Из "Песни о Нибелунгах"

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Минаев Д. Д. (Переводчик текста), год: 1877
Категория:Поэма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Из "Песни о Нибелунгах" (старая орфография)

НИБЕЛУНГИ.

Немецкие поэты в биографиях и образцах. Под редакцией Н. В. Гербеля. Санктпетербург. 1877.

Вопрос о происхождении "Песни о Нибелунгах" - поэмы, занимающей первое место между национальными эпическими произведениями христианской Европы - до-сих-пор остаётся спорным. Долгое время считалась неопровержимою теория учоного Лахмана, что "Нибелунги" образовались из двадцати самостоятельных песень, принадлежавших такому-же количеству авторов, и что эти песни затем были дополнены и соединены в одно целое каким-нибудь неизвестным писателем. Теорию эту сильно поколебал Гольцман. Основываясь на другом манускрипте поэмы, он привёл весьма наглядные доказательства тому, что "Нибелунги" в настоящем их виде - ничто иное, как весьма расширенная и отчасти переработанная форма древнейшого, потом потерявшагося стихотворения, автором которого Гольцман признавал некоего Конрада, писца Пассауского епископа Пильгрима, на которого указывается даже в "Плаче", служащем по содержанию как-бы продолжением или окончанием "Нибелунгов", но написанном несомненно гораздо раньше (около 990 года). Между последователями Лахмана и Гольцмана возникла ожесточённая борьба, продолжающаяся до сего времени. Не вдаваясь здесь в разрешение этого вопроса, упомянем об остроумном замечании одного из лучших немецких критиков, что как Страсбургский собор не мог быть произвольно составлен из разных частей подмастерьями и учениками, точно также "Песня о Нибелунгах" не могла возникнуть без творчества одного художника, положившого фундамент всему зданию и начертавшого подробный его план.

Время появления "Нибелунгов" в том виде, в каком эта поэма дошла до нас, относят к самому началу XIII столетия. Содержание её заключается в следующем:

Красавице Кримгальде, сестре бургундских королей Гунтера, Гернота и Гизельгера, приснилось, что два орла терзают на части вскормлённого ею сокола. Она рассказывает про этот сон своей матери Уте, a та объясняет его как зловещее предзнаменование: что Кримгильда выйдет замуж и муж её погибнет от руки убийцы. В это самое время молодой Зигфрид, играющий важную роль уже в скандинавской "Эдде", сын короля Зигмунда Нидерландского, привлечённый молвою о необыкновенной красоте и нравственных достоинствах Кримгильды, отправляется в Вормс. С блестящею свитою приближается он ко дворцу Гунтера, но никто не узнаёт его, кроме старого воина Гагена. За-то этот последний тотчас же рассказывает о предшествовавших доблестных подвигах приезжого, о том, как он победил нибелунгов, подданных короля Нибелунга, и отнял их сокровище (Nibelungenhort), как сорвал с короля карликов Альбериха его шапку-невидимку, как убил страшного дракона и, окунувшись в его кровь, покрылся роговой оболочкой, отчего и получил название "рогового Зитфрида", и т. п. Доблестного героя принимают с большими почестями. Скоро после того бургундцы вступают в войну с саксонцами; Зигфрид принимает в ней участие, одерживает несколько блистательных побед и с триумфом возвращается в Вормс. Только теперь впервые видит он Кримгильду, влюбляется в неё и становится в ряды искателей её руки. Между-тем король Гунтер начинает свататься за молодую героиню Брунгильду, которая каждому, выступающему в качестве её жениха, предлагает, в виде испытания, поединок, объявляя, что она отдаст ему руку в том только случае, если он одержит над нею победу; но до-сих-пор все женихи платились жизнью за свою смелость, падая от руки богатырши. Гунтер отправляется в Изенштейн, местопребывание Брунгильды, но не один, a в сопровождении Зигфрида. Молодой нидерландский герой, благодаря шапке-невидимке, отнятой им y Альбериха, помогает Гунтеру в поединке, в следствие чего Брунгильда - уже давно влюблённая в Зигфрида и напрасно ищущая его взаимности побеждена и выходит замуж за Гунтера. Зигфрид же женится на Кримгильде и возвращается с нею к себе на родину. Через несколько лет, по приглашению Гунтера, он приезжает к нему в гости с женою, но тут между Кримгильдой и Брунгильдой затевается ссора, в которой первая проговаривается второй, что действительным победителем её в поединке был не Гунтер, a Зигфрид. Ненависть Брунгильды к молодому герою доходит до крайних пределов - и она решает, что он должен умереть. Участником её тайны становится вышеупомянутый Гаген. Он даёт клятву отомстить за оскорблённую королеву и сдерживает её. Под предлогом желанья защитить Зигфрида от замыслов Брунгильды, он выведывает y жены его о единственно-уязвимом месте в теле её супруга и однажды на охоте изменнически поражает несчастного в это место, именно в затылок; затем он открыто объявляет всем, что убийство совершено им и, в дополнение своего злодеяния, овладевает хранящимся y Кримгильды сокровищем Нибелунгов и кидает его в Рейн. Тогда жажда мщения разгарается и в сердце Кримгильды - и она выжидает только удобного случая, чтобы осуществить своё пламенное желание.

