Вооруженное нападение

Перед тем, как это случилось, Платоша Зубцов побывал на родине у матери.

Отсутствовал он долго, дольше обыкновенного, почти полгода, и Неонила Павловна истосковалась, замучилась, тем более, что Платоша и вестей о себе почти не давал.

Приехал он, как всегда, под ночь, когда было уже темно, немного озабоченный, но бодрый и энергичный. Выскочил из экипажа, вихрем вбежал в убогие комнаты старухи-матери так что Неонила Павловна не успела даже, услышав крик Хиври - "паныч приехали"! - выйти ему навстречу.

Ей удалось только дойти до порога передней, причем она забыла положить в сторону свое бесконечное вязанье, а так и несла его вместе со спицами и мотком серой шерсти, навстречу сыну. Тут, у порога, Платоша крепко обнял ее и осыпал поцелуями её изрезанное морщинами лицо, её голубые глаза и дрожащие бледные руки,

- Мамуля!.. Мамулечка родная! Дорогая моя! Ну, здорова? Ну, все по-хорошему? Все благополучно? Ах старушка моя Божья... Ах, да и маленькая ты какая делаешься... Да что ты, мамуля, экономию в еде соблюдаешь, что ли, что так худеешь? Как перышко, легкая стала...

И Платоша, в доказательство, вдруг приподнял своими молодыми мощными руками мать, как ребенка, на воздух, бегом перебежал комнату и бережно посадил мать в её излюбленное кресло, именовавшееся с давних пор "троном царя Соломона".

- Ах, да и что ты, Платоша, делаешь! - слабо протестовала тронутая ласкою сына мать; - ей Богу, шалый ты какой! Бессовестный... Да как ты смеешь? Подхватил мать, как куренка... Понес, усадил... Ей Богу! да что же это?

Но в протесте старухи слышалась бесконечная любовь к сыну, теплая материнская ласка к этому такому сильному, такому смелому, такому ловкому красавцу Платоше...

Платоша опустился на пол у ног старушки, и, глядя на нее снизу вверх, слушал молча, но радостно улыбаясь, её упреки, А старуха дала полную волю своему давнему желанию наговориться досыта, без помехи, без удержу...

- Встань с полу сейчас, безобразник! - ворчала Неонила Павловна, - и тут же меняла грозный тон на ласковый: - ах, да и соскучилась же без тебя, Платоша! Так соскучилась, так соскучилась... Веришь, прямо места себе не нахожу. Тут сны такие снятся, знаешь, будто приехал ты и, говоришь:

- А я, мамулечка, повенчался...

Да так грустно, да так печально говоришь... Сердце разрывается... Стоишь прямо передо мною, из глаз у тебя слезы катятся, такие дробные, такие светлые...

И думаю я: как же это так? Без родительского благословения? Мой Платоша? Нет, что-нибудь не так...

И, знаешь, проснусь - словно только что ушел ты от меня... Так и хочется тебе крикнуть... А в соннике худо говорится относительно венчанья. Совсем худо...

А ты говори: может, и в впрямь, повенчался? Что ж молчишь? Нашел там какую-нибудь кралю писанную, и готово... Нет? Не повенчался? А ну, взгляни мне прямо в глаза: я по глазам, брат, вижу. Я по глазам, брат, все узнаю!

А то снится еще, понимаешь, будто степь такая. Песок и песок, и все песок, Платоша. И будто позвал ты меня, а я не вижу, где ты есть, милый. Бегу это, а песок подо мною так и подается, так и подается. Шаг ступну, нога тонет. Вытяну ее, - словно сто пудов вытянула... И сил нет бежать... Будто хватает кто за ноги, удерживает... А тут ты где то неподалеку кричишь. Да так жалобно, да так как-то... А я бегу. - Где мой Платоша? Где мой милый? А кругом степь эта, а кругом песок... И словно твой голосок, Платоша, из-под песку этого... Засыпало тебя, Платоша... А я бегу, и думаю: ох, еще живет Платоша. Еще отрыть его успею. Хоть и нечем рыть, одни руки... А уж поможет мне Господь Всемилостивый... Своими руками отгребу песок этот...

