Стихотворения

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Минаев Д. Д.
Категория:Стихотворение

Дмитрий Минаев

Стихотворения

Библиотека поэта. Большая серия.

Поэты "Искры". В двух томах

Том второй. Д. Минаев, В. Богданов, Н. Курочкин, П. Вейнберг, Г. Жулев, В. Буренин, Н. Ломан, А. Сниткин

Издание третье

Л., "Советский писатель", 1987

СОДЕРЖАНИЕ

II

246. Газете "День"

247. Загадка ("Кто на Руси возрастил красноречья афинского розы?..")

248-249. На художественной академической выставке

1. Нищие (г. Гаугера)

2. К картине "Битая дичь" г. Граверта

250. Надпись к роману г. Боборыкина "В путь-дорогу!"

251. К пьесе "Чужая вина" г. Устрялова

252. Боборыкину в роли Чацкого

253. Аналогия стихотворца

254. При посылке романа "Взбаламученное море"

255. По прочтении драмы "Мамаево побоище"

"Дело и отдых"

257. Пушкину, после вторичной его смерти

258. Н. Щербине, издавшему сборник "Пчела"

259. "В ресторане ел суп сидя я..."

260-261. Заметки (Подражание московскому поэту)

1. "На нашей почве урожайной..."

2. "Проснулась в нем страстей игра..."

262. У входа в прессу

263. Безымённому журналисту

264. "У тебя, бедняк, в кармане..."

265. "Каков талант? И где ж его..."

266. Опровержение

267. Клевета

268. "Нельзя довериться надежде..."

269. "Я не гожусь, конечно, в судьи..."

270. Журналу "Нива

271. Протест

272. История одного романиста

273. Вопрос

274. Артисту-любителю

<икеши>ну

276. Я. Полонскому, по поводу его книги "Снопы"

277. При чтении романа "При Петре I", соч. Клюшникова и Кельсиева

278. Параллель

279. По прочтении романа И. Тургенева "Вешние воды"

280. Печальный выигрыш

281. <Осенняя виньетка> ("Кислая осень в окошко врывается...")

282. На союз Ф. Достоевского с кн. Мещерским

283. М. Н. Л<онгино>ву

284. В Финляндии

285-286. Трели и сигналы отставного майора М. Бурбонова

1. "Мой булочник стал дурно булки печь..."

2. "Два бедняка из лавки угловой..."

287. ""Какого мненья вы об С.?" - "Да о котором?""

288. В. Якобий. (Портрет г-жи Р-сой)

289. Журналу, переменившему редактора

290. Кн. В. Мещерскому

291. Александрийскому театру

292. Чиновным немцам

293. Необходимая оговорка

295. Зоилу

296. Хапалов. "Портрет старушки"

297. После бенефиса

298. "Что ж, чокнемся в последний раз..."

299. Б. М<аркеви>чу. ("На днях, влача с собой огромных два портсака...")

300. "Едва ль придет художнику охота..."

301. Хлеб и соль

302. Ю. Леман. "Дама под вуалью"

303. И. Крамской. "Портрет художника И. Шишкина"

304. Либерал от "Порядка"

305. В альбом, Круппу-младшему, приехавшему в Петербург

306. <М. Т. Лорис-Меликову>. ("Как член российской нации...")

307-308. М. Н. К<атко>ву

1. "С толпой журнальных кунаков..."

2. "В доносах грязных изловчась..."

309-310. Отголоски о цензуре

1. "О Зевс! Под тьмой родного крова..."

2. В кабинете цензора......."

311. "Понемножку назад да назад..."

313. Новая новинка

314. "Лес" (И. Шишкина)

315. "Сапожник" (Кочетова)

316. "Вестнику Европы"

317. Закулисный слух

318. Справедливое опасение

319. <Е. М. Феоктистову> ("Островский Феоктистову...")

320. Мадригал

321. Жижиленко

322. В. Кокорев

323. N. N. ("Он знает, где зимуют раки...")

324. Одному из лекторов

325. Вик. Крылову

326. <В. П. Буренину>. ("По Невскому бежит собака...")

III

327. Ад. Поэма в трех песнях. (Подражание Данте)

328. Москвичи на лекции по философии. (Шутка-водевиль в одной сцене)

329. Нигилист. Поэма

330. Демон. Сатирическая поэма. Песня первая

331. Две эпохи. Поэма

Пейзаж

Песня работников

Эпиграмма (На И. И. Панаева?)

II

246. ГАЗЕТЕ "ДЕНЬ"

"Дню" мадригала лучше нет:
"Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет".

1861 или 1862

247. ЗАГАДКА

Кто на Руси возрастил красноречья афинского розы?
В веке прогресса, скажи, кто казаков угадал?
Кто Славянин молодой, Греч мощью, а духом Булгарин
Вот загадка моя: хитрый свистун, разреши.

1862

248-249. НА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ АКАДЕМИЧЕСКОЙ ВЫСТАВКЕ

1

НИЩИЕ (г. ГАУГЕРА)

В этих нищих мы напрасно
Бедняков несчастных ищем:
Мне, смотря на них, ужасно
Быть таким хотелось нищим.

1862

2

К КАРТИНЕ "БИТАЯ ДИЧЬ" г. ГРАВЕРТА

Можно здесь разом постичь,
Что на картинах пред нами находится
Дичь, господа, только дичь!..

1863

250. НАДПИСЬ К РОМАНУ г. БОБОРЫКИНА

"В ПУТЬ-ДОРОГУ!"

"В путь-дорогу!" - новейший роман!
Для какой же он публики дан?
Да спасут Боборыкина боги:
Сбился он и с пути и с дороги.

1862 или 1863

251. К ПЬЕСЕ "ЧУЖАЯ ВИНА" г. УСТРЯЛОВА

Эта драма назваться должна,
Чтоб избегнуть скандала немалого,
Уж совсем не "Чужая вина",
А вина - господина Устрялова.

1863 или 1864

252. БОБОРЫКИНУ В РОЛИ ЧАЦКОГО

Карету мне, карету!
"Горе от ума", акт IV
Я об одном лишь плакал факте,
Что Боборыкину карету
Не предложили в первом акте.

1864

253. АНАЛОГИЯ СТИХОТВОРЦА

"Я - новый Байрон!" - так кругом
Ты о себе провозглашаешь.
Согласен в том:
Поэт Британии был хром,
А ты - в стихах своих хромаешь.

<1865>

254. ПРИ ПОСЫЛКЕ РОМАНА "ВЗБАЛАМУЧЕННОЕ МОРЕ"

Доктора в леченьи странны.
Все они - не смело ли? -
Говорят: морские ванны
Многим пользу делали.
Эта книга тоже "море
Взбаламученное",
Встретит в ней большое горе
Грудь измученная.
Я на ванны эти сетую,
И купаться в море этом
Вам я не советую.

Между 1863 и 1865

255. ПО ПРОЧТЕНИИ ДРАМЫ "МАМАЕВО ПОБОИЩЕ"

Своею драмой донимая,
Ты удивил весь Петербург:
Лишь только в свите у Мамая
Мог быть подобный драматург.

1864 или 1865

256. А. МАЙКОВУ И Ф. БЕРГУ,

СТАВШИМ ПОСТОЯННЫМИ СОТРУДНИКАМИ

ДЕТСКОГО ЖУРНАЛА "ДЕЛО И ОТДЫХ"

Вы правы, милые певцы!
Всё изменяется на свете:
Не признавали вас отцы,
Так, может быть, признают дети.

1865

257. ПУШКИНУ, ПОСЛЕ ВТОРИЧНОЙ ЕГО СМЕРТИ

Гоним карающим Зевесом,
Явился Писарев Дантесом
И вновь поэта расстрелял.

1865

258. Н. ЩЕРБИНЕ,

ИЗДАВШЕМУ СБОРНИК "ПЧЕЛА"

Поэт! к единственной я склонен похвале:
"Пчела" Булгарина сродни твоей "Пчеле".

1865

259

В ресторане ел суп сидя я,
Суп был сладок, как субсидия,
О которой сплю и думаю,
Соблазняем круглой суммою.

1865 (?)

260-261. ЗАМЕТКИ

(ПОДРАЖАНИЕ МОСКОВСКОМУ ПОЭТУ)

1

"На нашей почве урожайной
Растит и тупость семена..." -
Так молвил в злобе чрезвычайной
Поэт, воспрянувший от сна.
Вы правы, злобою алея:
В одни и те же времена
Таланта Пушкина лилея
И вашей музы белена.

2

Проснулась в нем страстей игра,
За то, что мысль не сходит к барду,
И вместо прежнего пера
Схватился он за алебарду.
Напрасно, будочника вид
Приняв, он ею машет гордо,
Но на Парнасе Держиморда
Уж никого не устрашит.

1866

262. У ВХОДА В ПРЕССУ

"Кто там?" - "Я истина". - "Назад!
В вас наша пресса не нуждается".
- "Я честность!" - "Вон!" - "Я
разум!" - "Брат,
Иди ты прочь: вход запрещается".
- "Ты кто такая?" - "Пропусти
Без разговоров. Я - субсидия!.."
- "А, вы у нас в большой чести:
"

<1867>

263. БЕЗЫМЁННОМУ ЖУРНАЛИСТУ

Сразить могу тебя без всякого усилья,
Журнальный паразит:
Скажу, кто ты и как твоя фамилья,
И ты - убит.

<1868>

264

У тебя, бедняк, в кармане
Грош в почете - и в большом,
А в затейливом романе
Миллионы нипочем.
Холод терпим мы, славяне,
В доме месяц не один.
А в причудливом романе
Топят деньгами камин.
От Невы и до Кубани
Идиотов жалок век,
"Идиот" же в том романе
Самый умный человек.

1868

265

Поймет простой народ?
Он сам напишет "Лешего"
И сам его споет...
Слез много нами вылито,
Что он в певцы пошел...
Иван Сергеич! Вы ль это?
Вас Леший обошел.

1868

266. ОПРОВЕРЖЕНИЕ

Чтоб утонуть в реке, в нем сердце слишком робко,
К тому же, господа, в воде не тонет пробка.

<1870>

267. КЛЕВЕТА

Не верьте клевете, что мы стоим на месте,
Хоть злые языки про это и звонят...
Нет, нет, мы не стоим недвижно, но все вместе
И дружно подвигаемся... назад.

<1870>

268

Нельзя довериться надежде,
Она ужасно часто лжет:
Теперь доносы подает.

<1870>

269

Я не гожусь, конечно, в судьи,
Но не смущен твоим вопросом.
Пусть Тамберлик берет do грудью,
А ты, мой друг, берешь do - носом.

<1870>

270. ЖУРНАЛУ "НИВА"

Пусть твой зоил тебя не признает,
Мы верим в твой успех блистательный и скорый:
Лишь "нива" та дает хороший плод,
Навоза не жалеют для которой.

1870

271. ПРОТЕСТ

Я Марса одного недавно назвал Марсом...
Ну, кажется, скромней не может быть печать,
Но Марс обиделся и просто лютым барсом
Хотел меня на части разорвать.
Ведь после этого житья нет в божьем мире,
Ведь после этого, отбросив всякий фарс,
"картофеля в мундире",
Чтоб не обиделся иной мундирный Марс.

<1871>

272. ИСТОРИЯ ОДНОГО РОМАНИСТА

Коротенькие мысли, коротенькие строчки,
Клубничные намеки от точки и до точки,
Широкие замашки и взгляд мещански узкий,
Язык преобладающий - не русский,
а французский;
Легко всё очень пишется и без труда читается,
И из голов читателей тотчас же испаряется.

<1871>

273. ВОПРОС

Послушать вас - вам все сродни на свете.
Заговорят случайно о Гамбетте -
Окажется Гамбетта ваш confrere {*};
{* Собрат (франц.). - Ред.}
Рошфор - ваш кум, граф Бисмарк - друг
завзятый,
Гюго - земляк, и однокашник - Тьер,
Везде у вас друзья - их сорок сороков -
В Париже, в Лондоне, в Берлине и в Мадриде,
И вертится вопрос у ваших земляков:
Как вам приходится, пожалуйста, скажите,
Знакомец наш всеобщий - Хлестаков?

<1871>

274. АРТИСТУ-ЛЮБИТЕЛЮ

"Служителем искусства" постоянно
Ты, милый мой, привык себя считать.
Что ты "служитель" - это мне не странно,
Но об искусстве-то зачем упоминать?..

<1871>

275. М. О. М<ИКЕШИ>НУ

Художник смелый наш, Орфей в карикатуре!
Таланта твоего нельзя не оценить:
Ты камни заставляешь говорить...
О собственном бессилии в скульптуре.

<1871>

276. Я. ПОЛОНСКОМУ,

"СНОПЫ"

В поэте этом скромность мне знакома,
Но все-таки я очень поражен:
Свои стихи "Снопами" назвал он.
А где снопы, там и солома.

1871

277. ПРИ ЧТЕНИИ РОМАНА "ПРИ ПЕТРЕ I"

СОЧ. КЛЮШНИКОВА И КЕЛЬСИЕВА

По паре ног у них двоих,
Теперь же видя вкупе их,
Два автора, на удивленье многим,
Являются одним четвероногим.

1871

278. ПАРАЛЛЕЛЬ

<1>

ПЕРЕД ДОМОМ ВЯЗЕМСКОГО

(НА КАМЕННООСТРОВСКОМ ПРОСПЕКТЕ)

"Какой прелестный дом! Всё, до пустых безделиц,
Изящно в здании. Сказать могу вперед,
Что множество людей живет в нем..."- "В нем живет
Всего один домовладелец".

<2>

(НА СЕННОЙ ПЛОЩАДИ)

"Что за развалины! Скажите, мой любезный:
Тут разве крысы могут только жить!"
- "В нем столько жителей, что городок уездный
Не в состояньи всех их поместить".

<1872>

279. ПО ПРОЧТЕНИИ РОМАНА И. ТУРГЕНЕВА

"ВЕШНИЕ ВОДЫ"

Недаром он в родной стране
Слывет "талантом"... по преданьям;
Заглавье вяжется вполне
В его романе с содержаньем.
При чтеньи этих "Вешних вод"
И их окончивши, невольно
Читатель скажет в свой черед:
"Воды действительно довольно..."

1872

280. ПЕЧАЛЬНЫЙ ВЫИГРЫШ

"Я дом купил!" - "Ах, очень рад!"
- "Постойте радоваться: вскоре
".
- "О боже мой, какое горе!"
- "Но адвокат вернул назад
Мне этот дом". - "Вот так удача!"
- "Ну, нет большой удачи в том:
Мой адвокат взглянул иначе
И за "защиту" взял мой дом".

<1873>

281. <ОСЕННЯЯ ВИНЬЕТКА>

Кислая осень в окошко врывается.
Дома сидеть невозможно никак:
Выйдешь на улицу - злость разыграется:
Сырость и грязь отравят каждый шаг.
Целые сутки льет дождь с неба хмурого,
Некуда деться от сонной тоски,
Будто бы ты все статьи Гайдебурова
Перечитал от доски до доски.

<1873>

282. НА СОЮЗ Ф. ДОСТОЕВСКОГО

С КН. МЕЩЕРСКИМ

Союзу их никто не удивился.
Что ж! первый дописался до "Бесов",
До чертиков другой договорился.

