Хлеб насущный

II

Хлеб насущный

"Хлеб - дар Божий", - говорит русский народ и относится с вполне понятным благоговением к этому спасающему его от голодной смерти дару, составляющему почти единственное его богатство. Немалым грехом считается в народной Руси уронить на пол и не поднять хотя бы одну крошку хлеба; еще больший - растоптать эту крошку ногами. Благоговейное чувство удваивается в этом случае и сознанием того тяжкого, страдного труда, каким добывает народ-пахарь каждую малую крошку, а также и воспоминаниями о тех тревогах-заботах, с которыми неразлучно ожидание урожая.

Вековечна дума крестьянина о хлебе. Думами об урожае окружены все сельские праздники. В большинстве простонародных примет, поверий, обычаев и сказаний слышится явственный отголосок этих чутких заповедных дум, пускающих ростки еще до засева зерна, колосящихся вместе с выбегающими на свет Божий из сердца Матери-Сырой-Земли всходами, зацветающих - при взгляде на первый выметнувшийся колос. Нет конца этим думкам-думушкам: что ни день - растут они, гонят сон от усталых очей пахаря, приводят к его жесткому изголовью тревогу за тревогою. Этими думами засеяна вся жизнь мужика-деревенщины - что твое поле чистое. Зовет народная песня вернуться на белый свет весну - молит-заклинает ее, чтобы пришла она - красная - "со светлою радостью, с великою милостью: с колосом тяжелым, с корнем глубоким, с хлебами обильными". Идет пахарь, а дума - впереди него, дорогу хлеборобу торит; за одной думкой другие перебегают тореный путь, самодельными лаптями проложенный, трудовым потом политый. Глянет пахарь на ясное небо, - в тот же миг закопошится у него на сердце думушка: пошлет ли Господь дождичка вовремя. Дождь - дождю рознь: один хлеб растит, а другой хлебогноем прозывается. Кропит дождь небо, поит -тороватое - жаждущую землю-кормилицу, а у мужика опять думка: пригреет ли его полосыньку красное солнышко в пору-благовременье. Набегут облака, сгустятся-зачернеют тучи, повиснут над хлебородной нивою, - смотрит честной деревенский люд, смотрит - крестится, Бога молит: чтобы не разразились тучи градом, не выбило бы хлебушка богоданного на корню. На земле пахарь живет, землею кормится, с ее дыханием каждый вздох его сливается. Сколько безысходного горя горького слышится, например, в словах такой - относимой некоторыми собирателями к разряду "плясовых" - песни бобыля-бездомника, оторванного мачехою-жизнью от земли:

Думает-гадает о хлебе-урожае народная Русь и весной теплою, и знойным летом, и осенью ненастною; нет ей, кормящейся трудами рук своих, покою от думы и в зимнюю пору студеную, - когда дремлет зябкое зерно в закованной морозом земле, принакрытой парчой снегов сребротканною. На роду написано мужику - и умереть с этою же недремлющей думою в сердце.

В стародавние годы, не озаренные светом веры Христовой, хлеб являлся для русского народа, да и вообще для всех славян-земледельцев, даром обожествлявшихся Земли и Неба. Эта могущественная чета возлагала на себя заботу о зарождении хлеба насущного для народа-землепашца, из года в год обновляясь в своем плодоносящем слиянии друг с другом. Обнимая землю со всех сторон, Небо орошает ее животворным дождем, пригревает ее лучами солнечными: и отвечает Мать-Сыра-Земля на эти ласки всякими плодами земными. Что ни новая весна - то и новое проявление бессмертной любви богов-праотцов представало пытливому взору пращуров народа-пахаря.

