федора зело был подвиг крепок: |
Весь день юродствует, а ночью на молитве. |
В Москве, как вместе жили, - |
Неможется, лежу, - а он стыдит: |
"Долго ль лежать тебе? И как сорома нет? |
" |
Вытащит, посадит, прикажет молитвы говорить, |
А сам-то бьет поклоны за меня. |
То-то был мне друг сердечный! |
Хорош и Афанасьюшка - другой мой сын духовный, |
Да в подвиге маленько покороче. |
Отступники его на углях испекли: |
Что сладок хлеб принесся Пречистой Троице! |
Ивана - князя Хованского - избили батогами |
И, как Исаию, огнем сожгли. |
Двоих родных сынов - Ивана и Прокофья - |
Повесить приказали; |
Они ж не догадались |
Венцов победных ухватить, |
Сплошали - повинились. |
Так вместе с матерью их в землю закопали: |
Вот вам - без смерти смерть. |
У Лазаря священника отсекли руку, |
А она-то отсечена и лежа на земле |
Сама сложила пальцы двуперстием. |
Бездушная одушевленных обличает. |
У схимника - у старца Епифания |
Язык отрезали. |
Ему ж Пречистая в уста вложила новый: |
Бог - старый чудотворец - |
Допустит пострадать и паки исцелит. |
И прочих наших на Москве пекли и жарили. |
Чудно! Огнем, кнутом да виселицей |
Веру желают утвердить. |
Которые учили так - не знаю, |
А мой Христос не так велел учить. |
Выпросил у Бога светлую Россию сатана - |
Да очервленит ю |
Кровью мученической. |
Добро ты, Дьявол, выдумал - |
И нам то любо: |
Ради Христа страданьем пострадати. |
15
Ради Христа страданьем пострадати |
Мне не судил еще Господь: |
Так, братию казня, меня ж не тронув, |
Сослали в Пустозерье |
И в срубе там под землю закопали: |
Как есть мертвец - |
Живой похороненной. |
И было на Страстной со мною чудо: |
Распространился мой язык |
И был зело велик, |
И зубы тоже, |
Потом стал весь широк - |
По всей земле под небесем пространен, |
А после небо, землю и тварей всех |
Господь в меня вместил. |
Не диво ли: в темницу заключен, |
А мне Господь и небо и землю покорил? |
Есмь мал и наг, |
А более вселенной. |
Есмь кал и грязь, |
А сам горю, как солнце. |
Душу у каждого разоблачить от пепела, |
Так вся земля растаяла б, |
Что воск, в единую минуту. |
Задумали добро: |
Двенадцать лет |
Закопанным в земле меня держали; |
Думали - погасну, |
А я молитвами да бденьями свечу |
На весь крещеный мир. |
От света земного заперли, |
Да свет небесный замкнуть не догадались. |
Двенадцать лет не видел я ни солнца, |
Ни неба синего, ни снега, ни деревьев, - |
А вывели казнить - |
Смотрю, дивлюсь: |
Черно и пепельно, сине, красно и бело, |
И красоты той |
Ум человеческий вместить не может! |
Построен сруб - соломою накладен: |
На родину мне ехать. |
Как стал ногой - |
Почуял: вот отчалю! |
И ждать не стал - |
Сам подпалил свечой. |
Святая Троица! Христос мой миленькой! |
Обратно к Вам в Иерусалим небесный! |
Родясь - погас, |
Да снова разгорелся! |
19 мая 1918
Коктебель
V.ЛИЧИНЫ
КРАСНОГВАРДЕЕЦ
(1917)
Скакать на красном параде |
С кокардой на голове |
В расплавленном Петрограде, |
В революционной Москве. |
В бреду и в хмельном азарте |
Стоять за Родзянку в марте, |
За большевиков в октябре. |
Толпиться по коридорам |
Таврического дворца, |
Не видя буржуйным спорам |
Ни выхода, ни конца. |
Оборотиться к собранью, |
Рукою поправить ус, |
Хлестнуть площадною бранью, |
На ухо заломив картуз. |
И, показавшись толковым, - |
Ввиду особых заслуг |
Быть посланным с Муравьевым |
Для пропаганды на юг. |
Идти запущенным садом. |
Щупать замок штыком. |
Высаживать дверь прикладом. |
Толпою врываться в дом. |
У бочек выломав днища, |
Потом подпалить горище |
Да выбить плечом окно. |
В Раздельной, под Красным Рогом |
Громить поместья и прочь |
В степях по грязным дорогам |
Скакать в осеннюю ночь. |
Забравши весь хлеб, о "свободах" |
Размазывать мужикам. |
Искать лошадей в комодах |
Да пушек по коробкам. |
Палить из пулеметов: |
Кто? С кем? Да не всё ль равно? |
Петлюра, Григорьев, Котов, |
Таранов или Махно... |
Слоняться буйной оравой. |
Стать всем своим невтерпеж. |
И умереть под канавой |
Расстрелянным за грабеж. |
16 июня 1919
МАТРОС
(1918)
Широколиц, скуласт, угрюм, |
Голос осиплый, тяжкодум, |
В кармане - браунинг и напилок, |
Взгляд мутный, злой, как у дворняг, |
Фуражка с лентою "Варяг", |
Сдвинутая на затылок. |
Татуированный дракон |
Под синей форменной рубашкой, |
Браслеты, в перстне кабошон, |
И красный бант с алмазной пряжкой. |
При Керенском, как прочий флот, |
Он был правительству оплот, |
И Баткин был его оратор, |
Его герой - Колчак. Когда ж |
Весь черноморский экипаж |
Сорвал приезжий агитатор, |
Он стал большевиком, и сам |
Топил, устраивал застенки, |
Ходил к кавказским берегам |
С "Пронзительным" и с "Фидониси", |
Ругал царя, грозил Алисе; |
Входя на миноноске в порт, |
Кидал небрежно через борт: |
"Ну как? Буржуи ваши живы?" |
Устроить был всегда непрочь |
Варфоломеевскую ночь, |
Громил дома, ища поживы, |
Грабил награбленное, пил, |
Швыряя керенки без счета, |
И вместе с Саблиным топил |
Последние остатки флота. |
Так целый год прошел в бреду. |
Теперь, вернувшись в Севастополь, |
Он носит красную звезду |
И, глядя вдаль на пыльный тополь, |
На Инкерманский известняк, |
На илистые водоросли |
Судов, лежащих на боку, |
Угрюмо цедит земляку: |
"Возьмем Париж... весь мир... а после |
Передадимся Колчаку". |
14 июня 1919
Коктебель
БОЛЬШЕВИК
(1918)
Памяти Барсова
Зверь зверем. С крученкой во рту. |
За поясом два пистолета. |
Был председателем "Совета", |
А раньше грузчиком в порту. |
Когда матросы предлагали |
Устроить к завтрашнему дню |
Буржуев общую резню |
И в город пушки направляли, - |
Всем обращавшимся к нему |
- "Буржуй здесь мой, и никому |
Чужим их резать не позволю". |
Гроза прошла на этот раз: |
В нем было чувство человечье - |
Как стадо он буржуев пас: |
Хранил, но стриг руно овечье. |
Когда же вражеская рать |
Сдавила юг в германских кольцах, |
Он убежал. Потом опять |
Вернулся в Крым при добровольцах. |
Был арестован. Целый год |
Сидел в тюрьме без обвиненья |
И наскоро "внесен в расход" |
За два часа до отступленья. |
25 августа 1919
Коктебель
ФЕОДОСИЯ
(1918)
Сей древний град - богоспасаем |
"Богом дан") - |
В те дни был социальным раем. |
Из дальних черноморских стран |
Солдаты навезли товару |
И бойко продавали тут |
Орехи - сто рублей за пуд, |
Турчанок - пятьдесят за пару - |
На том же рынке, где рабов |
Славянских продавал татарин. |
Наш мир культурой не состарен, |
И торг рабами вечно нов. |
Хмельные от лихой свободы |
В те дни спасались здесь народы: |
Затравленные пароходы |
Врывались в порт, тушили свет, |
Толкались в пристань, швартовались, |
