Стихотворения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Михайлов М. Л., год: 1864
Примечание:Переводчик
Категория:Стихотворение

М. Л. Михайлов

Стихотворения

Михайлов М. Л. Избранное / Подг. текста и примеч. Г. Г. Елизаветиной

М., "Художественная литература", 1979

СТИХОТВОРЕНИЯ

Дорога

"Бывают дни - и дней таких немало..."

К стихам А. Шенье

Надя

Помещик

"Если б я вас снова встретил..."

"Еще в школе он был..."

Груня

Хорошая партия

Кольцов

На пути ("Предо мной лежит...")

Кабак

Современный гидальго

Антологические стихотворения

1. Наяда

2. Жатва

3. "В косы зачем заплела ты кудри густые, Дорида?.."

"Мне жаль тебя... Семья жестоко..."

"Бывало, в беседке..."

"Я видел во сне человечка..."

"Когда ж минует испытанье?.."

"Как храм без жертв и без богов..."

"Спали, господь, своим огнем..."

Перепутье

На пути ("За туманами потух...")

Апостол Андрей

"О сердце скорбное народа!.."

Вадим

Пятеро

Беспокойство

"Если лет бесстрастный холод..."

"Горя, шуму и досады..."

"Как долгой ночью ждет утра..."

Аррия

"Долиной пышной шли мы рядом..."

"Снова дней весенних..."

"Вышел срок тюремный..."

"Говорят, весна пришла..."

"Зарею обновленья..."

Dies irae

Деспоту

"Минуты горького сомненья..."

"Только помыслишь о воле порой..."

"Ведь только строчка лишь одна..."

"Всегда, везде ты, друг, со мной..."

"Идут года, но все сильней любовь..."

"Знаю, что ты память..."

"Вам смешно, что часто..."

Послание узника

"И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье..."

"Вечером душным, под черными тучами нас похоронят..."

"Зимние вьюги завыли..."

"Вечерний ветер встал и по ущельям стонет..."

ЭПИГРАММЫ

Бороды

Конституционист

Недоразумение

Преданность

Дополнения

Помещик

"Те же все унылые картины..."

"Смело, друзья! Не теряйте..."

Гренадеры

"Крепко, дружно вас в объятья..."

Памяти Добролюбова

Могила

Узник

"Весной перед пышною розой..."

"Порою мнится мне: на голове моей..."

Путник

Переводчик

Троя

Надежде Васильевне Самойловой

<Из поэмы "Досужество мужчины">

Новые голоса

<Послание Герцену и Огареву>

"О, если б хоть в одной груди..."

ДОРОГА

Черными ветвями 
 
Тусклыми лучами 
Светит мне луна, 

И как вихрь несется 
Тройка через лес... 
Сердце тихо бьется... 
Мрачен свод небес, 
 
Вторит отклик дальний 
Песне ямщика, - 
Будто вздох печальный 
Мне звучит она. 
 
Колокол унылый! 
Сон напел ты мне, 
И край, сердцу милый, 
Вижу я во сне. 
 
Вижу дом знакомый, 
Вижу круг родной, 
Вижу, будто дома 
Отдан мне покой; 
 
И в саду заветном 
 
Вновь в речах приветных 
Радость пахожу... 
 
Но недолго тешил 
Меня чудный сон; 
Скоро все умчалось, - 
И я пробужден... 
 
Темная дорога 
По лесу бежит, 
Под дугой уныло 
Колокол звенит, 
 
Мрачно ель кивает 
Мне издалека... 
Сердце замирает, 
Душу рвет тоска. 

<1845>

* * *

Бывают дни - и дней таких немало, - 
Когда душа печальна, холодна; 
Клянешь и жизнь, и все, чем сердце трепетало, 
И будущность так кажется темна. 

 
Когда в душе и ясно и тепло, 
Когда за жизнь свою благодаришь ты бога, 
И в будущем так кажется светло. 

<1847>

К СТИХАМ А. ШЕНЬЕ

Шенье! твоих стихов мелодия живая 
Влечет мои мечты в чудесный древний мир - 
Мир красоты и воли. Забывая 
Наш грустный век, я строю древних лир 

В твоих строфах пластических внимаю. 
Как наша жизнь бедна в сравненье с той, 
Которую тогда в мечтах переживаю: 
Как дышит эта жизнь свободой, красотой! 

НАДЯ

По улице шел я... Мерцали 
В тумане кой-где фонари... 
Пуста была улица; встретил 
Я пары четыре иль три 
Прохожих. Но вдруг я увидел, 
Навстречу мне девушка шла; 
 
И плечи ей шаль облегла. 

Когда я был близко к ней, ярко 
Фонарь подле нас засверкал, 
Знакомый я образ увидел, - 
И за руку бедную взял... 
И с тайною грустью взглянул я 
На вянущий этот цветок. 
Она крепко руку мне сжала, 
Сронив с своей шеи платок... 
 
Хоть много сказать мне хотелось, 
Молчали упорно уста; 
Она мне твердила: "Что, разве 
Я хуже теперь, чем была?" 
И взором печальным я долго 
С тоскою глядел на нее... 
"Нет, Надя! Тебя не узнал я: 
Лицо изменилось твое. 
 
В глазах твоих черных нет блеска, 
И бледность видна на щеках; 
 
Притворна улыбка в устах!" 
Печально она улыбнулась... 
Я много во взоре прочел - 
И проповедь бросил - и с нею 
Вдоль улицы молча пошел. 
 
Ее до квартиры довел я 
И молча ей руку пожал.... 
Она мне сказала: "Зайдите!" 
Но я отвечал: "Я устал!" 
И грустно своею дорогой 
Побрел я... Туман все густел, 
И крупными каплями дождик 
По темным плитам зашумел... 

<1847>

ПОМЕЩИК

Когда-то и я в Петербурге живал, 
Писателей всех у себя принимал 
И с гордой улыбкой являлся на балах... 
Стихи мои очень хвалили в журналах: 
 
Но многих представить в ценсуру не смел. 

Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
Политикой также заняться любил, - - 
В кондитерских все я журналы следил... 
Читал и философов... Сам рассужденье 
Писал о народном у нас просвещенье... 
Потом за границей я долго блуждал, 
Палаты, Жорж Санда, Гизо посещал. 
 
Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
В чужбине о родине я сожалел, 
Скорей воротиться домой все хотел - 
H начал трактат (не окончил его я) 
О том, как нам дорого вчуже родное. 
Два года я рыскал по странам чужим: 
Все видел - Париж, Вену, Лондон и Рим. 
 
Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
 
Казна истощилась порядком моя. 
Поехал в деревню поправить делишки, 
Да все разорились мои мужичишки!.. 
Сначала в деревне я очень скучал - 
И все перебраться в столицу желал. 
 
Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
А нынче так, право, меня калачом 
Туда не заманишь. И славный здесь дом, 
И повар обед мне готовит прекрасный; 
Дуняшке наделал я платьев атласных. 
Пойдешь погулять - вкруг мальчишки бегут... 
(Пострелы! Они меня тятей зовут.) 
 
Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
С соседями езжу я зайцев травить; 
Сойдемся ль - за карты, а после попить... 
Прекрасные люди мои все соседи, - 
Хоть прежде твердил я с презреньем: "Медведи!" 
"Пчелу" 
Читаю от скуки всегда поутру. 
 
Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
Однажды я как-то письмо получил: 
Писал мне приятель мой, славянофил, 
Чтоб ехал скорее к нему я в столицу - 
Тащить меня вздумал опять за границу... 
Но я отвечал ему: "Милый мой друг! 
В себе воскресил я народный наш дух!" 
 
Эй, Ванька! Скорее собак собирай! 
Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай! 
 
"Мне ладно в деревне: здесь сладко я сплю, 
Гоняться с собаками в поле люблю. 
С житьем не расстануся патриархальным, 
Дышу теперь духом я национальным!.. 
Ко мне, братец, лучше сюда приезжай: 
Народность в деревне моей изучай!" 
 
Что ж, Ванька-каналья! Чего же ты ждешь? 
Да скоро ль ты, Сенька, Гнедка приведешь? 
 
 
А слышал я, нынче известен он стал 
Своими трудами. Знакомцы другие - 
Все люди теперь тоже очень большие... 
А все отчего? - нет деревни своей: 
А то бы гонялись за зайцами в ней!! 
 
Мерзавцы! Уж сколько я вам говорю!.. 
Постойте! Ужо я вам спину вспорю. 

<1847>

* * *

Если б я вас снова встретил, 
Что бы было между нами? - 
Я бы вам одно заметил: 
Что умнеем мы с годами; 
Что во мгле туманно-бледный 
Лик луны, и листьев шепот, 
И ландшафт полночный бедный, 
И пруда немолчный ропот, - 
Много детской нашей страстью 
Управляли в стары годы; 
Что любовь теперь, к несчастью, 
 
Ни от бледного мерцанья 
Звезд небесных, молчаливых, 
Ни от глупого мечтанья 
И стишков пустых, слезливых... 
Я сказал бы вам при встрече, 
Если вы умнее стали: 
"Переменим эти речи, 
Чтобы нас не осмеяли!" 