- Да будет вам, мамулечка. Ведь, жив же я?

- Вижу, что жив. А почему не писал ничего? Поехал, пропал. Мать ночи не спит, убивается. Мать есть не может, а ты... Ах, Платоша, Платоша! Не нравится мне служба твоя. Ей Богу. Что хорошего? В прошлом году - помнишь? - четыре месяца не было от тебя весточки. И три месяца... В этом опять. И понять не могу: почему?

- Очень просто, маменька. Я сколько раз говорил... Если буду письма писать, телеграммы давать, - меня выследят скоро.

- Ох, знаю, выследят. Понимаю сама, - выследят.

- Ох, не дай Господи! Спаси Царица Небесная...

- Тогда и вправду песком засыпать могут...

- Ох не говори, милый.

- Должен же я осторожность соблюдать? Знаешь, мамулечка, какое наше дело? Темное дело...

- Ох, милый, знаю, что темное...

- Ну, так вот...

- А бросил бы ты дело, милый? Ей Богу? Знаешь, душа не на месте. Болит сердце, милый, болит... Много ли нам с тобою и Хиврею надо? Мне так и совсем ничего не надо, милый. Хивря тоже... Она вчера говорит... Я ей, Платоша, жалованье платила. Как уговор: пять рублей в месяц... Она и говорит:

- На що воны мени, ции грошы?

- Нельзя, мамуля, нельзя, мамулечка. Вот, погоди. Дело наше развивается, растет. Одна штучка у нас задумана. Хор-рошая операция. Если удастся, ну, тогда быть по-твоему, мамуля: брошу дело. Поживу с тобою...

- Ты знаешь, Платоша, ездишь ты все... Знаю взрослый ты, остановить тебя нельзя... А только холод меня такой берет, как вспомню: женщины эти...

- Какие женщины, мамулик?

- Шансонерки, арфянки всякие...

- Эге-ге! - засмеялся Платоша: - мамуля ревнует меня?! Вот ты какая, мамочка?!

- Смейся, смейся, гадкий... Ну, да Бог тебя простит. А только жениться без моего благословения - не смей. Слышишь? Люблю я тебя, Платоша. Всю жизнь тебе отдала. Как умер папаша твой, молодою была. Могла замуж выйти. А как подумала - что ты сиротинкою будешь, вотчим у тебя будет еще Бог знает какой, так и решила: не бывать этому... Пусть Платоша растет. Пусть мой милый вырастает...

- Спасибо, мамочка. Но ты что-то заговорила еще о моей женитьбе?

- Ехал мимо Хересковского дома?..

- Захар Марковича? Ехал!

- Любочку Херескову видел? Ну?

- Любочку? Любочки не видел.

- А ты посиди, не посидячий погости у матери хоть неделю. Поглядишь и на Любочку... Ах, и милая же! Ах, и стройненькая же! Прямо, как березочка. И такая набожная; все в церкви, все в церкви...

- Ханжа, значит, - лукаво улыбаясь, говорит Платоша.

- Ханжа? Сам ты ханжа! Я с тобою, дурнем, после этого и говорить не хочу, - вспыхивает Неонила Павловна, но любовь к красавцу сыну берет верх, и она опять оживлённо болтает:

- Привязная?

- Сам ты привязной. Вот что! Непутевый!.. С ним о серьезном деле говоришь, а он глупость такую... Опять же, Лидуська Фроловых... Пансион в этом году окончила. На рояле играет. Поет хорошо...

- Шансонерка?

- А, ну тебя! Говорить не стоит... А когда же уедешь, Платоша?

- Дня два побуду, мамуля. Больше нельзя. Никак нельзя. Знаешь, наше дело такое... День прозеваешь, - за год не наверстаешь...

- Ох, знаю, деточка. А бережешься ты? А остерегаешься?