1873

283. М. Н. Л<ОНГИНО>ВУ

За что - никак не разберу я -
Ты лютым нашим стал врагом.
Ты издавал стихи в Карлсруэ,
Мы - их в России издаем.
Мы шевелить старались вместе
Ты - мозг спинной, мы - головной;
Читает нас жених невесте,
Тебя же муж перед женой
Читать, наверно, побоится,
И только, может быть, хмельной
Иным стихом проговорится.
За что ж накладывать на нас
Ты любишь цензорскую лапу?
За то ль, что новый наш Парнас
Не служит более Приапу?
В различьи наших свойств таится?
Так мать-блудница иногда
На дочь невинную косится.

Первая половина 1870-х годов

284. В ФИНЛЯНДИИ

Область рифм - моя стихия,
И легко пишу стихи я;
Без раздумья, без отсрочки
Я бегу к строке от строчки,
Даже к финским скалам бурым
Обращаясь с каламбуром.

<1876>

285-286. ТРЕЛИ И СИГНАЛЫ

ОТСТАВНОГО МАЙОРА М. ВУРБОНОВА

1

Мой булочник стал дурно булки печь,
За что его я поспешил распечь:
"Я гласности предам дурное ваше тесто!"
А он мне отвечал: "Ну что ж, держите речь,
"Про тесто" не было у нас еще "протеста"".

2

Стащили колбасу, поели и - попались.
Известно, к мировому... Мировой
Спросил их, не входя в особенный анализ:
"Скажите: да иль нет -
На колбасу вы в лавке покушались?"
- "Покушали-с!" - наивный был ответ.

<1876>

287

"Какого мненья вы об С.?" - "Да о котором?"
- "О fils'e: ведь на сцене только fils!" {*}
{* Сын (франц.). - Ред.}
- "Он - я о нем замечу не с укором:
Актера сын, племянник трех актрис,
Но самого его кто ж назовет актером?.."

<1877>

288. В. ЯКОБИЙ

ПОРТРЕТ Г-ЖИ Р - СОЙ.

Так много таланта и чувства
Потрачено, но, скажем прямо:
Атласному платью реклама

1877

289. ЖУРНАЛУ,

ПЕРЕМЕНИВШЕМУ РЕДАКТОРА

Мы перемены в нем дождались,
Но пользы нет и нет пока:
Переменили ямщика,
А клячи прежние остались.

1877

290. КН. В. МЕЩЕРСКОМУ

"Я внук Карамзина!" -
Изрек в исходе года
Мещерский. - "Вот-те-на!"
Пошел такого рода
Гул посреди народа:
"При чем же тут порода?
И в наши времена -
В семье не без урода".

1877

291. АЛЕКСАНДРИЙСКОМУ ТЕАТРУ

Мировой судья Трофимов за известные деянья
Скоро будет вместо штрафа иль другого наказанья
Приговаривать виновных всех спектакля на два, на три,

<1878>

292. ЧИНОВНЫМ НЕМЦАМ

В России немец каждый,
Чинов страдая жаждой,
За них себя раз пять
Позволит нам распять.
По этой-то причине
Перед тобою, росс,
Он задирает нос
При ордене, при чине:
Для немца ведь чины
Вкуснее ветчины.

<1879>

293. НЕОБХОДИМАЯ ОГОВОРКА

Текущей журналистику назвать,
Конечно, можем мы, и это правда сущая:
Она поистине "текущая",
Но только вспять.

<1879>

Он всюду тут как тут, живет во весь карьер,
Он новости до их рожденья слышит,
Он за два месяца уж чует, например,
Кто женится и кто на ладан дышит...
A livre ouvert {*} играет он и пишет,
И даже врет a livre ouvert.
{* Без подготовки (франц.). - Ред.}

<1879>

295. ЗОИЛУ

Ведя журнальные дебаты,
Страшись одной ужасной казни:
Того гляди, из неприязни
Укусишь самого себя ты
И сгинешь от водобоязни.

<1879>

296. ХАПАЛОВ

"ПОРТРЕТ СТАРУШКИ"

Хапалов даровит, быть может, только дар-то
Особый у него, и в наши времена
"Морщин топографическая карта"
Портретом называться не должна.

1879

297. ПОСЛЕ БЕНЕФИСА

"Чья же пьеса нынче шла?"
- "Александрова". - "Была
С шиком сыграна, без шика ли?"
- "С шиком, с шиком: громко шикали".

1879

298

Что ж, чокнемся в последний раз
И будем ждать ответа:
Весна чем разутешит нас,
Чем огорошит лето,
Каких ждать осенью тревог,
Чья уцелеет шкурка -
Об этом знает только бог
Да губернатор Гурко.

1879 или 1880

299. Б. М<АРКЕВИ>ЧУ

На днях, влача с собой огромных два портсака,
Приплелся он в вокзал; с лица струился пот...
"Ему не донести!" - вкруг сожалел народ,
Сказал: "Не беспокойтесь - донесет!.."

1879 или 1880

300

Едва ль придет художнику охота
Когда-нибудь писать его портрет:
На свете прозябая много лет,
Он сам похож на копию с кого-то.

<1880>

301. ХЛЕБ И СОЛЬ

Хлеб с солью дружен... Так подчас
Болтаем мы иль просто мелем;
Но часто "соль земли" у нас
Сидит без хлеба - по неделям.

<1880>

302. Ю. ЛЕМАН

"ДАМА ПОД ВУАЛЬЮ"

Мысль Лемана развить задумавши упрямо,
Явилась у меня задача сумасшедшая:
Картину написать на тему "Дама,
Из комнаты ушедшая".

1880

"ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА И. ШИШКИНА"

Когда к портрету только подойдешь,
То крикнешь, в пафосе хохол свой теребя,
Что более портрет на Шишкина похож,
Чем сам оригинал на самого себя.

1880

304. ЛИБЕРАЛ ОТ "ПОРЯДКА"

Либерал от ног до темени,
Возвещал он иногда:
"До поры лишь и до времени
Я молчу, - но, господа,
Будет случай, и могучее
Слово я скажу, клянусь!"
И - того дождался случая:
"Говорите, сударь, ну-с!"
И, прищуря глазки карие,
На свой фрак роняя пот,
Из времен Гистаспа Дария
Рассказал он анекдот.

1880

305. В АЛЬБОМ. КРУППУ-МЛАДШЕМУ,

Ем ли суп из манных круп
Или конский вижу круп -
Мне на ум приходит Крупп,
А за ним - большая масса,
Груда "пушечного мяса"...
Ах, да будет не тернист
Путь такого человека:
Он великий гуманист
Девятнадцатого века!

1880

306. <М. Т. ЛОРИС-МЕЛИКОВУ>

Как член российской нации,
Привык к субординации...
Ввиду ж порядка строгого
Мы просим, граф, немногого:
Вы дайте конституцию,
На первый раз хоть куцую!

1880

307-308. М. Н. К<АТКО>ВУ

1

С толпой журнальных кунаков
Своим изданьем, без сомненья,
В России Третье отделенье.

2

В доносах грязных изловчась,
Он даже, если злобой дышит,
Свою статью прочтет подчас,
То на себя донос напишет.

1880 или 1881

309-310. ОТГОЛОСКИ О ЦЕНЗУРЕ

1

О Зевс! Под тьмой родного крова
Ты дал нам множество даров,
Уничтожая их сурово,
Дал людям мысль при даре слова
И в то же время - цензоров!!

<1881>

2

В КАБИНЕТЕ ЦЕНЗОРА

Здесь над статьями совершают
Вдвойне убийственный обряд:
Как православных - их крестят
И как евреев - обрезают.

<1873>

311

На такую придем мы дорожку,
Что загонят нас всех, как телят,
За Уральский хребет понемножку.
Мы воздвигнем себе монумент,
Монументов всех выше и краше,
И в один колоссальный Ташкент
Обратится отечество наше.

<1881>

312. НА КОМ ШАПКА ГОРИТ?

Имея многие таланты,
К несчастью, наши интенданты
Преподозрительный народ.
Иной, заслыша слово "ворон",
Решает, что сказали: "вор он!" -
И на его, конечно, счет;
А если кто проговорится
Невинным словом "воробей",
Он начинает сторониться,
Поймавши звуки: "вора бей!"

<1881>

313. НОВАЯ НОВИНКА

Украсился журнальный огород,
И новая в нем появилась грядка,
Но скукою "порядочной" несет
От первого же нумера "Порядка",
Хоть даже сам Тургенев очерк дал,
Чтоб оживить хоть несколько изданье.
Так в дом купца, в день бракосочетанья,
Зовется свадебный, парадный генерал.

1881

314. "ЛЕС"

(И. ШИШКИНА)

Правдиво так написан лес,
Что все невольно изумляются.
В таком лесу насмешки бес
И эпиграмма заплутаются.

11881

315. "САПОЖНИК"

(КОЧЕТОВА)

Сюжет по дарованью и по силам
Умея для картины выбирать,
Тьфу! - кистью - я хотел сказать.

1881

316. "ВЕСТНИКУ ЕВРОПЫ"

Сплин нагоняющий, усердный, как пчела,
Об аккуратности единой он хлопочет,
Всегда выходит первого числа,
Но век опередить на час один не хочет.

<1883>

317. ЗАКУЛИСНЫЙ СЛУХ

"Увидавши Росси в "Лире"
И взглянув на дело шире,
Нильский сам имеет честь
Взять роль Лира..." - "Вот так ново!
В "Лире" шут один уж есть,
Для чего ж шута другого?"

<1883>

318. СПРАВЕДЛИВОЕ ОПАСЕНИЕ

Непризнанный пророк,
Воспламеняясь часто,
Аверкиев изрек:
"Писать не стану: баста!"
И невская печать
Теперь в большой тревоге:
А ну, как он опять
Строчить начнет, о боги!

1883

319. <Е. М. ФЕОКТИСТОВУ>

Островский Феоктистову
На то рога и дал,
Чтоб ими он неистово
Писателей бодал.

1883

320. МАДРИГАЛ

Она останется всегда
Артисткой нужною для сцены,
И хоть не очень молода,
Но всё ж моложе Мельпомены.

<1884>

321. ЖИЖИЛЕНКО

Он пейзажист такого рода,
Что кисть его дивить должна.
Решив однажды, что природа
Не без красот, но в смысле строгом
Поправок требует во многом,
Художник начал исправлять
Природы этой недостатки,
Подкрашивать и подвивать,
Заштопывать и класть заплатки,
Этюдам дал конфетный смак,
Обсахарил природу так,
Что сомневаться начал Питер:
Он пейзажист или кондитер?

<1884>

322. В. КОКОРЕВ

Вот имя славное. С дней откупов известно
Оно у нас, - весь край в свидетели зову;
В те дни и петухи кричали повсеместно:
Ко-ко-ре-ву!!.

1884

323. NN

Он знает, где зимуют раки,
Как кошки, видит всё во мраке
Пришел, увидел и украл.

<1887>

324. ОДНОМУ ИЗ ЛЕКТОРОВ

Не диво, что клонил всех слушателей сон
На лекциях его, но то одно, что он
Сам не заснул от собственного чтенья,
Гораздо большего достойно удивленья.

<1888>

325. ВИК. КРЫЛОВУ

Обзавестись в преклонные года
Ты можешь внуками, но всё же никогда
Не будешь дедушкой Крыловым. Перемены
Такой не жди, покорствуя судьбе,
Придется целый век прожить тебе
В племянниках... у невской Мельпомены.

1887 или 1888

326. <В. П. БУРЕНИНУ>

По Невскому бежит собака,
За ней Буренин, тих и мил...
Чтоб он ее не укусил.

III

327. АД

ПОЭМА В ТРЕХ ПЕСНЯХ

(Подражание Данте)