<1847>

* * *

Еще в школе он был, 
А стишки уж кроил, - 
И частенько 
Книги в сторону клал, - 
Хоть уроков не знал 
Хорошенько... 

Запирали его, 
И секали его... 
Мало прока!.. 
Страсть была велика: 
 
До урока. 
 
Школу бросив потом, 
Он сердитым пером 
Размахался... 
Не признал его свет, - 
И великий поэт 
Стушевался. 
 
Нынче, в мирной тиши, 
Он в уездной глуши 
Процветает: 
Служит - все о делах 
Да про восемь в червях 
Рассуждает... 
 
Завелся он женой, 
Есть пяточек-другой 
И ребяток... 
Средь семейных отрад 
Счастлив он... и богат... 
(Не от взяток!) 

<1847>

ГРУНЯ

Снег засыпает окошко. 
С треском лучина горит... 
Дремлет старик на полатях, 
С пряжей старуха сидит. 

Вяло жужжит у старухи 
Веретено под рукой... 
В теплой печурке свернувшись, 
Кот распевает седой. 
 
А у окна молодица 
Тихо, сгорюнясь, сидит, 
В белую вьюгу все смотрит... 
Слезка глаза ей мутит. 
 
Воле послушна отцовской 
Она, бедняжка, была - 
И за немилого замуж 
Не прекословя пошла... 
 
С Ваней ее разлучили: 
Ваню любила она... 
Вот и теперь все об милом 
 
 
Жалко ей Ваню... Бедняжка, 
Как повезли под венец 
Грунюшку, больно крушился - 
Да и ушел наконец... 
 
С той поры в ихней деревне 
Нету вестей от него. 
"Воля родимых, сгубила 
Милого ты моего". 

ХОРОШАЯ ПАРТИЯ

Она пред налоем стояла, 
Бледна и поникнув головкой, - 
Вдоль щек у ней следка сбегала 
И билася грудь под шнуровкой. 
Жених старичок был почтенный: 
Увешана грудь орденами... 
И с важностию неизменной 
Вокруг поводил он глазами. 

И вот обвенчалася пара... 
У них беспрестанно пируют, 
 
Жена и бледна и тоскует. 
?a картами мужу не время 
Заметить, как чахнет супруга; 
Уж в грудь ей заброшено семя 
Ужасного, злого недуга. 
 
И скоро болезнь и несчастье 
Цветок этот нежный сломили... 
"Как мало жила она в счастье!" - 
Так в свете об ней говорили, 
Супруг же по-прежнему любит 
Сытнее в обед нагрузиться, 
Здоровья страстями не губит... 
И чаще за карты садится. 

<1847>

КОЛЬЦОВ

Он с юных лет был угнетен судьбою, 
Своей семьей он не был оценен... 
Несытый ум томился; но борьбою 
С холодной жизнью не был сокрушен. 

 
Любила все, чем был он окружен... 
И песнь его нам кажется родною: 
Весь мир души в ней завещал нам он. 
 
Степной разгул, крутую силу воли, 
Упорную борьбу с лихой судьбой, 
И эту долю, сумрачную долю, 
В которой жизнь он проклинал порой, 
И грусть свою, порою плач неволи - 
Все высказал он в песне огневой. 

<1847>

НА ПУТИ

Предо мной лежит 
Степь печальная. 
Все мне слышится 
Речь прощальная. 

Все мне видятся 
Взоры милые, 
Все твержу "прости" 
Через силу я. 
 
 
Речь прощальная... 
Но молчит кругом 
Степь печальная. 

<1848>

КАБАК

У двери скрыпучей 
Красуется елка... 
За дверью той речи 
Не знают умолка. 

Тяжелое ль горе 
На сердце заляжет, 
Аль лапушка слово 
Немилое скажет, 
 
Аль денег к оброку 
В мошне не хватает, 
Аль староста рыжий 
За леность ругает, - 
 
К той елке зеленой 
Своротит детина... 
Как выпита чарка - 
 
 
Да если и счастлив, 
Кипит ретивое, 
И с Машей шептался 
Всю ночь за рекою, 
 
Оброк весь заплачен, 
Сам староста любит... 
И радость, как горе, 
Кабак приголубит. 
 
Под елкой зеленой 
Лей чарку полнее!.. 
Там горькое горе 
Пройдет поскорее. 
 
Под елкой зеленой 
Лей чарку полнее... 
Коль весело, - будет 
Еще веселее!.. 

СОВРЕМЕННЫЙ ГИДАЛЬГО

Юноша поджарый, 
Кудри по плечам... 
 
Расползся по швам... 

Рыжая шляпенка, 
Стеклышко в глазу, 
Завит очень тонко, - 
Угорь на носу. 
 
Сморщен лоб широкий, 
Ямы вместо щек, 
И в гладах глубокий 
Светится упрек... 
 
Скверная сигара 
У него в зубах... 
Говорит он с жаром, 
Прогрессивно страх. 
 
Весь в дугу согнулся, 
Словно пуд несет... 
Слушайте! Надулся, - 
Речь он поведет: 
 
"Манекены-люди, 
Вам ли нас понять? 
 
Вам ли мысль приять? 
 
- Избраны веками 
Для чреды иной, 
Высимся над вами 
Целой мы главой. 
 
Суета мирская 
Занимает вас, - 
Ноша мировая 
На плечах у нас". 
 
Юноша умолкнул, 
Грозно брови сжал, 
Языком прищелкнул 
И сигару взял. 
 
Речи не внимая, 
Все шумит народ, 
И толпа пустая 
Мимо вдаль идет. 

<1848>

Антологические стихотворения

НАЯДА

 
И грудь моя дрожит, пылая тайным жаром, - 
Иду на берег вод и, распростершись там, 
Устами теплыми к холодным льну волнам. 

И из зеленых вод наяда молодая, 
Устами влажными мои уста лобзая, 
В моей груди тогда желаний гасит жар, 
Как гасит мрак ночной на западе пожар. 

ЖАТВА

Помона щедрая так пышно убрала 
Златою жатвою широкие поляны 
И в частые ряды колосьев заплела 
Лазурноглавые, прелестные пианы. 
Оделась ризою богатою земля: 
Как море злачное, волнуются поля, 
И спеет наливной, под лаской солнца, колос... 
Вечернею порой под кровлей поселян 
Звучнее песни: всяк, кто лишь имеет голос, 
Поет богине гимн за пышный вид полян. 

* * *

В косы зачем заплела ты кудри густые, Дорида? 
Или хотела сердцам новые сети сплести? 

Что бы просил ты у Зевса, великого бога вселенной, 
Если б из урны судеб жребий выбрать ты мог? 
Дар сладких песен просил бы и сильно разящее слово: 
Словом порок поражать, песнью сердца умилять. 

<1848>

* * *

Мне жаль тебя... Семья жестоко 
Тебя замучила, и ты 
Постыдно пала - и глубоко 
Погрязла в тине пустоты. 
Но мне не больно было б это, 
Когда б не знал я, что в тебе 
Была душа, и ум поэта, 
И сила - устоять в борьбе. 

<1845>

Н. Новгород

* * *

Бывало, в беседке 
Зеленой и темной 
Читал я соседке, 
Плаксивой и томной, 
 
Над песнями Гейне, 
Звал милой своею 
(Du Holde, du Meine {*}). 
{* Ты милая, ты моя {нем.).} 
Немецкие грезы 
Давно мной забылись, 
И глупые слезы 
Давно истощились... 
Она ж вспоминает 
Меня на свободе 
И Гейне читает 
В моем переводе. 

<1848>

* * *

Я видел во сне человечка 
С косым и зеленым лицом. 
Он глупо смотрел, улыбался 
И тотчас же плакал потом. 

Ко мне подошел он, и руку 
Мне крепко и дружески сжал, 
 
И мне наконец прошептал: 
 
"Меня вы не знаете, друг мой, 
Да я-то вас знаю давно. 
Ну что? исцелилось ли сердце, 
Иль так же болит все оно? 
 
Зачем вы в лицо мне глядите? 
Ну что вы увидите тут? 
Хоть цвет его - краска надежды, 
Да нашей надежде - капут. 
 
Как вы, я надеялся долго, 
И зелен с надежды я стал, 
Как вы, я все плакал да грезил, 
Стишонки писал и вздыхал. 
 
Пора нам, ей-богу, оставить 
Так глупо страдать и любить, 
Пора нам от грез пробудиться 
И жизнью действительной жить". 
 
Со мною он тут распрощался, 
Отвесив неловкий поклон, 
 
Какой безалаберный сон! 