Спускали сходни, разгружались |
И шли захватывать "Совет". |
Мелькали бурки и халаты, |
И пулеметы и штыки, |
И трапезундские солдаты, |
"Семерки", "Тройки", "Румчерод", |
И "Центрослух", и "Центрофлот", |
Толпы одесских анархистов, |
И анархистов-коммунистов, |
И анархистов-террористов: |
Специалистов из громил. |
В те дни понятья так смешались, |
Что Господа буржуй молил, |
Чтобы у власти продержались |
Остатки болыпевицких сил. |
В те дни пришел сюда посольством |
Турецкий крейсер, и Совет |
С широким русским хлебосольством |
Дал политический банкет. |
Сменял оратора оратор. |
Красноречивый агитатор |
Приветствовал, как брата брат, |
Турецкий пролетариат, |
Свой тост эффектно заключал: |
- "Итак: да здравствует Коммуна |
И Третий Интернационал!" |
Оратор клал на стол окурок... |
Тогда вставал почтенный турок - |
В мундире, в феске, в орденах - |
И отвечал в таких словах: |
- "Я вижу... слышу... помнить стану... |
И обо всем, что видел, - сам |
С отменным чувством передам |
Его Величеству - Султану". |
24 августа 1919
Коктебель
БУРЖУЙ
(1919)
Буржуя не было, но в нем была потребность: |
Для революции необходим капиталист, |
Чтоб одолеть его во имя пролетариата. |
Его слепили наскоро: из лавочников, из купцов, |
Его смешали с кровью офицеров, |
Прожгли, сплавили в застенках Чрезвычаек, |
Гражданская война дохнула в его уста... |
Тогда он сам поверил в свое существованье |
И начал быть. |
Но бытие его сомнительно и призрачно, |
Душа же негативна. |
Из человечьих чувств ему доступны три: |
Страх, жадность, ненависть. |
Он воплощался на бегу |
Меж Киевом, Одессой и Ростовом. |
Сюда бежал он под защиту добровольцев, |
Чья армия возникла лишь затем, |
Чтоб защищать его. |
Он ускользнул от всех ее наборов - |
Зато стал сам героем, как они. |
Из всех военных качеств он усвоил |
Себе одно: спасаться от врагов. |
И сделался жесток и беспощаден. |
Предателей, что не бежали за границу |
И, чтоб спасти какие-то лоскутья |
Погибшей родины, |
Пошли к большевикам на службу: |
"Тем хуже, что они предотвращали |
Убийства и спасали ценности культуры: |
Они им помешали себя ославить до конца, |
И жаль, что их самих еще не расстреляли". |
Так мыслит каждый сознательный буржуй. |
А те из них, что любят русское искусство, |
Прибавляют, что, взяв Москву, они повесят сами |
Максима Горького |
И расстреляют Блока. |
17 августа 1919
Коктебель
СПЕКУЛЯНТ
(1919)
Кишмя кишеть в кафе у Робина, |
Шнырять в Ростове, шмыгать по Одессе, |
Менять все облики, |
Все масти, все оттенки, |
Быть торговцем, попом и офицером, |
То русским, то германцем, то евреем, |
При всех режимах быть неистребимым, |
Всепроникающим, всеядным, вездесущим, |
Жонглировать то совестью, то ситцем, |
То спичками, то родиной, то мылом, |
Творить известья, зажигать пожары, |
Бунты и паники; одним прикосновеньем |
Удорожать в четыре, в сорок, во сто, |
Пускать под небо цены, как ракеты, |
Сделать в три дня неуловимым, |
Неосязаемым тучнейший урожай, |
Владеть всей властью магии: |
Играть на бирже |
Землей и воздухом, водою и огнем; |
Осуществить мечту о превращеньи |
Веществ, страстей, программ, событий, слухов |
И замести страну их пестрою метелью, |
Рождать из тучи град золотых монет, |
Россию превратить в быка, |
Везущего Европу по Босфору, |
Осуществить воочью |
Все россказни былых метаморфоз, |
Все таинства божественных мистерий, |
Пресуществлять за трапезой вино и хлеб |
Мильонами пудов и тысячами бочек - |
В озера крови, в груды смрадной плоти, |
В два года распродать империю, |
Замызгать, заплевать, загадить, опозорить, |
Кишеть, как червь, в ее разверстом теле, |
И расползтись, оставив в поле кости |
Сухие, мертвые, ошмыганные ветром. |
16 августа 1919
Коктебель
VI.УСОБИЦА
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Из ссылок, фабрик, рудников, |
Отравленные темной волей |
И горьким дымом городов. |
Другие - из рядов военных, |
Дворянских разоренных гнезд, |
Где проводили на погост |
Отцов и братьев убиенных. |
В одних доселе не потух |
Хмель незапамятных пожаров, |
И жив степной, разгульный дух |
И Разиных, и Кудеяров. |
В других - лишенных всех корней - |
Тлетворный дух столицы Невской: |
Толстой и Чехов, Достоевский - |
Надрыв и смута наших дней. |
Одни возносят на плакатах |
Свой бред о буржуазном зле, |
О светлых пролетариатах, |
Мещанском рае на земле... |
Всё золото, весь тлен идей, |
Блеск всех великих фетишей |
И всех научных суеверий. |
Одни идут освобождать |
Москву и вновь сковать Россию, |
Другие, разнуздав стихию, |
Хотят весь мир пересоздать. |
В тех и в других война вдохнула |
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, |
А вслед героям и вождям |
Крадется хищник стаей жадной, |
Чтоб мощь России неоглядной |
Pазмыкать и продать врагам: |
Cгноить ее пшеницы груды, |
Ее бесчестить небеса, |
Пожрать богатства, сжечь леса |
И высосать моря и руды. |
И не смолкает грохот битв |
По всем просторам южной степи |
Конями вытоптанных жнитв. |
И там и здесь между рядами |
Звучит один и тот же глас: |
"Кто не за нас - тот против нас. |
Нет безразличных: правда с нами". |
А я стою один меж них |
В ревущем пламени и дыме |
И всеми силами своими |
Молюсь за тех и за других. |
21 ноября 1919
Коктебель
ПЛАВАНЬЕ
(ОДЕССА- АК-МЕЧЕТЬ. 10- 15 МАЯ)
Поcв. Т. Цемах
Мы пятый день плывем, не опуская |
Поднятых парусов, |
Ночуя в устьях рек, в лиманах, в лукоморьях, |
Где полная луна цветет по вечерам. |
Днем ветер гонит нас вдоль плоских, |
С кормы возвышенной, держась за руль резной, |
Я вижу, |
Как пляшет палуба, |
Как влажною парчою |
Сверкают груды вод, а дальше |
Сквозь переплет снастей - пустынный окоем. |
Плеск срезанной волны, |
Тугие скрипы мачты, |
Журчанье под кормой |
И неподвижный парус... |
А сзади - город, |
Весь в красном исступленьи |
Расплесканных знамен, |
Весь воспаленный гневами и страхом, |
Ознобом слухов, дрожью ожиданий, |
Томимый голодом, поветриями, кровью, |
Где поздняя весна скользит украдкой |
В прозрачном кружеве акаций и цветов. |
А здесь безветрие, безмолвие, бездонность... |
Одной жемчужницы. |
В лучистых паутинах застыло солнце. |
Корабль повис в пространствах облачных, |
В сиянии притупленном и дымном. |
Вон виден берег твоей земли - |
Иссушенной, полынной, каменистой, |
Усталой быть распутьем народов и племен. |
Тебя свидетелем безумий их поставлю |
И проведу тропою лезвийной |
Сквозь пламена войны |
Братоубийственной, напрасной, безысходной, |
Чтоб ты пронес в себе великое молчанье |
Закатного, мерцающего моря. |
12 июня 1919
Коктебель
БЕГСТВО
Поcв. матросам М., В., Б.