Позднейшие времена славянского язычества перенесли понятие о небе (Свароге) на Святовида (Световита), отождествленного с первым, но принявшего в суеверном народном представлении более определенный облик. По свидетельству летописца, в древней Арконе⁹)[⁹) Аркона - древнеславянский город жрецов на острове Рюгене на Балтийском море. По свидетельству истории, датский король Вальдемар I взял крепость Аркону 15-го июня 1168 года, сжег храм Святовида вместе с его идолом и увез все сокровища этой языческой святыни в Данию] существовал главный храм этого бога, куда стекались на поклонение паломники изо всех земель славянских. Здесь стоял идол Святовида; и был этот идол выше роста человеческого, было у него четыре бородатых головы, обращенных в четыре стороны света белого. В правой руке находился у него турий рог с вином. Обок лежало освященное седло Святовидово, у пояса висел его меч-кладенец. При храме содержался посвященный богу богов славянских белый конь. К Святовиду обращались жрецы с молитвами о плодородии; по его турьему рогу было в обычае гадать об урожае. Налитое в рог вино являлось олицетворением плодородного дождя. Сохранились на Руси предания и о других олицетворениях земного плодородия - о Даждьбоге милостивом да ласковом, о Перуне - объединявшем в себе милость с грозной силою, бога-плодоносителя - с богом-громовником. Позднее передал пахарь-язычник первое свойство повелителя громов небесных Светлояру (он же - Ярило и Яр-Хмель).

им свойства на святых угодников Божиих. Зазвучали в крылатом народном слове некогда чуждые русскому сердцу, но с течением времени сроднившиеся с ним, как бы приросшие к нему, имена новых, более надежных, заступников народа-земледельца, отовсюду охваченного грозными объятиями природы: Илья-пророк, Никола-милостивый, Петр и Павел, Власий и другие. Исчезла с течением времени, изгладилась в народе даже самая память о древнеязыческих, вызванных из окружающей природы богах. Не сам русский народ дошел до искусства пахать-засевать землю: научили его этому, - если верить его старым сказаниям, - небесные покровители. "Ей, в поле, поле, в чистейком поле", - поется, например, в одной подслушанной исследователями-собирателями словесной старины малороссийской песне: "Там же мий оре золотым плужок, а за тим плужком ходит сам Господь; ему погоняет та святый Петро; Матенка Божя семена носит, насенечко носит, пана Бога просит: - Зароди, Божейку, яру пшеничейку, яру пшеничейку и ярейке житце! Буде там стебевце саме тростове; будут колосойки, як былинойки, будут копойки, як звездойки; будут стогойки, як горой-ки; сберутся возойки, як чорны хмаройки!.."

времени цветы, осыпаются лепестками их на тучную ниву народную, - русскому сердцу о стародавней старине живую весть подают.

Отвела старина-матушка "Домовому" избы-дворы крестьянские; схоронила она от смерти неминучей во темном лесу во дремучем "Лесовика", лесного хозяина; пустила, седая, по лугам зеленым гулять "Лугового"; живет, по суеверному воображению народа, до сих пор в каждой реке "Водяной", со всем подвластным ему русальим народом. Что ни шаг ступит мужик-простота, - то на вещего духа натолкнется. Жив для него и в каждом поле древний "Полевик" ("Полевой"); величают последнего во многих местах, кроме того, и "житным дедом". Идет пахарь полем, на зеленые всходы не налюбуется... "Уроди, Боже, всякаго жита по полному закрому на весь крещеный мир!" - молитвенно шепчет он; а сам озирается: не видать ли где у межи полевого "хозяина". Представление об этом порождении "нежити" родственно не только у всех славянских, но и у многих других соседних народов. Полевик - житный дед, - по народному поверью, живет в поле только весной да летом во время всхода, роста и созревания хлебов. С началом жнитва наступает и для него нелегкое время: приходится старому бегать от старого серпа да прятаться в недожатых колосистых волнах. В последнем дожатом снопе - последний и приют его. Потому-то на этот сноп и смотрят придерживающиеся старых россказней люди с особым почетом: или наряжают его да с песнями несут в деревню, или - благословясь - переносят в житницу, где хранят до нового сева, чтобы, засеяв вытрясенные из него зерна, умилостивить покровителя полей, дав ему возродиться в новых всходах. Не умилостивишь, не постараешься задобрить Полевика, - немало он может "напроказить" в поле: и всякую истребляющую хлеб гадину напустит, и - на лучший конец - весь хлеб перепутает. Задобренный же, он, - говорят упрямые хранители отживших свое время поверий, - станет-де всячески оберегать ниву зорким хозяйским глазом.