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Едва ли стих, которым пишут оды,
Посланья "к ней", к трем звездочкам, к луне,
Стих, мелкий льстец и раб вчерашней моды,
Сумеет людям передать вполне
Картину ада, нынешнего ада,
Куда спуститься вздумалося мне.
Певучих рифм для этого не надо;
Тут воплями и скрежетом зубов,
Шипением раздразненного гада
Откликнуться в рассказе будь готов...
О муза робкая! хоть на минуту
Забудь свой пол, стыдливости покров,
И загляни со мною в глубину ту,
Где не один знакомый нам земляк
Я несся в ад, и несся быстро так,
Держась рукой за крылья Люцифера,
Что не видал, как вдруг исчезнул мрак,
И предо мной разверзлася пещера,
За ней другая, третья... целый ряд.
Метнулась в нос струей зловонной сера,
А под ногами огненный каскад
Ревел и прыгал. Далее, спустились
Мы в глубину, центральный самый ад,
Где жар такой, что волоса дымились
И щеки трескались на части. Вдруг
Передо мною тени закружились,
И я увидел сотни чьих-то рук,
Простертых вверх. Я смело крикнул: "Кто вы?"
И повторило эхо этот звук;
В огне кружась, завыли дико совы,
И вопль теней, крутящихся в смоле,
Меня смутил. Картины были новы.
Палим огнем в кровавой этой мгле,
Я прислонился с ужасом к скале,
А вкруг меня скакали чертенята,
Дрались, кувыркались на голове,
Прося хоть "грош на бедность". Так когда-то
За мной гонялись нищие в Москве,
С припевом старым: "дайте медный грошик
Убогой сироте или вдове..."
И стало жаль мне этих адских крошек,
Но им едва я горсть монет швырнул,
Они слились в визжаньи диких кошек
И вскрыли пасть, как тысяча акул;
За дележом рассыпанной монеты
Уж свалка началась, но Вельзевул,
С которым в ад низвергся я с планеты,
Махнул жезлом - и эта сволочь вмиг
Рассыпалась и спряталася где-то.
Вдруг долетели к нам - ужасный крик,
Ругательства и треск славянской брани.
"Иди вперед, - сказал мне проводник, -
"
- "О, к ним скорей!.." И, к землякам спеша,
Я много встреч сулил себе заране.
Вошли. Едва шагнул я, чуть дыша,
В огне, в дыму, как где-то близко, рядом,
Завыла чья-то падшая душа.
При встрече с ней попятился я задом:
Погружена в шипящий кипяток,
Бранилась тень и задыхалась смрадом,
А с вышины ей в рот лился поток
Прозрачной влаги, внутренность сжигая.
Кто был тот грешник - я признать не мог,
Но на меня, проклятья изрыгая,
Он бросил взгляд - и взгляд был зол и дик,
Как будто представлял ему врага я.
"Прочь от меня! я - русский откупщик!
Пью голый спирт, питаюсь скипидаром,
Мой рот сожжен, изорван мой язык,
Мне в чрево льют напиток адский - даром,
Но если б в мир я вырвался опять -
".
И голый спирт он начал вновь глотать
С гримасой отвратительной и зверской...
Я далее стал ад обозревать
И подошел к какой-то яме мерзкой,
Откуда грешник звал меня: "сюда!" -
И вдруг за плащ схватил рукою дерзкой.
Увы! я в нем узнал не без труда
Известного мне прежде бюрократа,
Для женщин труд бросавшего всегда,
В pince-nez, в бобрах, по Невскому когда-то
Искавшего то устриц, то интриг,
С Борелем бывшего всю жизнь запанибрата!..
Ты в ад попал, изящный мой старик,
Где устриц нет, где нет белья и фрака!..
Хоть за душу хватал мне старца крик,
Но так силен был запах аммиака,
Такая вонь из ямы поднялась,
Что мимо я бежал, и гений мрака
Мне указал на тень: она вилась
Тяжелых слитков золота, рвалась,
Но, ношею приплюснутая в слюду,
В почтовый лист, опять стиралась в прах.
"Тень грешника! тебя я не забуду!
Пусть злая казнь твоя пробудит страх
Корыстолюбца, жадного к аферам,
Всегда, как ты, тонувшего в долгах
И лезшего в карман акционерам.
Сиди же тут и золото лижи!!."
И я пустился вслед за Люцифером.
Вдруг гнусный призрак вырос. "О, скажи,
Кто ты, ужасный грешник, и откуда?
Но стой! Свой лоб закрытый покажи!
На лбу написано: "предатель и Иуда".
Кто ж ты такой? смолою залит рот,
Чтобы донос не выползал оттуда,
И уши срезаны..." Стонал Искариот,
Сжав кулаки и топая ногами.
С его лица бежал кровавый пот,
"Кто ж ты?" - я вновь допрашивал. В тот миг
Он начал знаки делать мне руками;
Я отскочил, я лишь тогда постиг,
Что встретился с знакомым лицемером,
И вслед ему проклятья бросил крик:
"Будь проклят ты! пусть станет всем примером
Казнь лютая! терзайся и лежи!"
И я опять пошел за Люцифером.
А вкруг меня вставало царство лжи
В дыму костров, которые не гасли...
Там плавали распухшие ханжи
Одной семьей в кипучем постном масле;
Там в грудь певца вселился наглый бес
И заставлял - из злости ль, из проказ ли -
Его тянуть всю вечность ut diez;
Без отдыху трагический ломака
Ревел, как Лир, попавший ночью в лес;
Там, рук лишен, кулачный забияка,
Скрипя зубами, в пламени скакал:
То уличный классический скандал;
Там лихоимцев мучалися орды,
Там корчился мишурный либерал,
Которым все мы прежде были горды;
Там в рубище скорбел парадный фат,
И скромностью страдали Держиморды...
И с трепетом блуждал вокруг мой взгляд:
Везде с бичом стоял незримый мститель.
"Но тут еще не весь славянский ад, -
Докладывал мне мой путеводитель. -
Здесь есть отдел "Литературный мир",
И на него взглянуть вы не хотите ль.
Там звук цитат, бряцанье русских лир,
Занятие ученых, журналистов
Даст тему вам на несколько сатир..."
И тут мой бес, как адский частный пристав,
Открыл мне вход, и я увидел вдруг
Пристанище родных экс-нигилистов.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Чтоб ад чадил сквозь каждую цертину,
Чтоб каждый стих был криком тяжких мук
И передал, хоть в очерках, картину,
Которая в аду открылась мне,
Когда явился я на половину
Писателей, томящихся в огне,
Под сводом тартара. В минуты эти
В моем мозгу мелькнул, как в смутном сне,
Картонный ад, ад Роллера в балете,
Где бес наряженный выделывает па,
Где чертенят, приехавших в карете,
По сцене бегает неловкая толпа
И вверх летит по блоку, на веревке,
Звезда танцовщиц русских Петипа -
В короткой юбочке, в классической шнуровке.
Тот детский ад стал для меня смешон,
Как платье королевы на торговке...
Я чуть дышал. Был воздух раскален
И - как сургуч растопленный - жег тело;
И я едва вперед шагнул несмело,
Вдруг чьи-то зубы в ногу мне впились,
Так, что нога от боли посинела;
Передо мной два трупа поднялись
И стукнулись затылками: их спины
(Мысль адская!) между собой срослись.
Конечно, бес нашел к тому причины,
Недаром он логичнее людей...
Один из двух был стар; его седины
Торчали вверх, как чёлки лошадей.
То был творец покойных "всяких всячин",
Землей давно оплаканный Фаддей.
Но кто ж другой? Приземист и невзрачен,
Он так взглянул, оскалясь, на меня,
Так рот раскрыл, что был я озадачен.
Людей, и дьявола, и смрадный ад кляня,
Он возопил: "Земля и ад - всё то же,
И в полымя попал я из огня. {*}
Как на земле, меж адской молодежи
Волненья здешние с людскими так же схожи,
Пожары те ж, и тот же есть раскол...
Но лишь одним земля мне краше ада,
Одна беда здесь хуже всяких зол -
Здесь клеветать нельзя... Одна отрада
Была мне в жизни: это клевета,
Язвившая смертельным жалом гада, -
И у меня та сила отнята!.."
И взвыла тень, с рыканием шакала,
И пена показалася вкруг рта,
А рядом группа новая вставала:
В чаду зловещих, красных облаков,
Где бездна пасть широко разевала,
На берегу одном стоял - Катков,
А на другом - Леонтьев. Вскинув руки,
Они рвались друг к другу через ров
"Для пользы просвещенья и науки",
Но пропасть, разлучая навсегда,
Дразнила в них и раздражала муки.
"Господа,
Вам кланяюсь!.." - и начал делать знаки,
Они же враз откликнулись: "Сюда
Зачем пришел? Не нужно нам кривляки!..
Смерть свистунам, залезшим на канат,
Смеющимся и пляшущим во мраке!"
"Смерть свистунам!" От воя дрогнул ад,
Отозвались московские кликуши,
Когда-то заселявшие Арбат,
Все "Вестником" пленившиеся души;
И, криком тем застигнутый врасплох,
Я с ужасом заткнул скорее уши,
Иначе непременно бы оглох.
Но замер рев. Я подошел к утесу,
И - странный вид! - вокруг его, как мох,
Лепясь и извиваясь по откосу,
Сидел партер из кровных бесенят,
Всегда везде сующихся без спросу,
А наверху - там был утес так сжат,
Что негде поместить одной ладони, -
"Сто лет тому назад, -
Так объяснил мой адский чичероне, -
Посажен здесь ваш русский Цицерон;
Чтоб прежний жар не гаснул в Цицероне,
Он в тартаре навеки обречен
Не сдерживать порывы красноречья,
И не молчит уж с давних он времен..."
Я слушать стал. Ах, знаю эту речь я,
Которая разила наповал,
Противника ломая до увечья!..
В ораторе я Павлова узнал.
Измученный ораторским припадком,
Уж много лет он уст не закрывал
И говорил, бросаясь то ко взяткам,
То к юности, провравшейся не раз,
То к митингам, то к разным беспорядкам,
И речь текла, и мысль его неслась
В Париж и в Рим, на Волгу и на Неман...
Когда ж порой, устав от пышных фраз,
Хотя на миг вдруг становился нем он,
Безжалостный, неумолимый демон,
И снова им овладевал кошмар
Ораторства, - и слушал я памфлеты.
Вдруг кто-то крикнул сзади: "Bonsoir,
Je vais vous dire..." {**} И кто ж мне слал приветы
На языке Феваля и Дюма?
О дух славян, скажи мне: где ты, где ты?
Москва, Рязань, Орел и Кострома!
Друзья кокошника и сарафана,
Узнайте, с кем сыграла шутку тьма, -
Там я узрел Аксакова Ивана,
Завитого, одетого в пиджак,
С брелоками, под шляпой Циммермана,
В чулках и башмаках a la Жан-Жак...
Ужасней казни для славянофила
Не изобрел бы самый лютый враг,
В котором злость всё сердце иссушила;
Но сатана отлично знал славян -
Напрасно тень Аксакова молила:
"Отдайте мне поддевку и кафтан,
Мою Москву и гул ее трезвона!.."
Но черти перед ним, собравшись в караван,
Читали вслух творения Прудона.

* В аду об этом грешнике ходит предание, что он когда-то сильно пострадал на земле от пожара. Его собственные слова наводят на ту же мысль. Примеч. автора.

** Здравствуйте, я скажу вам... (франц.). - Ред.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

Меж тем как в тартаре Иван Аксаков,
Услуг чтецов нисколько не ценя,
Входил в азарт при виде шляп и фраков,
Тень новая скользнула из огня,
Которой грудь от вздохов раскололась;
Когда ж она взглянула на меня,
На голове моей встал дыбом волос -
Той встречею так был я поражен.
Ужели в ад попал и самый "Голос",
И тот, которым был он сотворен?
"Кто ты? - я призрак вопросил несмело. -
Краевский жив, еще не умер он..."
"Я - дух его!" - "Ты отвечай мне дело!
".
- "Там, на земле, мое встречал ты тело,
А дух мой здесь... давно в аду мой дух!!"
И тяжкий вздох из груди вновь прорвался,
Болезненно мой поразивши слух.
И призрак продолжал: "С землей расстался
Я в восемьсот сороковом году,
Но на земле никто не догадался,
Что я давно переменил среду.
И вот теперь я ваш обман нарушу:
Скажи ты всем, что повстречал в аду
Андрея Александровича душу
И что, хоть здесь доходов вовсе нет,
Я дьявола решительно не трушу
И с ним насчет изданья двух газет
Хочу войти в прямое соглашенье.
Сотрудников моих - здесь лучший цвет,
К ним самый бес питает уваженье.
Сергей Громека здесь от сатаны
Особое имеет порученье -
А Небольсин? Хоть он не всем приятен,
Статьи его немножко и скучны
И тяжелы... но в ком не сыщешь пятен?..
Но, чтоб врагов туманить и сражать,
Со мною в ад посажен сам Скарятин.
Он нервы всем умеет раздражать,
И тартар весь приходит в содроганье,
Когда Скарятин начинает ржать
(Он сатаною осужден на ржанье!!)".
- "Но чем же ты наказан?" - я спросил.
"Карман мой пуст - нет злее наказанья:
Ад отнял всё, что в жизни я любил,
И золото, добытое годами,
В кипучую он лаву растопил..."
И тень такими плакала слезами,
Что сжалился б, наверно, и Харон.
Я сам слезу почуял под глазами...
Вдруг музыкой был слух мой поражен.
"В аду ли мы, - я крикнул, - иль в танцклассе,
"фолишон"?
Пристало ли веселье к адской расе?"
Смотрю и вижу: десять чертенят,
На скрипках кто, а кто на контрабасе,
Смычком своим неистово пилят,
Так что в ушах трещала перепонка, -
В средине ж круг, где с тенью, падшей в ад,
С визжанием плясали два чертенка;
Когда ж в лицо я грешника взглянул:
"Аскоченский!.." - не мог не крикнуть звонко.
"Он осужден, - шепнул мне Вельзевул, -
Быть нашим первым адским канканером
И в тартаре поддерживать разгул..."
И в этот миг Аскоченский с задором
Такое па в канкане сотворил,
Что зрители рукоплескали хором:
"Он Фокин наш! Он Фокина убил..."
Но я меж тем, в усталости, в тревоге,
Уже терял запас последних сил
И брел, едва передвигая ноги.
"О проводник! неси меня к земле, -
Я утомлен, измучен от дороги!.."
Но мы наверх всё лезли по скале,
Скользя по крутизне ее мохнатой,
Где всюду искры бегали в золе.
"Смотри вперед, - сказал мне мой вожатый,
Когда мы на вершину взобрались, -
Отсюда виден тартар весь проклятый".
И я глядел с невольным страхом вниз.
Там, под скалой, где цербер адский лаял,
Измученные призраки вились
(От зноя там и самый камень таял);
Те призраки знакомы были мне.
Я узнаю: вот Розенгейм Михаил,
Не в силах рифмы приискать к "луне",
Зовет к себе на помощь Кушнерева;
Вот Бланка тень мяукнула в огне,
Вот тихо стонет призрак Гончарова:
"Отдайте мне удобства и комфорт!
Здесь спать нельзя, здесь пища нездорова";
Там ищет Фукс со штемпелем конверта -
В контору "Почты" переслать рапорт.
А вот и тень Старчевского Альберта,
В разлуке с "Сыном", проклинает рок
(Издатели! какой для вас пример-то!..);
Там под собой, исполненный тревог,
Жрец "Времени" всё ищет почвы прочной,
Но только пламя вьется из-под ног
И пятки жжет ему; там ад порочный
Камбека вызывает на протест,
Там о полиции соскучился Заочный,
Арсеньева желанье славы ест,
Там далее... но там, в парах тумана,
Я не видал, что делалось окрест.
Весь смрадный ад, как вскрывшаяся рана,
Слился в пятно... проклятия и стон!..
И я опять, держась за великана,
Понесся вверх... в ушах и треск и звон...
Кровь бьет в виски, подобно адской лаве...
В свой кабинет, в квартиру дома Граве.
Я на земле. Что это: сон иль явь?
В минуты те решать я был не вправе.

1862

328. МОСКВИЧИ НА ЛЕКЦИИ ПО ФИЛОСОФИИ

ШУТКА-ВОДЕВИЛЬ В ОДНОЙ СЦЕНЕ

Большая освещенная зала; несколько рядов стульев и кресел.

На возвышении стоит кафедра. В зале собирается публика.

ЯВЛЕНИЕ 1

Платон Михайлович и Наталья Дмитриевна Горичевы.

Наталья Дмитриевна

Платоша, душечка! не будь такой тюфяк,
Иди же поскорей: боюсь, что опоздали,
Дружочек, слышишь ли...

Платон Михайлович

А что, хотя б и так:
Ну опоздали бы - не много потеряли.

Наталья Дмитриевна

Mon dieu, mon dieu! {*} как ты во всем отстал!
За веком не следишь, журналов не брал в руки,
{* Боже мой, боже мой! (Франц.) - Ред.}

Платон Михайлович

Ах, матушка! Ей-богу, я устал
С тобой на лекции таскаться да на чтенья...
За пищей, видишь ты, для сердца и ума.
Да что таить! ведь к лекциям сама
Большое ты питаешь отвращенье:
Сидишь, хоть слушаешь, а не поймешь двух слов,
А ездишь... ну, затем что нынче тон таков.

Наталья Дмитриевна

Несносный! замолчи... представь, услышат если...

Платон Михайлович

Молчу, молчу, пойдем дремать на кресле.

ЯВЛЕНИЕ 2

Те же и Загорецкий.

Загорецкий

Наталья Дмитревна, Платон Михайлыч, вас
На этих лекциях я вижу каждый раз.

Наталья Дмитриевна

Интересуюсь я...

Загорецкий

Вы женщина-философ.
Я занят сам теперь, тружусь, что просто страх:
Кант, Фихте, Молешотт и Фейербах -
Всех изучил - и вижу - небылица;
Так всё поверхностно, верхушек набрались,
И, верите ль, из них мне по сердцу пришлись
Лишь Страхов да Косица.

Наталья Дмитриевна

А вы не знаете, о чем сегодня нам
Читать профессор будет?

Загорецкий

Дам
Наталье Дмитревне ответ весьма подробный:
Предмет для лекции он выбрал бесподобный
И постарается публично доказать,
Как дважды два - четыре, а не пять,
Что человек, в котором мозгу нету,
Быть может мудрецом с громаднейшим умом.
Имел я сам, - клянусь вам честью в том.

Платон Михайлович

И клятва не нужна. Ты служишь сам примером:
Живешь весь век без мозгу в голове,
А умником слывешь и "ловким кавалером"
Для всех старух на матушке Москве.

Загорецкий

По-прежнему чудак, а в сердце добрый малый.

ЯВЛЕНИЕ 3

Те же и старуха Хлестова.

Хлестова

Куда же тут идти? Шум, давка, толкотня...
Антон Антоныч! а! ты человек бывалый;
Голубчик, хоть бы ты здесь проводил меня.
Мой нумерок, вот видишь, сорок пятый.

(Отдает ему билет.)

Дай на тебя немножко обопрусь;
Устала я, да ревматизм проклятый.

Загорецкий

Позвольте; усадить на место вас берусь
И проведу назад, как опытный вожатый.