- Ну, конечно... Да тут ничего, не поделаешь: судьба. Захочет - она - все благополучно. Не захочет попадешься...

- Господи, Господи... Ну, а товарищи твои? Все те же?

- Все те же, мамуля.

- Ох, и не нравятся они мне. Тот, черкес этот... Как его?

- Аргиропуло?

- Он самый. Волосатый такой... Как ты говорил, он по какой специальности?

- Я ничего не говорил, мамуля. Это он сам тебе тогда говорил: кассы сбывает секретные...

- И ты все с ними?

- Все с ними, мамуля. Да, это скучный разговор: времени мало, а ты о делах разговоры завела. Я в другой раз не приеду.

- Что ты, что ты? - всполошилась Неонила Павловна и даже побледнела. - Как у тебя язык поворачивается так сказать? К родной матери, и вдруг - не приеду? Скажет такое же? Только бы этих, товарищей то, не привозил, ну их к Богу! Не нравятся... Такой вид у них... Еще турок этот, или как его? Еще он ничего. А этот, часовщик, ну - зверь зверем... Бог с ними...

- Перестань, мамочка. Все же, товарищи. С ними приходится дела делать...

- Знаю, знаю. А не лежит душа. Так думаю: ездят они вместе, друг друга оберегают. А вдруг? А вдруг что-нибудь с моим Платошею сделают? Что тогда?

- Не сделают. Не посмеют...

- То-то, не посмеют... А ты остерегайся, все же, Платоша. Остерегайся, милый... Господи... Как вспомню...

- Ну, будет, мамуля. Мне спать хочется. Постели, уложи меня, да посиди, посторожи меня...

- Посторожить? С удовольствием, милый... А до чего ты намучился, голубь мой.

- А что спать не можешь без сторожа!

- А-а-а! - зевает Платоша, потягивается и ложится, сунув под подушку великолепный дальнобойный револьвер и финский нож.

Полчаса спустя он мирно спал в спаленке матери, а Неонила Павловна сидела у его изголовья и берегла его сон. Спать ей не хотелось, - какой сон у старухи? Да и радость свиданья с любимым до безумия сыном так взволновала ее, что ей было не до сна и она была рада просьбе сына - посторожить его покой.

Сидя над сыном, она думала все о том же: как странно складывается жизнь сына. Не умри рано отец, - сын бы вырос при нем. Было свое дело, торговля. Опекуны и приказчики все разворовали, мальчугана не на что было в гимназии держать, за невзнос платы выключили. Отдала она Платошу в магазин, в ученики, - там приказчики воровали кружева, а на Платошу поклепали. Пришлось взять из магазина, отдать в другой. Там деньги пропали, и опять на Платону... До суда дело дошло, так хитро под-строено было, что засудили бы, да малолетний он - отдали на попечение матери... А после некуда было и сунуться: где ни скажет Платоша свое имя, сейчас говорят - у нас и своих воров довольно!.. Так и погиб бы мальчуган... Да как-то Бог помог: увез его с собой один приезжий... Не нравился он, ох, не нравился Неониле Павловне. Прямо, душа болела... А что поделаешь? Увез, слово сдержал, человеком сделал... Вот, теперь при деле Платоша... Правда, дело тяжелое, дело опасное. А все дело... Нет-нет, и пришлет матери - когда триста, когда пятьсот. И увидаться приходится: нет-нет, и заедет. Навестит... Правда, все словно украдкою, все словно боится... Да вполне понятно: вон, чемоданчик с Платошею, Наверное, там, как и в прошлый раз, бриллианты, рубины, жемчуга... Такой товар! Возит по всей России его, этот товар, Платоша. Был раньше простым приказчиком, подручным. Теперь - сам доверенный. Быть может, на десять тысяч рублей одних камней в этом чемоданчике... А жулики зорко следят за такими. Долго ли до греха? Накроют, ножом в бок пырнут, или одурманит чем, и еще хорошо, если только этим отделаешься...