Через несколько лет гунский король Эцель присылает послов просить руки Кримгильды. В надежде найти в этом браке средства к приведению в исполнение своего плана, вдова Зигфрида принимает предложение и отправляется в страну Гуннов, где и выходит замуж за короля. Но вот, по прошествии некоторого времени, Эцель, по настоянию жены, просит бургундцев к себе в гости. Гаген, очень хорошо понимающий причину этого приглашенья, советует не принимать его. Советы его остаются безплодными: бургундцы отправляются в дальнее путешествие, и Гаген по неволе присоединяется к ним. На дороге встречает он разные зловещия предзнаменования, но и это не останавливает его спутников. После упорного боя с баварцами, желавшими преградить путь бургундцам, приглашонные гости Эцеля достигают назначения. Здесь вражда между Гагеном и королевою тотчас же обнаруживается. Кримгильда хочет собственно смерти только этого человека и с этою целью устраивает схватку между бургундцами и гуннами, схватку, которая переходит в кровопролитное сражение и оканчивается избиением всех бургундцев, за исключением только Гунтера и Гагена. Но и Гунтер скоро падает под мечём по приказанию Эцеля, a Гагена приводит живых к Кримгильде знаменитый герой Дитрих Вернский, тоже находившийся в это время со своими готфами в гостях y короля гуннов и участвовавший в бою. Кримгильда требует, чтобы Гагев открыл ей место, куда он спрятал сокровище Нибелунгов; тот упрямо отказывается - и тогда она, с диким криком торжества, вонзает в его сердце меч Зигфрида. Но и её последний час наступил. Воин Дитриха, старый Гильдебранд. возмущённый тем, что Гаген пал от руки женщины, убивает её.

Этим оканчивается "Песня о Нибелунгах". В вышеупомянутом "Плаче" заключаются некоторые дополнительные подробности. Стихотворение начинается описанием погребения героев, падших в страшной битве, и отчаяния Эцеля, усиливающагося ещё более, когда Дитрих и Гильдебранд уезжают от него. Весть об избиении бургундцев приносит к ним на родину музыкант Свеммелин, отправляющийся туда в сопровождении людей, которые везут с собою оружие павших короля и воинов. На пути он заезжает к епископу Нассаускому Пильгриму, рассказывает ему обо всём случившемся, и тот так поражон этою трагическою историею, что поручает своему писцу Конраду записать её, ибо это - "величайшее событие, какое когда либо происходило на свете". В Вормсе привезённое Свеммелином известие и вид возвращённого оружия производят страшное действие. Старая мать Гунтера Ута умирает с горя. Брунгильда остаётся в безутешном одиночестве со своими маленькими сыновьями, последними остатками некогда блистательного и могущественного семейства.