Хлестова

Уж я раскаялась, что забралась сюда,
Народ теперь стал дерзок и нахален...
Нет, не поехала б, - да вот вчера Молчалив
Привез билетик мне - услужлив он всегда -
Да рассказал, что здесь мудрец - ума палата,
Всей молодежи-то, ну, как их там зовут...
Ну, нигилистам-то задумал дать капут, -
Не выдержала я и приплелась с Арбата.
Уж, думаю, пускай устану, расклеюсь,
Но уж послушаю, как распекут мальчишек,
А после вечерком с соседом посмеюсь;
Мне Лонгинов сосед; охотник до картишек,
Заходит иногда сыграть со мной в пикет.

Загорецкий

Вот ваше кресло здесь...

Хлестова

Теперь ступай, спасибо за услугу,
А вечер кончится - опять меня сведи,
Да отыщи, родной, в сенях мою прислугу.

Загорецкий отходит.

ЯВЛЕНИЕ 4

Те же, князь Тугоуховский и княгиня

с 6-ю дочерями.

Княгиня

Князь, князь, постой! сюда иди.

Князь

Огм!..

Княгиня

Ох, этот князь, впал просто в возраст детский.
Что б дома посидеть! Нет, тоже прискакал.

Загорецкий

Княгиня и княжны! Сто лет вас не видал.

Княжны

(хором)

Антон Антоныч Загорецкий!..

Первая княжна

Что будет вечером?

Вторая княжна

Кто будет здесь читать?

Загорецкий

Юркевич - педагог, философ и писатель,
Известный всем...

Четвертая княжна

А вы знакомы с ним?

Загорецкий

С Юркевичем, mesdames? Он лучший мой
приятель
И в доме у меня считается своим.

Пятая княжна

Скажите, он брюнет?

Шестая княжна

Он холост?

Вторая княжна

Он военный?

Третья княжна

Четвертая княжна

Богат?

Первая княжна

Он молод или нет?

Загорецкий

Я вам, mesdames, одно скажу в ответ:
Он выше похвалы обыкновенной.
Однажды в Киеве, я помню, сорок дам,
Пленившись им, все с горя утопились.

ЯВЛЕНИЕ 5

Те же и Фамусов.

Фамусов

О чем он тут рассказывает вам?

Загорецкий

О философии мы толковать пустились.
Я нахожу, что Бюхнер...

(Смотрит в потолок.)

Фамусов

Просто глуп.
Что всех философов, витийствующих ныне,
Не худо б приучить немножко к дисциплине.
А вот он сам.

ЯВЛЕНИЕ 6

Те же и Скалозуб.

Загорецкий

(раскланиваясь)

Вы лёгки на помине.

Скалозуб

Зато вот на руку всегда я был тяжел.
Случилось мне в полку ударить вестового:
Он лег в постель, там в госпиталь пошел
И навсегда оглох, вот честное вам слово.

Раздается звонок. Все садятся по местам. На кафедре появился

профессор.

ЯВЛЕНИЕ 7

Профессор

(сказав несколько предварительных слов и прочтя

перед публикой анонимное письмо)

Здесь повторить опять для вас
Всё то, что мною развивалось
На лекции в последний раз.
А вот с письмом, где так грозится
Мой неизвестный аноним,
Защитник Бюхнера...

(с улыбкой)

так с ним
Я знаю, как распорядиться...

(Прячет письмо в карман.)

Единодушный хохот публики, аплодисменты.

Скалозуб

(хлопая)

Брависсимо! ура! ударил пулей в лоб!
Профессор - молодец, из храброго десятка.

Фамусов

(хлопая)

Я со смеху умру... Ну, услужил по гроб...
Я буду хохотать до нервного припадка.

Загорецкий

Преострый человек! я помню, в школе нас
С Аскоченским вдвоем - прелюбопытно было -
Он со смеху морил...

Хлестова

(обращаясь к соседу)

Спросить позвольте вас,
О чем он толковал? Мне уши заложило,
Вишь, публика-то как кругом заголосила.

Редактор почтенной московской газеты

(аплодируя)

Отщелкал свистунов.

Хлестова

Ну, им и поделом.
Есть внучек у меня, из новых, из студентов,
Свистун отъявленный - Владимир Монументов;
В родню не верует: на смех поднял мой дом,
Меня совсем не чтит и не подходит к ручке,
Да разные стихи читать приходит внучке.
Прекрасный человек, дай бог ему здоровья,
Он сердце старое невольно молодит...
Ах, жаль, что не со мной теперь сестра Прасковья.

Профессор продолжает читать лекцию. Первые ряды слушают,

остальных идет тихий говор. Там только иногда прислушиваются

к словам профессора.

Голос профессора

Затем скажу я наконец,
Что этот Бюхнер пресловутый
Есть только дикий и надутый
Недоучившийся глупец.

Взрыв рукоплесканий.

Лекция оканчивается. Стулья гремят, и в зале начинается

движение.

Платон Михайлович

Наташа, матушка, теперь пора до дому.
От этой чепухи, от этого содома
Весь вечер у меня трещала голова.

Наталья Дмитриевна

(Тихо.)

Ведь я сама едва
Не задремала здесь - хоть совестно признаться...

Платон Михайлович

А кто неволит нас по лекциям таскаться?
Поедем-ка скорей.

(Уходят.)

Фамусов, Лонгинов и Скалозуб.

Фамусов

(Лонгинову)

Согласен с вами я:
Ученье Бюхнера - одна галиматья.
Сергей Сергеич вот таких же точно мнений.

Скалозуб

Не очень я люблю ученых рассуждений.
Лишь их послушаешь - и станешь нездоров;
Но вот чему дивлюсь: ученый есть Лавров,
Военный, говорят, - и как досель нет жалоб:
Ведь философия к мундиру не пристала б.

Хлестова

(опираясь на руку Загорецкого)

Отец мой, ты сказал, что каждый нигилист...

Загорецкий

Пьянчуга, мот, картежник, забулдыга
И на руку, случается, нечист;
О них написана особенная книга,
Тургенев сочинил...

Хлестова

Слыхала я, да, да, -
Вот нужно бы прочесть, принес бы ты когда.
Сыщи ж Петрушку мне - я подожду покуда.

Загорецкий уходит.

ЯВЛЕНИЕ 8

Хлестова и Репетилов.

Хлестова

Кого я вижу здесь? Ты? мой родной, откуда?
Зачем пожаловал к разъезду в поздний час?
Ведь не мешало бы отвыкнуть от проказ.

Анфиса Ниловна! голубушка! Сон в руку!
Пускай я враль, пусть все не верят мне,
Но нынче в ночь я видел вас во сне.
В том голову свою готов отдать в поруку.

Хлестова

Зачем же к ночи-то сюда ты прикатил?

Репетилов

Анфиса Ниловна, на фокусы спешил...

Хлестова

Да ты в своем уме находишься едва ли:
Ведь здесь не фокусы, здесь лекцию читали,
Где нигилисты все глупцами назвались.
Прощай же, батюшка; пора: перебесись.

(Уходит.)

Репетилов

(один)

Так, стало быть, я здесь не нужен.
Куда ж теперь на этот раз?
К Каткову ехать мне на ужин

(Стоит в раздумье.)

1863

329. НИГИЛИСТ

Поэма

ГЛАВА ВТОРАЯ {*}

Не в свой "тарантас" не
садись.

Новая пословица

Какую выберу я тему -
Того пока не знаю сам.

Гр. Соллогуб

1

Подобно графу Соллогубу,
Кой-как взобравшись на Парнас,
Не знаю сам, кусая губу,
Чем я начну теперь рассказ, -
Но, как ему, мне так же любо
Писать на тему - нигилист,
И я, хоть это, впрочем, грубо,
Бледнея, словно в книге лист,
К поэме графа Соллогуба
Приделать смело пожелал

2

Моя услуга, если взвесить,
Должна возрадовать славян:
Поэт, наверно, лет чрез десять
Успеет кончить свой роман
И "тайну старческой работы"
Отдаст Погодину, а тот,
Не получивши с "Утра" льготы,
Положит рукопись в комод
И, может быть, лишь лет чрез двести,
Для услажденья разных каст,
С трудами собственными вместе
Поэму графскую издаст.
А я - мне вечер только нужен,
Чтоб в горе выручить певца,
Я сяду весело за ужин,
Сведя поэму до конца.

3

Поэмы план исполню свято
И ничего не искажу;
Ее героя-демократа,
Я той же самой черной краской;
Его в безбожьи обвиню
И даже стих, немного тряский,
Для колорита сохраню.
Ведь, в самом деле, есть причины
Такие фразы мне сберечь:
"В душе прорезались морщины"
Иль "ум его широкоплеч".
От фраз поэта цепенея,
Я им подобных не слыхал
С "сухих туманов" "Атенея"...
Но, чу! уж мой Пегас заржал
(Старинной верен я системе -
Пегаса вспомнить при поэме),
И я, как опытный ездок,
Путь начинаю без печали.

4

Герой - Белин. Его так звали.
Его портрет в короткий срок
Я очерчу, и по контуру
Что из себя карикатуру
Изображал в природе он;
Что все певцы в преклонных летах
(Я сам как лунь, к несчастью, сед)
В его типических приметах
Найдут все язвы поздних лет,
Найдут, что он был очень странен,
Трихином века заражен,
Эгоистически-гуманен
И отвратительно умен.

5

Итак, он был, во-первых, молод,
А этот факт на стариков
Нагнать повсюду может холод;
Потом, он был из бедняков,
Имел долги и не платил их,
Носил в заплатках сапоги
(У богачей кровь стынет в жилах:
- Как? он, бедняк, - имел долги?!),
Был, разумеется, нечесан,
"Весть" всем студентам зауряд
Дала сей яркий аттестат,
И без подобного патента
Нельзя описывать студента, -
К тому ж и мало тут хлопот:
Прием известный - спорит грубо,
Волос не чешет круглый год,
Как волк голодный ест и пьет
И - не читает Соллогуба.
Лишь подвяжи такой ярлык -
Герой готов в единый миг.

6

Дарвина, Фогта, Молешотта
Белин прочел уже давно,
Но пропадала в нем охота
Читать Погодина, Михно,
Каткова, Вяземского, Фета,
Замоскворецких мудрецов,
Заголосивших не под лета,
Лихих обеденных певцов,
И, как Москвы ленивый сын,
Не занят вовсе был вопросом:
"Когда родился Карамзин?"
Любил он спорить за обедом,
Что жизнь без знанья - детский бред,
Что без труда жить - цели нет,
Короче - был он людоедом,
Как выражается поэт.

7

Чтоб жизнь не кончить со скандалом
(Смотрите первую главу),
Белин вдруг стал провинциалом
И бросил шумную Неву.
Благодаря различным шашням
Ему в столице не везло,
И он учителем домашним
Попал к помещику в село
И обитателей усадьбы
Стал изучать, ворча не раз:
"Вот если всех вас описать бы -
".

8

Аристократом по преданью
В то время слыл помещик N;
Богат был только по названью,
Хоть пил вино высоких цен,
Курил гаванские сигары,
Себя, как куклу, наряжал
И на уездные базары
На кровной тройке выезжал.
Но так балуясь, год за годом,
Он не мирил приход с расходом,
А впереди... Он думал: вот,
Быть может, бабушка умрет!
Но бабушка не умирала...
Отживший лев не унывал,
На съездах корчил либерала
И всюду деньги занимал.

9

Любил теперь он в час досуга
Провозгласить пред всеми вдруг:
"Меня Жуковский чтил как друга,
"
Когда-то в юности далекой
(Он вспоминал о той поре)
Посланья "к деве черноокой"
Писал он в "Утренней заре".
В Париже ставил водевили,
В России драму написал,
И в Баден-Бадене ходили
Толпой смотреть, как он играл
И ставил золото в рулетку...
Но он не тот уже теперь,
Он точно зверь, попавший в клетку,
С когтями сломанными зверь.
Теперь он более не рвется,
Как прежде, в дальние края,
В его груди уже не бьется
Стихожурчащая струя.
Лениво "Голос" он читает,
Питает ненависть к перу
И лишь поноске обучает
Новейший век ругает круто,
Всю журналистику хуля
За отрицанье... Вот к нему-то
Белин попал в учителя.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

В огромном барском кабинете,
Где двадцать лет без перемен
Стояло всё, помещик N
Ходил, поднявшись на рассвете,
Уже причесан и одет
И вспрыснут нежными духами...
Но здесь мне хочется стихами
Воспеть сей барский кабинет,
Покой полу-аристократа,
Полупсаря, полупевца,
Полуфранцузика с лица,
В Париже жившего когда-то,
Полупомещика степей,
Полугероя в старом стиле,
Парик, камзолы и тупей.

2

Всем понемножку в этом свете
Хотел быть русский сибарит,
И обстановка в кабинете
Носила тот же самый вид:
Диваны, мягкие подушки,
Седло казацкое в углу,
Галантерейные игрушки
Меж книг и счетов по столу;
Карамзина изображенье,
Портрет любимого коня -
Внизу же было изреченье:
"Жил восемь лет, четыре дня",
Устав дворянского собранья,
Нагайки, ружья, мундштуки,
Крылова "полное изданье",
Размеров разных чубуки;
На полках книги меж диванов:
"Маяк", "Онегин", "Новый псарь",
Настольной книгой бывший встарь,
Французских несколько романов
И без обертки календарь,
Да в переплетах разнородных
И привлекательных для глаз
На всех столах и полках модных
Лежал известный "Тарантас".

3

Помещик был с утра не в духе
И скрыть ворчливости не мог.
Бесило всё его - и мухи,
И сладкий чай, и скрип сапог,
И платье сельского покроя,
И прыщ, вскочивший на щеке, -
Забыл он даже о щенке
Своем возлюбленном Медоре.
Так утро шло. Устав шагать,
Он сел к столу в большом зазоре,
Раскрыв огромную тетрадь;
На ней же тщательно наклеен
"Год двадцать третий. Мой дневник".
Привычку старую в селе он
Еще сберег и по утрам
Вносил в дневник свой без системы
Отрывки сельских эпиграмм,
Воспоминанья, "мысли", темы,
Посланья, стансы в честь кузин,
Заметок мелких ряд летучий,
Стихотворения на случай:
"В день похорон" иль "в день крестин"
На смерть собачки или дяди...
Прелюбопытная тетрадь, -
И кое-что из той тетради
Теперь мы можем прочитать.

Дневник помещика

1

Тоска и глушь!.. Здесь, как номады,
Живут дворяне, бросив свет...
Нигде хорошей нет помады,
И куаферов вовсе нет.
Так прост, как эти чудаки?..
Кто долго жил в Пале-Рояле,
Тот здесь удавится с тоски.
Здесь всё выходит вон из нормы -
Грязь, неопрятность, грубость, смрад,
Притом же новые реформы...
Плебей на шею к нам сесть рад.
О боже мой! Во время оно
Мы не знавали этих бед
И на работника Семена
Тогда не жаловался Фет.

2

Повсюду злиться есть причина
И хоть в могилу впору лечь:
Нельзя крестьянина посечь
И выдрать собственного сына,
Как будто в этом есть вина...
Жить так нельзя нам, воля ваша,
С тех пор, когда упразднена
О ты, березовая каша!

3

Прямой образчик демократа:
Со мною горд, как властелин,
А со слугой - запанибрата.
Со мною спорит без затей
И очень рад перед соседом,
Перед глазами всех детей
Поднять хоть на смех за обедом.
Ну так и смотрит людоедом...
Положим, точно он умен,
И образован, и начитан,
Но всё ж мужик... При мне кричит он,
Что век наш после похорон
Напрасно рвется из могилы,
Что мы, отцы, мозгами хилы,
Что нам повсюду, здесь и тут,
Везде отходную поют
И что для чтения негоден
Ученый Грот и сам Погодин.