Суеверна душа народа-пахаря; но, и при всем заведомом суеверии, он -добрый сын матери-Церкви. Во всяком важном случае жизни привык обращаться он с горячей, из глубины сердца идущею молитвой к Богу. А что же для него может быть важнее всего, связанного с думой-заботой о хлебе. И приступает он к каждому своему новому труду в поле не иначе, как с благословения Божия. Приходит чудодейница-весна, пробуждается к новому плодородию Мать-Сыра-Земля... И вот тянутся от храмов Божиих в поле по всей Руси великой молебные ходы крестные. "Поднимаются иконы" народом и в засуху-бездождие, и в ненастье хлебогнойное. Служатся благодарственные молебны и по окончании полевых работ; приносится в церковь для освящения всякая "новина". Дума народа о хлебе - этом чудесном даре Божием - с наибольшей яркостью выразилась в его окрыленном образностью, красном своей меткостью слове, неисчерпаемые богатства которого сохранились в сказаниях, пословицах, поговорках и всяких присловьях, записанных пытливыми собирателями неоценимого словесного богатства народного.

Хлеб в деревенском обиходе - "всему голова". Впрочем, по словам тысячелетней народной мудрости, он везде хорош: и у нас, и за морем. Хлеб - предмет первой необходимости для каждого человека. Это понятие выразилось в целом ряде таких поговорок, как "Только ангелы с неба не просят хлеба!", "Хлеб-батюшка, водица-матушка!", "Бог на стене, хлеб на столе!", "Дай Бог покой да хлеб святой!" и т.д. Любовно величает русская песня хлеб насущный, припеваючи:

В одной свадебной песне еще более ласковыми словами ублажается каравай хлеба: "свети, свети, месяц, нашему короваю! Проглянь, проглянь, солнце, нашему короваю! Вы, добрые люди, посмотрите, вы нашего коровая отведайте, вы, князь с княгиней, покушайте!" Другая - так и зовется, каравайною: "Коровай катается, коровай валяется, коровай на лопату сел, коровай на ножки встал, коровай гряды достал. Уж наш-то коровай для всей семьи годен, для всей семьи - чужой родни: чужому батюшке заесть, чужой матушке закушать, молодой княгине нашей утричком прикушать; молодому-то князю нашему сыто-насыто наесться!".

Красно говорит охочая до крылатого словца деревня о хлебе-батюшке, послушать любо. "Хлеб за брюхом не ходит!" - молвит народ, всю жизнь ходящий за хлебом и около хлеба. "Ищи - как хлеба ищут", - прибавляет он к этому слову меткое присловье, указывая на трудность добывания хлеба. "Как хочешь зови - только хлебом корми!" - вылетает из народных уст окрыленный голосом голодной нужды прибауток. "И пес перед хлебом смиряется!", - цепляется за него другой, еще более резкий по своей неумытой-неприглаженной правдивости. Но тут же у мужика-хлебороба про запас и третье - веселенькое - словцо. "Что нам хлеб - были бы пироги!", "Где хозяин прошел, там и хлеб уродился!" - приговаривает он.

"Не держи денег в узлу, держи хлеб в углу!" - говорит его устами житейский опыт. -"Ел бы богач деньги, кабы убогий хлебом не кормил!" - дополняет он высказанную мысль: "И беду можно с хлебом съесть!", "Не дорог виноград терский, дорог хлеб деревенский: немного укусишь, а полон рот нажуешь!", "Без хлеба - смерть!", "Хлеба ни куска, так и в тереме тоска; а хлеба край, так и под елью рай!", "Палата бела, а без хлеба - беда!", "Хлеб на стол, и стол - престол; а хлеба ни куска, и стол - доска!", "Без хлеба - не крестьянин!". Неприхотлив русский пахарь: "Как хлеб да квас, так все у нас!", - похваляется он: "Хлеб да вода, мужицкая еда!", "Хлеб (ржаной) - калачу (пшеничному) дедушка!", "Калач приестся, а хлеб - никогда!", "Покуда есть хлеб да вода - вполбеды мужику лихая беда!"...