<1852>

* * *

Когда ж минует испытанье? 
Когда из лона черных туч, 
Тебя, колосс, осветит луч 
Животворящего сознанья? 
Ты гордо голову вознес, 
Дивя испуганное око; 
Но безглаголен ты, колосс! 
Когда же луч сойдет с востока 
И под святым его огнем 
Твоих речей раздастся гром? 
Ведь, говорят, во время оно 
И неподвижный столб Мемнона 
Гудел под солнечным лучом. 

1853, 1858 (?)

* * *

Как храм без жертв и без богов, 
Душа угрюмо сиротеет; 
Над нею время тяготеет 
 

Кумиры старые во прахе, 
Погас бесплодный фимиам... 
Но близок миг - и, в вещем страхе, 
Иного бога чует храм! 

1853

* * *

Спали, господь, своим огнем 
Того, кто в этот год печальный 
На общей тризне погребальной, 
Как жрец, упившийся вином, 
В толпе, рыдающей кругом, 
Поет с улыбкою нахальной 
Патриотический псалом. 

1854

ПЕРЕПУТЬЕ

Труден был путь мой. Холодная мгла 
Не расступалась кругом, 
С севера туча за тучею шла 
С крупным и частым дождем... 

Капал он с мокрых одежд и волос; 
Жутко мне было идти: 
Много суровых я вытерпел гроз, 
 
 
Липкую грязь отряхнуть бы мне с ног 
И от ходьбы отдохнуть!.. 
Вдруг мне в сторонке блеснул огонек... 
Дрогнула радостью грудь... 
 
Боже, каким перепутьем меня, 
Странника, ты наградил! 
Боже, какого дождался я дня! 
Сколько прибавилось сил! 

11 февраля 1856

СПб.

НА ПУТИ

За туманами потух 
Свет зари вечерней; 
Раздражительнее слух, 
Сердце суеверней. 

Мне грозит мой путь глухой 
Злою встречей, битвой... 
Но душа полна тобой, 
Как святой молитвой. 

Май 1856

Апостолы носят ученье Христа 
По свету стопой неустанной; 
Идет и в славянские наши места 
Апостол Андрей Первозванный. 
По северным дебрям, холмам и топям 
Забрел он к туманным ильменским водам. 

Пустынное озеро в сизых волнах; 
Ни паруса нет в отдаленье. 
Но люди тут есть: на его берегах 
Местами темнеют селенья. 
"Каков-то, - подумал апостол, - народ, 
Что в этих убогих лачугах живет?" 
 
И шаг ускорил он, идя к берегам. 
Вот к первым избушкам подходит. 
Навстречу народ к нему выбежал сам; 
Кричит и руками разводит... 
Ни слова пришельцу сказать не дает 
И за руки к озеру прямо влечет. 
 
В их криках нельзя разобрать ничего: 
 
Но вот притащили на берег его: 
Горой тут навалены лозы. 
"Не казнь ли какая?" - подумал Андрей. 
Но мимо влекут его, с воплем: "Скорей!" 
 
Стоит деревянная дальше изба. 
Обуглены срубы, - и паром 
Все щели дымятся; а сбоку труба 
Погибельным дышит угаром. 
В избе все клокочет, шипит и бурлит, 
И дымная туча над кровлей висит. 
 
Зияет, как пасть, почерневшая дверь, 
Вся мокрою сажей одета. 
Подумал апостол: "Погибну теперь!" 
Но верой душа в нем согрета. 
"Спасся Даниил и от хищных зверей. 
Изми меня, боже, из рук дикарей!" 
 
Все ближе толпа подступает к нему, 
С обоих боков нажимает, 
Теснит его к двери - ив грозную тьму 
 
Зловонным и знойным туманом объят, 
Апостол подумал, что ввергнулся в ад. 
 
На миг у него помутилось в глазах, 
И дух захватило от жара. 
Хотел закричать он, - ни звука в устах! 
И видит сквозь облако пара: 
Стоит раскаленная печь, и при ней 
Хлопочет толпа обнаженных людей. 
 
Растрескались красные камни жерла, 
И искры дождем с него прыщут; 
В потемках угара два страшных котла 
Шипят и клокочут и свищут. 
Припомнил Андрей вавилонскую печь 
(В которой трех отроков думали сжечь) 
 
Он хочет спросить о вине их своей. 
Все разом кричат, не внимая. 
Опять обступили. "Скорее, скорей!" 
Толпятся, его раздевая... 
По скользкому полу волочат к печи. - 
 
 
Пары над каменьями шумно встают 
Удушливой белою тучей. 
Андрей содрогнулся: его обдают 
Ушатами влаги кипучей. 
Едва удержаться он мог на ногах... 
И видит - у всех уже пруты в руках. 
 
Запрыгали лозы по мокрым спинам: 
Все сами себя они хлещут. 
Смеясь, и апостола бьют по бокам; 
Смеясь, в него щелоком плещут 
От скорби великой лишался сил, 
Отчаянным голосом он возопил: 
 
"Скажите, пред кем я из вас виноват? 
За что мне такое мученье?" 
Те хлещут и плещут, хохочут, кричат: 
"Какое мученье! мовенье". 
Тут замертво на пол апостол упал 
И, как его вынесли вон, не слыхал. 
 
Но вот окатили студеной водой: 
 
Его одевая, - и снова с собой 
Зовет; но зовет подкрепиться. 
Хотел из них каждый его угостить, - 
И начал апостол по избам ходить. 
 
Отведав их хлеба и соли, Андрей 
На холм из села удалился; 
Прилег там и нравам славянских людей 
Смущенной душою дивился. 
И думал о том он, что в будущем ждет 
И сторону эту, и этот народ. 
 
"Казалось бы, - молвил он, - славно им жить; 
У всех есть и хлеб и свобода. 
Откуда ж привычка самих себя бить 
Явилася здесь у народа. 
Никто их не мучит, никто их не бьет, 
Так сами придумали. Странный народ! 
 
Да, любит побои, пристрастен к битью! 
Пожалуй, народу такому 
Захочется спину подставить свою 
". 
Но, баней славянской вконец истомлен, 
Андрей погрузился в дремоту - ив сои. 
 
И снится ему, что его уж давно 
В Патрасе распяли как надо, 
Что мир обновился, и всюду одно 
Христово покорное стадо, 
Что там, где стояла в болотах вода, 
У русских воздвиглись везде города; 
 
Что вот миновал и семнадцатый век, 
Как умер он крестной кончиной, - 
Великий у русских парит человек, 
И ходит повсюду с дубиной; 
И орден апостолу в честь создает 
Для тех, кто народу с ним больше побьет. 
 
От ужаса вмиг пробудился Андрей, 
Немедля собрался в дорогу 
И дальше пошел от ильменских зыбей, 
Смиряя молитвой тревогу. 
"О господи! всякого в жизни земной 

1860 или 1861 (?)

* * *

О сердце скорбное народа! 
Среди твоих кромешных мук 
Не жди, чтоб счастье и свобода 
К тебе сошли из царских рук. 

Не эти ль руки заковали 
Тебя в неволю и позор? 
Они и плахи воздвигали, 
И двигали топор. 
 
Не царь ли век в твоей отчизне 
Губил повсюду жизнь сплеча? 
Иль ты забыл, что дара жизни 
Не ждут от палача? 
 
Не верь коварным обещаньям! 
Дар царский - подкуп и обман. 
Он, равный нищенским даяньям 
Их не введет в изъян. 
 
Оставь напрасные надежды, 
Само себе защитой будь! 
 
Их злодеяний не забудь! 
 
Ты сильно! Дремлющие силы 
В глуби болящей воскреси! 
Тысячелетние могилы 
О гнете вековом спроси! 
 
И все, что прожито страданий, 
Что в настоящем горя есть, 
Весь трепет будущих желаний 
Соедини в святую месть. 
 
О, помни! чистый дар свободы 
Назначен смелым лишь сердцам. 
Ее берут себе народы; 
И царь не даст ее рабам. 
 
О, помни! не без боя злого 
Твердыню зла шатнет твой клик. 
Восстань из рабства векового, 
Восстань свободен и велик! 

1861 (?)

ВАДИМ

I

Темной ночью в двор Вадима 
 
Тут голов не много было, 
Да зато голов всё вольных. 

Да, голов не много было, 
Но за каждой головою 
Рать сомкнулась и пошла бы 
Все равно в огонь и воду. 
 
"Запирай, Вадим, ворота, 
Запирай избу и сени. 
Говори! Мы за советом", - 
Говорили новгородцы. 
 
И сказал, тряхнув кудрями, 
Им Вадим: "Один лишь только 
У меня совет. Другого 
Я не знаю. Каждый слушай! 
 
Завтра к ночи наточите 
Вы ножи свои острее, 
Завтра к ночи соберите 
Каждый верную дружину. 
 