4

Просил главу из "Тарантаса"
И - вот новейшая-то раса! -
Он мне ответил: "Вот-те на!
К чему такая старина?
Найдем мы книжку посвежее,
Чем ваш любезный "Тарантас"!"
- "Вы, сударь, грубы... таранта-с...", -
Ему воскликнул в кураже я.
Mon dieu! {*} Могу ль я уважать
{* Боже мой! (Франц.) - Ред.}
Таких набитых дуралеев!

5

"А вы стишки для юбилеев
Всё продолжаете писать? -
Белин спросил меня за чаем... -
Стишки такие любы мне.
Мы этот род предпочитаем
Всем гимнам к солнцу и луне.
Принадлежать весьма солидно
К числу обеденных певцов!.."
Ну как подобных наглецов

6

Белин за прожитое время
Хотел взять деньги. Подождешь!..
Всё это нищенское племя
Дрожит за каждый медный грош.
Когда б не этот долг проклятый,
Я не терпел бы в доме зла,
И мой назойливый глашатай
Давно б был прогнан из села.

7

В то утро, рано встав с постели,
Помещик N занес в дневник:
"Что ж это будет в самом деле?
Повелевать здесь всем привык
Недоучившийся мальчишка,
Ученьем новым умудрен,
И носит ветхий сюртучишко
Как тогу цезарскую он...
Ну нет, сегодня будет трепка..."
Тут он закрыл свою тетрадь
И закричал: "Эй, кто там! Степка!
"

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

1

Меж тем как гнев аристократа
От раздраженья вырастал
И кистью шитого халата
Лев в нетерпении играл,
Меж тем как чай был на пол пролит,
Забыт черешневый чубук
И в доме все узнали вдруг,
Что "барин гневаться изволит", -
В соседнем флигеле один,
С пером в руке, между двух окон,
Перед столом сидел Белин.
Уж написал немало строк он,
В письме добравшись до конца,
И даже вставил Nota bene,
Как вдруг услышал, что с крыльца
К нему стучится кто-то в сени...
Но здесь, по прихоти певца,
Приличья света проклиная
Письмо студента Белина я
Без позволенья перечту.
Пускай мне скажут: экой срам-то!
Но я не вижу в том вины:
Права чиновников почтамта
Давно поэтам всем даны.
Певец в желаньях независим,
И для него, с былых времен,
Нераспечатанных нет писем,
Как для любовниц и для жен.

Белин писал:

2

"Занес же леший
Меня в проклятый уголок!..
Ушей, пожалуста, не вешай,
Не жди, что юный демагог
Тебе опишет пышным слогом,
Как он шлифует дураков
И просвещает по берлогам
Лесных медведей и волков.
У всех охота пропадет;
Здесь, милый друг, в единый год,
Того гляди - сам станешь диким,
Забудешь совесть, смысл и стыд
И станешь мелким, грязным плутом
И на Петропольский гранит
Потом "вернешься алеутом",
Как Грибоедов говорит.
Тружусь я здесь для высших целей:
Оклад имею годовой,
Уча двух юных пустомелей
С клинообразной головой,
Которым знания - вериги,
Которых тешит мысль одна,
Что в золотой дворянской книге
Стоять их будут имена;
Которым герб рассудка краше...
Ждут с детства эти делибаши,
Когда отца уложат в гроб,
Одно наследство - медный лоб.
А сам папаша... в денди оном
Различных свойств явилась смесь:
Он весь пропах одеколоном,
Пропитан чванством пошлым весь.
Плохой певец без дарованья,
Деспот под бабьим башмаком,
Аристократ без состоянья,
Богач с иссякшим кошельком,
Романтик, грабивший реально
Своих дворовых и крестьян,
В себе явивший специально
Тип славный "русских парижан"
Он, весь уезд переполоша,
Всех мотовством своим дивил,
А мне, наставнику, ни гроша
Пока еще не заплатил
И говорит, что тот вульгарен,
Кто не умеет долго ждать..."

3

"Кто там?" - "К себе вас просит барин..."
- "Зачем бы это - нужно знать?..
Не о движеньи ли науки
Прослушать хочет он урок,
Иль просто от лягавой суки
Родился новенький щенок,
И о событьи этом важном
Он известить желал меня..."
Так думал, голову склоня,
Белин пред домом двухэтажным
И чрез парадное крыльцо
Дошел до двери кабинета.
Увидя хмурое лицо
Степного франта и поэта,
Белин улыбки скрыть не мог,
Спросил его: что вам угодно?
Затем домашний педагог
Сел в кресла мягкие свободно.

4

Минуты три любимец муз
Ходил по комнате сурово,
"Ну-с,
Я вам хочу сказать два слова".
- "Хоть целый спич". - "Нельзя ль острот
Вам не пускать на время в ход...
Я вами, сударь, недоволен".
- "Благодарю за комплимент".
- "Я болен, слышите ли, болен
Чрез вас лишь, господин студент".
- "Больны, так нужен, значит, лекарь:
Болезнь как раз прогонит прочь,
А я не медик, не аптекарь,
И вам едва ль могу помочь".
- "Вы, сударь, держите не строго
Моих детей, - веду я речь..."
- "Что ж, мне прикажете их сечь?
Хожалым стать из педагога?"
- "М-r Белин! Дурной пример
Моим вы детям подаете..."
- "Пример дурной... Гм! Например?"
- "Хоть о крестьянстве, о работе,
О пользе всех ассоциаций
Ведете с ними разговор,
А я подобных демонстраций
Не признаю уж с давних пор.
Потом... хоть это вздор... однако
Вас нужно мне предостеречь:
У вас приличного нет фрака
И - волоса до самых плеч.
Что мне - священно, вам - потеха,
И много, много есть причин..."
Но здесь, скрывать не в силах смеха,
Расхохотался вдруг Белин.
Тут барин, мрачен, словно ворон,
Трясясь от злобы, вышел в зал,
Шататься стал, и на ковер он
В изнеможении упал.

5

Прибавлю вместо эпилога,
Нисколько в правде не греша:
Прогнал помещик педагога,
А сам задумал он для света
Писать поэму "Людоед",
И, говорят, поэма эта
Должна на днях явиться в свет.

1866

* В малоизвестном московском сборнике "Утро" помещена первая глава поэмы гр. Соллогуба "Нигилист". Так как, по всем вероятиям, второй выпуск "Утра" выйдет никак не ранее 1966 года, то я взял на себя смелость продолжать начатую поэму гр. Соллогуба и довести ее до конца, оставаясь верным плану и характеру начатого произведения. Я уверен, что все поклонники поэтического дарования гр. Соллогуба будут мне признательны за мою смелую литературную попытку - продолжать нить, вероятно, надолго, если не навсегда, порванного рассказа.

330. ДЕМОН

Сатирическая поэма

ПЕСНЯ ПЕРВАЯ

1

Печальный демон, дух изгнанья,
К земле направил свой полет,
Печальный демон, но не тот,
Что у Ефремова в изданьи
Прошел без пропусков в народ.
То был не лермонтовский демон,
Не Мефистофель из гусар,
И в мире занят был не тем он,
Чтоб в нем отыскивать Тамар.
В дела людей он не мешался,
Но, как турист из англичан,
От теплых до полярных стран,
Без антипатий и симпатий,
К тому, что в мире он встречал;
Не знал любви, не знал проклятий,
Для адских каверз адских братии
Досугов он не посвящал,
И всё, что на земле он видел,
Он не любил, не ненавидел,
А хладнокровно изучал...
Наверно б он не изумился,
Когда бы солнца шар разбился,
Все звезды рухнули с небес,
Плутон на небе очутился
И провалился в ад Зевес.
На свет взирая без ехидства,
Он в нем не думал сеять зла,
И цель пути его была -
Одно простое любопытство.

2

Таких героев меж людей
Без чувств, без собственных идей,
Без цели и без идеала,
Они на жизнь свою глядят,
Как смотрим мы на представленье;
В партере вечер весь сидят
И ждут развязки, заключенья.
Но спущен занавес - финал, -
Стесняться больше не под силу,
И едет сонный театрал,
Зевнув в последний раз, - в могилу.

3

Бес мчится. Никаких помех
Не видит он в ночном эфире:
На голубом его мундире
Сверкают звезды рангов всех,
И бездна в трепетном их свете
Тайн неразгаданных полна,
А на незримом минарете
Серпом прорезалась луна.
Меж тем внизу туман клубится,
Им, словно саваном, обвит;
Но демон ниже опустился,
И наконец пред ним открылся,
Когда рассеялся туман,
Огромный остров англичан.

4

Пред ним страна свободы, братства
И тиранической пяты,
Великолепного богатства,
Невыносимой нищеты,
Парламентизма, эгоизма,
Край олигархов, торгашей,
Приличий, полных деспотизма,
Край боксов, скачек и дендизма
И кровью политых грошей,
Угрюмых сквайров, деревянных,
Надутых леди, чинных мисс...
Косился бес на этих странных,
Несимпатичных, негуманных
Людей. Куда ни оглянись -
Печать особая лежит:
Недвижность их, язык их птичий,
Надменный, чопорный их вид,
Их тип двуногого бульдога
И страсть их к золоту, вполне
Им заменяющему бога, -
Всё чуждо бесу в этой строго
Цивилизованной стране,
Где всем известный на чужбине
Был Милль рожден и погребен,
Где в то же время есть закон,
Не уничтоженный доныне
И всем мужьям дающий власть
Жен продавать на главном рынке;
Бес рисковал в сплин мрачный впасть
В стране, где бритты любят всласть,
Красноречиво, без запинки,
В живой парламентской борьбе,
С трибун и в прессе их свободной
О том, что бедность - бич народный,
И - забывают о судьбе
Своей Ирландии голодной!..

5

Вот Лондон. Гул над ним стоит,
Ряд пышных улиц блещет ярко,
И бес, взглянув на Риджент-стрит,
Взглянув на общий вид Гайд-парка,
Остановил свой грустный взор
На тех кварталах отдаленных,
Зловонной гнилью зараженных,
Где по ночам из грязных нор,
Вертепов полуразоренных
Толпа голодных, истомленных
Продажных женщин и бродяг
На мостовую выползает
В своих лохмотьях и не знает,
Окончить ночь ей где и как;
Где не однажды с преступленьем
Дружились голь и нищета
В разврате грязла чистота,
И гибли в Темзе не однажды
Все эти парии нужды,
Продукт и голода и жажды,
Цивилизации плоды.

6

Но Лондон назади остался...
Вот мирный Числьгёрст - уголок,
Куда шум лондонский не мог
Достичь и в зелени терялся.
Вот дом и парк. Его аллей
Пустынный вид тоску наводит...
Но чей же это мавзолей?
Чья это тень к нему подходит?
Поникла долу голова,
Грудь поднимается от стона...
То саркофаг Наполеона,
То одинокая вдова.
Припомнив поздних лет обиды,
Она стоит с немой мольбой,
Вдовица слышит за собой.

7

Но бес уже на континенте.
Подобно серебристой ленте
Струится Сена в берегах.
Вот и Париж, в своих бедах,
В своих несчастиях великий.
Но отдохнул ли он от бед?
В нем Бонапарта уже нет,
Но он сменен продажной кликой
Из бонапартовских солдат,
Удобных только для парадов
И для военных ретирад, -
Из сотни проходимцев разных
И промотавшихся вралей,
Из личных видов, темных, грязных,
Готовых мир родных полей,
Удобной пользуясь минутой,
Смутить раздорами и лютой
Междоусобною враждой.

8

Идут равнины боевые,
Где были схватки роковые
И битвы двух соседних стран.
Вот словно точка на Маасе
Мелькнул прославленный Седан,
А там, в отторжением Эльзасе,
И Страсбург встал. Его собор,
Ордой расстрелянный германской,
Еще хранит до этих пор
Следы их бойни тамерланской.

9

А бес всё дальше... На пути
Чей это замок одинокий?
Ему травою зарасти
Придется скоро. Тьмой глубокой
Одеты окна; лишь одно
Его окно освещено.
А в замке пусто... В нем, объятый
Тоской, скрывая в сердце боль,
Живет, надеждами богатый,
Столь пресловутый Генрих Пятый.
Его советников с ним нет,
Его покинули клевреты,
И он садится за обед
Один. Где прежние банкеты,
Собраний смелость и задор?
Уж не стремясь к заветным целям,
От скуки с некоторых пор
На биллиарде с метрдотелем
Играет грустный граф Шамбор.

10

Но дальше, дальше... Бес за Рейном.
И нужно с бесом поскорей нам
Подняться выше от земли:
До нас уж запахи дошли
Цикорной гущи и сосисок,
Капусты кислой и колбас,
Дух габер-супа, грязных мисок,
Дух диких буршеских проказ,
Дух ветчины и филистерства,
Цивилизованного зверства
С букетом пива и сигар.

11

Заткнувши нос, глаза зажмуря,
Спешит бес дальше, и нигде
Нет мысли отдыха: везде
Под тишиной таится буря.
Хотя тайком, в любой стране
Вражда растет всё шире, шире:
Все говорят об общем мире,
И все готовятся к войне,
Щедры на тонкие уловки
И - ждут повальной потасовки.

12

Бес волю наблюденью дал
И - что ж! - обманутый в надежде,
Кругом всё то же увидал,
Что на земле он видел прежде:
Всё те же громкие слова
И бред несбыточных утопий
(К ним не чутка уже молва),
Которых участь не нова;
Всё тот же блеск штыков и копий,
Мир так же немощен и глуп,
И целым миром правит - Крупп.

13

Всё те же партии карлистов,
Дипломатических ужей,
Бонапартистов и папистов,
Легитимистов и ханжей.
Там папа мир клянет в азарте,
Здесь подкупной грохочет бард:
"Скончался третий Бонапарте,
Но жив четвертый Бонапарт!"
Всё то же море перебранок,
Микроскопической возни;
Всё то же царство куртизанок,
Всё те ж бенгальские огни
Продажной иль пустой печати;
Всё те же толки, елки, Патти,
Заботы о текущем дне;
О том, что солнце наше с неба
Равно для всех бросает свет,
Что оставлять нельзя без хлеба
Тех, у которых хлеба нет;
Что голод людям ненавистен,
Что беднякам дать нужно труд, -
Но только мир от этих истин
Еще не сыт и не обут.
От дедов отшатнулись внуки,
Отцы от лучших их детей,
И светоч знанья и науки
Бледнеет в хаосе страстей.
И в этом хаосе разврата,
Интриги, лжи и клеветы
Не отличишь врага от брата,
От безобразья - красоты,
Микадо от его солдата,
Продажных ласк от чистоты,
Ума от глупости мишурной -
И всякой тли литературной
От полицейской саранчи.

14

Прогресса начатое зданье
Из вековых, гранитных плит
Уже колеблется, дрожит,
И, чуя это колебанье,
Оставив спячку многих лет,
Как змеи, дряхлые преданья
Из-под камней ползут на свет.

<1874, 1879>

331. ДВЕ ЭПОХИ

Поэма

Печален будет мой рассказ.

