Хитрая наука

В. П. Авенариус

Типография С. Добродеева, С.-Петербург, 1885 г.

В некотором царстве жила-была старуха бедная, бесприютная. Был у неё сын, и захотелось ей отдать сына в такую науку, чтобы можно было не работать, а сладко есть и пить, да в обновках ходить. Только кого не спросит - все её на смех подымают.

- Ишь, чего захотела! Губа-то у тебя не дура. Хоть весь свет исходи, а такой науки не найдёшь.

А старухе все неймется, продала свою избушку и говорит сыну:

- Собирайся-ка в путь, пойдем искать легкого хлеба!

Вот и собрались они, пошли. Ходят из города в город, где ни спросят - никто даром учить не берется, а про хитрую-то науку, что надо старухе, никто и слыхом не слыхал. Исходили все царство, повернули назад. Идет старуха с сыном, пригорюнилась.

Попался им навстречу человек и спрашивает старуху:

- Чего, бабушка, пригорюнилась?

- Как мне, батюшка, не пригорюниться! - отвечает старуха. Вот водила-водила сына, никто не берет без денег в науку, как легкий хлеб добывать, как без работы сладко есть и пить, и в обновках ходить.

- Отдай мне, я выучу, - сказал встречный. - Ровно через три года, в этот самый день, в этот самый час приходи сюда за сыном. Да смотри: коли не просрочишь, придешь вовремя, да узнаешь своего сына - бери его назад, и за учение не возьму с тебя ни копейки; а коли до трех раз не узнаешь - оставаться ему у меня навсегда.

- Как, - говорит потихоньку старуха, - не узнать своего родного дитя?

Так обрадовалась, старая, что и не спросила: кто такой встречной, где живёт? Отдала сына и распрощалась с ним на целые три года: "Живи, не тужи!"

А встречный был - последний колдун. Другие все уже померли, а он один со своей дочкой остался.

Вот прошли три года, не просрочила старуха условного дня, с утра забралась на то самое место, присела на камешек и ждет. Подошел тот самый час, идет по дороге колдун, увидал ее:

- Что, спрашивает, - за сыном пришла?

- За сыном, батюшка.

Засвистал колдун молодецким посвистом; откуда ни возьмись вдруг двенадцать пчел, жужжат вокруг старухи; с испугу она только руками отмахивается. Усмехнулся колдун:

- Не бойся, старая. Тут и сын твой. Выучил я его всем хитростям. Коли найдешь его - бери себе.

- Не пчелы, - отвечает колдун, - а двенадцать молодцев. Все также искали легкого хлеба, попали ко мне в науку, да одиннадцать-то из них навсегда так при мне и остались - оттого, что родители не смогли их признать. Двенадцатый - твой сын, не признаешь - и ему при мне остаться на веки вечные.

Побледнела старуха, так и затряслась:

- Батюшки, да как же мне признать-то? Все пчелы - одна в одну...

Тут одна пчелка как подлетит к старухе, да хлопнет ее в щеку - старуха взвизгнула, в сторону шарахнулась: "Ах ты, проклятая!"

- Ну, так что же, не признаешь? - спросил еще раз колдун.

- Не признаю.

Так тогда приходи же теперь за сыном через другие три года. Пчела-то, что хлопнула тебя по щеке - и был твой сын. Заплакала старуха и воротилась назад одна-одинешенька. Выждала три года и опять идет за сыном. Пришел колдун, свистнул своим молодецким посвистом, и прилетело двенадцать белых голубей.

- Узнавай сына! - говорит старухе.

Вот она смотрела-смотрела: все двенадцать перо в перо, хвост в хвост, голова в голову равны: как тут узнать? Все сидят смирно, а один голубь нет-нет да носиком перышки и давай обчищать. Видит старуха, да невдомек ей. "Нет, не признаю", - говорит она.

- А этот-то, что перышки обчищал, и есть твой сын, - сказал колдун. - Приходи же опять через три года; то будет последний раз. Коли и тогда не угадаешь - простись с сыном навеки.

Прошли еще три года, идет старуха за сыном в последний раз. Свистнул колдун своим молодецким посвистом, и прибежало двенадцать жеребцов - все в одну стать, одной масти, вороные, и гривы на одну сторону.

- Ну, который же твой сын?