Нет, прибыльное дело, Платошина служба, слов нет, а только страху наберешься... Хорошо хоть не сам работает Платоша: двое товарищей... А все же... Ах, Господи! Давно забылось все, история эта - с кружевами и с деньгами. Да и неповинен Платоша. Так, наклепали тогда. Он мальчик был, ребенок, а его запутали... Известно, старшие воровали, а на него сперли... Ведь, вот, теперь сколько лет драгоценности возит? А вот, ведь, доверяют хозяева? Никогда никаких жалоб? Значит, и тогда ничего не было...

И, Неонила Павловна, пристально глядя на лицо разметавшегося в сладком, но чутком сне сына, тихо шепчет бледными устами:

- Спаси и сохрани Владычица Небесная... Мать Пресвятая Богородица...

На другой или на третий день Платоша заехал. Заехал за ним тот, которого Неонила Петровна называла то турком, то черкесом, - толстенький кругленький грек Аргиропуло, который рекомендовал себя специалистом по части несгораемых секретных касс, пошептались о чем то, и уехали. Хивре на прощанье Платоша дал золотой целый. С матерью долго-долго прощался, словно оторваться не мог.

- Прощай, мамуля. Прощай, милая. Моли Бога: если удача будет, брошу дело. Надоело. Ей Богу! Жизнь собачья... Ни днем, ни ночью покоя! - говорил Платоша, прощаясь с матерью.

- Правда, правда, милый; - отвечала мать, крестя его в тысячный раз дрожащею бледною рукою.

- Лавочку? - улыбнулся Платоша, а чем же торговать?

- Ну, табак. Ну, марки... Шоколад еще... Словом, все...

- Ах, мамуля, мамуля!.. Так лавочку, говоришь? Ну, прощай. Если долго писать не буду, не пугайся: значит, дела. Прощай, милая! Прощай, мамулечка.

И Платоша уехал.

Два почтальона и урядник были убиты, ямщик бежал, спасся. На месте погрома было найдено тело одного из нападавших. Урядник, отстреливаясь, всадил ему пулю в сердце раньше, чем сам лег трупом...

Убитого выставили при полиции для опознания трупа. Весь город перебывал в импровизированном морге. Побывала и престарелая Хивря, и...

И закричала при виде убитого:

- Господи Исусе... Мать Божа! Та шо це? Та то наш паныч! А кажут - розбийнык...

Сообщников Платоши скоро поймали. На суде они держали себя развязно и с сознанием собственного достоинства.

"профессию":

- Мое дело - кассы. Изволите видеть, - я специалист по кассо-вой части. Нет такой кассы, которую я бы в полчаса не взломал бы... А с этим - грех попутал. Покойный Зубцов подбил. Надоело ему на поездах пассажиров грабить, по мелочам работать, - лет семь он ганцлевал, он и задумал - одним ударом поживиться... Он и подготовил "бенефис". Да нарвались мы, у урядника, кроме казённого, свой револьвер был, вероятно. Мы к тележке, а он - бац-ба-бац! А Зубец наш и сковырнулся...

Другой подсудимый, объяснял, что и у него своя "специальность" - обкрадывать, вырезая стекла, часовые магазины. "По часам" работает...

Соседям она рассказывала, что у неё есть сын Платоша, такой красавец, такой тихий и милый... Скверно одно: плохая служба у бедного Платоши. Он служит разъездным приказчиком у торговца бриллиантовыми изделиями. Знаете, в Петербурге такая богатая фирма есть? Ну, вот, у него. И возит иной раз на десятки тысяч рублей дорогих вещей по всей России. И это ужасно опасно: долго ли до греха? Теперь такие разбои, такие ужасы пошли... Могут выследить и прихлопнуть... Вот, слышали, на-днях разбой-ники даже казенную... почту разграбили... Трех убили, и разграбили... И их атамана убили, из пушки. Он в части лежал... Такой мо-ло-денький... Хо-ро-шенький...

Первая публикация: журнал "Пробуждение" No 23, 1906 г.