| Автор: | Бунин И. А. |
| Категория: | Публицистическая статья |
«Пресловутая свинья»
Просматриваю «красные газеты», случайно попавшие в Париж через Гельсингфорс.
О, Бог мой, — помимо всех несметных зверств, убийств, низостей, растления всех основ мало-мальски пристойного и одухотворенного человеческого существования, какая еще бездна ужасающей пошлости, лубочной смехотворности и нестерпимой, адовой скуки во всем этом «красном»!
Пересмотрел клочки дневника, который я воровски вел в прошлом году в большевистской Одессе и в котором много выписок из разных «советских» газет.
«Ультиматум» Раковского Румынии — «в 48 часов очистить Буковину и Бессарабию и предать суду всех чиновников, всех помещиков и вообще всех …»
Распоряжение о выдаче «всем трудящимся» по восьмушке горохового хлеба, — в городе был ужасный голод, — и рядом воззвание: «Граждане! Все к спорту!..»
Сообщение о том, что Нансен везет «десятки тысяч пудов» хлеба в Великороссию, «где, благодаря Антанте, ежемесячно умирают с голоду и от болезней сотни тысяч», и рядом стишки «Абрашки-Гармониста»:
— «Тут вскочил как ошарашенный Колчак и присел от перепугу на стульчак…»
Бесконечные телеграммы о «перевороте» в Афганистане, о революции в Турции, о революции в Испании, о революции в Египте, о революции в Сербии, о том, что «Клемансо в панике», что «Париж весь в баррикадах», что «рыбаки, прибывшие на шаланде из Вилкова, передают о поголовном восстании …» «Манифест Временного Бессарабского Рабоче-Крестьянского правительства…» Болгарский коммунист Касанов «объявил войну Франции», — «смерть всем французским империалистам и издыхающей болгарской буржуазии!..»
Громовая статья о необходимости измерить «все комнаты во всех одесских буржуазных домах — в длину, в ширину и высоту…»
«Декрет об изъятии у буржуазии всех матрацов…» Объявление войны «империалистической Венгрии…» «Мировая свора буржуазной сволочи напрягает последние усилия…»
«Разгрузка дров на всех железных дорогах упала на 80 процентов… Нардком решил реставрировать все памятники искусства… Вся Индия охвачена революционным пожаром…» «Румынские разбойники схватили за горло молодую советскую Венгрию… Румынские живоглоты и их прихвостни французы…»
«мы, красноармейцы-вознесенцы, борясь за освобождение всего мира, клянемся до последней капли крови…»
«Грязный, подлый, вечно пьяный наемник Антанты Григорьев ударил в спину борцам за свободу крестьян и рабочих… Белогвардейская сволочь, соединившаяся с этим подлым предателем социалистической родины, должна быть уничтожена, как бешеная собака… Григорьев окружил себя петлюровскими офицерами с засаленными рожами, вздумал выкупаться в рабочей крови, объявил себя гетманом и пускает глупые провокации, сочиненные в пьяном виде, о распятии Христа коммунистами, хотя всякий трудящийся должен знать, что не дело коммунистов распинать Христа, восставшего против буржуазии, и что все предатели и сутенеры …»
А дальше опять громовая статья — «товарищи красноармейцы ломают и колют приклады винтовок на растопку самоваров!» — а рядом наполеоновский приказ Подвойского: «Львы Красной Армии!» — это в лаптях-то и босиком! — «Львы Красной Армии! Ныне, в решительный час последней схватки с черными бандами всего мира, вы еще раз покажете всему миру…» — и опять десятки все новых и новых воззваний и приказов: «День учета всей буржуазии», «День мирного восстания», «Никаких самочинных обысков и реквизиций!», списки расстрелянных чрезвычайкой, списки убитых «на месте» бандитов, «Мы куем новую прекрасную жизнь!», «Победа близка!», стихи о том, что Деникин хочет «взять в свои лапы очаг»«Вперед!», «На последнюю отчаянную схватку с прихвостнями Антанты!», «Прочь малодушие!», «Все к оружию!», «Социалистическое отечество в опасности!», описания торжественных похорон «борцов, павших с улыбкой на устах, под звуки Интернационала», некрологи: «ушел еще один из нас! Не стало светлого, стойкого товарища Матьяша! Гроб его утопает в цветах, у гроба — знамена всех секций советских пекарей…» — и вдруг совершенно неожиданное объявление: «Завтра в зале Пролеткульта грандиозный Абитур-Бал… После спектакля призы: 1) за маленькую изящную ножку, 2) за самые черные глаза… Хор исполнит Интернационал… Товарищ Коррадо изобразит лай собаки, визг цыпленка, пение соловья и других животных пресловутой свиньи… Киоски в стиле модерн, сбор в пользу безработных спекулянтов, губки и ножки целовать в закрытом киоске, красный кабачок, старому времени, хозяйка — супруга командующего Третьей Советской Армией Мария Яковлевна Худякова…» (Клянусь честью, что я списываю буквально!)
