В литературном обществе

Все на свете организовано очень правильно. Актеры собираются в роскошном палаццо на Литейном, железнодорожники - в прекрасном здании на набережной, приказчики - в комфортабельном особняке на Владимирской, а писатели, конечно, на Фонтанке, вход со двора, поворотя направо. Почти что адрес Тряпичкина, который тоже баловался литературой. И, конечно, даже помещение, поворотя из-под ворот направо, у писателей не собственное, а какое-то комбинированное: исполу с одной стороны с польским клубом, а с другой - с женским. Русскому писателю не полагается иметь квартиру: он снимает на Фонтанке комнату от хозяйки.

Мне скажут: вы вспоминаете давно прошедшие времена. Нынче русский писатель снимает уже не комнату от хозяйки, а виллу в Финляндии, и американцы приезжают запечатлеть, как ест, как спит и как гуляет русский писатель, на ленте кинематографа. Но в литературном обществе их, этих новых писателей - причесывающегося совсем не по интеллигентской моде Кузмина и разъезжающего на моторной лодке Андреева - не видать. В литературном обществе живут по старине: чтят старое, верят в Скабичевского, чужого мнения не уважают, смело болтают во время доклада и робко молчат во время прений, ибо без бумажки в руках говорить не умеют. Скучно было бы в этом литературном обществе, как на Волковом кладбище, если бы иногда, поворотя из-под ворот направо, не проникали в него гости из иного мира, в котором литературу не только чтят, но и изучают, не только любят, но и понимают.

Я был в литературном обществе на докладе К.И. Чуковского о Гаршине, и когда я слушал доклад, мне казалось, что я в провинциальном театре, в который приехал гастролер. Он играет "Отелло", но публика видела или читала "Отелло", давно и твердо знает только то, что "Отелло" - классическое произведение, а Шекспир - гениальный писатель. Ах, батюшки, он что-то не то играет. Ах, батюшки, он с "Отелло" обращается запросто, как будто "Отелло" вовсе не мавр и не герой, а какой-нибудь мулат и простой ревнивец. Да нет ли здесь поношения Шекспиру? Да не пора ли вступиться за Шекспира?

И аплодисменты немногих, благодаривших К.И. Чуковского за его интересный доклад, смешались с протестами защитников Шекспира.

софизма. Но вместо огней серьезной критики на трибуне зажглись и зашипели истерические фальшфейеры г. Далина. Он говорил о литературе так, как будто он - это литература, а литература - это он. И он никому не позволит трогать литературу. Разве можно трогать литературу! Литературу трогать нельзя! Разве можно трогать Гаршина! А что касается Скабичевского, так этого он даже в толк не возьмет, - как можно трогать Скабичесвкого!

Когда г. Далин опустил руку в карман, я испугался до чрезвычайности. Я был убежден, что он вытащит из кармана знамя, на котором написано, что трогать литературу нельзя, и что полиция закроет собрание. Но г. Далин вытащил только носовой платок, утер себе лоб и предложил публике побить каменьями К.И. Чуковского, осмелившегося неодобрительно отозваться о г. Скабичевском.

О, литературное общество, помещающееся из-под ворот направо в одной комнате с польским и женским клубами! Если бы не краткая реплика г. Морозова, единственного писателя, возражавшего г. Чуковскому языком писателя, кто мог бы вообразить, что ты - литературное?