Кто верит в жизнь, тот верит чуду |
И счастье сам в себе несет... |
Наш черноморский переход! |
Одесский порт, баркасы, боты, |
Фелюк пузатые борта, |
Снастей живая теснота: |
Канаты, мачты, стеньги, шкоты... |
Раскраску пестрых их боков, |
Линялых, выеденных солью |
И солнцем выжженных тонов, |
Привыкших к водному раздолью. |
Якорь, опертый на бизань, - |
Бурый, с клешнями, как у раков, |
Покинутая Березань, |
Полуразрушенный Очаков. |
Уж видно Тендрову косу |
И скрылись черни рощ Кинбурна... |
Крепчает ветер, дышит бурно |
И треплет кливер на носу. |
То было в дни, когда над морем |
Господствовал французский флот |
Для мореходов был затворен. |
К нам миноносец подбегал, |
Опрашивал, смотрел бумагу... |
Я - буржуа изображал, |
А вы - рыбацкую ватагу. |
Когда нас быстрый пулемет |
Хлестнул в заливе Ак-Мечети, |
Как помню я минуты эти |
И вашей ругани полет! |
Потом поместья Воронцовых |
И ночью резвый бег коней |
Среди гниющих Сивашей, |
В снегах равнин солончаковых. |
Мел белых хижин под луной, |
Над дальним морем блеск волшебный, |
Степных угодий запах хлебный - |
Коровий, влажный и парной. |
И русые при первом свете |
Поля... И на краю полей |
И мачты пленных кораблей. |
17 июня 1919
Коктебель
СЕВЕРОВОСТОК
(1920)
"Да будет Благословен приход твой, Бич Бога, которому я служу, и не мне останавливать тебя".
Слова св. Лу, архиепископа Турского, обращенные к Атилле
Расплясались, разгулялись бесы |
По России вдоль и поперек. |
Рвет и крутит снежные завесы |
Выстуженный северовосток. |
Ветер обнаженных плоскогорий, |
Ветер тундр, полесий и поморий, |
Черный ветер ледяных равнин, |
Ветер смут, побоищ и погромов, |
Медных зорь, багровых окоемов, |
Красных туч и пламенных годин. |
Этот ветер был нам верным другом |
На распутьях всех лихих дорог: |
С юга вдаль - на северо-восток. |
Войте, вейте, снежные стихии, |
Заметая древние гроба: |
В этом ветре вся судьба России - |
Страшная безумная судьба. |
В этом ветре гнет веков свинцовых: |
Русь Малют, Иванов, Годуновых, |
Хищников, опричников, стрельцов, |
Свежевателей живого мяса, |
Чертогона, вихря, свистопляса: |
Быль царей и явь большевиков. |
Что менялось? Знаки и возглавья. |
Тот же ураган на всех путях: |
В комиссарах - дурь самодержавья, |
Взрывы революции в царях. |
Вздеть на виску, выбить из подклетья, |
И швырнуть вперед через столетья |
Вопреки законам естества - |
Тот же хмель и та же трын-трава. |
Волчьи морды, машкеры и рожи, |
Спертый дух и одичалый мозг, |
Сыск и кухня Тайных Канцелярий, |
Пьяный гик осатанелых тварей, |
Жгучий свист шпицрутенов и розг, |
Дикий сон военных поселений, |
Фаланстер, парадов и равнений, |
Павлов, Аракчеевых, Петров, |
Жутких Гатчин, страшных Петербургов, |
Замыслы неистовых хирургов |
И размах заплечных мастеров. |
Сотни лет тупых и зверских пыток, |
И еще не весь развернут свиток |
И не замкнут список палачей, |
Бред Разведок, ужас Чрезвычаек - |
Ни Москва, ни Астрахань, ни Яик |
Не видали времени горчей. |
Бей в лицо и режь нам грудь ножами, |
Жги войной, усобьем, мятежами - |
Мы идем по ледяным пустыням - |
Не дойдем и в снежной вьюге сгинем |
Иль найдем поруганный наш храм, - |
Нам ли весить замысел Господний? |
Всё поймем, всё вынесем, любя, - |
Жгучий ветр полярной преисподней, |
Божий Бич! приветствую тебя. |
31 июля 1920
Коктебель
БОЙНЯ
(ФЕОДОСИЯ, ДЕКАБРЬ 192O)
Отчего, встречаясь, бледнеют люди |
И не смеют друг другу глядеть в глаза? |
Отчего у девушек в белых повязках |
Восковые лица и круги у глаз? |
Отчего под вечер пустеет город? |
Для кого солдаты оцепляют путь? |
Зачем с таким лязгом распахивают ворота? |
Сегодня сколько? полтораста? сто? |
Ослепших окон, глухих дверей? |
Как рвет и крутит восточный ветер, |
И жжет, и режет, и бьет плетьми! |
Отчего за Чумной, по дороге к свалкам |
Брошен скомканный кружевной платок? |
Зачем уронен клочок бумаги? |
Перчатка, нательный крестик, чулок? |
Чье имя написано карандашом на камне? |
Что нацарапано гвоздем на стене? |
Чей голос грубо оборвал команду? |
Почему так сразу стихли шаги? |
Что хлестнуло во мраке так резко и четко? |
Что делали торопливо и молча потом? |
Зачем, уходя, затянули песню? |
Кто стонал так долго, а после стих? |
Чье ухо вслушивалось в шорохи ночи? |
Кто бежал, оставляя кровавый след? |
Кто стучался и бился в ворота и ставни? |
Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним? |
Причитает ветер за Карантином: |
- "Носят ведрами спелые грозды, |
Валят ягоды в глубокий ров. |
Аx, не грозды носят - юношей гонят |
К черному точилу, давят вино, |
Пулеметом дробят их кости и кольем |
Протыкают яму до самого дна. |
Уж до края полно давило кровью, |
Зачервленели терновник и полынь кругом. |
Прохватит морозом свежие грозды, |
Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса". |
Кто у часовни Ильи-Пророка |
На рассвете плачет, закрывая лицо? |
Кого отгоняют прикладами солдаты: |
- "Не реви - собакам собачья смерть!" |
А она не уходит, а всё плачет и плачет |
И отвечает солдату, глядя в глаза: |
- "Разве я плачу о тех, кто умер? |
Плачу о тех, кому долго жить..." |
Коктебель
ТЕРРОР
Собирались на работу ночью. Читали |
Донесенья, справки, дела. |
Торопливо подписывали приговоры. |
Зевали. Пили вино. |
С утра раздавали солдатам водку. |
Вечером при свече |
Выкликали по спискам мужчин, женщин. |
Сгоняли на темный двор. |
Снимали с них обувь, белье, платье. |
Связывали в тюки. |
Грузили на подводу. Увозили. |
Делили кольца, часы. |
Ночью гнали разутых, голых |
По оледенелым камням, |
Под северо-восточным ветром |
За город в пустыри. |
Загоняли прикладами на край обрыва. |
Полминуты работали пулеметы. |
Доканчивали штыком. |
Еще недобитых валили в яму. |
Торопливо засыпали землей. |
А потом с широкою русскою песней |
Возвращались в город домой. |
А к рассвету пробирались к тем же оврагам |
Жены, матери, псы. |
Разрывали землю. Грызлись за кости. |
Целовали милую плоть. |
26 апреля 1921
Симферополь
КРАСНАЯ ПАСХА
Зимою вдоль дорог валялись трупы |
Людей и лошадей. И стаи псов |
Въедались им в живот и рвали мясо. |
Восточный ветер выл в разбитых окнах. |
А по ночам стучали пулеметы, |
Свистя, как бич, по мясу обнаженных |
Весна пришла |
Зловещая, голодная, больная. |
Глядело солнце в мир незрячим оком. |
Из сжатых чресл рождались недоноски |
Безрукие, безглазые... Не грязь, |
А сукровица поползла по скатам. |
Под талым снегом обнажались кости. |
Подснежники мерцали точно свечи. |
Фиалки пахли гнилью. Ландыш - тленьем. |
Стволы дерев, обглоданных конями |
Голодными, торчали непристойно, |
Как ноги трупов. Листья и трава |
Казались красными. А зелень злаков |
Была опалена огнем и гноем. |
Лицо природы искажалось гневом |