Раз прошла старуха мимо жеребцов - ничего не заметила, в другой раз прошла - тоже ничего. А как проходила в третий раз - один жеребец и топни о землю копытом. Догадалась тут старуха, указала: "Вот мой сын!"

- Узнала, матушка, узнала! - сказал колдун. - Не ты мудра-хитра, мудр-хитер твой сын! Да делать нечего, бери его домой.

А конь уже оборотился молодцем, и пошли мать с сыном домой.

- Ну, матушка, - говорит сын, - каково тебе жилось без меня?

- Ох, холодно, голодно! - сказала старуха. - И крышу-то у избенки нечем починить, и перекусить нечего.

- Ста рублей тебе на первый раз хватит?

- Ста рублей? - вскричала старуха. - Да я в жизни ста рублей за раз не видела. Где они у тебя?

- Погоди. Слушайся только меня. Видишь, охотники скачут?

- Я обернусь гончей, - говорит сын, - схвачу лисицу. Как станут охотники отбивать зверя, скажи им: "Господа охотники, это мой пес, я тем голову свою кормлю!". Станут они меня торговать у тебя; а ты требуй сто рублей. Да только, чур, смотри: ошейника не продавай.

Сказал так-то, да в ту же минуту ударился о землю и оборотился гончей, нагнал лисицу и схватил её. Наехали охотники, напустились на старуху: "Ах ты, старая! Что нашу охоту перебиваешь?"

- Господа охотники, - сказала старуха, - это мой пес, я тем голову свою кормлю.

- Продай нам пса, - говорят охотники.

- Сто рублей.

Отсчитали ей сполна сто рублей. Только начала старуха ошейник снимать, куда там, охотники и слышать не хотят, упираются. "Я ошейника не продавала, - говорит старуха, -я продала одну собаку".

А охотники: "Нет! Кто купил собаку, тот и ошейник купил". Старуха и отдала пса с ошейником, забрала деньги и пошла домой.

Вот охотники едут себе да едут, глядь - бежит лисица. Пустили за ней своих гончих, те гоняли-гоняли, не могли достать. "Пустим, братцы, нового пса!" - говорит один охотник.

Только пустили, смотрят: лиса бежит в одну сторону, пес - в другую. И убежал за старухой. Нагнал ее, ударился о землю и сделался молодцем по-прежнему.

- Эх, матушка! - говорит. - Зачем с ошейником продала? Не повстречай мы лисицы, я бы не воротился, так бы и пропал ни за что!

Воротились они домой, и живут потихоньку. Крышу починили, едят не сыто, не голодно, да избушка вся ветхая, того гляди - повалится, ветер в щели так и свищет, да и в кошеле уже стало посвистывать: из ста-то рублей еле сто копеек осталось.

- Эх, сыночек! - говорит старуха. - Вот кабы было чем лесу купить, да новую избенку - избу целую выстроить.

- Ну, так слушай. Обернусь я птичкой, понеси меня на базар и продай за двести рублей. Только, чур, клетки не продавай, не то домой не ворочусь.

По сказанному, как по-писанному, ударился о землю, сделался райской птичкой - ну, краше не бывало! Посадила ее старуха в клетку и понесла продавать. Обступили старуху люди, наперебой торгуют дивную птичку: так она всем показалася! А колдун тут как тут, признал старуху и догадался, что у нее за птичка в клетке сидит. Спросила она двести рублей; те заторговались, а он, не торгуясь, выложил все деньги и взял клетку.

- Погоди, погоди, - говорит старуха, - я клетки не продавала.

Заспорил колдун туда-сюда; да, благо, добрые люди вступились, не дали отнять у старухи клетку. Делать нечего, взял колдун одну птичку, завернул в платок и понес домой.

- Ну, дочка, - говорит дома, - купил я опять нашего молодца!

- Где он, покажи.

Распахнул колдун платок, а птичка как юркнет из рук, прямо в открытое окошко, поднялась вверх, сердечная, и скрылась с глаз, только хвост показала!

Пришла старуха в избу, оглянулась, а сын уже вслед идет.

Выстроили избу на славу. Только смотрит старушка в окошко на двор, да поохивает.

- Что с тобой, матушка? - говорит сын. - Аль не можется?

- Ничего, голубчик, - говорит старуха. - Да вон, как погляжу, изба избой у нас, а во дворе -хоть шаром покати - ни коровушки, ни лошадки, ни свинки, ни курки.