Любит погуторить честной деревенский люд; никогда он не прочь - острым словом перекинуться. А и метко же бывает об иную пору это словцо мужицкое: скажешь - как пить дать, не в бровь, а в самый глаз попадет!.. "Родись человек - и краюшка готова!" - гласит оно. "Без краюшки - не прожить и седой старушке!", "Люди за хлеб - так и я не слеп!", "Каков ни есть, а хлеб хочет есть!", "Урод-урод, а хлеб в рот несет!", "Голодной куме - все хлеб на уме!" - словно житом ниву засевают, сорят по людям присловиями одни люди добрые. "Не я хлеб ем, а хлеб - меня ест!" - пригорюниваются другие. "Мужик на счастье засеял хлебца, а уродилась лебеда!" -махают рукой третьи. Но навстречу этому слову идет уже и новое, хотя в стародавние времена сложившееся в народной Руси: "Это что за беда, коли во ржах лебеда; а вот нет хуже беды - как ни ржи, ни лебеды!", "Всем сытым быть - чистого хлеба не напастись: проживем - не умрем, коль с лебедой пожуем!", "Не всем пирог с начинкой, кому - и хлебец с мякинкой!" Охотники до зелена-вина государева от словец о хлебе не прочь зачастую перейти и к присловьям о "хлебной водице". А чем не красны хотя бы такие прибаутки, например, как: "Нет питья лучше воды, коли перегонишь ее на хлебе!", "Хлебом мы сыты, хлебом мы и пьяны!", "Полюби Андревну (соху), так и хлебом брюхо набьешь, хлебным пойлом горе зальешь!"

"Лежит бугор между гор, пришел Егор, унес бугор (хлеб в печи)!", "Режу, режу - крови нету!", "Что без кореньев растет, без костей встает?", "Режут меня, вяжут меня, бьют нещадно, колесуют, пройду огонь и воду, конец мой - нож да зубы!" - говорит о себе хлеб, питающий своего неустанного вековечного работника.

В русском народе, от мала до велика, коренится сознание того, что Господь повелел от земли кормиться. Но, по тому же народному слову, и земля не всякого человека захочет кормить: "Бог не родит, и земля не даст; Бог не даст, и земля не родит!" - говорят в крестьянской Руси. Хотя и сложилось в ней присловье - "Не земля родит, а небо!", но с гораздо большей уверенностью повторяет деревенщина-посельщина такие, как: "Земля-мать, подает клад!", "Какова земля, такой и хлеб!", "Добрая земля - полная мошна, худая земля - пустая мошна!", "Чего на землю не падет, того земля не подымет!" и т.д. Сельскохозяйственный опыт подсказал крестьянину слова: "Добрая земля назем раз путем примет, да девять лет помнит!", "Не та земля дорога, где медведь живет, а где курица скребет!", "На доброй земле сей яровое раньше, на худой позже!".

"матушкой", "кормилицею" величает, именует ее своим "богоданным богачеством". Про ржаной черный хлеб у него и своя песенная слава сложена:

"Матушка-рожь кормит всех сплошь, а пшеничка - по выбору!" - говорит мужик; говоря, простота, приговаривает: "Красно поле рожью!", "Не кланяюсь и богачу, коли рожь молочу!", "И год хорош, коли уродилась рожь!.." По старинной народной примете, рожь поспевает из закрома в закром в таком порядке: две недели зеленится, две недели колосится, две недели отцветает, две недели наливает, две недели подсыхает да две недели хозяину поклоны бьет, жать себя просит: "Торопись, - говорит, - а то зерно уплывет!" Она же, матушка, ведет к мужику и такую речь: "Сей меня хоть в золу, да в пору!", "Сей хоть в песок, да в свой часок!", "Сеять-то, сей, да на небо поглядывай, дождичка у Бога моли!" Если сев ржи придется во время полуночного (северного) ветра, то - по примете - рожь выйдет крепче и крупнее зерном. Тороватый на приметы деревенский люд говорит, что если при посеве ржи пойдет дождик мелкий, как бисер, то это Бог об урожае весть подает; а если пойдет ливень, то лучше и не продолжать сева, а скорее поворачивать оглобли домой, - не то быть худым всходам. Сложились и у бедняков-бобылей свои бобыльские слова про рожь-кормилицу. "Хороша рожь уродилась, да другим пригодилась!", - говорит их устами народная Русь: "Ходи да любуйся на соседнину рожь!", "Пойду туда, где про меня рожь молотят!", "У кого не засето, тому и тужить об урожае горя нету!"... Привыкшие к неурожайным годам пахари обмолвились про свое житье-бытье серое таким красным словцом: "У нас народ все богатеет: земли от семян остается!", "Не сей , не тужи, знай - котомку за спиной держи: Бог подаст, как по миру нужда погонит!" Об озимой ржи ходит в народе старая загадка: "Загану я загадку, закину за грядку: в год пущу, а в другой выпущу!"