И ужасом. |
А души вырванных |
Насильственно из жизни вились в ветре, |
Носились по дорогам в пыльных вихрях, |
Неизжитых страстей, неутоленной жизни, |
Плодили мщенье, панику, заразу... |
Зима в тот год была Страстной неделей, |
И красный май сплелся с кровавой Пасхой, |
Но в ту весну Христос не воскресал. |
21 апреля 1921
Симферополь
ТЕРМИНОЛОГИЯ
"Брали на мушку", "ставили к стенке", |
"Списывали в расход" - |
Так изменялись из года в год |
Речи и быта оттенки. |
"Хлопнуть", "угробить", "отправить на шлёпку", |
"К Духонину в штаб", "разменять" - |
Проще и хлеще нельзя передать |
Нашу кровавую трепку. |
Правду выпытывали из-под ногтей, |
В шею вставляли фугасы, |
"Шили погоны", "кроили лампасы", |
"Делали однорогих чертей". |
Сколько понадобилось лжи |
В эти проклятые годы, |
Чтоб разъярить и поднять на ножи |
Армии, классы, народы. |
Всем нам стоять на последней черте, |
Всем нам валяться на вшивой подстилке, |
Всем быть распластанным с пулей в затылке |
И со штыком в животе. |
29 апреля 1921
Симферополь
ГОЛОД
Хлеб от земли, а голод от людей: |
Засеяли расстрелянными - всходы |
Могильными крестами проросли: |
Земля иных побегов не взрастила. |
Снедь прятали, скупали, отымали, |
Налоги брали хлебом, отбирали |
Домашний скот, посевное зерно: |
Крестьяне сеять выезжали ночью. |
Голодные и поползни червями |
Толпа на хлеб палилась по базарам. |
Вора валили на землю и били |
Ногами по лицу. А он краюху, |
В грязь пряча голову, старался заглотнуть. |
Как в воробьев, стреляли по мальчишкам, |
Сбиравшим просыпь зерен на путях, |
И угличские отроки валялись |
С орешками в окоченелой горстке. |
Землю тошнило трупами, - лежали |
На улицах, смердели у мертвецких, |
В разверстых ямах гнили на кладбищах. |
В оврагах и по свалкам костяки |
С обрезанною мякотью валялись. |
Глодали псы оторванные руки |
И головы. На рынке торговали |
Дешевым студнем, тошной колбасой. |
Баранина была в продаже - триста, |
А человечина - по сорока. |
Душа была давно дешевле мяса. |
Засаливали впрок. "Сама родила - |
Сама и съем. Еще других рожу"... |
Голодные любились и рожали |
Багровые орущие куски |
Бессмысленного мяса: без суставов, |
Без пола и без глаз. Из смрада - язвы, |
Из ужаса поветрия рождались. |
Но бред больных был менее безумен, |
Чем обыденщина постелей и котлов. |
Когда ж сквозь зимний сумрак закурилась |
Над человечьим гноищем весна |
И пламя побежало язычками |
Вширь по полям и ввысь по голым прутьям, - |
Благоуханье показалось оскорбленьем, |
Луч солнца - издевательством, цветы - кощунством. |
13 января 1923
Коктебель
НА ДНЕ ПРЕИСПОДНЕЙ
Памяти А. Блока и Н. Гумилева
Мертвенная цепенеет ночь. |
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит: |
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь. |
Темен жребий русского поэта: |
Неисповедимый рок ведет |
Пушкина под дуло пистолета, |
Достоевского на эшафот. |
Может быть, такой же жребий выну, |
Горькая детоубийца - Русь! |
И на дне твоих подвалов сгину, |
Иль в кровавой луже поскользнусь, |
Но твоей Голгофы не покину, |
От твоих могил не отрекусь. |
Доконает голод или злоба, |
Но судьбы не изберу иной: |
Умирать, так умирать с тобой, |
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба! |
12 января 1922
Коктебель
Посв. С. Дурылину
Я не сам ли выбрал час рожденья, |
Век и царство, область и народ, |
Чтоб пройти сквозь муки и крещенье |
Совести, огня и вод? |
Апокалиптическому Зверю |
Вверженный в зияющую пасть, |
Павший глубже, чем возможно пасть, |
В скрежете и в смраде - верю! |
Верю в правоту верховных сил, |
Расковавших древние стихии, |
И из недр обугленной России |
Говорю: "Ты прав, что так судил! |
Надо до алмазного закала |
Прокалить всю толщу бытия. |
Если ж дров в плавильной печи мало: |
Господи! Вот плоть моя". |
24 октября 1921
Феодосия
(ВО ВРЕМЯ ТЕРРОРА)
Кто передаст потомкам нашу повесть? |
Ни записи, ни мысли, ни слова |
К ним не дойдут: все знаки слижет пламя |
И выест кровь слепые письмена. |
Но, может быть, благоговейно память |
Случайный стих изустно сохранит. |
Никто из вас не ведал то, что мы |
Изжили до конца, вкусили полной мерой: |
Свидетели великого распада, |
Мы видели безумья целых рас, |
Крушенья царств, косматые светила, |
Прообразы Последнего Суда: |
Мы пережили Илиады войн |
И Апокалипсисы революций. |
Мы вышли в путь в закатной славе века, |
В последний час всемирной тишины, |
Когда слова о зверствах и о войнах |
Казались всем неповторимой сказкой. |
Застигли нас посереди дороги: |
Разверзлись хляби душ и недра жизни, |
И нас слизнул ночной водоворот. |
Стал человек - один другому - дьявол; |
Кровь - спайкой душ; борьба за жизнь - законом; |
И долгом - месть. |
Но мы не покорились: |
Ослушники законов естества - |
В себе самих укрыли наше солнце, |
На дне темниц мы выносили силу |
Неодолимую любви, и в пытках |
Мы выучились верить и молиться |
За палачей, мы поняли, что каждый |
Есть пленный ангел в дьявольской личине, |
В огне застенков выплавили радость |
О преосуществленьи человека, |
И никогда не грезили прекрасней |
И пламенней его последних судеб. |
Далекие потомки наши, знайте, |
Где каждая частица вещества |
С другою слита жертвенной любовью |
И человечеством преодолен |
Закон необходимости и смерти, |
То в этом мире есть и наша доля! |
21 мая 1921
Симферополь
VII.ВОЗНОШЕНИЯ
ПОСЕВ
Как земледел над грудой веских зерен, |
Отобранных к осеннему посеву, |
Склоняется, обеими руками |
Зачерпывая их, и весит в горсти, |
Чуя |
Их дух, их теплоту и волю к жизни, |
И крестит их, - |
так я, склонясь над Русью, |
Крещу ее - от лба до поясницы, |
От правого до левого плеча: |
И, наклонясь, коленопреклоненно |
Целую средоточье всех путей - |
Земля готова к озимому посеву, |
И вдоль, и поперек глубоким плугом |
Она разодрана, вся пахоть дважды, трижды |
Железом перевернута, |
Напитана рудой - живой, горючей, темной, |
Полита молоньей, скорожена громами, |
Пшеница ядрена под Божьими цепами, |
Зернь переполнена тяжелой, дремной жизнью, |
И семя светится голубоватым, тонким, |
Струистым пламенем... |
Да будет горсть полна, |
Рука щедра в размахе |
И крепок сеятель! |
Благослови посев свой, Иисусе! |
11 ноября 1919
Коктебель
ЗАКЛИНАНИЕ
(ОТ УСОБИЦ)
Из крови, пролитой в боях, |
Из мук казненных поколений, |
Из душ, крестившихся в крови, |
Из ненавидящей любви, |
Из преступлений, исступлений - |
Возникнет праведная Русь. |
Я за нее за всю молюсь |
И верю замыслам предвечным: |
Ее куют ударом мечным, |
Она мостится на костях, |
Она святится в ярых битвах, |
На жгучих строится мощах, |
В безумных плавится молитвах. |
19 июня 1920
Коктебель
МОЛИТВА О ГОРОДЕ
(ФЕОДОСИЯ - ВЕСНОЙ 1918 Г.)