А. Пушкин

1

Не всё ж смеяться нам... Находит иногда
На каждого из нас стих грустный, господа,
А не найдет, так жизнь сама тот стих подскажет,
Его с каким-нибудь печальным фактом свяжет
И если вырвет смех, то не веселый, злой,
Как в осень ветра стон, под непроглядной мглой
Печальный свой рассказ начну издалека я.
В те дни, когда от сел до шумных городов
Очнулась наша Русь от сна, в конце годов
Пятидесятых, вдруг в кружках литературных
И в двух-трех органах, в то время подцензурных,
Но смелых, - с цензором в ладу жила печать, -
Писатель молодой вниманье обращать
Стал на себя. Ему успех сулили верный
Журналы тех времен, и - случай беспримерный! -
Сам Гончаров Иван, на похвалы скупой,
К нему благоволил. Закон судьбы слепой,
Однако, подшутил над бедняком жестоко,
И не сбылись слова газетного пророка,
Сплетавшего ему заранее венок
Недолго молодой приятель мой Рахимов
(Я выбрал для него один из псевдонимов)
И, раздражительный до крайности, больной,
В хандре был принужден уехать в край иной
Как жил, что делал там два года он - об этом
Не знал никто из нас. Как в воду канул он
И без вести пропал. Был сильно поражен
Печальной вестью я уже гораздо после,
Там несколько друзей у юноши? Какой
Отравой нравственной с безумною тоской
Он был сражен? Не мог о том сказать никто нам
Узнали только мы, что там, под небосклоном
Где, верно, суждено окончить дни ему,
И что надежды нет уже на возвращенье
Рассудка. От души и полны сожаленья,
На родине друзья скорбели о судьбе
Где бьемся день за днем мы все теперь тревожно,
Воспоминаньями жить долго невозможно,
И постепенно был забыт и погребен
В гробнице памяти друзей живущих он.

2

Достаточно нас всех помяла, истрепала
Жизнь, полная тревог, падений, горьких слез,
Обманутых надежд и оскверненных грез.
Ко многому привык наш мозг, наш глаз и ухо,
Неумолимая, как голод, как нужда,
Уже подходит к нам... "Жизнь вечно молода!"
Но отвлеченное понятие такое
Иронии полно и не вернет покоя,
Вам по наружности лет сорок с лишним дам,
Наживши в вас врага ужаснейшего сразу...
Однако возвращусь я к своему рассказу.
Рахимов был забыт, как я уже сказал,
И меньше всех врачи испанские в Толедо...
Где было знание бессильно, там победа
Осталась за одной природой. Прав Шекспир,
Что многое есть в ней, чего не может клир'
К безумью навсегда, при жизни погребенный
В больнице, ожил вдруг, и разом спала тьма,
Как пелена, с его дремавшего ума.
То было чудо, но все стихотворцы с жаром
"страной чудес" недаром,
А факт вам налицо. Давно забытый друг
На родину спешил и, словно с неба вдруг
Иль, правильней сказать, как выходец из гроба,
Явился предо мной, но мы друг друга оба
Смутила грусти тень. "О милый мой, постой, -
Твердил невольно я. - Да это, полно, ты ли?
Прощаясь, разве мы с тобой такими были?"
И в этом старике усталом и худом
И только лишь глаза, хотя глубоко впали,
Нередко у него, как в юности, сверкали.

3

Но драма впереди еще его ждала,
Чего не мог тогда предвидеть я. Была
Которых он нашел покрытых сединами.
Мы шаг за шагом шли все эти двадцать лет,
Оставив за собой утрат печальный след;
Судьба не сразу нас, но исподволь ломала,
И мы не делали в ней бешеных скачков,
А он слетел в наш мир как будто с облаков,
С мечтами прежними, с студенческим экстазом,
Все эти двадцать лет перешагнувши разом,
"Курган Малахов сдан!"
И кончив новостью: "Взят Каре и Ардаган".
Тогда его пришлось знакомить год за годом
С неведомым ему огромным периодом,
Сжав повесть длинную, состарившую нас,
Друг слушал, голову склонив и хмуря брови,
Всё делался бледней - в лице ни капли крови -
И наконец сказал: "Но было в наши дни
Немало крупных сил, талантов... Где ж они?
Прошедшему, не все еще лежат в могиле?
Я веру сохранил в людей, мне дорогих,
И, прежде чем спрошу тебя я о других,
Дай Добролюбова и Писарева адрес".
"Они отправились..." - "Куда, зачем?" - "Ad patres. {*}
{* К праотцам (т.е. умерли) (лат.). - Ред.}
Оплакали мы их, но в мире нет потерь
Незабываемых, и их у нас теперь
С успехом заменить успел Евгений Марков,
Друммондов яркий свет". - "Бессмертье заслужив,
Великий комик наш Мартынов, верно, жив?"
- "Жив... в памяти своих поклонников, дружище.
А сам давно лежит на городском кладбище
Которых он увел с собою в лучший свет
И никого взамен себя нам не оставил...
Но, впрочем, нет, у нас еще есть Вейнберг Павел,
При общем хохоте всех русских городов
".
- "Некрасов как живет, что пишет? В полной силе,
Надеюсь я, талант его богатый, или...
Боюсь спросить о том..." - "Он умер тоже, брат,
И уж о нем у нас почти не говорят.
Мы духу времени противиться не смеем
И в век промышленный биржевиков, дельцов
Совсем уже не чтим лирических певцов,
Давно их заменив продуктами грошовых
Мартьяновых... имен не помню даже всех,
Чего, конечно, мне ты не поставишь в грех".
- "Да, почва невская, я вижу, нездорова...
Хоть Даргомыжского найду ли я, Серова?"
"Увы, их тоже нет, но вздох свой затаи:
Маэстро Лазарев есть с Цезарем Кюи,
Который так у нас не терпит итальянцев,
Что со столбцов газет привык, как из-за шанцев,
Их грозно сокрушать как музыкальный страж".
"Так кем же полон мир интеллигентный ваш?
Порадуй чем-нибудь меня хорошим, новым,
Дай "Современник" мне последний с "Русским словом"".
- "Тебе их дать, мой друг, никак я не могу.
Вот "Берег" почитай... Нет, нет, поберегу
Где прежде мы с тобой работали немало,
Уж стали редкостью, и их библиоман
Хранит в своем шкафу и переплел в сафьян.
Вот "Русский вестник" ты везде найдешь покуда
Но сам Катков сказать мог смело бы весьма:
"Теперь я, брат, не тот!" как в "Горе от ума",
И лишь с Цитовичем - судьба такая вышла -
Он вправе нынче стать под пару прямо в дышло".
"А Помяловский где, Левитов и Слепцов?"
- "Всё там же, где и все, - у дедов и отцов.
Зато за шестерых, день каждый, без отдышки,
Стал Лейкин печь то очерки, то книжки
И так пришелся всласть, что уже с давних пор,
От разных сцен его и очерков..." - "Довольно!
Пощады я прошу, тебя мне слушать больно..."
И быстро он ушел... Теперь он очень плох.
Смутил его контраст различных двух эпох,
И старый юноша, идеалист по взглядам,
Не ужился в среде, совсем чужой ему,
Дичиться начал всех, не ходит ни к кому
И часто, позабыв об отдыхе и пище,
Читая надписи крестов, могильных плит
И, потрясенный вновь, как доктор говорит,
От ломки нравственной поправится едва ли
И перейдет опять к безумью от печали.

1880

"Гудок". 1862, No 3, под загл. "Дню", без подписи. - "Думы и песни" 1864 г. Славянофильская газета "День" начала выходить в октябре 1861 г., и к этому времени ее направление не вполне определилось. Ст. 2 - цитата из "Демона" Лермонтова. Мадригал - здесь в значении: комплимент.

247. "Гудок". 1862, No 5, подпись: Темный человек. - "Думы и песни" 1863 г. Эпиграмма на Б. Н. Чичерина; см. т. 1, примеч. 52-56. О кличке "свистуны" см. т. 1, примеч. 59. "Загадка" - "перепев" четверостишия Пушкина о Дельвиге: "Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы..."

248-249. 1. "Гудок". 1862, No 38, без загл., в фельетоне "Заметки С. - Петербургского Дон-Кихота"; 2. И. 1863, No 36, без загл., в фельетоне "Путеводитель по художественной годичной выставке (Поучительная прогулка по залам Академии художеств)", подпись: Обличительный поэт. - Печ. по "Думам и песням" 1864 г., где озаглавлены и включены в цикл из тринадцати эпиграмм. В фельетоне 1862 г. Минаев писал: "Нищие г. Гаугера тоже очень хороши. Передо мной явился идеал счастливых "богатых нищих". В их лице, в их глазах нельзя не заметить полного счастия, спокойствия и довольства, и нельзя не сказать, глядя на них: "В этих нищих..."". Минаев ошибся: "Нищие" - картина художницы Э. К. Гаугер, получившей за нее медаль на выставке 1862 г., а не "г. Гаугера".

250. И. 1863, No 42, подпись: М. Б<урбонов>. - "Думы и песни" 1864 г. Роман П. Д. Боборыкина печатался в БдЧ в 1862-1864 гг.

251. PC. 1864, No 2, в ДТЧ, под загл. "<Эпитафия> Над пьесой "Чужая вина" г. Устрялова". - "Думы и песни" 1864 г. Пьеса Ф. Н. Устрялова шла на сцене Александрийского театра; напечатана в ОЗ. 1863, No 11 и 12.

"Nota bene (Отрывки безыменных чувств и мыслей)", подпись: Литературное домино. - "Здравия желаю!". По поводу любительского спектакля, в котором принимал участие П. Д. Боборыкин.

253. Б. 1865, No 2, подпись: Дм. М-н-в. Аналогичный мотив - в эпиграмме Маяковского на поэта И. Уткина:

И бард поет,
для сходства с Байроном,
на русский
прихрамывая.

254. Б. 1865, No 19, подпись: Антон Будильников. - "Здравия желаю!". О романе А. Ф. Писемского, в котором крайне недоброжелательно изображены и "люди сороковых годов", и революционеры-демократы 1860-х годов. Впервые напечатан в РВ в 1863 г.

255. Б. 1865, No 8, подпись: Дм. М - в. В сборники Минаева не включено. О пьесе Д. В. Аверкиева, напечатанной в журнале "Эпоха". 1864, No 10.

256. Б. 1865, No 2, подпись: Дм. М-н-в. В сборники Минаева не включено.

"Пушкин и Белинский" (PC. 1865, No 4 и 6). Против статьи Писарева, его полемического и антиисторического истолкования и оценки Пушкина направлен и "роман в стихах" Минаева "Евгений Онегин нашего времени".

258. Б. 1865, No 84, подпись: Что в имени тебе моем? - "Здравия желаю!". Н. Ф. Щербина начал составлять "читальник" - книгу "для народного чтения" - по поручению П. А. Вяземского еще в 1850-х годах, когда тот был товарищем министра народного просвещения. В начале 1861 г. он изложил план "читальника" в статье "Опыт о книге для народа" (ОЗ. 1861, No 2). Вышедшая в 1865 г. под традиционным загл. древнерусских сборников изречений и отрывков нравоучительного содержания - "Пчела", она была составлена Щербиной в весьма консервативном духе. "Пчела" Булгарина - газета СП.

259. Б. 1865, No 79, под загл. "Петербургская отметка (Подражание "Голосу")", подпись: Что в имени тебе моем? - "Молва". 1879, 28 июня, в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д., без загл. и без конкретного адреса (обращена ко всей продажной печати). - "Не в бровь, а в глаз", где переадресована и напечатана под загл. "С киевского языка (Из Пихно)"; в том же сборнике помещен еще один вариант эпиграммы. - Печ. по "Молве". В 1860-1870-е годы правительство, желая воздействовать на направление периодических изданий, давало некоторым редакторам денежные субсидии. Материалы, освещающие вопрос о субсидии, которую получала газета "Голос", см. в кн.: Лемке М. К. Эпоха цензурных реформ. 1859-1865 гг. СПб., 1904. С. 239-245; как раз в августе - сентябре 1865 г., т. е. незадолго до появления эпиграммы в Б, возникла резкая полемика по этому поводу между MB и "Голосом". Д. И. Пихно - экономист, профессор Киевского университета, консервативный публицист, с 1879 г. - редактор газеты "Киевлянин".

260-261. И. 1866, No 29, без загл., в фельетоне "Рекреационные часы. Из записной книжки отставного майора Михаила Бурбонова". - "Здравия желаю!". Из семи "заметок" печатаются две. Цикл является ответом на стихотворные "Заметки" П. А. Вяземского, проникнутые неприязнью к революционному движению и литературе 1860-х годов. В начале 1866 г. Минаев сделал попытку напечатать эпиграммы в Б, но они не были пропущены цензурой за "брань на какого-то старого поэта, в котором лица, знакомые с литературою, могут узнать князя П. А. Вяземского" (Журнал заседания С.-Петерб. ценз, комитета от 2 марта 1866 г.).

1. "На нашей почве урожайной..." - первая строка "Заметок" П. А. Вяземского (сб. "Утро". М., 1866. С. 172).

262. "Здравия желаю!". См. также примеч. 259. Первоначально предназначалось для Б, но было запрещено цензурой; корректура сохранилась в тетради запрещенных стихотворений (ПД. Л. 5, подпись: Что в имени тебе моем?).

263. И. 1868, No 10, в цикле "Экспромты Михаила Бурбонова". В сборники Минаева не включено.

264. И. 1868, No 18, в фельетоне "Nota bene (Отрывки безыменных чувств и мнений)", подпись: Литературное домино. В сборники Минаева не включено. О романе Достоевского "Идиот". "Это такая сказка, - писал Минаев, - в которой чем больше неправдоподобностей, тем лучше. Люди сталкиваются, знакомятся, влюбляются, дают друг другу пощечины - и все это по первому капризу автора, без всякой художественной правды. Миллионные наследства летают в романе, как мячики" и т. д.

265. И. 1868, No 23, в фельетоне "Nota bene (Отрывки безыменных чувств и мнений)", подпись: Литературное домино. В сборники Минаева не включено. Летом 1867 г. Тургенев написал в Баден-Бадене либретто оперетты "Le dernier sorcier" ("Последний колдун"), в которой несколько раз исполнял главную роль. Последняя строка взята из водевиля П. И. Григорьева "Андрей Степанович Бука".

"Дело". 1870, No 1, в фельетоне "С Невского берега", под загл. "Ложный слух". - "Не в бровь, а в глаз".

267. И. 1870, No 47, подпись: Л<итературное> д<оми>но. - "На перепутьи", с исправл. и без загл. - "Не в бровь, а в глаз".

268. И. 1870, No 47, под загл. "Избравшему благую часть", подпись: Л<итературное> д<оми>но. - "На перепутьи". См. следующее примеч.

269. Шевляков М. В. Русские остряки и остроты их. СПб., 1899. С. 111-112. Эта и предыдущая эпиграммы направлены, по словам Шевлякова, против одного и того же лица - литератора, который "поступил изменнически с другим, сделав на него какой-то негласный донос...- Кто мог думать, - заметил Терпигорев, - что NN решится на такую подлую выходку. Всегда он был добродушен, прост...- Жаль, жаль малого, - перебил его Б., - в особенности потому, что он обладал способностями и подавал большие надежды...- Эх, братец, - возразил Минаев. -

Нельзя довериться надежде <...>

NN, и разговор сам собою прервался... Минаев, немного захмелевший, заметив NN, крикнул ему: - А, русский Тамберлик! - Почему? - удивился тот. - А то как же? - ответил поэт. - Я не гожусь, конечно, в судьи...".