Теперь передо мною петербургская «Правда» за июль и август нынешнего года.
себе более скудный и паскудный трафарет. Все тот же осточертевший жаргон, все та же яростная долбня трех-четырех мыслишек, все та же заборная грубость, все та же напыщенность самого низшего разбора, самый «высокий стиль» рядом с самой площадной бранью, все те же вопли, восклицательные знаки, аншлаги аршинными буквами, все та же превосходящая всякую меру наглость в лживости, которой пропитано буквально каждое слово, каждый призыв, каждый «лозунг», каждое сообщение, все та же разнузданная до тошноты хвастливость, все та же видимость бешеной деятельности, все та же страшная в своей маниакальности и в своей неукротимой энергии обезьяна, остервенело, с пеной у рта катающая чурбан — и все та же гнусная и жуткая действительность, явствующая в каждой газетной строке и чуть не в каждом заголовке!
Развертываешь номер за номером и видишь: «Борьба с цингой», «Борьба с холерой», «Борьба с тифом», борьба со всяческими несметными «разрухами», «Борьба со сквернословием», — «Товарищи! Пора с корнем вырвать все растущее среди нас матерное сквернословие!» — «Борьба с венерическими болезнями», «Борьба с хищениями», «Борьба с дезертирством», — «На черную доску шкурников! К стенке предателей мировой революции!» — «Облава на спекулянтов», «Облава на мешочников», «День изъятия излишков у буржуазии», «День изъятия сверхдекретных драгоценностей», «Неделя реквизиций у деревенских кулаков», «Неделя подарков бойцам западного фронта», — вы подумайте! подарков! — торжественные похороны одного «товарища», «павшего с львиным мужеством и беззаветной преданностью рабоче-крестьянскому делу», похороны другого, похороны третьего, празднество за празднеством, демонстрация за демонстрацией: — «Товарищи! Завтра народный смотр организованной мощи красного пролетариата! Все на улицу! Все под красные знамена!»
И так — из номера в номер, изо дня в день, из недели в неделю — и нет конца, нет краю этому кошмарному блудословию!
А передовицы! А военные реляции!
Опять стоит взглянуть только на одни заголовки, на одни аншлаги: — «Вперед!» — «Начало конца!» — «Они хотели войны, — они получат смерть!» — «Польша будет бита»! — «От победы к победе!» — «Польша разгромлена наголову!» — «Цепной собаке империалистов Антанты нанесен сокрушительный удар! Красные штыки твердо стоят на страже мировой революции и исполнят свой долг перед III Интернационалом до конца! Гром наших орудий вселяет ужас в сердца буржуазии всего мира!»
«ноты», опять воззвания, опять протесты: — «Мы шлем протест к рабочим всего мира! Поляки воскресили времена инквизиций, ознаменовали неслыханными зверствами оставление Луцка! Третий Интернационал не должен оставлять безнаказанными эти злодеяния!» — И не лопаются бесстыжие глаза и не становится колом распутный язык!
А среди всего этого, из глубины этого балагана, раздается от времени до времени наигранно-медлительный, то спокойно поучающий, то сурово распекающий бас Горького. Ведь нужно же ему показать, что он, невзирая на все свои хвалы «рабоче-крестьянской» России и ее властям, «не закрывает глаза на отрицательные явления».
И вот вам на страницах этой самой «Правды» — горьковская «Беседа о труде».
— «Что такое рабочий? Это человек, который взял бесформенный кусок той или иной материи и создает вещи и орудия прекрасной формы и огромной полезности… Каждая вещь — воплощение человеческой энергии… Это — неоспоримая истина. А, если — так, то казалось бы, что рабочие должны понимать культурное значение своего труда и то, что сокровища страны стали теперь собственностью их же… Но и до сего для у нас все еще не понимают этого. Нам все равно, это не наше, говорит самарский дикарь, ломая в Петрограде превосходную мебель на топливо. А дикарь пензенский уничтожает вещи в Самаре… Кроме того есть и другое отношение, это отношение глупых хвастунов, которые, ломая и разрушая, самонадеянно говорят, что они могут сделать лучше того, что они ломают… Национальное имущество разрушается и исчезает из нашего обихода со страшной быстротой…»
Так вещает Горький. И, слушая такие рацеи, всякий Уэллс должен понять, сколь мудр и объективен он.