С.А. Толузакову
И скуден, и неукрашен |
Мой древний град |
В тени аркад; |
Среди иссякших фонтанов, |
Хранящих герб |
То дожей, то крымских ханов - |
Звезду и серп; |
Под сенью тощих акаций |
И тополей, |
Средь пыльных галлюцинаций |
Седых камней, |
В стенах церквей и мечетей |
Давно храня |
Глухой перегар столетий |
И вкус огня; |
А в складках холмов охряных - |
Великий сон: |
Могильники безымянных |
Степных племен; |
А дальше - зыбь горизонта |
И пенный вал |
У желтых скал. |
Войны, мятежей, свободы |
Дул ураган; |
В сраженьях гибли народы |
Далеких стран; |
Шатался и пал великий |
Имперский столп; |
Росли, приближаясь, клики |
Взметенных толп; |
Суда бороздили воды, |
И борт о борт |
Заржавленные пароходы |
Врывались в порт; |
На берег сбегали люди, |
Был слышен треск |
Винтовок и гул орудий, |
И крик, и плеск, |
Выламывали ворота, |
Вели сквозь строй, |
Перед зарей. |
Блуждая по перекресткам, |
Я жил и гас |
В безумьи и в блеске жестком |
Враждебных глаз; |
Их горечь, их злость, их муку, |
Их гнев, их страсть, |
И каждый курок, и руку |
Хотел заклясть. |
Мой город, залитый кровью |
Внезапных битв, |
Покрыть своею любовью, |
Кольцом молитв, |
Собрать тоску и огонь их |
И вознести |
На распростертых ладонях: |
Пойми... прости! |
2 июня 1918
Коктебель
Бог наш есть огнь поядающий. Твари |
Явлен был свет на реке на Ховаре. |
В буре клубящейся двигался он - |
Облак, несомый верховными силами - |
Четверорукими, шестерокрылыми, |
С бычьими, птичьими и человечьими, |
Львиными ликами с разных сторон. |
Видом они точно угли горящие, |
Ноги прямые и медью блестящие, |
Лики, как свет раскаленных лампад, |
И вопиющие, и говорящие, |
И воззывающе к Господу: "Свят! |
Свят! Вседержитель!" А около разные, |
Цветом похожи на камень топаз, |
Вихри и диски, колеса алмазные, |
Дымные ободы, полные глаз. |
А над животными - легкими сводами - |
Крылья, простертые в высоту, |
Схожие шумом с гудящими водами, |
Выше же вышних, над сводом всемирным, |
Тонким и синим повитым огнем, |
В радужной славе, на троне сапфирном, |
Огненный облик, гремящий, как гром. |
Был я покрыт налетевшей грозою, |
Бурею крыльев и вихрем колес. |
Ветр меня поднял с земли и вознес... |
Был ко мне голос: |
"Иди предо Мною - |
В землю Мою, возвестить ей позор! |
Перед лицом Моим - ветер пустыни, |
А по стопам Моим - язва и мор! |
Буду судиться с тобою Я ныне. |
Мать родила тебя ночью в полях, |
Пуп не обрезала и не омыла, |
И не осолила и не повила, |
Бросила дочь на попрание в прах... |
Я ж тебе молвил: живи во кровях! |
Выросла смуглой и стройной, как колос, |
И округлился, как чаша, живот... |
Время любви твоей было... И вот |
В полдень лежала ты в поле нагая, |
И проходил и увидел тебя Я, |
Край моих риз над тобою простер, |
Обнял, омыл твою кровь, и с тех пор |
Я сочетался с рабою Моею. |
Дал тебе плат, кисею на лицо, |
Перстни для рук, ожерелье на шею, |
На уши серьги, в ноздри кольцо, |
Пояс, запястья, венец драгоценный |
И покрывала из тканей сквозных... |
Стала краса твоя совершенной |
В великолепных уборах Моих. |
Хлебом пшеничным, елеем и медом |
Я ль не вскормил тебя щедрой рукой? |
Дальним известна ты стала народам |
Необычайною красотой. |
Но, упоенная славой и властью, |
И распалялась нечистою страстью |
К изображениям на стенах. |
Между соседей рождая усобья, |
Стала распутной - ловка и хитра, |
Ты сотворяла мужские подобья - |
Знаки из золота и серебра. |
Строила вышки, скликала прохожих |
И блудодеяла с ними на ложах, |
На перекрестках путей и дорог, |
Ноги раскидывала перед ними, |
Каждый, придя, оголить тебя мог |
И насладиться сосцами твоими. |
Буду судиться с тобой до конца: |
Гнев изолью, истощу свою ярость, |
Семя сотру, прокляну твою старость, |
От Моего не укрыться лица! |
Всех созову, что блудили с тобою, |
Платье сорву и оставлю нагою, |
И обнажу перед всеми твой срам, |
В руки любовников прежних предам, |
Пусть тебя бьют, побивают камнями, |
Хлещут бичами нечистую плоть, |
Станешь бесплодной и стоптанной нивой... |
Ибо любима любовью ревнивой - |
Так говорю тебе Я - твой Господь!" |
21 января 1918
Коктебель
ИУДА-АПОСТОЛ
И когда приблизился праздник Пасхи, |
В первый день опресноков в час вечерний |
Он возлег за трапезу - с ним двенадцать |
В горнице чистой. |
Хлеб, преломивши, роздал: |
"Это тело Мое, сегодня в жертву приносимое. |
Так творите". |
А когда окончили ужин, |
Поднял Он чашу. |
"Это кровь Моя, за вас проливаемая. |
". |
Спор возник между учениками: |
Кто из них больший? |
Он же говорит им: |
"В этом мире цари первенствуют: |
Вы же не так - кто больший, будет как меньший. |
Завещаю вам Свое царство. |
Сядете судить на двенадцать тронов, |
Но одним из вас Я буду предан. |
Так предназначено, но предателю горе!" |
И в смущеньи ученики шептали: "Не я ли?" |
Он же, в соль обмакнув кусок хлеба, |
Подал Иуде |
И сказал: "Что делаешь - делай". |
Тот же, съев кусок, тотчас же вышел: |
Дух земли - Сатана - вошел в Иуду - |
Вещий и скорбный. |
Все двенадцать вина и хлеба вкусили, |
Причастившись плоти и крови Христовой, |
А один из них земле причастился |
И никто из одиннадцати не понял, |
Что сказал Иисус, |
Какой Он подвиг возложил на Иуду |
Горьким причастием. |
Так размышлял однажды некий священник |
Ночью в древнем соборе Парижской Богоматери |
И воскликнул: |
"Боже, верю глубоко, |
Что Иуда - Твой самый старший и верный |
Ученик, что он на себя принял |
Бремя всех грехов и позора мира, |
Что, когда Ты вернешься судить землю, |
И померкнет солнце от Твоего гнева, |
И сорвутся с неба в ужасе звезды, |
