Май

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Май (старая орфография)

П. Козлов.

МАЙ.

"Гражданин", No 5, 1873

Муза.

Поэт! возьми свою святую лиру....

Сегодня в ночь рождается весна,

Даруя жизнь проснувшемуся миру,

Она придет, цветами убрана....

Блеснет заря и пташек щебетанье

Раздастся вновь под ропот вешних струй...

Воспрянь, поэт! повсюду ликованье...

Иди ко мне и дай мне поцелуй...

Пoэт.

Долина дремлет под навесом

Беззвездной ночи. Мир заснул...

Мне показалось, что над лесом

Какой-то призрак промелькнул....

Он проносился в отдаленьи,

Скользя над сонною землей...

Какое странное виденье!

Оно блеснуло лишь мгновенье

И скрылось в темноте ночной.

Mуза.

На страстный зов откликнулась земля...

И девственные розы заалеют,

И травами покроются поля...

Повсюду льются волны аромата...

Еще милей прощальный луч заката...

От страстных дум дрожишь и млеешь ты...

Все зацветет... в природе дышет счастье;

Она полна любви и сладострастья,

Как ложе брачное ликующей четы...

Поэт.

Как сердце бьется! страх невольный

Мне давит грудь; дышать мне больно,

От тяжких дум спасенья нет...

Не дверь ли кто-то отворяет?

Уныло лампа догорает,

Бpocaя в келью тусклый свет...

Во мне тревога и волненье...

Я одинок... никто нейдет...

Все спит кругом; лишь полночь бьет;

Как тяжело уединенье!

Муза.

Иди ко мне! я жду твои лобзанья...

Томлением и негой мир объят;

Я вся дрожу от страстного желанья;

Я жду тебя; устa мои горят...

Ленивое дитя! Красой сияя,

Перед тобой твой светлый идеал...

Ты помнишь ли как, страстно замирая,

Ты первый раз в мои объятья пал?

В моей любви нашел ты утешенье...

Изменницу забыл ты для меня...

Теперь и ты уйми мое волненье...

Чтоб ночь прожить должна молиться я.

Поэт.

О, муза! голос сердцу милый,

Смутясь душой, я слышу вновь;

Ты для меня восторг и сила...

Ты мне одна не изменила...

Ты мне одна даришь любовь...

Опять мои прозрели вежды...

Сестра, я шлю тебе привет!..

Лучи твоей златой одежды

В больную грудь вливают свет...

Муза.

Воспрянь, поэт! забудь свое страданье...

Один сидел ты, плача и скорбя...

И я, полна любви и состраданья,

Cошла с небес, чтоб утешать тебя...

Прошли года, а горе не заснуло

В твоей груди. Ты мрачно хмуришь бровь...

Перед тобой, быть может, промелькнула,

Как призрак злой, погибшая любовь!

Очнись от сна... Пускай, как гость незваный,

Умчится скорбь и песня прозвучит...

Она души твоей излечит раны...

Мы улетим в неведомые страны

И песнь твоя до Бога долетит...

Помчимся мы на крыльях вдохновенья

В волшебный мир фантазии и снов,

Где ты найдешь отраду и забвенье

И отдохнешь от жизненных оков...

В Шотландию направим свой полет,

Иль в Грецию, отчизну дивных песен,

Где сладкою рекой струится мед.

Мы отдохнем в тени садов Мессины,

Где вечно синь прозрачный свод небес;

Мы посетим роскошные долины,

Где сладко дремлет синий Tитарес.

Мы полетим к Италии счастливой,

Увидим Аргос, мрачный Птелеон

Иль берегa сребристого залива,

Где на Камиру смотрит Олоссон...

Чтó будем петь? О чем польются слезы?

Разскажем-ли пленительные грезы,

Чтo ангел сна, склоняясь над тобой,

Навеял на тебя, в тиши ночной?

Опишем-ли любви восторг и сладость?