Таким образом, относительно содержания, в "Песне о Нибелунгах" смешиваются различные циклы туземных эпических сказаний и действуют в одно и тоже время главные герои различных эпопей. С одной стороны мы видим Дитриха Бернского, героя ост-готских песень, Гильдебранда и Эцеля с его гуннами, с другой - Зигфрида, героя Нидерландского, рядом с бургундским циклом, средоточием которого является Гунтер и его семейство, и только в конце поэмы обе группы соединяются вместе. Внешняя форма поэмы - так называемая "Нибелунгова строфа", состоящая из четырёх стихов, между которыми первый рифмуется со вторым, третий с четвертым. Эта же самая форма употреблялась и для остальных эпических поэм и песень средних веков.

По величию и силе сюжета, истинной художественности изложения, не смотря на неудовлетворительность внешней формы, и по сохранению народного элемента во всей его чистоте - "Песня о Нибелунгах" занимает одно из первых мест, если не первое, после "Илиады" и "Одиссеи" в истории народной эпической поэзии. "Здесь", говорит один немецкий критик, "на сцене не жизнь и судьбы отдельных лиц, не любовь, но колоссальные страсти и усложнения, громадные планы и действия, при которых падение одной личности увлекает за собою, как в вихре, целые королевския династии, поколения героев и народы, и оканчивается взаимным кровопролитным истреблением их. Переселение народов выступает тут во всём богатстве легендарного украшения. Историческая жизнь является в поэтической переработке. Тихо выходя из различных источников, волны поэзии текут чистые и прозрачные, но мало-по-малу к ним присоединяются всё новые и новые ручьи, берега становятся шире, прелестные реки устремляются в пенящуюся бездну и, наконец, вся эта масса поэтических легенд и сказаний ввергается во всепоглощающее море. Так растёт и усиливается действие в "Песне о Нибелунгах". Естественно и последовательно развиваются характеры, не стесняемые никакими условными, традиционными мерками. Не смотря на потрясающия, ужасающия подробности, которыми наполнена вторая часть поэмы, сколько задушевности и глубокого чувства во всём этом произведении! Семейные узы между родителями и детьми, братьями и сёстрами, супругами, преданность слуг господам и отеческия отношения этих последних к первым не изображены ни у одного из придворных эпических поэтов того времени и последующого в такой простоте, чистоте и задушевности, в какой всё это является перед нами в "Песне о Нибелунгах". Такую любящую чету, как Зигфрид и Кримгильда, напрасно стали бы мы искать в остальных произведениях средневековой поэзии."

Художественные красоты этой поэмы всегда возбуждали и продолжают возбуждать удивление лучших поэтов, находивших в ней много материала для своего вдохновения. Вот, например, что писал о ней Гейне: "Это произведение исполнено великой, грозной силы. Язык, на котором оно написано - чисто каменный и стихи представляются мне как бы срифмованными плитами. Местами пробиваются сквозь щели красные цветы, точно капли крови, или вытягивается длинный плющ, словно зелёные слёзы." Желая дать французам хотя приблизительное понятие об исполинских страстях, бушующих в "Песне о Нибелунгах", Гейне говорит: "Представьте себе светлую летнюю ночь, в которую звезды, бледные как серебро, но крупные как солнцы, собрались на голубом небе, и все готические соборы Европы назначили друг другу свидание в необъятной равнине. И вот спокойно сходятся сюда страсбургский собор, кельнский, руанский, флорентинская колокольня и т. п., и все они любезно ухаживают за церковью Парижской Богоматери (Notre Dame). Правда, что их движения довольно неловки, что некоторые из них даже очень неуклюжи и что их ухаживанье может вызвать невольную улыбку. Но вы перестали бы улыбаться,увидев, как они мало-по-малу приходят в бешенство и начинают душить друг друга, как Notre Dame; de Paris в отчаянии воздевает обе каменные руки свои к небу, после чего схватывает меч и срубает голову самому громадному из всех этих соборов. Однако - нет: даже и это зрелище не дало бы вам никакого понятия о главных действующих лицах "Песни о Нибелунгах", так-как не существует на свете башни столь высокой и камня столь жосткого, как суров Гаген и мстительна Кримгильда."

ИЗ ПОЭМЫ ПЕСНЬ О НИБЕЛУНГАХ".