Встанет он, как дымный уголь, из бездны, |
Опаленный всею проказой мира, |
И сядет рядом с Тобою! |
Дай мне знак, что так будет!" |
В то же мгновенье |
Легли ему на уста. И в них узнал он |
Руку Иуды. |
11 ноября 1919
Коктебель
СВЯТОЙ ФРАНЦИСК
Ходит по полям босой монашек, |
Созывает птиц, рукою машет, |
И тростит ногами, точно пляшет, |
И к плечу полено прижимает, |
Палкой как на скрипочке играет, |
Говорит, поет и причитает: |
"Брат мой, Солнце! старшее из тварей, |
Ты восходишь в славе и пожаре, |
Ликом схоже с обликом Христовым, |
Одеваешь землю пламенным покровом. |
Брат мой, Месяц, и сестрички, звезды, |
В небе Бог развесил вас, как грозды, |
Братец ветер, ты гоняешь тучи, |
Подметаешь небо, вольный и летучий. |
Сотворил тебя Господь прекрасной, |
Чистой, ясной, драгоценной, |
Работящей и смиренной. |
Брат огонь, ты освещаешь ночи, |
Ты прекрасен, весел, яр и красен. |
Матушка земля, ты нас питаешь |
И для нас цветами расцветаешь. |
Брат мой тело, ты меня одело, |
Научило боли и смиренью, и терпенью, |
А чтоб души наши не угасли, |
Бог тебя болезнями украсил. |
Смерть земная - всем сестра старшая, |
Ты ко всем добра, и все смиренно |
Чрез тебя проходят, будь благословенна!" |
Вереницами к нему слетались птицы, |
Стаями летали над кустами, |
Легкокрылым кругом окружали, |
Он же говорил им: |
"Пташки-птички, милые сестрички, |
Оком множеств ваших не объемлю. |
Вы в полях не сеете, не жнете, |
Лишь клюете зерна да поете; |
Бог вам крылья дал да вольный воздух, |
Перьями одел и научил вить гнезда, |
Вас в ковчеге приютил попарно: |
Божьи птички, будьте благодарны! |
Неустанно Господа хвалите, |
Щебечите, пойте и свистите!" |
Приходили, прибегали, приползали |
Чрез кусты, каменья и ограды |
Звери кроткие и лютые и гады. |
И, крестя их, говорил он волку: |
"Брат мой волк, и въявь, и втихомолку |
Убивал ты Божия творенья |
Без Его на это разрешенья. |
На тебя все ропщут, негодуя: |
Помирить тебя с людьми хочу я. |
Делать зло тебя толкает голод. |
И тогда дела твои простятся. |
Люди все твои злодейства позабудут, |
Псы тебя преследовать не будут, |
И, как странникам, юродивым и нищим, |
Каждый даст тебе и хлеб, и пищу. |
Братья-звери, будьте крепки в вере: |
Царь Небесный твари бессловесной |
В пастухи дал голод, страх и холод, |
Научил смиренью, мукам и терпенью". |
И монашка звери окружали, |
Перед ним колени преклоняли, |
Ноги прободенные ему лизали. |
И синели благостные дали, |
По садам деревья расцветали, |
Вишеньем дороги устилали, |
На лугах цветы благоухали, |
Агнец с волком рядышком лежали, |
Птицы пели и ключи журчали, |
Господа хвалою прославляли. |
Коктебель
ЗАКЛЯТЬЕ О РУССКОЙ ЗЕМЛЕ
Встану я помолясь, |
Пойду перекрестясь, |
Из дверей в двери, |
Из ворот в ворота - |
Утренними тропами, |
Огненными стопами, |
Во чисто поле |
На бел-горюч камень. |
Стану я на восток лицом, |
На запад хребтом, |
Оглянусь на все четыре стороны: |
На семь морей, |
На три океана, |
На семьдесят семь племен, |
На тридцать три царства - |
На всю землю Свято-Русскую. |
Не слыхать людей, |
Ни белых монастырей, - |
Лежит Русь - |
Разоренная, |
Кровавленная, опаленная |
По всему полю - |
Дикому - Великому - |
Кости сухие - пустые, |
Мертвые - желтые, |
Саблей сечены, |
Пулей мечены, |
Коньми топтаны. |
Ходит по полю железный Муж, |
Бьет по костём |
Железным жезлом: |
"С четырех сторон, |
С четырех ветров |
Дохни, Дух! |
Оживи кость!" |
Не пламя гудит, |
Не рожь шелестит - |
Кости шуршат, |
Плоть шелестит, |
Жизнь разгорается... |
Как с костью кость сходится, |
Как плотью кость одевается, |
Как жилой плоть зашивается, |
Как мышцей плоть собирается, |
Так - |
встань, Русь! подымись, |
Оживи, соберись, срастись - |
Царство к царству, племя к племени. |
Кует кузнец золотой венец - |
Обруч кованный: |
Царство Русское |
Собирать, сковать, заклепать |
Крепко-накрепко, |
Туго-натуго, |
Чтоб оно - Царство Русское - |
Не рассыпалось, |
Не расплескалось... |
Чтобы мы его - Царство Русское - |
В гульбе не разгуляли, |
В плясне не расплясали, |
В торгах не расторговали, |
В словах не разговорили, |
В хвастне не расхвастали. |
Чтоб оно - Царство Русское - |
Рдело-зорилось |
Жизнью живых, |
Смертью святых, |
Муками мученных. |
Будьте, слова мои, крепки и лепки, |
Сольче соли, |
Жгучей пламени... |
Слова замкну, |
А ключи в Море-Океан опущу. |
23 июля (5 августа) 1919
Коктебель
РОССИЯ
1
С Руси тянуло выстуженным ветром. |
Над Карадагом сбились груды туч. |
На берег опрокидывались волны, |
Нечастые и тяжкие. Во сне, |
Как тяжело больной, вздыхало море, |
Ворочаясь со стоном. Этой ночью |
Со дна души вздувалось, нагрубало |
Мучительно-бесформенное чувство - |
Безмерное и смутное - Россия... |
Как будто бы во мне самом легла |
Бескрайняя и тусклая равнина, |
Белесою лоснящаяся тьмой, |
Остуженная жгучими ветрами. |
В молчании вился морозный прах: |
Ни выстрелов, ни зарев, ни пожаров; |
Мерцали солью топи Сиваша, |
Да камыши шуршали на Кубани, |
Да стыл Кронштадт... Украина и Дон, |
Лишь горький снег могилы заметал... |
Но было так неизъяснимо томно, |
Что старая всей пережитой кровью, |
Усталая от ужаса душа |
Всё вынесла бы - только не молчанье. |
2
Я нес в себе - багровый, как гнойник, |
Горячечный и триумфальный город, |
Построенный на трупах, на костях |
"Всея Руси" - во мраке финских топей, |
Со шпилями церквей и кораблей, |
С застенками подводных казематов, |
С водой стоячей, вправленной в гранит, |
С дворцами цвета пламени и мяса, |
С белесоватым мороком ночей, |
С алтарным камнем финских чернобогов, |
Растоптанным копытами коня, |