Завтра ночью с вражьей силой 
 
Если головы мы сложим, 
Так за волю и за славу. 
 
Завтра к ночи в княжий терем 
Все на пир они сберутся: 
Вея родня сберется княжья, 
Вся их чадь и вся дружина. 
 
Все на пир они сберутся, 
Станут пить и есть беспечно, 
А напьются, наедятся - 
Станут хвастаться, наверно. 
 
Многим хвастаться им можно, 
Как из жалких проходимцев 
Стали вдруг они князьями 
Над народом смелым, вольным. 
 
Кто то видел? кто то слышал? 
Чтоб в семье на ссору звали 
Рассудить чужих, соседей. 
Иль наскучила нам воля? 
 
А заморские бродяги 
 
Навели с собою рати, 
Словно вороны на падаль. 
 
Не было у нас наряду! 
Заведут наряд тюремный. 
Видите теперь и сами, 
Есть ли где наряд без воли? 
 
Пировать недаром будут: 
Княжья сволочь разбирает 
Наши волости родные 
По рукам своим голодным. 
 
По селеньям нашим рыщут, 
Словно зверь какой, варяги, 
Грабят, дани собирают, 
Наших дочерей позорят. 
 
Грабежу их и насилью 
Нет суда и нет расправы. 
Не от княжных рук дождаться, - 
На расправу встанем сами! 
 
Как расхвастаются очень 
 
Тут-то пир другой с врагами 
Заварим мы, новгородцы! 
 
Тут-то мы князьям покажем, 
Что не все у нас холопы 
И что вольные остались 
В Новегороде граждане. 
 
Их дубовые столы мы 
Опрокинем, вместо меда 
Обольем их черной кровью 
Все их скатерти цветные. 
 
Завтра ночью пир нам будет! 
А не сломим эту силу, 
Сами ляжем головами, 
Но на воле, - не рабами. 
 
Пусть погибнем, - наше дело 
Не умрет и, рано ль, поздно, 
Отзовется; восстановим 
Новгородскую свободу". 

II

Но коварная измена 
 
И уже к двору Вадима 
Собиралась вражья сила. 

У ворот и у заборов, 
У плетней и у калиток, 
Утаясь во мраке ночи, 
Соглядатаи засели. 
 
И как вече расходилось, 
Безоружно, потаенно, 
В груди всех гостей Вадима 
Нож варяжский очутился. 
 
Что борьбы, сопротивленья 
Было, скрыла ночь во мраке; 
Под ее ж туманом Волхов 
Нес волнами десять трупов. 
 
И поутру двор Вадима 
Пуст стоял и заперт. К ночи 
В княжьем тереме варяги 
Пировали и хвалились. 
 
Но лилось не много меду, 
 
И порою шепот страха 
Пробегал по всей палате. 
 
Старый княжеский приспешник 
Говорил: "С таким народом 
Справиться не скоро можно, 
Нам не жить здесь безопасно. 
 
Ночью тайной и изменой 
Все они побиты нами; 
Нынче пали, завтра станут 
Помыкать, владеть князьями". 

1861 (?)

ПЯТЕРО

Над вашими телами наругавшись, 
В безвестную могилу их зарыли, 
И над могилой выровняли землю, 
Чтоб не было ни знака, ни отметы, 
Где тлеют ваши кости без гробов, - 
Чтоб самый след прекрасной жизни вашей 
Изгладился, чтоб ваши имена 
 
С могильного креста не говорили, 
Как вы любили правду и свободу, 
Как из-за них боролись и страдали, 
Как шли на смерть с лицом спокойно-ясным 
И с упованьем, что пора придет - 
И вами смело начатое дело 
Великою победой завершится. 

Пора та близко. Пусть могила ваша 
Незнаема, пусть царственная зависть 
Старается стереть повсюду память 
О вашем деле, ваших именах, - 
В глуби живых сердец она живет! 
И с каждым днем таких сердец все больше: 
Самоотверженных, могучих, смелых 
И любящих.

Близ места вашей казни 
Есть пышный храм. Там гордыми рядами 
Стоят великолепные гробницы, 
Блестя резьбой и золотом. Над ними 
 
И каждый день священство в черных ризах 
Поет заупокойные обедни. 
Гробницы эти прочны; имена 
Их мертвецов угодливой рукою 
Глубоко в камень врезаны. Напрасно! 
От одного дыхания Свободы 
Потухнет ладан и елей в лампадах, 
Наемный клир навеки онемеет, 
И прахом распадется твердый мрамор, 
Последняя их память на земле. 

Пора близка. Уже на головах, 
Обремененных ложью, и коварством, 
И преступленьем, шевелится волосе 
Под первым дуновеньем близкой бури, - 
И слышатся, как дальний рокот грома, 
Врагам народа ваши имена, 
Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, 
Бестужев и Каховский! Буря грянет. 
Под этой бурей дело ваших внуков 
 
Не золото стирающихся букв 
Предаст святые ваши имена. 
Далекому потомству - песнь народа 
Свободного; а песнь не умирает! 
Не хрупкие гробницы сохранят 
Святую вашу память, а сердца 
Грядущих просветленных поколений, - 
И в тех сердцах народная любовь 
Из рода в род вам будет неизменно 
Гореть неугасимою лампадой. 

1861 или 1862 С?)

БЕСПОКОЙСТВО

(После чтения "Северной пчелы" в июле 1862)

Что за странным беспокойством 
Обуяло вдруг всю Русь? 
С этим новым нашим свойством 
Я никак не примирюсь. 
Сверху, снизу, слева, справа 
Беспокойны все и вся; 
 
Скоро будет жить нельзя! 
Беспокойство и в столице, 
Беспокойство и в глуши; 
Беспокойны царь с царицей, 
Беспокойны голыши. 
Беспокоен губернатор, 
Частный пристав, откупщик, 
Поп, фотограф, регистратор, 
Мещанин, купец, мужик, 
Сыщик, доктор, сочинитель, 
Типографщик, журналист, 
Архирей, студент, учитель, 
Академик, гимназист, 
Старый воин, юный воин, 
Новобранец, инвалид... 
Разве тот один спокоен, 
Кто уж в крепости сидит! 

Июль 1862

* * *

Если лет бесстрастный холод 
 
И забыл ты, как любил, 
Как боролся, как был молод, - 

Если юной жизни гул 
Мирно спать тебе мешает, 
Что же гроб тебя пугает? 
В нем бы крепче ты заснул. 
 
Под землей уж не наскучат 
Дети шумом... Шуму нет, 
И бессонницы не мучат, 
И проходит злобный бред. 

1862 (?)

* * *

Горя, шуму и досады 
Много день принес. 
Как хотел бы я отрады 
Сна без всяких грез! 

Ночь; и немо все и глухо, 
Скованное сном. 
Как ни вслушивайся ухо, 
Звука нет кругом. 
 
 
И в тиши немой 
Мне как будто весть надежды 
Шепчет голос твой. 

1862 (?)

* * *

Как долгой ночью ждет утра 
Больной, томясь в бреду, 
Так в этой безрассветной тьме 
Я милой вести жду. 

День бесконечен... грудь полна 
Невыплаканных слез. 
Наступит ночь - ко мне бегут 
Рои зловещих грез. 
 
О, только б знать, что над тобой 
Без туч восходит день, 
Что, ясная, встречаешь ты 
Без слез ночную тень!. 
 
Как стало бы светло, тепло 
В холодной этой тьме! 
Пусть воли нет... Пока придет, 
 
 
Но дни и месяцы идут... 
Я жду, - напрасно жду... 
Так в ночь бессонную утра 
Не ждет больной в бреду. 

1862 (?)

АРРИЯ

.Перед ним лежал 
Уже наточенный кинжал, - 
И молвил он, вздохнув невольно: 
"А расставаться с жизнью больно". 

Горда, прекрасна и бледна, 
Стояла перед ним жена. 
Вдруг ярче, радостней, смелее 
Зажегся взор у ней. Она 
Одной рукой у белой шеи 
Застежку платья сорвала, - 
На мужа, на кинжал взглянула 
И верх туники распахнула: 
 
Свежа, полна, как снег бела, 
Раскрылась грудь... Еще мгновенье, 
 
Она без страха, без волненья 
Другой рукой кинжал взяла. 
Как луч, блеснул удар кинжала... 
Кровь брызнула и струйкой алой 
По белой груди потекла. 
 
На ложе Аррия склонилась. 
Последней судорогой билось 
В ней сердце; взор оделся мглой... 
Жизнь уходила молодая. 
Но, холодеющей рукой 
Кинжал из раны вынимая, 
Она сказала, умирая: 
"Не больно вовсе, милый мой!" 

1862 (?)

* * *

Долиной пышной шли мы рядом, 
Блаженных дум полны. 
Кругом весь мир цветущим садом 
Сиял в лучах весны. 