  С злым умыслом в душе сошлись на совещанъе
  Под липой Гунтер злой и Гаген, в ожиданьи
  Охоты, чтоб на ней, таясь в лесу густом,
  Медведей и лосей разить своим копьём.
  Отправиться в тот лес они должны с Зигфридом,
  Который на коне, с довольным, смелым видом,
  Готов был ехать к ним, не ведая о том,
  Что гибель ждёт его в лесу перед ручьём,
 
  Уже труба в лесу охотников сзывала,
  Чтоб двинуться за Рейн, когда к своей жене
  Зашол Зигфрид, чтоб с ней проститься.В тишине
  Уединения Кримгильда изнывала:
  Она ещё тоски подобной не знавала,
  Какую в этот миг почувствовала. Стал
  Муж нежно цаловать её и так сказал:
  "Дай Бог, чтоб, возвратясь, тебя нашол я снова
  Весёлой, как всегда, и бодрой. Будь здорова
  И жди меня: домой вернусь таких же я,
  Каким стою теперь. Старайся без меня
  Разсеянья искать и приложи старанье -
  Не слишком ужь грустить в разлуке. До свиданья!"
  О тайне, Гагену рассказанной, она
  Припомнила тогда - взволнованна,бледна -
  Но мужу передать ту тайну не решилась,
  A стала проклинать тот ден, когда родилась,
  И, вместе с тем, рыдать и скорбно умолять
  Одну с её тоской её не оставлять:
  "Не уезжай, мой милый!
  Мне снился страшный сон,
  Что на тебя два вепря
  Напали с двух сторон -
  И кровью обагрились
  Цветы в моём бреду...
  Смотри, как слёзы льются:
  Оне сулят беду.
  Боюсь измены чорной:
  Есть, есть y нас враги.
  Останься жь, друг мой милый!
  Себя побереги!"
  И отвечал Зигфрид: "Поверь мне, дорогая,
  Что скоро возвращусь - и не боюсь врага я.
  Ни в ком не возбуждал до ныне я вражды,
  Зачем же буду ждать несчастья и беды?
  Из всех моих друзей кто злобен и безчестен?
  И храбростью своей я, разве, не известен?"
  --- "Увы, Зигфрид мой милый,
  Я за тебя дрожу!
 
  Тебе я разскажу.
  Мне снилось, что в долине
  Упали две горы -
  И ты погиб под ими.
  Смущаюсь с той поры
  Печальной и ужасной
  Я думою одной,
  Что если ты уедешь -
  Что станется со иной?"
  Сказала и опять заплакала навзрыд.
  В объятья заключив жену свою, Зигфрид
  Её расцаловал. Супруги распрощались -
  И больше с-той-поры ужь в жизни не встречались.
  Охотники межь-тем в лесу сошлись. Средь их
  Был Гунтер и король, и множество других
  Весёлых смельчаков, охотничьей забавы
  Любителей больших. У них для переправы
  Через блестящий Рейн конь вьючный не один
  Нес на себе мешки и множество корзин
 
  Что страшный апетит охота возбуждает,
  A потому y них с собой на этот раз
  Различных вкусных яств огромный был запас.
  И вот, для отдыха поляну выбрав скоро,
  Охотники привал устроили без спора.
  То там, то здесь они разбились на кружки -
  И стали с быстротой работать языки,
  В предчувствии большой охотничьей добычи,
  Суля себе успех и много всякой дичи.
  В то время самое подъехал к ним Зигфрид.
  Воскликнувши: "Вперёд! за часом час бежит!
  Но кто же будет нам указывать дичину?"
  "Мы", Гаген отвечал, "сначала, для почину,
  Отправиться должны, друзья мои, в разброд:
  Пусть каждый в чащу сам, как ведает, войдёт
  И выберет в лесу любое направленье,
  Чтоб доказать своё искусство и уменье
  Охотника: для всех большой простор здесь есть.
  Так разойдёмтесь же! Тому привет и честь,
 