"Ржаница" идет, по народному слову, "мужику на сыть", а пшеница - "на верхосытку". Пшеница - "ржи богатая сестра", она не кормит, а прикармливает. "Одним пшеничным пирогом мужик сыт не будет, коли ржаного хлеба не добудет!", "Пшеничка - привередница: и кормит по выбору!", "Пшеница - невеста разборчивая, не ко всякому мужику в дом пойдет!", "В поле пшеница годом родится, матушка-рожь - из году в год!"...

Песни о пшенице - в большинстве случаев - девичьи песни. Все они по своему содержанию сбиваются на одну и ту же.

"Красные дни - сей пшеницу!" - дает совет присмотревшийся за долгие века полевой страды к прихотям природы деревенский люд. "Сей пшеницу, когда зацветет черемуха!", - приговаривает советчик: "Пшеничный сев - полдень!", "Закрасуется нива пшеничным руном, как посеешь ведреным днем!"... Сеется на Руси пшеница в средней (мало) и в южной - больше - полосах; везде предпочитается яровой (весенний) сев, и только в немногих, не боящихся мороза-стужи, местах высевают ее на озимь. В последнем случае зовется пшеница "зяблою" и "ледянкою". Есть разные пшеницы: русская ("серая"), египетская ("саидка"), красная, "черноколоска-чернотурка", "белотурка", "кубанка" и другие. Но, - говорит народ: "Как пшеницу ни зови, а все рожь-матушка поименитее будет, - даром, что всего одно у нее, у кормилицы, имечко!"

"Полба - пшенице меньшая сестрица, ячмень усатый - полбин брат". По слову крестьянской мудрости: "Полба из беды мужика не выручит, а только есть пироги выучит!", "Полба уродилась -полбеды долой, ржи невпроед - беды и не было!" Ячмень в некоторых местностях зовется еще "житарем". Это - самый северный хлеб, меньше всех страшащийся лихих угроз старика Мороза со всеми его сыновьями - Морозовичами. Приметливые люди торопятся сеять ячмень в те дни, когда цветет калина-ягода. "Ячмень на свежем навозе сей в полнолунье!" - приговаривает деревенский люд. Когда ячмень колосится, соловей замолкает, - гласит примета. Плохо тот ячмень родится, который посеян при западном и юго-западном ветре. "Приелся как сухой ячмень беззубой кобыле!" - вылетела на светлорусский широкий простор смешливая народная поговорка об этом подспорье крестьянского хлеба насущного. "Спора ячменная каша, спорей того ячные (ячменные) блины!" - говорят на студеном севере, но говорят только потому, что в тех местах греча-дикуша совсем не родится.

"Не все мужики - гречкосеи!" - можно услышать из уст словоохотливой деревни. - "Не все гречкосеи, да всем в охотку гречневая кашка!"... Суровый, закаленный в горниле непокрытой нужды-невзгоды, крестьянский опыт оговаривает эту поговорку: "Сей рожь, а - греча - не печа (не забота!)", "Был бы хлеб, а каша будет!", "Без каши не помрешь, а без хлеба не проживешь!" Но охочие до каши хлеборобы не умолкают. "Каша - мать наша!" - говорят они: "Горе наше - грешневая каша: есть не хочется, покинуть не можется!" (или "есть не можется, отстать жаль!"), "Грешная каша - матушка наша, а хлебец ржаной - кормилец родной!", "Сладкая грешневая каша -что твой липец-мед", "Без грешневой каши мужику ни в чем спорины нет!"