«Дикари… Глупые хвастуны, говорящие, что они могут сделать лучше…» «Национальное (!) имущество разрушается со страшной быстротой…»
Правильно, товарищ Горький, правильно! Но неужели и впрямь вы не можете «сделать лучше» все то, что «ломаете и разрушаете?» Как же это так? Три года хвастаетесь на весь мир о своих «планетарных деяниях» и вдруг такое внезапное смирение, такое порицание «глупым хвастунам» и такая строгая нотация и кому же? — тем самым бедным «дикарям», что только и слышат от вас: «бей, грабь, ломай, ори, хвастайся!»
Впрочем, подобные вольности разрешаются в «Правде» только знаменитым беллетристам и поэтам: Горькому, Князеву, Малашкину, Гастеву, Филипченко… Мы то, конечно, знаем только Горького да Князева из всей этой честной компании, да разве виноват Малашкин в нашей буржуазной отсталости от века! Посмотри-ка, что разрешается этому самому Малашкину! Он пишет в своем стихотворении «Портрет Ленина»:
Кто же он? Сумасшедший? Или просто нахал? —
и «Правда», разбирая с величайшей серьезностью его «новые достижения», только за одно немного журит его, — за излишнее подражание Уитману. Он дерзко спрашивает о Ленине:
и «Правда» с истинно идиотской наивностью замечает: «Прямого ответа на этот вопрос поэт не дает…» — а затем расшифровывает дерзкого «поэта»: «Поэт только намекает, что такой вопрос мог родиться в низких душах рабов, которые, изничтоженные величием фигуры Ленина, шипя уползают во мглу, подобно кобрам…»
Эти «кобры» и «мгла» — чем это хуже цыплячьего «визга», «красных львов» в лаптях или «пресловутой свиньи»?
— 1920. — 30 октября (№ 107). — С. 2.
Раковский Христиан Георгиевич (1873–1941) — советский государственный и партийный деятель, с 1889 г. — участник социал-демократического движения в Европе (Болгария, Швейцария, Германия, Франция, Румыния, Россия). Член ЦК партии в 1919–1927 гг. С марта 1918 г. — председатель Совнаркома Украины. В сентябре 1918 г. переехал в Москву и возглавлял политуправление Реввоенсовета Республики. С освобождением Харькова от белых — снова председатель Совнаркома Украины; член советской делегации на Генуэзской конференции. С 1923 г. — полпред в Великобритании, в 1925–1927 гг. — во Франции, в 1927 г. по требованию французского правительства отозван в Москву.
«Ультиматум» Раковского Румынии… — ср.: «Окаянные дни», запись от 21 апреля 1919 г. — С. 103).
Нансен Фритьоф (1861–1930) — норвежский исследователь Арктики. В 1914–1918 гг. верховный комиссар Лиги Наций по делам военнопленных, один из организаторов помощи голодающим Поволжья.
…рядом стишки Абрашки-Гармониста… — ср.: «Окаянные дни», запись от 23 апреля 1919 г. (Бунин-1990. — С. 109).
«Абрашка-Гармонист» — Регинин Василий Александрович (1883–1952) — журналист, сотрудничал в газетах «Новая жизнь», «Биржевые ведомости», редактировал журнал «Аргус». В годы гражданской войны писал одноактные пьесы, стихи и фельетоны для красноармейской печати.
— см. коммент. на с. 511.
Клемансо Жорж (1841–1929) — премьер-министр Франции в 1906–1909, 1917–1920 гг.
Григорьев –1919) — штабс-капитан царской армии, украинский националист, петлюровский атаман: присоединился со своим отрядом к Красной Армии и участвовал в боях за Одессу в 1919 г., поднял антисоветский мятеж, после подавления которого бежал к махновцам и был ими убит.
Подвойский –1948) — советский партийный, военный деятель. В 1917 г. председатель Всероссийского бюро военных организаций при ЦК РСДРП(б), один из руководителей Октябрьского вооруженного восстания, председатель Петроградского ВРК. С 1918 г. участвовал в создании Красной Армии, член РВС Республики, нарком по военным и морским делам УССР.