270. И. 1870, No 3, с подзаг. ("Экспромт"), подпись: Л<итературное> д<омино>. - "На перепутьи". "Разговорились литераторы относительно журнальных новинок, - вспоминал М. В. Шевляков. - Между прочим коснулись журнала "Нива"...- Удивительно, - воскликнул один из собеседников, - помещается труха, а подписчиков чуть ли не сто тысяч! - Минаев сокрушенно покачал головою и со вздохом проговорил: - Ах, бедная, бедная "Нива"!

Пусть твой зоил тебя не признает...".

("Русские остряки и остроты их". СПб., 1899. С. 110). Зоил - придирчивый и недоброжелательный критик; от имени древнегреческого ритора и философа Зоила (IV-III вв. до н. э.), известного своей критикой текста "Илиады" и "Одиссеи".

271. И. 1871, No 25, без загл., в цикле "Фотографические карточки", подпись: М. - "Не в бровь, а в глаз". Марса одного - т. е. военного, офицера (в римск. миф. Марс - бог войны).

"Фотографические карточки", подпись: М. - "На перепутьи". О ком именно идет речь, в точности установить не удалось. По предположению А. Г. Островского, это - эпиграмма на В. Г. Авсеенко ("Эпиграмма и сатира. Из истории литературной борьбы XIX века". М.; Л., 1932. Т. 2. С. 453). Но не исключено также, что этот романист - Б. М. Маркевич (см. его "Типы прошлого") или П. Д. Боборыкин.

273. И. 1871, No 29, под загл. "В альбом **", в цикле "Фотографические карточки", подпись: М. - "На перепутьи". Эпиграмма на П. Д. Боборыкина, в статьях и корреспонденциях которого из-за границы, печатавшихся в СПбВ и других газетах в конце 1860-х - начале 1870-х годов, то и дело мелькают имена западных писателей, политических деятелей и пр. (в том числе и упомянутые в эпиграмме), при этом Боборыкин нередко рассказывает о своих встречах и разговорах с ними.

274. И. 1871, No 42, в цикле "Фотографические карточки", подпись! М. - "Разоренное гнездо".

275. И. 1871, No 52, без загл., в цикле "Фотографические карточки", подпись: М. - "Не в бровь, а в глаз". Орфей - см. т. 1, примеч. 118.

276. И. 1871, No 2, под загл. "Я. Полонскому (Надпись на его книге "Снопы")", в составе "Новогодних заметок и надписей в стихах и в прозе", подпись: Л<итературное> д<омин>о. - -"На перепутьи". По словам М. В. Шевлякова, Минаев натолкнулся в какой-то редакции на присланную для отзыва книгу "Снопы. Стихи и проза Я. П. Полонского" (СПб., 1871) и тут же сделал на обложке эту надпись ("Русские остряки и остроты их". СПб., 1899. С. ПО).

"Фотографические карточки", подпись: М. При последующих публикациях после смерти Кельсиева его фамилия в загл. эпиграммы печаталась: К-ва. Резкие отзывы о писаниях Кельсиева см. в фельетонах Минаева в "Неделе": "Для чего люди эмигрируют?" (1868, No 27), "Осенние листы русской журналистики" (1868, No 42, 44, 46), "Журнальные арабески" (1869, No 1).

278. И. 1872, No 4, в цикле "Фотографические карточки", подпись: М. - "Не в бровь, а в глаз", по-видимому, по недосмотру - без общего загл. Дом Вяземского на Сенной площади в Петербурге был приютом нищеты и преступного мира.

279. И. 1872, No 2, под загл. "По прочтении нового романа И. Тургенева "Вешние воды"", в цикле "Фотографические карточки", подпись: М. - "Разоренное гнездо". "Вешние воды" впервые появились в No 1 "Вестника Европы" за 1872 г.

280. И. 1873, No 5, подпись: М.

281. Б. 1873, No И, в цикле "Осенние виньетки", без подписи; здесь вместо "Гайдебурова" напечатано "Стародурова". - ПГ, 1875, 7 нояб., подпись: Общ<ий> др<уг>, новая редакция эпиграммы, направленная против критика А. М. Скабичевского, в связи с чем были внесены изменения во второе четверостишие. - "Аргус", где помещена первая редакция, но с раскрытием "СтароДурова" как Гайдебурова. Из одиннадцати "виньеток" печатается одна.

"Фотографические карточки", подпись: М. В сборники Минаева не включено. В 1873-1874 гг. "Гражданин" Мещерского выходил под редакцией Ф. М. Достоевского. Дописался до "Бесов". Роман Достоевского "Бесы" впервые появился в РВ в 1871-1872 гг.

283. "Поэты "Искры"". Т. 2. Л., 1955. (Б-ка поэта. БС). Автограф - ЦГАЛИ. Ты издавал стихи в Карлсруэ. Имеется в виду сборник порнографических стихотворений М. Н. Лонгинова, изданный им в Карлсруэ.

284. ПГ. 1876, 5 марта, в цикле "Шалости и синонимы К. Пруткова-младшего".

285-286. ПГ. 1876, 12 мая, в цикле "Из записной книжки К. Пруткова-младшего", подпись: Доставил Об<щий> др<уг>. - "Аргус", где вошли в цикл "Трели и сигналы отставного майора М. Бурбонова" вместе с одиннадцатью другими стихотворениями.

287. ПГ. 1877, 1 июня, в цикле "Посмертные экспромты Дм. Ленского". О сыне известного В. В. Самойлова - посредственном драматическом артисте Н. В. Самойлове.

"Указатель выставки Общества выставок художественных произведений", подпись: Об<щий> др<уг>. О картине В. И. Якоби "Портрет г-жи Рузинской с дочерью".

289. ПГ. 1877, 26 июня, под загл. ""Маляру", переменившему редактора", подпись: О<бщий> д<руг>. - "Аргус". С июня 1877 г. журнал "Маляр" редактировал И. П. Карамышев, до этого - С. А. Любовников.

290. ПГ. 1877, 28 дек., подпись: Обдр (Общий друг). - БВ. 1879, 4 янв., под загл. "Игра природы" и с эпиграфом "Я внук Карамзина (Кн. В. Мещерский)", в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д. - "Не в бровь, а в глаз", где перепечатан текст ПГ. Другой вариант эпиграммы ("Назад тому три года...") - "Моск. телеграф". 1881, 5 нояб., в фельетоне "Чем хата богата", подпись: Д. М. Слова внук Карамзина взяты из статьи Мещерского "В большом свете. Мое извинение и объяснение": "...клеветы перо внука Карамзина писать не умеет" (MB. 1877, 3 дек.).

291. БВ. 1879, 1 янв., в фельетоне "Мимоходом", без подписи (включено в сб. "Не в бровь, а в глаз"). Петербургский мировой судья А. И. Трофимов славился своим остроумием.

292. "Молва". 1879, 12 апр., в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д.

"Молва". 1879, 12 июля, без загл., в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д. - "Не в бровь, а в глаз".

294. "Стрекоза". 1879, No 32, в цикле "Рифмы и синонимы", подпись: Общ<ий> др<уг>. - "Чем хата богата". - "Не в бровь, а в глаз".

295. "Молва". 1879, 4 окт., в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д. - "Не в бровь, а в глаз". По словам М. В. Шевлякова ("Русские остряки и остроты их". СПб., 1899. С. 115), эпиграмма направлена против "критика Б., отличавшегося резкостью и желчью в своих фельетонах". Б. - без сомнения, В. П. Буренин. Зоил - см. примеч. 270.

296. ПГ. 1879, 18 марта, в цикле "Указатель третьей годичной выставки в Академии художеств", подпись: Домовой.

297. "Молва". 1879, 18 окт., в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д. По поводу пьесы В. Александрова (псевдоним В. А. Крылова) "Кандидат в городские головы", поставленной в бенефис К. А. Варламова 12 окт. 1879 г.; напечатана в Б. 1879, No 44-46.

"Поэты "Искры"". Т. 2. Л., 1955 (Б-ка поэта. БС). Автограф - ЦГАЛИ. В апреле 1879 г., в целях решительной борьбы с революционным движением, были назначены и облечены широкими полномочиями несколько временных генерал-губернаторов. В их числе был И. В. Гурка, назначенный временным петербургским генерал-губернатором. Этот пост он занимал до середины февр. 1880 г.

299. ПГ. 1880, 21 апр., под загл. "Одному, а может быть, и многим", подпись: Домовой. - "Чем хата богата". Приезд Тургенева в Россию в феврале 1879 г. сопровождался бурными овациями со стороны широких кругов русского общества. Это вызвало крайнее раздражение реакционной печати, которая стала пользоваться каждым поводом для дискредитации писателя. Таким поводом послужило предисловие Тургенева к очерку И. Я. Павловского "En cellule. Impressions d'un nihiliste" ("В одиночном заключении. Впечатления нигилиста"), появившемуся в газете "Le temps" 12 нояб. 1879 г. Маркевич, затаивший злобу на Тургенева за презрительные слова о нем в "Нови" ("Ladislas", приятель Калломейцева), напечатал в MB фельетон "С берегов Невы" (1879, 9 дек.). Это был неприкрытый политический донос. Маркевич обвинял Тургенева в связях с революционными кругами, в заискивании и "кувырканье" перед "нигилистами", признании справедливым их "гнусного дела", "зуде популярничанья" и т. д. Фельетон Маркевича вызвал негодование всех честных литераторов независимо от их разногласий с Тургеневым. Одним из проявлений этого негодования была эпиграмма Минаева, Другая его эпиграмма на Маркевича - в "Стрекозе". 1880, No 3, подпись: М.

300. "Стрекоза". 1880, No 18, в цикле "Фотографические карточки", подпись: Момус.

301. "Стрекоза". 1880, No 25, подпись: Момус.

302. ПГ. 1880, 27 марта, в цикле "Юмористический указатель восьмой передвижной художественной выставки", подпись: Jocosus.

304. ПГ. 1880, 14 нояб., подпись: Общий друг. Отклик на объявление о подписке на газету "Порядок". В объявлении указывалось, что газета будет выходить "под общею редакциею с журналом "Вестник Европы" и с участием всех его постоянных сотрудников" (см.: "Голос". 1880, 5 нояб.).

305. ПГ. 1880, 14 дек., подпись: Об<щий> др<уг>. В дек. 1880 г. владелец крупнейших сталелитейных заводов А. Крупп приехал в Петербург с целью получить заказы от русского правительства.

306. БВ. 1907, 31 окт., утр. выпуск, в числе других каламбуров и экспромтов, под общим загл. "Трудные рифмы". - "Рус. библиофил", 1913, No 7. Последние четыре строки были напечатаны и до БВ - см.: С<уперанский> М. Из поволжской старины // "Историч. вестник". 1907, No 8; Кауфман А. Клочки воспоминаний // "Южнорус. альманах", год 7-й. Одесса, 1902. В БВ указано, что это - экспромт, сочиненный Минаевым в 1880 г. в ответ на предложение Лорис-Меликова сказать что-нибудь стихами, в "Историч. вестнике" - "на вопрос последнего относительно необходимых в то время реформ".

307-308. "Моск. телеграф". 1881, 17 июня. Стих. 1-без загл., стих. 2 - под загл. "М. Н. К.", в фельетоне "Чем хата богата", подпись: Q. М. - "Не в бровь, а в глаз". Кунак - друг, приятель. С успехом заменил Катков и т. д. III Отделение было упразднено в авг. 1880 г.; см. конец стих. 236 и примеч. к нему.

"Моск. телеграф". 1881, 27 мая, с подзаг. "(С австрийского)", в фельетоне "Чем хата богата", подпись: Д. М. - "Не в бровь, а в глаз". Из трех "отголосков" печатаются два. Первоначальный вариант второй эпиграммы, направленный против MB Каткова и озаглавленный "Ретроградная газетка", был напечатан еще в начале 1870-х годов -: Б. 1873, No 6, подпись: М. Подзаг. "С австрийского" в газетном тексте заставляет вспомнить о Добролюбове, который из цензурных соображений выдал свой сатирический цикл "Неаполитанские стихотворения" за перевод с несуществующего австрийского языка.

311. "Моск. телеграф". 1881, 24 июня, в фельетоне "Чем хата богата", подпись: Д. М. - "Не в бровь, а в глаз", где включено в цикл "Из старой тетрадки". И в один колоссальный Ташкент. Минаев вслед за Салтыковым-Щедриным употребляет слово "Ташкент" не как чисто географическое понятие, а как некое обобщение. "Ташкент, - писал Щедрин в цикле "Господа ташкентцы", - есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем. Если вы находитесь в городе, о котором в статистических таблицах сказано: жителей столько-то, приходских церквей столько-то, училищ нет, библиотек нет, богоугодных заведений нет, острог один и т. д., - вы можете сказать без ошибки, что находитесь в самом сердце Ташкента. Наверное вы найдете тут и просветителей и просвещаемых, услышите крики: "ай! ай!", свидетельствующие о том, что корни учения горьки, а плоды его сладки, и усмотрите того классического, в поте лица снискивающего свою лебеду человека, около которого, вечно его облюбовывая, похаживает вечно несытый, но вечно жрущий ташкентец" (Собр. соч. М., 1970. Т. 10. С. 27). Возникновение понятий "Ташкент" и "ташкентцы" связано с тем, что в незадолго до этого подчиненных России областях Средней Азии с наибольшей остротой сказались все темные стороны самодержавия, его эксплуататорская сущность и грабительская политика.

312. ПГ. 1881, 23 сент., подпись: Общ<ий> друг.

313. ПГ. 1881, 25 янв., подпись: Общ<ий> друг. В газете М. М. Стасю-левича "Порядок" 1 и 5 янв. 1881 г. был напечатан рассказ Тургенева "Старые портреты".

314. ПГ. 1881, 18 марта, в цикле "На 9-й передвижной выставке", подпись: Общий друг.

316. "Не в бровь, а в глаз". Другой современник, критик и публицист М. А. Антонович, тоже писал, что "Вестник Европы" поставил "своей единственной тенденцией и задачей - являться на свет аккуратно 1-го числа каждого месяца" ("Письма из Петербурга" // "Тифлисский вестник". 1875, 29 нояб.).

317. "Не в бровь, а в глаз". Во время своих гастролей в России Э. Росси выступал в ряде шекспировских ролей, в том числе в роли короля Лира.

318. ПГ. 1883, 23 февр., подпись: Общий друг. В сборники Минаева не включено. Д. В. Аверкиев, систематически помещавший театральные обзоры в газете "Новое время", неожиданно заявил, что не будет больше писать о русском театре. Это решение, как он сообщил читателям, возникло у него в связи с возобновлением театральной дирекцией бенефисов и отчасти поспектакльной платы, вредность которых, с его точки зрения, не подлежит сомнению ("Русский театр" // "Новое время". 1883, 15 февр.).

319. "Рус. библиофил". 1913, No 7. Отклик на назначение Е. М. Феоктистова начальником Гл. упр. по делам печати (1883). В эпиграмме нашли отражение слухи о близких отношениях С. А. Феоктистовой с министром государственных имуществ М. Н. Островским, который будто бы способствовал назначению ее мужа.

321. ПГ. 1884, 18 окт., в цикле "Похвальные листы (Карманная энциклопедия)", подпись: Общий друг.

322. ПГ. 1884, 2 нояб., в том же цикле.

323. ПГ. 1887, 13 апр., в цикле "Из памятной книжки", подпись: Общий друг. Пришел, увидел и украл - перефразировка известных слов Юлия Цезаря: "Veni, vidi, vici" ("Пришел, увидел, победил").