  И почитать себя тем каждого заставит."
  Охотники тогда не стали медлит, в знак
  Согласья своего. "Хоть y меня собак
  Есть свора целая", сказал Зигфрид, "но мне
  Скорей помехою послужат лишь оне.
  Довольно для меня одной ищейки смелой
  И чуткой. С ней одной обрыщу лес я целый."
  Ищейку привели: охота началась -
  И шумно дрогнул лес дремучий через час.
  Под звук рогов в лесу ищейка бойко стала
  Повсюду вспугивать дичь всякую, не мало
  Предоставляя жертв охотникам. Зигфрид,
  Голландии герой, и рубит и разит,
  Где только хищный зверь появится, гонимый
  Собакою. Его скакун неутомимый
  С такою быстротой летает, что почти
  Из сотен не даёт он никому уйдти
  От острого копья - и скоро оказалось,
  Что пальма первенства геройского досталась
 
  И первой жертвою его искусства пал
  Щетинистый кабан, мгновенно поражонный.
  За тем убит был лось, ищейкой разъярённой
  К Зигфриду выгнанный. Могучая рука
  Спустила тетиву - и, сделав два скачка,
  Чудовищный олень без стону повалился.
  Охотников кружок, собравшись, изумился;
  Но,выслушав поток восторженных похвал,
  Зигфрид, подняв копье, вновь в чащу поскакал
  И вскоре хищный вепрь, ревя, окровавлённый
  Лежит y ног его. Как-будто окрылённый,
  Зигфржда чудный конь, подковами звеня,
  Носился между пней - и серна от коня
  Укрыться не могла с оленем быстроногим.
  Владет таким конём из рыцарей немногим
  Случалось. Вот ещё ищейка подняла
  Большого вепря. Он, быстрее чем стрела,
  Ударился бежать, но всадник в ту-ж минуту
  Был тут, как тут. Злой вепрь вдруг повернулся круто
 
  Наброситься; но тот копьём своим успел
  Пронзить его насквозь. Одним таким ударом
  Охотникам-бойцам и молодым и старым
  Кримгильды смелый муж блестящий дал урок.
  Когда свалился вепрь со всех могучих ног,
  Ищейка вновь была посажена на свору -
  И убедились все охотники в ту пору,
  Как много дичи им охота принесла.
  Шум, крики поднялись, брань, хохот, похвала
  И голоса людей слились с собачьих лаем,
  И этот общий гул был эхом повторяем
  В горах, в густом лесу. С большим успехом так
  Охота шла в тот день. Две дюжины собак
  Окровавлённые то там, то здесь лежали;
  Но и звериных шкур, когда их сосчитали,
  Довольно было. Мысль y всех была одна:
  Кого из рыцарей награда ждать должна
  За первенство? Зигфрид взял перевес над всеми
  И подошол к костру, приветствуемый теми
 
  И каждый из бойцов добычу отдавал
  Под вертел поваров, костры чьи разгорались.
  По воле короля охотники собрались
  На отдых и обед - и под призывный рог,
  Толпясь вкруг короля, весёлый их кружок
  Спешит сесть на траву, трапезой соблазнённый.
  Из всех один Зигфрид, ещё не утомлённый
  Охотою, сказал: "Вперёд! - и от меня
  Не отставать!" Потом вскочил он на коня
  И ринулся. За них другие поскакали
  И скоро свежий след медведя отыскали.
  Тогда товарищам своим сказал Зигфрид:
  "Нам славная теперь потеха предстоит -
  Медведя затравим, хотя б ушол он в горы.
  Ищейку нужно лишь опять спустить со своры."
  Пёс чуткий спущен был. Он устремился в лес,
  Отыскивая след медведя - и изчез;
  Но ожидать пришлось охотникам не много:
  Ищейкою была отыскана берлога
 
  Бежать пустился. Крик,шум,лай,переполох.
  Зигфрид царя лесов преследовать пустился,
  Но вдруг в разселину скалы тот провалился
  И был от гибели на этот раз спасён.
  Казалось, избежал копья стального он;
  Но всадник разсудил иначе в это время.
  Зигфрид спрыгнул с коня, ногой отбросив стремя,
  И бросился бегом в ущелье и настиг
  Мохнатого врага. Борьба в единый миг
  Окончена была. Зверь рвался и метался,
  Но убежать не мог: он, как в капкан, попался.
  Как молотом, его Зигфрид ошеломил
  Могучим кулаком. Он зверя не убил -
  Не ранил даже, a связал без затрудненья,
  Так-что не в силах был ни одного движенья
  Он сделать, и потом, вскочивши на коня,
  С добычею своей, с трофеем новым дня,
  Отправился Зигфрид дорогою обратной,
  Вновь подвиг совершив почти невероятный.
 