Казалось, радостным полянам 
 
И к ним ни бурям, ни туманам 
Не отыскать пути. 
 
Мы как во сне остановились 
У быстрого ручья. 
Как чудно в нем лучи дробились! 
Как искрилась струя! 
 
Ты пела мне: "К угрюмой дали 
Журча бежит ручей, 
Там всё страданья да печали; 
Темна там жизнь людей. 
 
Пойдем - осушим Горю слезы 
Счастливою рукой; 
Снесем им радость, песни, розы, 
Свободу, свет, покой!" 
 
Мы шли, соединясь руками 
Над синей быстриной; 
Ручей играл, сверкал меж нами 
Веселою волной. 
 
Мы поцелуем обменяться 
 
Нам было любо петь, смеяться... 
Мы в чудных грезах шли. 
 
Но вдруг рассеял наши грезы 
Зловещий шум ручья: 
Вздымалась в нем, полна угрозы, 
Померкшая струя. 
 
Он шире стал, - и наши руки 
Невольно разлучил. 
Темнела даль, - и грома звуки 
К нам ветер доносил. 
 
Чрез миг завыла непогода... 
Ручей влился в поток. 
Искать мы стали перехода... 
Волна срывала с ног. 
 
Мы оглянулись... И за нами 
Разливы бурных вод 
Клубились по полям волнами... 
Поток шумел: "Вперед!" 
 
И мы пошли... Катилась с ревом 
 
Мы только обменяться словом 
Могли издалека. 
 
Нам не сомкнуть уста и руки... 
Река все шире, злей... 
И милых слов родные звуки 
Доносятся слабей. 
 
Их заглушают злобной силой 
И гром и вой реки. 
Лишь виден мне твой образ милый 
И знак твоей руки. 
 
Но волны выше; тьма густая 
Чернеет, свет губя... 
Мне не видать тебя, родная! 
Мне не видать тебя! 
 
Зову... Во мраке исчезает 
Бесследно крик тоски. 
Лишь ураган мне отвечает 
Один из-за реки. 
 
И вот передо мною море: 
 
И я один... со мной лишь горе, 
Тревога и тоска. 
 
Напрасно вопли посылаю 
Я с темных берегов... 
Ни мой тебе, ни твой, я знаю, 
Мне не услышать зов. 
 
Вдали лишь молнии трепещут 
Среди зловещей мглы, 
Вблизи же злобно в берег хлещут 
Студеные валы. 

1862 (?)

* * *

Снова дней весенних 
Дождалися мы: 
Ласточки щебечут 
Над окном тюрьмы. 

Между гор зеленых 
Темной полосой 
Вьется вдаль дорога 
К стороне родной. 

* * *

Вышел срок тюремный: 
По горам броди; 
Со штыком солдата 
Нет уж позади. 

Воли больше; что же 
Стены этих гор 
Пуще стен тюремных 
Мне теснят простор? 
 
Там под темным сводом 
Тяжело дышать: 
Сердце уставало 
Биться и желать. 
 
Здесь над головою 
Под лазурный свод 
Жаворонок вьется 
И поет, зовет. 

1862 (?)

* * *

Говорят, весна пришла, 
Ярки дни, и ночь тепла; 
 
Соловьи поют в лесах. 
Я хожу среди лугов, 
Я ищу твоих следов; 
В чаще слушаю лесной, 
Не раздастся ль голос твой. 

Где ж весна, и где цветы? 
Их срывать не ходишь ты. 
Где же песня соловья? 
Не слышна мне речь твоя... 
Не пришла еще весна. 
День угрюм, ночь холодна. 
Поле иней куют, 
Птицы плачут, не поют. 

1862 (?)

* * *

Зарею обновленья 
В моей ночи взошла любовь твоя, 
В ней стали ясны мне и мир, и жизнь моя, 
Их смысл, и сила, и значенье. 

В ней, как в сиянье дня, 
 
Что жизненно, что призрачно, ничтожно 
Во мне и вне меня. 
 
Когда я сердцем ощутил биенье, 
Которым сердце билося твое, 
В нем мира целого вместилось бытие, 
Все радости людей, тревоги и стремленья. 
 
О свет всевоскрешающей любви! 
Ты дал на дело мне и на страданье силы. 
Веди меня сквозь мрак моей живой могилы 
И к делу жизни вновь могучим призови! 

1862 (?)

DIES IRAE {*}

{* День гнева, день Страшного суда (лат.).}

Настает пора уплат кровавых, 
Настает день Страшного суда, 
Кара злым и торжество для правых - 
Лейся кровь, пылайте города! 

1863 (?)

ДЕСПОТУ

 
Глубоко начертит на гробовой плите: 
"Он знаменье креста творил рукою правой, 
А левой распинал народы на кресте". 

1863 (?)

* * *

Минуты горького сомненья, 
Когда слабел средь битвы я, 
Минуты скорби и паденья 
Не помяните мне, друзья. 

Все, в чем пред правдой я в ответе, 
За что я сам себя корил, 
Желайте, чтоб минуты эти 
Годами горя искупил. 
 
И если. . . . . . . . 
Дождаться нам святого дня, 
Пусть лучшим, скорбью обновленным 
Ваш круг приветствует меня. 

1863 или 1864 (?)

* * *

Только помыслишь о воле порой, 
Словно повеет откуда весной. 

 
Полною жизнью опять заживешь. 
 
Мир пред тобою широкий открыт; 
Солнце надежды над далью горит. 
 
Ждет тебя дело великое вновь, 
Счастье, тревога, борьба и любовь. 
 
Снова идешь на родные поля, 
Труд и надежды с народом деля. 
 
Пусть будет снова боренье со злом, 
Пусть и падешь ты, не сладив с врагом, 
 
Пусть будут гибель, страданья, беда, - 
Только б не эта глухая чреда. 

1863 или 1864 (?)

* * *

Ведь только строчка лишь одна, 
Узнать, что ты жива, 
Что ты здорова и ясна; 
Всего лишь слова два, - 

И все вокруг меня светло, 
И счастлив я опять, 
И все, что бременем легло, 
 

1863 или 1864 (?)

* * *

Всегда, везде ты, друг, со мной, 
Пока гляжу на свет. 
В моей душе любви к одной 
Тебе утраты нет! 

Все, чем живу, что есть в душе 
Святых и чистых грез, 
Не ты ли, светлый гений мой, 
Для жизни мне привад! 

1863 или 1864 (?)

* * *

Идут года, но все сильней любовь; 
И думаешь - пора угомониться. 
Но сердце любит с прежней страстью 
И хочет воротить всю негу, 
Которая одним воспоминаньем 
Все сердце жжет. 

1863 или 1864 (?)

* * *

Знаю, что ты память 
Ко мне сбережешь; 
 
Счастье ты найдешь. 

О, пришли ко другу 
Весть о счастье том. 
Эта весть мне будет 
Светлым дня лучом. 
 
От моих страданий, 
От тоски моей 
На твоем я счастье 
Отдохну скорей. 

1863 или 1864 (?)

* * *

Вам смешно, что часто 
Так мечтаем мы: 
Что наш мир не создан 
Для беды и тьмы. 

Что и нам засветит 
Здесь из темных туч 
Счастья и довольства 
Для народа луч. 
 
Что мы все, как братья, 
 
Праздновать, вкушая 
Беспредельный мир. 
 
Вам бы - чтобы вечно 
Был везде раздор, 
Чтоб с тюремной двери 
Не сходил запор. 
 
Чтобы ворон жадный 
Голубей клевал, 
Чтобы над землею 
Вечный мрак лежал. 
 
Наши грезы светлы, 
В них для бедняка 
Светит будто счастье - 
Хоть издалека. 

1863 или 1864 (?)

ПОСЛАНИЕ УЗНИКА

На ваш приветливый и милый, 
Хотя и незнакомый, зов, 
Что скажет вам мой стих унылый 
 

Под гнетом каменного свода 
Твердишь и думаешь одно: 
"Свобода... скоро ли свобода?.." 
А впереди - темно, темно!.. 
 
Но верю я, что я вас встречу, 
Как выйду вновь на вольный свет, 
И вольной песнью вам отвечу 
На добрый, ласковый привет. 
 
А здесь - и стих мой не клеится, 
И в сердце - жалобы одне... 
Я не балованная птица, 
А не поется в клетке мне!.. 

1863 или 1864 (?)

* * *

И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье, 
И за стеной тюрьмы - тюремный звон цепей; 
Ни мысли движущей, ни смелого воззванья, 
Ни дела бодрого в родной стране моей! 

Идет за годом год. Порою весть приходит; 
А что несет та весть в глухие норы к нам? 
 
Все тот же молот бьет по рабским головам. 
 
Иль все ты вымерло, о молодое племя? 
Иль немочь старчества осилила тебя? 
Иль на священный бой не призывает время? 
Иль в жалком рабстве сгнить - ты бережешь себя? 
 