324. ПГ. 1888, 16 февр., в цикле "Из памятной книжки", подпись: Майор Б<урбонов>.

"С Новым годом! (Визитные карточки)", подпись: Майор Б<урбонов>. Автограф - в тетради черновых набросков 1887-1888 гг. (ЦГАЛИ). Мельпомена (греч. миф.) - муза трагедии.

326. Кауфман А. Клочки воспоминаний. - "Южнорус. альманах", год 7-й. Одесса, 1902. - "Рус. библиофил". 1913, No 7. Приведя эпиграмму в своих воспоминаниях, С. С. Окрейц пишет: "Рассказывают, что, встретив своего врага на Невском, Минаев остановился, протянул руку, указывая на мимо пробегавшую собаку, и воскликнул: По улице бежит собака..." ("Историч. вестник". 1907, No 5. С. 403).

327. И. 1862, No 45, 47, 49, с подзаг. "Сцена в трех песнях", подпись: Обличительный поэт. - "Думы и песни" 1863 г.

Песнь первая. Вельзевул, Люцифер - дьявол, сатана. Полугар - низший сорт водки. Искариот - в Евангелии один из апостолов, предавший Христа за тридцать сребреников; в переносном смысле - вообще предатель. Ревел, как Лир - т. е. герой трагедии Шекспира "Король Лир".

Песнь вторая. Цертина - терцина. Фаддей - Ф. В. Булгарин. Творец покойных "всяких всячин". Булгарин в течение многих лет вел в СП фельетон под загл. "Журнальная всякая всячина". Кроме того, в 1842 г. он издал книгу очерков и фельетонов "Комары. Всякая всячина. Рой 1-й". "Смерть свистунам!" О кличке "свистун" см. т. 1, примеч. 59. "Вестник" - РВ. Чичероне - проводник, показывающий туристам достопримечательности. То к юности, провравшейся не раз и т. д. Здесь Минаев имеет в виду статьи Н. Ф. Павлова 1862 г. против студенческого движения, Чернышевского, Герцена и др. Жан-Жак - Руссо.

"С землей расстался Я в восемьсот сороковом годуя. По всей вероятности, намек на начало издания А. А. Краевским ОЗ (1839), которые, в первую очередь благодаря Белинскому, стали центром передовой литературы 1840-х годов. Статьи его немножко и скучны. Незадолго до этого П. И. Небольсин напечатал в ОЗ очерки "Около мужичков". Когда Скарятин начинает ржать. См. т. 1, стих. 61 и примеч. к нему. До возникновения "Вести" Скарятин сотрудничал в ОЗ Краевского и в "С. - Петерб. ведомостях", в редактировании которых Краевский принимал ближайшее участие. Харон (греч. миф.) - перевозчик, переправлявший на челноке через реку Ахерон души умерших в загробный мир; взимал за перевоз плату, для чего умершим клали под язык мелкую монету. Цербер (греч. миф.) - свирепый трехголовый пес, охраняющий выход из загробного мира. "Отдайте мне удобства и комфорт!" Эти слова связаны с рассуждениями о роскоши и комфорте во "Фрегате "Паллада"" Гончарова (глава "Сингапур"). Если роскошь является в его глазах пережитком господства аристократии, "пороком", "уродливым и неестественным отклонением от указанных природой и разумом потребностей", то комфорт, напротив, есть "разумное и выработанное до строгости и точности удовлетворение этим потребностям... Комфорт и цивилизация почти синонимы". "Почта" - газета Министерства внутренних дел "Северная почта", сотрудником которой был В. Я. Фукс. "Сын" - СО. Всё ищет почвы прочной. Журнал "Время" был органом так называемого "почвенничества".

328. PC. 1863, No 3, в ДТЧ, под загл. "Старые знакомые, или Лекции по философии в Москве". - "Думы и песни" 1864 г. О публичных лекциях П. Д. Юркевича против материалистической философии. См. также вступ. статью, т. 1, с. 27.

Явл. 3. Мне Лонгинов сосед. М. Н. Лонгинов упомянут в связи с его письмом в редакцию MB (1863, 13 марта), в котором брал Юркевича под защиту от критических выступлений радикальной печати.

Явл. 4. Однажды в Киеве. До переезда в Москву Юркевич был профессором Киевской духовной академии.

Явл. 7. А вот с письмом, где так грозится и т. д. Один из слушателей Юркевича послал ему письмо, в котором предупреждал: "Если в следующих лекциях вы не оставите цинизма, не будете с достоинством относиться к материалистам, то услышите уже не шиканье, а свистки" ("Очерки". 1863, 7 апреля). Сообщив слушателям о полученном письме, Юркевич, по словам автора статьи в газете "Очерки" (1863, 19 марта), смял его и с улыбкой прибавил: "А из письма этого я вправе сделать такое употребление, какое найду пригодным". Редактор почтенной московской газеты - редактор "Дня" И. С. Аксаков. Аксаков напечатал статью в защиту Юркевича - "Два слова о материализме и общественной свободе" ("День". 1863, 16 марта). Владимир Монументов. В 1860-х годах под этим псевдонимом печатал свои сатирические стихотворения в И, "Совр." и других журналах В. П. Буренин. Ученый есть Лавров и т. д. Будущий идеолог народничества П. Л. Лавров, выступивший в конце 1850-х - начале 1860-х годов с рядом работ по философии, был полковником артиллерии и профессором математики и теоретической механики Артиллерийской академии. Тургенев сочинил. О романе "Отцы и дети".

"3дравия' желаю!". Герой поэмы В. А. Соллогуба, помещенной в изданном М. П. Погодиным сборнике "Утро", - бывший студент Иван Белин. Если бы не самолюбие и не боязнь прослыть отсталым, он был бы "добрым малым" и вышел бы "в люди". Но его обуревают мечты о социальном преобразовании России, он произносит буйные речи на сходках молодежи. Однажды к Белину явился владелец того дома, в котором он жил, - глубокий старик. Он сообщил Белину, что ему угрожает арест, и рекомендовал отправиться в деревню к его внучке в качестве учителя ее мальчика. У внучки старика есть две дочки-красавицы, Белин начинает мечтать о любви и деревенском приволье и решает последовать совету старика. Товарищам же он сказал, что уезжает по очень важным делам, для осуществления своих революционных замыслов. В конце поэмы оказывается, что старик действовал по указанию квартального надзирателя, который таким образом избавился от беспокойного "нигилиста". Слова, напечатанные курсивом (кроме ум его широкоплеч), взяты из поэмы Соллогуба.

Глава вторая. "Тарантас" - наиболее значительное произведение Соллогуба, написанное в 1840-е годы. С "сухих туманов" Атенея. Статья Я. И. Вейнберга "Сухой туман", напечатанная в журнале "Атеней" (1858, No 5), неоднократно являлась объектом насмешек в журналистике 1860-х годов. "Когда родился Карамзин?". Имеется в виду статья М. П. Погодина "О годе рождения Карамзина", напечатанная в сборнике "Утро". Впрочем, на эту же тему появились в 1865 г. также заметки М. Н. Лонгинова, С. Д. Полторацкого и А. Д. Галахова, которые Минаев высмеял в Б (Юный библиофил. Когда родился Карамзин? - 1865, No 93. С. 372). Лев - см. примеч. 176. "Меня Жуковский чтил как друга" и т. д. Насмешка над воспоминаниями Соллогуба, напечатанными незадолго до этого ("Рус. архив". 1865, No 5/6) и спародированными Минаевым в его стих. "В кругу друзей у камелька..." (No 205), а также над его куплетами, спетыми на юбилее П. А. Вяземского еще в 1861 г. (СП. 1861, 10 марта); см. также пародию В. Курочкина на эти куплеты, т. 1, стих. 44. "Утренняя заря" - альманах 1830-х - начала 1840-х годов, в котором печатал свои произведения Соллогуб. В Париже ставил водевили. См. примеч. 170. В России драму написал. О пьесе Соллогуба "Чиновник". См. о ней т. 1, примеч. 25.

Глава третья. Тупей - старинная прическа (взбитый хохол волос). Номады - кочевники. Куафер - парикмахер. И на работника Семена. См. примеч. 186-187.

Глава четвертая и последняя. Демагог - см. примеч. 203. Делибаши - здесь в смысле: разбойники. Хожалый - см. т. 1, примеч. 94. О пользе всех ассоциаций. См. примеч. 222.

330. Первая половина первой песни - "Дело". 1874, No 1, в составе "поэмы-фельетона" "С птичьего полета", подпись: Литературное домино. - "Демон". Печ. без последних двух разделов. Что у Ефремова в изданьи. Первое издание сочинений Лермонтова под редакцией П. А. Ефремова вышло в 1873 г. Плутон (греч. миф.) - владыка царства мертвых Аида. Край олигархов. Олигархия - режим, при котором политическая власть принадлежит узкой группе аристократов или богачей. Сквайр - сокращенная форма английского титула эсквайр; обращение, присоединяемое к фамилии помещика. Был Милль рожден и погребен и т. д. Здесь имеется в виду его сочинение "Подчиненность женщины", вышедшее несколько раз в русском переводе в конце 1860-х - начале 1870-х годов. Одинокая вдова - Евгения Монтихо, вдова Наполеона III. В 1870 г. эмигрировала в Англию. После смерти Наполеона III (1873) вдохновляла бонапартистское движение во Франции, стремясь посадить на французский престол своего сына Эжена-Луи, о котором идет речь ниже: Но жив четвертый Бонапарт! Немезида (греч. миф.) - богиня возмездия. В своих бедах, В своих несчастиях великий. Речь идет о событиях франко-прусской войны 1870-1871 гг., разгроме Парижской коммуны и наступившей вслед за этим реакции. Ретирада - отступление. Бойни тамерланской. От имени Тамерлана (1336-1405), среднеазиатского полководца, известного своими грабительскими походами в разные страны. Столь пресловутый Генрих Пятый. Генрихом V приверженцы старшей линии династии Бурбонов называли последнего ее представителя, графа А.-Ш. Шамбора. Микадо - титул японского императора.

"Молва". 1880, 13 нояб., в фельетоне "Чем хата богата", подпись: М. Д. Эпиграф - из "Медного всадника" Пушкина. В то время подцензурных. В 1865 г. большая часть толстых журналов была освобождена от предварительной цензуры, которая была заменена не менее суровыми карательными методами воздействия на печать. Прав Шекспир и т. д. Имеются в виду слова Гамлета: "Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам". Клир - здесь: собрание, сборище. Малахов курган - господствующая высота юго-восточнее Севастополя (теперь в черте города). Прославился героической обороной против англо-французских войск в 1854-1855 гг. В августе 1855 г. был сдан, после чего русские войска оставили Севастополь. Каре и Ардаган - крепости, взятые русскими войсками в 1877 г. и присоединенные к России по Сан-Стефанскому договору. Друммондов яркий свет - свет, получающийся от накаливания извести в пламени гремучего газа; по имени английского инженера Т. Друммонда. Как из-за шанцев. Упоминание о шанцах (временных полевых укреплениях) - намек на вторую профессию Ц. А. Кюи: он был военным инженером, профессором фортификации. Щукин двор - один из петербургских рынков; упомянут в связи с тем, что очерки и рассказы Лейкина с их поверхностным и грубоватым юмором пользовались популярностью в купеческой среде. Проводит целый день на Валковом кладбище. На "Литераторских мостках" Волкова кладбища в Петербурге похоронено много выдающихся русских писателей.

Пейзаж

"И будет вечен вольный труд...". Стихи русских поэтов о родине

М.: Правда, 1988.

Грустная картина:
Голая равнина,
Чахлые леса.
Десятиной скудной
Тащится мужик,
Над сохой поник.
С мужика пот льется,
Слез и крови пот,
Лошадь чуть плетется,
Вот лихая тройка
Усача промчит,
Он на труд твой только
Тупо поглядит.
Вечный труд и гнет -
Дремлющую совесть
В нем не шевельнет.

Д. Д. Минаев

затем несколько лет служил. С 1857 г.- профессиональный литератор. Д. Минаев обладал удивительным даром поэта-фельетониста. Стихи его - отклики на злобу дня, насыщенные остротами, каламбурами, виртуозно зарифмованные. Поэт печатался в прогрессивных журналах под многочисленными псевдонимами. Его сатиры и пародии относятся к лучшим образцам этих жанров в отечественной литературе.

Песня работников

<Из П. Дюпона>

Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков.

Подготовка текста, составление и примечания С. А. Рейсера.

"Художественная литература", 1975.

Мы, чьи огни до зари зажигаются,
Только лишь крикнет петух в ночь бессонную,
Чьи истомленные спины сгибаются
Пред наковальней, в огне раскаленною;
С детства замучила живость природную,
А впереди посулило грядущее
Холод, недуги да старость голодную -
Братцы! Добытый тяжелым трудом
Вместе пропьем,
Вместе пропьем за свободу и братство!
Доля работника - чем не счастливая!
В грубых руках его - перлы да золото,
Силою мышц да железного молота.
Выхолит в поле он рожь золотистую,
Потом его вся земля обливается...
Добрые овцы! Их шкурой волнистою
Братцы! Добытый тяжелым трудом
Весь заработок, все наше богатство
Вместе пропьем,
Вместе пропьем за свободу и братство!
Чахлые груди да слезы горючие;
Словно как машину, в деле негодную,
Терпят всех нас лишь до первого случая.
Нашей рукой чудеса совершаются,
Пчелы снесут только дани медовые
И, бесприютные, вновь разлетаются.
Братцы! Добытый тяжелым трудом
Весь заработок, все наше богатство
Вместе пропьем за свободу и братство!
Дети вельмож, худосочные, бледные,
Жен наших грудью здоровой питаются,
Если же вырастут лбы эти медные -
Нас стерегут всюду - наглость бесчестная,
Брань да пинки от любого привратника;
У дочерей наших - доля известная, -
Доля наложниц в хоромах развратника.
Весь заработок, все наше богатство
Вместе пропьем,
Вместе пропьем за свободу и братство!
В темных подвалах, полуобнаженные,
Тянем мы жизнь даже солнца лишенные,
Словно родились ворами иль совами,
Словно в нас кровь не играет кипучая,
Словно туда наше сердце не просится,
Где благовонное лето проносится.
Братцы! Добытый тяжелым трудом
Весь заработок, все наше богатство
Вместе пропьем,
Много уж лет наша кровь проливалася
Лишь по шальному капризу тиранами,
Но еще силы довольно осталося
В теле, измученном гнойными ранами.
Сладкой надеждой пусть сердце согреется:
Солнце свободы - за черною тучею,
Ветер подует - и туча рассеется.
Братцы! Добытый тяжелым трудом
Вместе пропьем,
Вместе пропьем за свободу и братство!

1863

Минаев Дмитрий Дмитриевич (1835-1889) - поэт-сатирик, драматург, переводчик и журналист.

Песня работников. Перевод стихотворения "Le chant des ouvriers". Выполненный Д. Д. Минаевым в 1861 г., он был запрещен цензурой, но в 1868 и 1870 гг. был легально напечатан в составе его стихотворных сборников; вскоре после этого он стал достоянием русского революционного репертуара. Подлинник стихотворения был напечатан в 1846 г. Отрывок (ст. 49-52) был процитирован К. Марксом в "Капитале" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2, т. 23, с. 705).

(На И. И. Панаева?)

Эпиграмма и сатира: Из истории литературной борьбы XIX века.

М.; Л.: Academia, 1931-1932.

Такая двойственность едва ли
Он радикал в своем журнале,
Башибузук - в своих домах.