- Этому можно помочь, - говорит сын. - Я обернусь нынче жеребцом, веди меня на ярмарку и бери триста рублей. Только смотри: жеребца продавай, а узды - ни-ни!

Ударился о сыру землю и оборотился жеребцом; повела его старуха на ярмарку продавать. Обступили старуху торговые люди, все барышники: тот дает дорого, другой дает дорого, а старуха просит того дороже, триста рублей, ни копейки не спускает. Откуда ни возьмись - колдун, узнал опять. "Вот мой супостат! Будешь меня помнить", - думает он.

- За сколько жеребца продаешь, старуха? - спрашивает.

- За триста рублей. Меньше не возьму.

- Вот тебе все триста.

Бросил ей деньги и вскочил на коня. Хотела было старуха узду снять, толкнул он её на землю, усмехнулся:

- Что ты, бабушка! Где это видано, чтобы коня без повода продавать! Эй, поберегись! Ударил по коню - и был таков! Только тут догадалась старуха, кто купил у нее сына, горько заплакала она, и деньгам не рада.

А колдун три дня, три ночи ездил на лихом жеребце, скакал без отдыха по горам, по долам, пока совсем не упарился; тогда поехал домой, привязал коня за кольцо к столбу туго-натуго, притянул голову так высоко, что еле дышать можно. Сам вошел в избу и хвастается перед дочкой:

- Ну, теперь ему не уйти, - говорит, - шабаш!

- Кому это, батюшка?

- А нашему молодцу. Вон на дворе привязан, стоит.

Побежала девица посмотреть коня. Видит, стоит конь до смерти измученный, весь в мыле, а голова совсем кверху подтянута.

- Ах ты, бедный, - говорит, - как тебя изъездил батюшка. Как подвязал! Ан нет, чтобы напоить, накормить!

Захотела она подлинней отпустить повод, стала распутывать да развязывать, а конь тем временем, как вырвется из рук.

- Спасибо, красная! - крикнул ей человеческим голосом, бросился в чистое поле и пошел версты отсчитывать.

Побежала дочь к отцу: "Ай, батюшка" - говорит - "прости! Грех меня попутал, коня упустила".

Как услышал про это отец, мигом хлопнулся о сыру землю, сделался серым волком и пустился в погоню. Вот-вот близко, вот настигнет, в клочки разорвет. Слышит конь погоню, ударился о землю, полетел по поднебесью белым лебедем. Волк тут же перекинулся черным коршуном и летит за ним следом. Нагоняет коршун лебедя: вот-вот ударит! Видит лебедь - внизу река течет, - бултых прямо в воду, обернулся ершом, ощетинился. А коршун за ним щукою, не отстает. Ерш живо юркнул в нору рака, щука ерша не берет с хвоста.

И так стояли они трое суток. Вздремнулось наконец щуке; а ерш - шмыг из норы и побежал водою дальше. Бежал-бежал, добрался к плотам, где царская дочь белье мыла, прыгнул из воды, перекинулся золотым кольцом, да прямо подкатился к ней под ноги. Подняла царевна кольцо, надела на пальчик, и любуется, а сама говорит: "Кабы по этому колечку да найти мне добра молодца - жениха себе!" А щука уже тут как тут; обернулась добрым молодцем. Подошел молодец к царевне, а сам-то разбойником высматривает и проговаривает: "Так и так, подняла ты мое колечко, отдай назад, да и выходи за меня".

Осерчала царевна, сдернула кольцо с пальчика и бросила на землю. "Как бы не так", - говорит. А колечко рассыпалось мелкими зернами, и одно зернышко подкатилось царевне под башмачок. Колдун мигом обернулся петухом и давай клевать зерна: поклевал все, взлетел на окно, захлопал крыльями и закричал: "Кукареку! Кого хотел, того и съел!"

Тут выкатилось из-под царевнина башмачка последнее зернышко и оборотилось ясным соколом. Бросился сокол на петуха, запустил в него свои острые когти, стал щипать-теребить - только перья летят! И разорвал его надвое. Потом ударился о сыру землю и стал таким красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать. Царевне он так приглянулся, что сейчас же за него и она вышла, еле поспел молодец позвать на свадьбу старуху-мать. А как обрадовалась мать, то и сказать нельзя.

- Вот, мол, не думала, не гадала, а в царицы попала! Ну, спасибо тебе, родимый сын, утешил на старость. Добыл-таки легкого хлеба!