  Вооружон он был от головы до шпор.
  На всадника смотреть в то время было любо:
  Громадное копьё Зигфрида - крепче дуба;
  Оправлен в золото его богатый рог;
  Плащ чорный падает почти до самих ног,
  Застёгнут бляхою с серебряной цепочкой,
  И шапка на кудрях с собольей оторочкой.
  Охотничий наряд красивей всех на нём:
  Пантеры шкурою обтянутый кругом,
  Колчан охотника сверкает галунами;
  При нём и самострел, висящий на плечами;
  Из меха рысьяго кафтан его обшит
  Весь позументами; широкий меч висит
  У пояса: тот меч такой хорошей стали,
  Что шлемы, панцыри легко перерубали
  Не раз его клинком, a рыцаря рука,
  Как ведали враги, бывала не легка.
  Был мужествен Зигфрид, как говорит преданье;
  A чтоб ещё полней закончить описанье
 
  В своём колчане он калёных сотню стрел,
  И горе тех, кому они предназначались,
  Затем что в грудь оне без промаху вонзались.
  И так герой Зигфрид в обратный ехал путь
  К товарищам своим, чтоб с ними отдохнуть.
  Когда они его с поляны увидали,
  То бросились к нему, коня за повод взяли
  И повели его туда, где ожидал
  Их Гунтер. У седла привязанный, рычал
  Медведь. Спрыгнув с коня, герой наш в две минуты
  Со всех медвежьих лап и с морды сбросил путы.
  Медведя увидав, ужасный лай и вой
  Собаки подняли. Мотая головой,
  Рванулся зверь вперёд, и каждый испугался,
  Когда, рыча, медведь как бешенный помчался
  Туда, где y костров готовился обед.
  Ну п наделал же мохнатый пленник бед!
  Кто в лес, кто по дрова - прислуга разбежалась;
  Посуда, очаги, жаркое - всё смешалось
 
  Вскочили рыцари, оружием звеня.
  Медведь встал на дыбы и волю дал задору.
  Тогда велел король спустить собачью свору -
  И травля новая мгновенно началась.
  Кто луком, кто копьём стальным вооружась,
  За зверем кинулся в догонку, но собак,
  Стремившихся за ним, вкруг много было так,
  Что волю дать рукам охотники боялись -
  И громче и звончей их крики раздавались.
  Меж-тем медведь, собак оставив за собой,
  Все дальше уходил. Догнать, вступить с ним в бой
  Мог лишь один Зигфрид. В свою отвагу веря,
  Он бросился вперёд, меч выхватил и зверя
  Им пронзил насквозь. Тот без движенья пал -
  И снова рыцаря осыпал град похвал,
  Превознося его за новую победу.
  И пригласил король охотников к обеду.
  Зеленый пышный луг им скатертью служил;
  Что жь до кружка, то он блестящ и весел был.
 
  И скоро кушанья горячия явились
  Одно в след за другим и раздражили вкус:
  Так лаком был для всем дичины свежей кус.
  Трапеза мирно шла и рыцарей собранье
  Назвать бы мы могли в тот час без колебанья
  Безукоризненным, когда бы y иных
  Не выступала злость в глазах и лицах их.
  Трапеза мирно шла, но вин в ковши не лили.
  Не выдержал Зигфрид: "нас славно угостили,
  Но отчего же нет ни кубков, ни вина?
  Нас кравчий позабыл! Иль не его вина,
  Что жажду утолить нам нечем? Ждать вниманья
  Я, кажется, могу - и y меня желанье
  Теперь одно - уйдти." Ему тогда в ответ
  Сказал король, взглянув лукаво: "вам банкет
  Ещё устроим мы - так нас вы не вините.
  A почему вина здесь нет - о том спросите
  У Гагена: обед взялся устроить он."
  И Гаген отвечал: "Я, господа, смущён
 