А кажется, давно ль, о юноши, я видел 
В вас доблесть мужества и благородный пыл? 
Не каждый ли из вас глубоко ненавидел? 
Не каждый ли из вас боролся и любил? 
 
Что ж изменило вас? Иль напугали казни? 
Иль нет уж общего и давнего врага? 
Иль стал вам другом он, внушив вам дрожь боязни? 
Иль не скользит теперь в крови его нога? 
 
Давно ли он дрожал, - уступками, и лестью, 
И обещаньями вам отводил глаза? 
Иль вы поверили? Иль, правосудной местью 
Не разразясь над ним, рассеется гроза? 
 
Иль жизненный поток улегся в мирном ложе? 
Иль стало зло добром, надев его наряд? 
 
Все прежняя змея и в ней все тот же яд? 
 
Иль длинный ряд веков не прояснил вам зренье? 
Иль можете, слепцы, надежду вы питать, 
Чтоб то, что было век орудьем угнетенья, 
Могло орудием любви и блага стать? 
 
Иль на одни слова у вас хватило силы? 
Иль крик ваш криком был бессильного раба? 
Не плюйте на отцов бесславные могилы! 
Чем лучше сами вы? где ж дело? где борьба? 
 
Иль истощились вы в своем словесном пренье 
И вместо смелых дел вам сладок жалкий сон? 
Иль рады, что на вас надели в утешенье 
Каких-то мнимых прав заплатанный хитон? 
 
О горе! о позор! Где ж, гордые любовью, 
Свидетельства любви вы показали нам? 
Опять у вас в глазах исходит Польша кровью... 
А вы? Поете гимн державным палачам? 
 
Иль в жертвах и крови геройского народа, 
В его святой борьбе понять вы не могли, 
 
А не минутный спор из-за клочка земли? 
 
Иль ход истории достиг тоге предела, 
Где племя юное уж не несет с собой 
Ни свежих доблестей, ни свежих сил на дело 
И вслед тупым отцам идет тупой толпой? 
 
Иль тех, кто миру нес святое вдохновенье, 
Ведет одна корысть и мелочный расчет? 
Кто с песнью шел на смерть и возбуждал движенье, 
В мишурное ярмо покорно сам идет? 
 
И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье, 
И за стеной тюрьмы - тюремный звон цепей; 
Ни мысли движущей, ни смелого воззванья, 
Ни дела бодрого в родной стране моей! 
 
Так часто думаю, в своей глуши тоскуя, 
И жду, настанет ли святой, великий миг, 
Когда ты, молодость, восстанешь, негодуя, 
И бросишь мне в лицо названье: клеветник! 

1863 или 1864 (?)

* * *

Вечером душным, под черными тучами нас похоронят. 
 
Ночь будет бурная. Необоримою властью могучи, 
Громом, огнем и дождем разразятся угрюмые тучи. 
И над могилами нашими, радостный день предвещая, 
Радугу утро раскинет но небу от края до края. 

1864 или 1865 (?)

* * *

Зимние вьюги завыли 
В наших пустынях глухих, 
Саваном снега накрыли 
Мертвых они и живых. 

 
Крыша тяжелая - свод; 
Ветер полночный в ущелье 
Мне панихиду поет. 

1864 или 1865 (?)

* * *

 
По скатам голых гор ложится гуще тень; 
Глухая ночь идет... Придет и похоронит 
Еще один пустой, бесплодный день. 

Ты просишь радости, любви, борьбы, свободы? 
 
Что день? так провожать тебе придется годы 
И говорить: еще бесплодный год! 
 
А там и смерть придет, как эта ночь, - и канет 
Одним бесплодным днем вся жизнь во мрак немой... 
 
Бесплодный век бесплодною слезой. 

1865 (?)

ЭПИГРАММЫ

БОРОДЫ

 
Всем теперь ясно, куда либерализм этот вел. 
Слышатся толки везде о земских соборах и думах. 
Как же, "уставя брады", в них без бород заседать? 

КОНСТИТУЦИОНИСТ

 
Точно как будто кастрат стал о любви рассуждать. 

НЕДОРАЗУМЕНИЕ

Много у нас толковали в журналах о прессе свободной. 
Публика так поняла: гни нас свободно под пресс! 

Преданность вечно была в характере русского люда. 
Кто же не предан теперь? Ни одного не найдешь. 
Каждый, кто глуп или подл, наверное, предан престолу; 
Каждый, кто честен, умен, предан, наверно, суду. 

Каторгу даже и казнь именуют указы взысканьем: 
Взыскан (так понимай!) царскою милостью ты. 

Между 1862 и 1864 <?>

ПРИМЕЧАНИЯ

В настоящее издание вошли лучшие из оригинальных стихотворений Михайлова, его стихотворные переводы, повести и публицистические статьи.

Тексты публикуются по изданиям: М. Л. Михайлов. Собрание стихотворений. Л., "Советский писатель", 1969 ("Библиотека поэта". Большая серия); М. Л. Михайлов. Сочинения в 3-х томах. М., Гослитиздат, 1958.

В тех случаях, когда включались не вошедшие в названные издания произведения, они сверялись с последними прижизненными публикациями.

Оригинальные стихотворения и прозаические произведения расположены в хронологическом порядке.

При расположении переводных стихотворений сохранена композиция, выработанная самим Михайловым для издания: "Стихотворения М. Л. Михайлова". Берлин, 1862. Произведения и авторы, не вошедшие в это издание, даются в последовательности, определяемой историко-литературным процессом.

Американский поэт Г. Лонгфелло, в связи с традиционно сложившейся композицией, помещен среди английских поэтов.

Время написания многих произведений Михайлова может быть установлено лишь приблизительно. Поэтому даты под стихотворениями иногда обозначены крайними годами периода, на протяжении которого стихотворение написано. Дата, определенная временем первой публикации произведения, заключается в угловые скобки. Даты написания, установленные предположительно, отмечаются вопросительным знаком.

В примечаниях приняты следующие условные сокращения:

БдЧ - "Библиотека для чтения".

"Советский писатель", 1953 ("Библиотека поэта". Большая серия).

БС - М. Л. Михайлов. Собрание стихотворений. Л., "Советский писатель", 1969 ("Библиотека поэта". Большая серия).

Воспоминания - Н. В. Шелгунов, Л. П. Шелгунова, М. Л. Mихайлов. Воспоминания в 2-х томах. <М.>, "Художественная литература", 1967.

Гейне - Песни Гейне в переводе М. Л. Михайлова. СПб., 1858.

Гете - Собрание сочинений Гете в переводах русских писателей, изд. под ред. Н. В. Гербеля, т. I. СПб., 1878.

"Дело".

ЖО -"Живописное обозрение".

И - "Иллюстрация".

Изв. ОЛЯ - Известия Академии наук СССР. Отделение литературы и языка.

ЛА - Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения, т. 6. М. - Л., 1961.

"Литературная газета".

M - "Москвитянин".

H - "Неделя".

ОЗ - "Отечественные записки".

ПД - Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, г. Ленинград.

<1913>.

ПС Стих. - М. Л. Михайлов. Полное собрание стихотворений. М. - Л., "Academia", 1934.

PB - "Русский вестник".

РМ - "Русская мысль".

PC - "Русское слово".

"Современник".

Смирдин - Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя Александра Филипповича Смирдина, т. 6. СПб., 1859.

Соч. I, II, III - М. Л. Михайлов. Сочинения в 3-х томах. М., Гослитиздат, 1958.

Соч. 1950 - М. И. Михайлов. Сочинения в 2-х томах. Чита, 1950.

ССоч. - М. И. Михайлов. Собрание сочинений в 5-ти томах, т. I. Стихотворения. Чкалов, 1951.

ст. - стих.

Стих. 1862 - Стихотворения М. Л. Михайлова. Берлин, 1862.

Стих. 1866 - Стихотворения М. Л. Михайлова. СПб., 1866.

Шиллер I, II - Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов, изд. под ред. Н. В. Гербеля, тт. I, И. СПб., 1857.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Дорога (стр. 33). - Впервые - И, 1845, No 30, с. 478, с опечаткой в. ст. 11 ("вздор печальный"). Тема дороги, странствия часто использовалась поэзией XIX века. Как и в этом стихотворении, обычно подразумевалась не просто дорога, а, по выражению Байрона, "дорога жизни" (запись в дневнике Байрона от 21 января 1821 года). В русской поэзии образ дороги, странника нередок у Огарева, Плещеева, Пальма и других поэтов.

"Бывают дни - и дней таких немало..." (стр. 34). - Впервые - И, 1847, No 7, с. 111.

К стихам А. Шенье (стр. 34). - Впервые - ЛГ, 1847, No 11, с. 164, с цензурным искажением в ст. 8: "Как дышит эта жизнь нездешней красотой". Андре-Мари Шенье (1762-1794) - французский поэт и публицист.