Не всякая земля - на гречиху спора... "Не равна гречиха, не равна и земля!" - говорит народное слово. " Не верь гречихе на цвету, верь в - закрому!", - приговаривает оно, указывая на то, что греча -самый зябкий хлеб, почему и сеется позднее всех других. Ненадежен этот хлеб: "Холь гречиху до посева да сохни до покоса!". По сельской примете: "Гречиха плоха - овсу пороет!", "Гречиху сей, когда рожь хороша!" (по иному разносказу: "когда трава хороша"). "Сей гречиху или за неделю до Акулин (смотря по местности и погоде), или спустя неделю после Акулин!" ( день св. Акулины-"гречишницы" - 13-е июня), - приговаривает умудренная хозяйственным опытом деревня: "Не ровна гречиха, не ровна и земля: в иную и воз бросишь, да после зерна не соберешь!", "Осударыня-гречиха ходит боярыней, а как хватит морозу, веди на калечий двор!"

В старину бывал у благочестивых хозяев на Акулину-гречишницу корм нищей братии: варилась "мирская каша" - для всех живущих Христовым именем на крещеном миру. Благодарили убогие гости хлебосольных хозяев особым причетом, "Спасибо вам, хозяин с хозяюшкой, с малыми детками и со всем честным родом - на хлебе, на соли, на богатой каше!" причитали они: "Уроди, Боже, вам, православным, гречи без счету! Без хлеба, да и без каши - ни во что и труды наши!"

о том, как впервые попала греча на Святую Русь. "За синими морями, за крутыми горами жил-был царь с царицей", - начинает эта сказка свою певучую, изукрашенную цветами слова речь и продолжает: "На старость послал им Господь на утешение единое детище, дочь красоты несказынныя... Возрадовались царь с царицей и не знают от радости, какое имя дать дочери, как ее прикликати: какое имечко ни вспомнится им, есть оно и в других семьях - то у боярской дочери, то у княжеской, то у посадского мужика в семье"... Порешили царь с царицей снарядить посла, идти ему всех встречных-поперечных опрашивать об имени, чтобы дать его красавице царевне. Попалась послу старуха старая: на вопрос посла отвечала седая, что зовут ее "Крупеничкою". Не верит боярин, никогда не слыхивал он такого имечка; но когда стала клясться-божиться старая, взял в толк посланец царский, что за таким-то неслыханным именем и послали его на поиски. Отпустил он старуху - "в Киев-град Богу молиться, а на отпуске наделял золотой казной". Вернулся посол к царю с царицею, поведал им обо всем, и нарекли они новорожденное свое детище "Крупеничкою"... Выросла-повыросла царевна, надумали отец с матерью замуж ее отдавать, послали по всем царствам-королевствам искать себе зятя. Вдруг - ни думано, ни гадано - подымалась орда бесерменская. Не посчастливилось царю в войне с ордой, положил он со всеми князьями-боярами на кровавом поле свою голову. Полонила орда все царство, и досталась царевна во полон злому татарину. Три года томилась красавица в тяжкой неволе; на четвертый шла-прошла старуха-старая через Золотую Орду из Киева, - увидела полоняночку, увидав - пожалела да и оборотила царскую дочь "в гречневое зернышко"; спрятала его в свою калиту да и пошла на Святую Русь. Идет старая, а царевна ей: "Спасла меня от работы великия, от неволи тяжкие сослужи еще службу последнюю: как придешь на Святую Русь, на широки поля привольные, схорони меня в землю!" Просьба царевны была исполнена, но - как схоронила старуха гречневое зернышко, - "и учало то зернышко в рост идти, и выросла из того зернышка греча, о семидесяти семи зернах. Повеяли ветры со всех со четырех сторон, разнесли те семьдесят семь зерен на семьдесят семь полей. С той поры, заканчивается сказка, - на Святой Руси расплодилась греча..."