…некрологи: «ушел еще один из нас!..» — ср.: «Окаянные дни», запись от 26 мая 1919 г. — С. 147).
«Завтра в зале Пролеткульта грандиозный Абитур-Бал…» — ср.: «Окаянные дни», записи от 9 и 24 мая 1919 г. (Бунин-1990. — С. 137, 146).
…обезьяна, остервенело, с пеной у рта катающая чурбан… — имеется в виду сюжет басни И. А. Крылова «Обезьяна».
…горьковская «Беседа о труде»… — Горький А. М. Беседы о труде // Петроградская правда. — 1920. — 10 июля (№ 151), 13 июля (№ 153). «Что такое рабочий? Это человек…» — конспект первой «Беседы о труде». У Горького: «Что такое рабочий? Это человек, который взял почти бесформенный кусок той или иной материи — железную руду, глину, дерево — создает из этого куска вещи и орудия прекрасной формы и огромной полезности: точнейшие измерительные аппараты, сложные, почти живые машины, стекло, красивую мебель и все, что облегчает труд людей, украшает их жизнь.
Все на поверхности земли создано работой человека и каждая вещь нашего обихода являет собою кристаллизованную плоть и кровь рабочего, — каждая вещь, — какова бы они ни была — воплощение человеческой энергии.
Это — неоспоримая истина. А если так, то казалось бы, что рабочие должны глубоко понимать культурное значение своего труда и высоко ценить все то, в чем они воплотили свои силы. Особенно ясно следовало бы понять, что именно теперь, когда все сокровища страны, созданные энергией трудового народа, стали собственностью всех, кто произвел эти сокровища, собственностью всей нации, а не достоянием немногих тысяч „хозяев“, буржуазии, как это было до революции. Но и до сего дня у нас все еще не понимают этого. <…>
— Нам все равно, это не наше, — говорит самарский дикарь, ломая в Петрограде превосходную мебель на топливо. А дикарь пензенский уничтожает вещи в Самаре, и так по всей России идет процесс бессмысленного уничтожения плодов труда — вещей, необходимых для жизни.
— Мы сделаем лучше. <…>
».
Князев Василий Васильевич (1887–1937) — поэт-сатирик, критик, собиратель фольклора. Выступал в печати с 1905 г.; после революции — сотрудник многих советских изданий. Репрессирован, погиб в лагере.
–1939 или 1941) — поэт, революционный и профсоюзный деятель, ученый. В 1901–1908 гг. член РСДРП, с 1931 г. член ВКП(б). В 1920 г. организовал в Москве Центральный институт труда при ВЦСПС (ЦИТ), которым руководил до 1938 г. Погиб во время сталинских репрессий.
Филипченко Иван Гурьевич (1887–1939) — поэт. В 1918–1928 гг. сотрудник редакции «Правда». Незаконно репрессирован.
…и «Правда», разбирая с величайшей серьезностью его «новые достижения»… — имеется в виду рецензия К. Федина «Поэзия подражаний» (Петроградская правда. — 1920. — 1 сент. (№ 193). — С. 3) на книгу Сергея Ивановича Малашкина (1888–1988) «Мятежи: Стихи» (Н. -Новгород, 1920). Приведя несколько отрывков из книги, Федин пишет: «Внешне и на первый взгляд такие стихи могут напомнить удивительные гимны Уитмана…». Далее, сравнивая стихотворения-портреты Малашкина, Федин заключает: «…гораздо сумбурнее „портрет“ Ленина. Автор задает о Ленине такой вопрос: „Кто же он? Сумасшедший? // Или просто нахал, // Что на веке пришедшем // Сердце России в крови растоптал?“ Прямого ответа на этот вопрос поэт не дает, а только намекает, что такой вопрос мог родиться в низких душах рабов, которые изничтоженные величием фигуры Ленина, „шипя уползут в мглу“, подобно кобрам. А Ленин <…> это образ. Но образ не величайшего революционера, а безумца-еретика. Намерение оперировать одними образами мешает логическому течению мысли. В таких стихах много изображено, но или ничего не сказано, или сказано не то, что автор думал. Так, от влияния к влиянию, от подражания к подражанию бросается С. Малашкин, мечется, ищет. Целая плеяда новых, молодых, будущих ищут и мечутся вместе с тем. Жаль, что вся эта новь не распознает сразу подоплеку афиширующих себя пустозвонов-имажинистов. Жаль, что и этот этап подражания скверным образцам должен быть пройден».