Некрасова, Огарева, Добролюбова она прежде всего жертва социальной несправедливости, взывающая к сочувствию и помощи.

Помещик (стр. 36). - Впервые - ЛГ, 1847, No 19, с. 294, под заглавием "Охотник" и с большими цензурными искажениями:

Ст. 54 В себе воскресил я разгульный свой дух!

Ст. 59-64 С житьем ни за что не расстанусь раздольным,

Дышу теперь вдоволь я духом привольным!..

Изделья в деревне моей изучай!"

Эй, Ванька! Скорее собак собирай!

Эй, Сенька! Живее мне лошадь седлай!

Ст. 71-72 Что ж, Ванька-каналья! Чего же ты ждешь?

Текст и заглавие полностью восстановлены в БП. В кондитерских все я журналы, следил... - Кондитерские того времени являлись своеобразным читальным залом, где имелись свежие газеты и журналы. Жорж Санд - псевдоним французской писательницы Авроры Дюдеван (1804-1876), ее популярность в демократических кругах России 40-х гг. XIX в. была очень велика. Франсуа Гизо (1787-1874) - французский историк и политический деятель. "Пчела" - "Северная пчела", реакционная газета, издававшаяся с 1825 г. Ф. В. Булгариным. ...приятель мой, славянофил... - Далее следует сатирический выпад Михайлова против славянофильства, краеугольным теоретическим положением которого было отстаивание независимого от Европы развития России. Будучи консервативным по своему характеру, славянофильство видело возможность этого в сохранении и укреплении православия и патриархально-общинных основ допетровской Руси.

"Если б я вас снова встретил..." (стр. 38). - Впервые - ЛТ, 1847, No 23, с. 356.

"Еще в школе он был..." (стр. 39). - Впервые - ЛТ, 1847, No 23, с. 356. Восемь в червях - термин карточной игры.

Груня (стр. 40). - Впервые - И, 1847, No 27, с. 35.

Кольцов (стр. 41). - Впервые - ЛТ, 1847, No 49, с. 774, с заменой точками в ст. 5 слов "любовию святою". Алексей Васильевич Кольцов (1809-1842) принадлежал к числу наиболее любимых поэтов Михайлова. В прокламации "К молодому поколению", написанной Н. В. Шелгуновым при участии Михайлова, Кольцов назван в числе "лучших людей", которые вышли из недр русского народа (см.: Воспоминания, т. 1, с. 340). Имя Кольцова неоднократно встречается в произведениях Михайлова. В автобиографическом рассказе "Уленька" Михайлов вспоминает о своем раннем знакомстве с произведениями Кольцова. В романах "Стрижовые норы", "Вместе" строки Кольцова используются в качестве эпиграфов. Возможно, что непосредственным поводом к написанию стихотворения послужил выход в 1846 г. "Стихотворений" Кольцова со вступительной статьей Белинского.

На пути (стр. 42). - Впервые - ЛТ, 1848, No 14, с. 211.

Кабак (стр. 42). - Впервые - ЛТ, 1848, No 17, с. 266, с цензурными искажениями: без заглавия и пропуском строф 3 и 6. Впервые полностью, но без заглавия - ССоч.; полностью с заглавием - БП. По теме и ее разработке чрезвычайно близко к стихотворению Н. П. Огарева "Кабак" (1841).

Современный гидальго (стр. 43). - Впервые ЛТ, 1848, No 17, с. 265, без последней строфы. Гидальго (точнее - идальго) - испанский дворянин. Принадлежа к низшему разряду испанского дворянства, идальго прославились тем не менее своей кичливостью.

Антологические стихотворения - то есть такие, которые написаны на темы и в манере античной литературы, - были очень популярны в середине XIX века. Их создавали многие крупные поэты той эпохи. Отмечая Это явление, В. П. Боткин писал в одной из статей 1856 года: "В настоящее время, при распространившемся изучении греко-римской жизни и ее произведений, вошло в обыкновение писать пьесы античного или мифологического содержания" (В. П. Боткин. Соч., т. II, СПб., 1891, с. 379).

Наяда (стр. 45). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307. Наяда - древнегреческой мифологии нимфа озер, рек и ключей.

Жатва (стр. 45). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307. Помона - в римской мифологии богиня плодов. Цианы. - Здесы васильки.

"В косы зачем заплела ты кудри густые, Дорида?.." (стр. 46). - Впервые - ЛГ, 1848, No 20, с. 307.

"Мне жаль тебя... Семья жестоко..." (стр. 47). - Впервые - И, 1848, No 40, с. 247.

"Бывало, в беседке..." (стр. 47). - Впервые - И, 1848, No 42, с. 275.

"Я видел во сне человечка..." (стр. 48). - Впервые - С, 1852, No 8, с. 327, в составе романа "Камелия" (см. вступительную статью).

"Когда ж минует испытанье?.." (стр. 49). - Впервые - "Нива", 1910, No 15, с. 290 (другая редакция), со следующими разночтениями: ст. 1: "Когда пройдут искуса годы?"; ст. 4: "Животворящий луч свободы?"; ст. 8-9: "Когда же тьма сойдет с востока? // Когда под заревым огнем". В настоящей редакции впервые - сб. "Шестидесятые годы", М.-Л., 1940, с. 448. Стихотворение обращено Михайловым к родной стране; в одном из списков оно носило название "России". Столб Мемнона - колоссальная статуя египетского фараона Аменофиса (Аменхотепа III), установленная недалеко от Фив; при восходе солнца статуя издавала странный звук, напоминающий звук лопающейся струны.

"Как храм без жертв и без богов..." (стр. 49). - Впервые "Нива", 1910, No 15, с. 290.

"Спали, господь, своим огнем..." (стр. 50). - Впервые - БП, с. 112. Создано в период Крымской войны и направлено против казенного патриотизма части русских литераторов. Стихотворение, возможно, имеет конкретного адресата - поэта Ф. Н. Глинку, автора нескольких ультрапатриотических стихотворений, появившихся в это время (см., например: "Северная пчела", 1854, No 2).

Перепутье (стр. 50). - Впервые - в кн.: Л. П. Шелгунова. Из далекого прошлого. СПб., 1901, с. 58. Стихотворение было написано в альбом Шелгуновой.

На пути (стр. 50). - Впервые - PC, 1859, No 12, с. 243. Стихотворение обращено к Л. П. Шелгуновой и было написано в ее альбом, с подзаголовком "Май 1856" и датой: "Лисино, 10 июня 1857 года" (см.: "Литературный архив", изд. П. А. Картавовым. СПб., 1902, с. 89). П. В. Засодимский в своих воспоминаниях полностью приводит это стихотворение, как наиболее ярко характеризующее отношение Михайлова к Л. П. Шелгуновой (см.: П. В. Засодимский. Из воспоминаний. М., 1908, с. 432).

Апостол Андрей (стр. 51). - Впервые - ПССтих., с. 605. Апостол Андрей Первозванный, согласно библейской легенде, один из двенадцати учеников Христа, первый, который был призван (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 41). По преданию, зафиксированному в русской летописи "Повесть временных лет", Андрей проповедовал христианство в Древней Руси. В летописи же и находится эпизод, использованный Михайловым в стихотворении. Даниил - библейский пророк, был брошен в ров на растерзание львам, но звери не тронули его (Книга пророка Даниила, гл. 6). Вавилонская печь - огненная печь, в которую, как рассказывается в Библии, царь Вавилона Навуходоносор приказал бросить трех отроков за отказ поклониться золотому истукану. Отроки остались невредимы и, стоя в печи, пением славили бога (Книга пророка Даниила, гл. 3). Патрас - древнегреческий город, в котором, согласно христианской легенде, был распят апостол Андрей. ...Великий у русских царит чело* век... II И орден апостолу в честь создает... - Речь идет о Петре I. В 1698 г. им был учрежден орден Андрея Первозванного, высший орден Российской империи.

"О сердце скорбное народа!.." (стр. 56). - Впервые - ПССтих., с. 620. Стихотворение написано, по-видимому, вскоре после обнародования манифеста об "освобождении крестьян". Михайлов, по свидетельству П. Д. Боборыкина, считал манифест "ловушкой и обманом и не предвидел для крестьян ничего, кроме новой формы закрепощения" (П. Д. Боборыкин. Воспоминания. За полвека, т. I. М., 1965, с. 234).

Вадим (стр. 57). - Впервые - ПССтих., с. 610, с искажением в строфе 20 ("Пусть погибнет наше дело, // Не умрем..."). Исправлено в Соч.