  В Шпехцгарт вас заведёт сегодня: оттого то
  Отправил я туда вино - и нынче пить
  Нам нечего, за что прошу меня простить."
  - "Конечно, вас нельзя благодарить за это",
  Сказал Кримгильды муж: "подобного ответа
  Не ждали мы. Сюда в полдюжине корзин
  Должны бы вы прислать к обеду разных вин,
  Иль, жаждой чтоб в лесу напрасно не томиться,
  Должны б мы были и близь реки расположиться."
  "Что жь", Гаген отвечал: "здесь есть не далеко
  Холодный, чистый ключ. Его найти легко -
  И жажду утолить мм можем очень скоро.
  Поэтому друзья советую без свора
  К источнику идти и позабыть свой гнев."
  Охотники пошли охотно, присмирев.
  Злой жаждою томим, Зигфрид встал тоже, чтобы
  Направить путь к ручью, лукавство тайной злобы
  В совете Гагена не видя. В тот же час
  Прислуге отдан был торжественный приказ
 
  К нему - и рыцари, не выдавая скрытых,
  Враждебных чувств своих, ему хвалу и честь
  Воздали. С завистью, в душе лелея месть,
  И Гаген оделил Зигфрида похвалами.
  Так иногда слова расходятся с делами!
  Когда охотники отыскивать родник
  Отправились толпой, под липами в тот миг
  Воскликнул Гаген: "мне не редко толковали,
  Что бегает Зигфрид так быстро,что едва-ли
  Его из рыцарей догонит кто-нибудь.
  И, право, очень мне хотелось бы взглянуть -
  Действительно ли так он прыток." - "Убедиться
  Не трудно. Об заклад со мной хотите биться?
  Мы оба побежим к ручью, сказал Зигфрид,
  "
  Согласье Гаген дал. Зигфрид прибавил: "Даже
  Вы можете бежать немного прежде. я же
  Присяду на траву: спешить я не люблю."
  Такая речь была приятна королю.
  "Я - продолжал Зигфрид - прибавлю в заключенье,
  Что даже побегу во всём вооруженьи,
  Возьму с собой копьё, свой щит и тяжкий меч,
  Возьму и свой наряд." И вмиг одежду с плечь
  Сорвали рыцари и в двух рубашках белых,
 
  Остались на лугу. Ристанье началось.
  Как горный быстрый барс и быстроногий лось,
  Они вдвоём бежать пустились по поляне;
  Но угадать могли все рыцари заране,
 
  Во всём превосходил товарищей Зигфрид!
  Поставив тяжкий меч под липою зелёной
  И бросив верный щит, он на ручей студёный
  Смотрел, и хоть была в нём жажда велика,
 
  Не напился король, жестоко отплативший
  Ему злом за добро. Ключ из ущелья бивший
  Был холоден, как лёд, прозрачен и игрив -
  И Гунтер над ручьём, колена преклонив,
 
  Он поднялся с земли и к ь липам удалился.
  Зигфрид уже готов был также поступить -
  Но чем ему тогда решились отплатить
  За вежливость? И меч и лук его с колчаном
 
  Потом подкрался вновь, копьё его схватил,
   ИИрисматриваясь, где крест вышит белый был
  На платье голубом y храброго Зигфрида -
  И часа мести ждал, не подавая вида...
 