И с озаренным лаврами и гневом |
Безумным ликом медного Петра. |
В болотной мгле клубились клочья марев: |
Царь, пьяным делом, вздернувши на дыбу, |
Допрашивает Стрешнева: "Скажи - |
Твой сын я, али нет?". А Стрешнев с дыбы: |
"А черт тя знает, чей ты... много нас |
У матушки-царицы переспало..." |
В конклаве всешутейшего собора |
На медведях, на свиньях, на козлах, |
Задрав полы духовных облачений, |
Царь, в чине протодьякона, ведет |
По Петербургу машкерную одурь. |
В кунсткамере хранится голова, |
Как монстра, заспиртованная в банке, |
Красавицы Марии Гамильтон... |
В застенке Трубецкого равелина |
Пытает царь царевича - и кровь |
Засеченного льет по кнутовищу... |
Стрелец в Москве у плахи говорит: |
"Посторонись-ка, царь, мое здесь место". |
Народ уж знает свычаи царей |
Кровавый пар столбом стоит над Русью, |
Топор Петра российский ломит бор |
И вдаль ведет проспекты страшных просек, |
Покамест сам великий дровосек |
Не валится, удушенный рукою - |
Водянки? иль предательства? как знать... |
Но вздутая таинственная маска |
С лица усопшего хранит следы |
Не то петли, а может быть, подушки. |
Зажатое в державном кулаке |
Зверье Петра кидается на волю: |
Царица из солдатских портомой, |
Волк - Меншиков, стервятник - Ягужинский, |
Лиса - Толстой, куница - Остерман - |
Клыками рвут российское наследство. |
Петр написал коснеющей рукой: |
"Отдайте всё..." Судьба же дописала: |
"...распутным бабам с хахалями их". |
Елисавета с хохотом, без гнева |
"Не лапай, дуралей, не про тебя-де |
Печь топится". А печи в те поры |
Топились часто, истово и жарко |
У цесаревен и императриц. |
Российский двор стирает все различья |
Блудилища, дворца и кабака. |
Царицы коронуются на царство |
По похоти гвардейских жеребцов, |
Пять женщин распухают телесами |
На целый век в длину и ширину. |
Россия задыхается под грудой |
Распаренных грудей и животов. |
Ее гноят в острогах и в походах, |
По Ладогам да по Рогервикам, |
Голландскому и прусскому манеру |
Туземцев учат шкипер и капрал. |
Голштинский лоск сержант наводит палкой, |
Курляндский конюх тычет сапогом; |
Тупейный мастер завивает души; |
И обучают грамоте в застенке... |
А в Петербурге крепость и дворец |
Меняются жильцами, и кибитка |
Кого-то мчит в Березов и в Пелым. |
3
Минует век, и мрачная фигура |
Встает над Русью: форменный мундир, |
Бескровные щетинистые губы, |
Мясистый нос, солдатский узкий лоб, |
И взгляд неизреченного бесстыдства |
Пустых очей из-под припухших век. |
У ног ее до самых бурых далей |
Нагих равнин - казарменный фасад |
И каланча: ни зверя, ни растенья... |
Земля судилась и осуждена. |
Все грешники записаны в солдаты. |
Всяк холм понизился и стал как плац. |
А надо всем солдатскою шинелью |
Провис до крыш разбухший небосвод. |
Таким он был написан кистью Доу - |
Граф Алексей Андреич Аракчеев. |
Он вырос в смраде гатчинских казарм, |
Его познал, вознес и всхолил Павел. |
"Дружку любезному" вставлял клистир |
Державный мистик тою же рукою, |
Что иступила посох Кузьмича |
И сокрушила силу Бонапарта. |
Его посев взлелял Николай, |
Десятки лет удавьими глазами |
Медузивший засеченную Русь. |
Раздерганный и полоумный Павел |
Собою открывает целый ряд |
Наряженных в мундиры автоматов, |
Штампованных по прусским образцам |
(Знак: "Made in Germany" 1, клеймо: Романов). |
Царь козыряет, делает развод, |
Глаза пред фронтом пялит растопыркой |
И пишет на полях: "Быть по сему". |
А между тем от голода, от мора, |
Россию прет и вширь, и ввысь - безмерно. |
Ее сознание уходит в рост, |
На мускулы, на поддержанье массы, |
На крепкий тяж подпружных обручей. |
Пять виселиц на Кронверкской куртине |
Рифмуют на Семеновском плацу; |
Волы в Тифлис волочат "Грибоеда", |
Отправленного на смерть в Тегеран; |
Гроб Пушкина ссылают под конвоем |
На розвальнях в опальный монастырь; |
Над трупом Лермонтова царь: "Собаке - |
Собачья смерть" - придворным говорит; |
Промозглым утром бледный Достоевский |
Горит свечой, всходя на эшафот... |
И всё тесней, всё гуще этот список... |
Закон самодержавия таков: |
Чем царь добрей, тем больше льется крови. |
А всех добрей был Николай Второй, |
Зиявший непристойной пустотою |
Санкт-Петербург был скроен исполином, |
Размах столицы был не по плечу |
Тому, кто стер блистательное имя. |
Как медиум, опорожнив сосуд |
Своей души, притягивает нежить - |
И пляшет стол, и щелкает стена, - |
Так хлынула вся бестолочь России |
В пустой сквозняк последнего царя: |
Желвак От-Цу, Ходынка и Цусима, |
Филипп, Папюс, Гапонов ход, Азеф... |
Тень Александра Третьего из гроба |
Заезжий вызывает некромант, |
Царице примеряют от бесплодья |
В Сарове чудотворные штаны. |
Она, как немка, честно верит в мощи, |
В юродивых и в преданный народ. |
И вот со дна самой крестьянской гущи - |
Из тех же недр, откуда Пугачев, - |
Рыжебородый, с оморошным взглядом - |
Чтоб честь двора, и церкви, и царицы |
В грязь затоптать мужицким сапогом |
И до низов ославить власть цареву. |
И всё быстрей, всё круче чертогон... |
В Юсуповском дворце на Мойке - Старец, |
С отравленным пирожным в животе, |
Простреленный, грозит убийце пальцем: |
"Феликс, Феликс! царице всё скажу..." |
Раздутая войною до отказа, |
Россия расседается, и год |
Солдатчина гуляет на просторе... |
И где-то на Урале средь лесов |
Латышские солдаты и мадьяры |
Расстреливают царскую семью |
В сумятице поспешных отступлений: |
Царевич на руках царя, одна |
Царевна мечется, подушкой прикрываясь, |
Царица выпрямилась у стены... |
Потом их жгут и зарывают пепел. |
1 Сделано в Германии (англ.). - Ред.