Дает мужику подспорье и просо пшенной (белою) кашей. Но эта каша - не чета гречневой, не так плотно ложится. По народным пословицам: "Пшенная кашка - ребячья!" "Просо реденько, так и каша жиденька!", "Просо ветру не боится, а морозу кланяется".

"Горох да репа - мужицкому брюху крепа!" - говорится в народе. Немало цветистых присловий сказалось-сложилось об этом кудреватом растении. "Кабы на горох не мороз, он бы и тын перерос!", " Не смейся, горох, не лучше бобов: размокнешь, надуешься, лопнешь!", "Наш горох никому ни ворог!", "Завидна девка в доме да горох в поле: кто ни пройдет, ущипнет!", "Девку в доме, да горох в поле не уберечь!" Каждое присловье в свой цвет окрашено. Есть и такие смешливые, как: "И за морем горох не под печью сеют!", "Лежебок шилом горох хлебает, да и то отряхивает!", "С твоим умом только в горохе сидеть!" Если хотят сказать о чем-нибудь стародавнем, то выражаются так: "Это было тогда, когда царь Горох с грибами воевал!" Ходят по светлорусскому простору и такие изречения: "К тебе слово - что в стену горох!", "С ним говорить - горох в стену лепить!" Старые сельские хозяева советуют сеять горох в первые дни новолуния и не сеять - при ветре с полуночи. Если при этом (северном) ветре сеять, так, по уверению их, будет горох редок, при западном и юго-западном - мелок-червив.

Загадок о горохе немало. Вот одна из более живучих: "Малы малышки катали катышки, сквозь землю прошли - синю матку нашли; синяя, синяя да и вишневая!"... "Хороши пирожки-гороховички, да я не едал, а от дедушки слыхал; а дедушка видал, как мужик на рынке едал!" - посмеивается деревня, сидя на ржаном хлебце-батюшке да на холодной ключевой водице-матушке. "Сею, сею бел горох: уродися, мой горох, и крупен, и бел, и сам тридесят - старым бабам в потеху, молодым ребятам на веселье!" - приговаривают тороватые краснословы.

"Не лошадь везет, овес едет!", "Не гладь лошадь рукой, гладь овсом!", "Сеном лошадь требушину набивает, от овса (у ней) рубашка (к телу) закладывается!" - замечает деревенская забота о лошади -крестьянской помощнице. Овес любит, чтобы его сеяли "хоть в воду, да в пору". Сеять его умудренные годами хозяева советуют лишь тогда, когда босая нога на пашне не зябнет, или - когда березовый лист станет распускаться (симбирская примета). Овес неприхотлив: он, по народному слову, и сквозь лапоть прорастет. "На кургане на варгане стоит курочка с серьгами", - загадывается загадка об овсе. Из овса готовят бабы-хозяйки лакомые снеди - толокно да кисель овсяные, напекают иногда и овсяных блинов (постных). "Не подбивай клин под овсяный блин: поджарится, сам свалится!" - говорят охочие до прибауток люди: "Хорош овсяный кисель, ребята едят да похваливают!", "Толокно - и сладко, и споро, и скоро: замеси да прямо и в рот понеси!"

Исстари славился народ русский своим хлебосольством; славится он этим неотъемлемым качеством и в наши дни: любит честных гостей - и званых, и незваных - угощать, с добрыми соседями хлеб-соль водить. "От хлеба-соли не отказываются!", "Хлеб-соль кушай, а добрых людей слушай!", "Без соли, без хлеба - плохая еда!", "Хлеб-соль платежом красна!", "Боронись хлебом-солью!", "Кинь хлеб-соль позади, очутится впереди!" В таких словах и многих им подобных отражается широкая и глубокая - при всей своей простоте -душа пахаря-народа. Твердо памятует он, что "хлеб хлебу - брат", но знает и завет дедов-прадедов, гласящий, что: "Хорош тот, кто поит да кормит, а и тот не худ, кто старую хлеб-соль помнит".