1950. Герой стихотворения, Вадим Храбрый - лицо историческое. В Никоновской летописи содержится сообщение, что в 863 г. Вадим встал во главе восставших против власти Рюрика новгородцев и был убит. Русская литература конца XVIII - начала XIX в. нередко обращалась к этому событию древней русской истории. Образ Вадима - тираноборца, защитника прав вольного Новгорода - был создан уже Я. Б. Княжниным в трагедии "Вадим Новгородский" (1789). Подвиг Вадима становится темой многих произведений поэтов-декабристов: о нем пишут В. Ф. Раевский, В. К. Кюхельбекер, К. Ф. Рылеев. Пушкин вынашивал замыслы трагедии и поэмы о Вадиме; поэму "Последний сын вольности", посвященную Вадиму, создал Лермонтов. Стихотворение Михайлова продолжает, таким образом, традиции передовой русской литературы в разработке этого образа.

Пятеро (стр. 61). - Впервые - ПССтих., с. 614, с пропуском непрочтенных слов в ст. 25. Стихотворение посвящено памяти пятерых казненных декабристов: К. Ф. Рылеева, П. И. Пестеля, С. И. Муравьева-Апостола, М. П. Бестужева-Рюмина и П. Г. Каховского. Михайлов считал себя и своих единомышленников наследниками дела декабристов. Прокламация "К молодому поколению" завершалась словами: "...да ведут...на великое дело, а если нужно, то и на славную смерть за спасение отчизны, тени мучеников 14 декабря!" (Воспоминания, т. 1, с. 350). ...В безвестную могилу их зарыли... - Тела казненных декабристов, по преданию, были зарыты на острове Голодае (теперь Остров декабристов). Близ места вашей казни // Есть пышный храм... - Декабристы были повешены 13(25) июля 1826 г. на валу Петропавловской крепости. В соборе Петропавловской крепости находятся гробницы русских царей, начиная с Петра I и кончая Александром III.

Беспокойство (стр. 63). - Впервые - ПССтих., с. 622. После чтения "Сев. пчелы"... - Летом 1862 г. "Северная пчела" поместила на своих страницах материалы, свидетельствующие о "возбуждении умов" в России.

"Если лет бесстрастный холод..." (стр. 63). - Впервые - ОЗ, 1870, No 1, с. 168, с подписью: "Мих. M-в".

"Горя, шуму и досады..." (стр. 64). - Впервые - ПССтих., с. 633. Обращено к Л. П. Шелгуновой.

"Как долгой ночью ждет утра..." (стр. 64). - Впервые - ОЗ, 1870, No 4, с. 436, с подписью: "М. М.". Обращено к Л. П. Шелгуновой.

Аррия (стр. 65). - Впервые - ОЗ, 1870, No 1, с. 264, с подписью: "Мих. M-в". В ПССтих., с. 540, отнесено к переводным стихотворениям.

Аррия - римлянка, жена консула Ценины Пэта, приговоренного к смерти за участие в заговоре против императора Клавдия в 42 г. Пэт решил кончить жизнь самоубийством, но заколебался. Тогда Аррия первой вонзила себе в грудь кинжал и, выдернув его, передала мужу со словами: "Пэт, не больно" (см.: Плиний Младший. Письма, III, 16, а также: Тацит. Анналы, XVI, 34). Этот пример необычайного мужества часто использовался в европейской литературе (особенно подробно пересказан М. Монтенем в его "Опытах"). Жизнь уходила молодая. - В действительности Аррия к моменту смерти имела уже взрослую дочь. Говоря о молодости Аррии, Михайлов хочет подчеркнуть ее мужество.

"Долиной пышной шли мы рядом..." (стр. 66). - Впервые - Д, 1866, No 2, с. 33, с пропуском ст. 57-60 и 73-76 и подписью: "Л. Шелгунова"; полностью - ПССтих., с. 600, с искажением ст. 1, 35, 53. Искажения устранены в БП. Обращено к Шелгуновой. Имя Михайлова было под запретом, поэтому ряд его произведений печатался с подписью Шелгуновой.

"Снова дней весенних..." (стр. 68). - Впервые - ПССтих., с. 634. Написано на Казаковском прииске. "С томительным нетерпением, - писал Михайлов в "Записках", - ждал я весны, следил каждый день за этими горами, за этим лугом, которые начинали зеленеть так туго... Теперь так хорошо все кругом моего жилища; зеленая падь полна цветов, горы тоже позеленели и стоят уже не сплошной темной грудой... Из-за этих гор идут несколько дорог к самому почти дому; но как редко, какими урывками приходят по этим дорогам дорогие вести!" (Соч. III, с. 613-614).

"Вышел срок тюремный..." (стр. 69). - Впервые - ОЗ, 1870, No 1, с. 98, с подписью: "Мих. M-в". В начале марта 1862 года Михайлов, с разрешения начальника Нерчинского горного округа О. А. Дейхмана, поселился на Казаковском золотом прииске у своего брата, Петра Ларионовича, горного инженера, и был неофициально освобожден от каторжных работ. "...Я мог бы воскликнуть: "Берег!", - писал Михайлов в "Записках", - если бы и этот берег, несмотря на все свои внешние удобства, не был все-таки если не тюрьмой, так землею изгнания" (Соч. III, с. 613).

"Говорят, весна пришла..." (стр. 69). - Впервые - Н, 1874, No 1, стлб. 14, под заглавием: "Из посмертных стихотворений М. Л. M-ва". Обращено к Л. П. Шелгуновой. Предположение, что стихотворение написано Михайловым во время его пребывания на Казаковском прииске, впервые сделано в БП, с. 147; см. также: БС, с. 107 и 528. В других изданиях стихотворение отнесено к 1857 или 1858 годам.

"Зарею обновленья..." (стр. 70). - Впервые - Д, 1866, No 2, с. 64, с подписью: "Л. Шелгунова". Обращено к Шелгуновой.

"днем гнева" народное восстание, которое с нетерпением ожидалось революционными демократами сначала в 1861 г., а затем весной 1863 г., когда заканчивался срок временно-обязанного состояния крестьян и подписания уставных грамот.

Деспоту (стр. 70). - Впервые - ПССтих., с. 615. Обращено к Александру II.

"Минуты горького сомненья..." (стр. 71). - Впервые - ПССтих., с. 630.

"Только помыслишь о воле порой..." (стр. 71). - Впервые - Н, 1874, No 1, с. 14, под рубрикой "Из посмертных стихотворений М. Л. M-ва".

"Ведь только строчка лишь одн а..." (стр.. 72). - Впервые - ПССтих., с. 628. Обращено к Шелгуновой.

"Всегда, везде ты, друг, со мной..." (стр. 72). - Впервые -" ПССтих., с. 628. Обращено к Шелгуновой.

"Идут года, но все сильней любовь..." (стр. 72). - Впервые - ПССтих., с. 634. Обращено к Шелгуновой.

"Знаю, что ты память..." (стр. 73). - Впервые - ПССтих., с. 633. После смерти Михайлова Шелгунова издала многие его произведения: стихотворения, очерки, рассказы. В своих записках "Из далекого прошлого" она тепло вспоминает Михайлова и пишет о впечатлении, которое произвел он на нее в начале их знакомства: "...остроумнее, привлекательнее и интереснее Михайлова ничего быть не могло" (Воспоминания, т. 2, с. 60).

"Вам смешно, что часто..." (стр. 73). - Впервые - ПССтих., с. 634.

Послание узника (стр. 74). - Впервые - Н, 1876, No 1, стлб. 25, с подписью: "М-в", и с подзаголовком: "Из посмертных стихотворений M-ва". Существует предположение, что стихотворение представляет собой либо ответ на "Послание Мих. Ил. Михайлову" П. Л. Лаврова, либо на недошедшее до нас послание Михайлову студентов (см.: Соч. 1, с. 551).

"И за стеной тюрьмы - тюремное молчанье..." (стр. 74). - Впервые - ПССтих., с. 631. Стихотворение написано под впечатлением мрачных известий, доходивших до Михайлова: кровавое подавление восстания в Польше (1863), усиление реакционных настроений в России.

"Вечером душным, под черными тучами нас похоронят..." (стр. 77). - Впервые - Д, 1867, No 3, с. 76, с подписью: "Л. Шелгунова".

"Зимние вьюги завыли..." (стр. 77). - Впервые- Д, 1867, No 3, с. 136, с подписью: "Л. Шелгунова".

"Вечерний ветер встал и по ущельям стонет..." (стр. 77). - Впервые - ПССтих., с. 628.

ЭПИГРАММЫ

толки везде...В среде либерального дворянства большой популярностью в это время пользовалась идея о созыве царем Земской думы или Земского собора. ..."уставя брады"... - выражение из сочинения Г. К. Котошихина "О России в царствование Алексия Михайловича" (1666).

Конституционист (стр. 78). - Впервые - ПССтих., с. 622.

Недоразумение (стр. 78). - Впервые - ПССтих., с. 622.

Преданность (стр. 79). - Впервые - ПССтих., с. 622.

Взыскание (стр. 79). - Впервые - ПССтих., с. 621.