4
Великий Петр был первый большевик, |
Замысливший Россию перебросить, |
Склонениям и нравам вопреки, |
За сотни лет к ее грядущим далям. |
Он, как и мы, не знал иных путей, |
Опричь указа, казни и застенка, |
К осуществленью правды на земле. |
Не то мясник, а может быть, ваятель - |
Не в мраморе, а в мясе высекал |
Он топором живую Галатею, |
Кромсал ножом и шваркал лоскуты. |
Строителю необходимо сручье: |
Дворянство было первым Р.К.П. - |
Опричниною, гвардией, жандармом, |
И парником для ранних овощей. |
Но, наскоро его стесавши, невод |
Закинул Петр в морскую глубину. |
Спустя сто лет иными рыбарями |
В Петрову мрежь попался разночинец, |
Оторванный от родовых корней, |
Отстоянный в архивах канцелярий - |
Ручной Дантон, домашний Робеспьер, - |
Бесценный клад для революций сверху. |
Но просвещенных принцев испугал |
Неумолимый разум гильотины. |
Монархия извергла из себя |
Дворянский цвет при Александре Первом, |
А семя разночинцев - при Втором. |
Не в первый раз без толка расточали |
Правители созревшие плоды: |
Боярский сын - долбивший при Тишайшем |
Вокабулы и вирши - при Петре |
Служил царю армейским интендантом. |
Отправленный в Голландию Петром |
Учиться навигации, вернувшись, |
Попал не в тон галантностям цариц. |
Екатерининский вольтерианец |
Ученики французских эмигрантов, |
Детьми освобождавшие Париж, |
Сгноили жизнь на каторге в Сибири... |
Так шиворот-навыворот текла |
Из рода в род разладица правлений. |
Но ныне рознь таила смысл иной: |
Отвергнутый царями разночинец |
Унес с собой рабочий пыл Петра |
И утаенный пламень революций: |
Книголюбивый новиковский дух, |
Горячку и озноб Виссариона. |
От их корней пошел интеллигент. |
Его мы помним слабым и гонимым, |
В измятой шляпе, в сношенном пальто, |
Сутулым, бледным, с рваною бородкой, |
Страдающей улыбкой и в пенсне, |
Прекраснодушным, честным, мягкотелым, |
Оттиснутым, как точный негатив, |
По профилю самодержавья: шишка, |
На месте утвержденья - отрицанье, |
Идеи, чувства - всё наоборот, |
Всё "под углом гражданского протеста". |
Он верил в Божие небытие, |
В прогресс и в конституцию, в науку, |
Он утверждал (свидетель - Соловьев), |
Что "человек рожден от обезьяны, |
А потому - нет большия любви, |
Как положить свою за ближних душу". |
Он был с рожденья отдан под надзор, |
Посажен в крепость, заперт в Шлиссельбурге, |
Судим, ссылаем, вешан и казним |
На каторге - по Ленам да по Карам... |
Почти сто лет он проносил в себе - |
В сухой мякине - искру Прометея, |
Собой вскормил и выносил огонь. |
Но - пасынок, изгой самодержавья - |
И кровь кровей, и кость его костей - |
Он вместе с ним в циклоне революций |
Судьбы его печальней нет в России. |
И нам - вспоенным бурей этих лет - |
Век не избыть в себе его обиды: |
Гомункула, взращенного Петром |
Из плесени в реторте Петербурга. |
5
Все имена сменились на Руси. |
(Политика - расклейка этикеток, |
Назначенных, чтоб утаить состав), |
Но логика и выводы всё те же: |
Мы говорим: "Коммуна на земле |
Немыслима вне роста капитала, |
Индустрии и классовой борьбы. |
Поэтому не Запад, а Россия |
Зажжет собою мировой пожар". |
До Мартобря (его предвидел Гоголь) |
В России не было ни буржуа, |
Ни классового пролетариата: |
Была земля, купцы да голытьба, |
Чиновники, дворяне да крестьяне... |
Поля доисторический Микула... |
Один поверил в то, что он буржуй, |
Другой себя сознал, как пролетарий, |
И почалась кровавая игра. |
На всё нужна в России только вера: |
Мы верили в двуперстие, в царя, |
И в сон, и в чох, в распластанных лягушек, |
В социализм и в интернацьонал. |
Материалист ощупывал руками |
Не вещество, а тень своей мечты; |
Мы бредили, переломав машины, |
Об электрофикации; среди |
Стрельбы и голода - о социальном рае, |
И ели человечью колбасу. |
Политика была для нас раденьем, |
Наука - духоборчеством, марксизм - |
Догматикой, партийность - оскопленьем. |
Вся наша революция была |
Комком религиозной истерии: |
Мы созерцали бедствия рабочих |
На Западе с такою остротой, |
Что приняли стигматы их распятий. |
И наше достиженье в том, что мы |
В бреду и корчах создали вакцину |
От социальных революций: Запад |
Переживет их вновь, и не одну, |
Но выживет, не расточив культуры. |
Есть дух Истории - безликий и глухой, |
Что действует помимо нашей воли, |
Что направлял топор и мысль Петра, |
Что вынудил мужицкую Россию |
За три столетья сделать перегон |
От берегов Ливонских до Аляски. |
И тот же дух ведет большевиков |
Исконными народными путями. |
Грядущее - извечный сон корней: |
Во время революций водоверти |
Со дна времен взмывают старый ил |
Мы не вольны в наследии отцов, |
И, вопреки бичам идеологий, |
Колеса вязнут в старой колее: |
Неверы очищают православье |
Гоненьями и вскрытием мощей, |
Большевики отстраивают стены |
На цоколях разбитого Кремля, |
Социалисты разлагают рати, |
Чтоб год спустя опять собрать в кулак. |
И белые, и красные Россию |
Плечом к плечу взрывают, как волы, - |
В одном ярме - сохой междоусобья, |
Москва сшивает снова лоскуты |
Удельных царств, чтоб утвердить единство. |
Истории потребен сгусток воль: |
Партийность и программы - безразличны. |
6
В России революция была |
Исконнейшим из прав самодержавья, |
Как ныне в свой черед утверждено |
Крыжанич жаловался до Петра: |
"Великое народное несчастье |
Есть неумеренность во власти: мы |
Ни в чем не знаем меры да средины, |
Всё по краям да пропастям блуждаем, |
И нет нигде такого безнарядья, |
И власти нету более крутой". |
Мы углубили рознь противоречий |
За двести лет, что прожили с Петра: |
При добродушьи русского народа, |
При сказочном терпеньи мужика - |
Никто не делал более кровавой - |
И страшной революции, чем мы. |
При всем упорстве Сергиевой веры |
И Серафимовых молитв - никто |
С такой хулой не потрошил святыни, |
Так страшно не кощунствовал, как мы. |
При русских грамотах на благородство, |
Как Пушкин, Тютчев, Герцен, Соловьев, - |
Через Азефа, через Брестский мир. |
В России нет сыновнего преемства |
И нет ответственности за отцов. |
Мы нерадивы, мы нечистоплотны, |
Невежественны и ущемлены. |
На дне души мы презираем Запад, |
Но мы оттуда в поисках богов |
Выкрадываем Гегелей и Марксов, |
Чтоб, взгромоздив на варварский Олимп, |
Курить в их честь стираксою и серой |
И головы рубить родным богам, |
А год спустя - заморского болвана |
Тащить к реке привязанным к хвосту. |
Зато в нас есть бродило духа - совесть - |
И наш великий покаянный дар, |
Оплавивший Толстых и Достоевских |
И Иоанна Грозного. В нас нет |
Достоинства простого гражданина, |
Но каждый, кто перекипел в котле |
С любым из европейцев - человек. |
У нас в душе некошенные степи. |
Вся наша непашь буйно заросла |
Разрыв-травой, быльем да своевольем. |
Паденьями и взлетами - Бакунин |
Наш истый лик отобразил вполне. |
В анархии всё творчество России: |
Европа шла культурою огня, |
Огню нужны - машины, города, |
И фабрики, и доменные печи, |
А взрыву, чтоб не распылить себя, - |
Стальной нарез и маточник орудий. |
И тугоплавкость колб самодержавья. |
Бакунину потребен Николай, |
Как Петр - стрельцу, как Аввакуму - Никон. |
Поэтому так непомерна Русь |
И нет истории темней, страшней, |
Безумней, чем история России. |
7
И этой ночью с напряженных плеч |
Глухого Киммерийского вулкана |
В волокнах расходящегося дыма, |
Просвеченную заревом лампад - |
Страданьями горящих о России... |
И чувствую безмерную вину |
6 февраля 1924
Коктебель