  Как Гаген в миг сквозь крест насквозь его пронзил.
  Из раны кровь ключём стремительно забила
  И с головы до ног убийцу обагрила.
  Из рыцарей никто доселе не свершал
 
  Хотя всегда был храбр и ни пред кем до ныне
  Не бегал и не знал конца своей гордыне.
  Когда был нанесён предательский удар,
  Разгневанный Зигфрид с земли, как ягуар,
 
  Торчал в его спине. Озлобленный безмерно,
  Он бросился к мечу и луку, чтоб врага
  На месте положить - была бы дорога
  Ему Зигфрида смерть; но лука не нашол он,
 
  Он только щит схватил и бросился бежать
  За Гагеном. Ему предателя догнать
  Не стоило труда, и хоть он сам жестоко,
  Смертельно равен был, в одно мгновенье ока
 
  Тяжолый щит его - на части был разбит
  И мигом из щита от силы сотрясенья,
  Как дождик ледяной, безценные каженья
  Посыпались кругом. Так грозно отомстил
 
  Могучею рукой - и эхо повторило
  Удара гул в лесу. Когда б с Зигфридом было
  Оружие его, его булатный меч,
  То Гагену пришлось в могилу б молча лечь.
 
  Его железных сил запасы истощились -
  И на его лице лежала ужь печать
  Кончины роковой - и станут проливать
  О нём потоки слёз красавицы. Из раны
 
  Изменников кляня, склоняется Зигфрид.
  "О, трусы! подлецы!" он громко говорит:
  "К чему же вам мои услуги послужили,
  Когда меня вы здесь так подло умертвили?
 
  Я гостем вашим был, доверчивым вполне,
  И что жь вы сделали? Трусливы и лукавы,
  Безславно, воровски зарезали меня вы...
  За это на всех вас и ваш безславный род
 
  Презренье будет вас преследовать повсюду,
  A проклинать я вас в могиле даже буду!"
  К лужайке роковой,где умирал Зигфрид,
  Сбежались рыцари. Имели грустный вид
 
  И слышались кругом и ропот, и угрозы.
  Заплакал и король Бургундский тоже; но
  Сказал ему Зигфрид: "Безстыдно и смешно
  Рыдать тому, кто сам виновник преступленья:
  "
  И Гаген рыцарям сказал тогда: "О чём
  Теперь тужить? На смерть он поражон мечём
  И больше никого не будем мы бояться.
  Осмелится ли кто над нами издеваться?
  "
  "Вам хвастаться легко теперь", проговорил
  Зигфрид. "Когда б я знал про ваш обычай лживый,
  Разбойнический, то ваш заговор трусливый
  Не удался бы вам. Не жизни жалко мне:
 
  Моей Крингильде. Бог благой да сохранит
  Ребёнка моего, и пусть поставят в стыд,
  Что родственник его убийцей был! Единой
  Я этой думою смущаюсь пред кончиной."
 
  На короля свой взор потухший обратил:
  "Когда вы, государь, к кому-нибудь хотите
  Быть справедливым, то вниманье обратите
  На бедную жену мою: она должна
 
  Не будьте же вы к ней безжалостны, суровы:
  Как на свою сестру смотрите на неё вы.
  Подругой верною моей она была,
  A в добродетели примером быть могла.
 
  Прождут меня не день напрасно, преступленья
  Не ведая ещё! Настанет скоро час,
  Когда заговорит раскаянье и в вас:
  За смерть мою, король, вновь совесть в вас проснётся,
 
  Король, словам того, кто вами был убит,
  Поверьте слепо вы..." И замолчал Зигфрид.
  Смертелен был удар окровавлённой стали,
  И смятые цветы в крови под ним завяли.
 
  И вскоре испустил последний сердца вздох.
  Когда толпа вождей увидела, что очи
  Героя мрак смежил той бесконечной ночи,
  Которой имя - смерть, бездыханный Зигфрид
 
  Причём вожди совет в среде своей держали
  О том, что скрыть от всех убийство то нельзя ли?
  И было решено, что о лихой беде
  Необходимо им распространять везде:
 
  Убит в лесу густом, где найден был случайно.
  A Гаген объявил, что может он назад
  В Вормс тело отвезти. "A то, что обвинят
  Меня иль нет - клянусь, о том забочусь мало.
 
  Узнает месть мою и слёзы льёт рекой.
  A я... мне дела нет до горести чужой!"
  Охотники в лесу до ночи оставались:
  Доселе никогда они не возвращались
 
  Безславно, не в бою, злодеем был убит,
  Красавицы о нём поплакали не мало;
  Но больше всех о нём Крингильда горевала.

Д. Минаев.