Войну иль мир? унынье или радость?

Раздастся-ль гимн Тому Кто создал свет,

Чьей благости конца и меры нет,

Мы скажем ли Тарквинью: "прочь, злодей!

"Довольно ты играл невинной кровью,

"Губя свой край родной"; на дне морей

Искать пойдем-ли жемчуг драгоценный?

Злодею ли напишем приговор?

Иль скорбь утешим песнью вдохновенной?...

С охотником пойдем-ли в темный бор?

Рога трубят... собак несется стая...

Олень упал; он выбился из сил...

И слезы льет, о детях вспоминая;

Охотник острый нож в него вонзил

И сердце жертвы, чуждый сожаленья,

Голодным псам он бросил на съеденье...

Разскажем ли как, грешных дум полна,

Во храм идет красотка молодая;

Святым словам разсеянно внимая,

О милом сладко думает она...

Склоняя взор, она с ним ждет свиданья;

Как тяжелы минуты ожиданья!

Мы скажем-ли прошедшему "воскресни!"

Иль повторим те пламенные песни,

Что трубадур в былые годы пел...

Разскажем-ли больного cepдцa горе?

К нам явится-ль на суд Наполеон?

Поведаем ли мы какое море

И слез людских и крови пролил он?

Заставим-ли дрожать клеветника,

Которого продажная рука

На все святое грязь бросать готова,

И рада бы сорвать венок лавровый

С чела певца. Поэт! услышь меня;

Я вся дрожу от неги и томленья...

Пускай мой слух твое ласкает пенье;

Я слез хочу... лобзаний жажду я...

Поэт.

Сестра, ты жаждешь поцелуя...

Ты хочешь слез; тебе могу я

Их подарить; в далекий край,

С улыбкой светлой улетая,

Поэта ты не забывай.

Меня не тешит упованье;

Судьба мне счастья не сулит;

Я даже не пою страданье;

Мои уста хранят молчанье

И только сердце говорит...

Mуза.

Поэт! не слез я от тебя xoтелa;

Тебе сама могу лобзанье дать.

Лишь для того с небес я прилетела,

Чтоб хоть на миг твой тяжкий сон прервать,

В душе твоей унынье и тревога;

Потоки слез мрачат твой грустный век --

Их не стыдись! они дойдут до Бога;

Чем больше скорбь, тем выше человек.

Но скорбь свою, поэт, скрывать не надо!

Чем песнь грустней, тем сладостней она;

Иная песнь лишь мук да слез полна,

А ей венец безсмертия наградой...

Густеет тьма и стелется туман...

В обратный путь пустился пеликан...

Он целый день провел в борьбе безплодной...

Его уж ждет голодная семья,

И мысленно деля добычу дня,

Бежит к нему. Больной и утомленной,

Прикрыв детей повиснувшим крылом,

Он их ведет к скале уединенной.

И, муки полн, глядит на все кругом.

По берегу и в волнах океана

Он пищи для детей с тоской искал,

Но целый день безплодно потерял;

И вот в груди его чернеет рана

И алою струею кровь течет.

Он вместо пищи - сердце отдает.

Голодною семьею окружен,

На смертный пир глядит безмолвно он...

Ей жизнь свою с любовью отдавая,

Он, весь дрожа, купается в крови

И падаеть на прах, изнемогая,

Когда-ж страдать нет больше сил и воли,

Боясь, что смерть не кончит грустных дней,

Боясь найти пощаду от детей,

Он клювом грудь пронзает и от боли

Бросает вдруг такой ужасный крик,

Что с бepeгa испуганные птицы

Уносятся шумящей вереницей.

Так этот стон пронзителен и дик,

Унылый стон последней с жизнью битвы,

Что путника объемлет страх немой;

Он, трепеща, твердит свои молитвы

И, слыша смерти зов, спешит домой.

Так делают великие поэты...

Как с ними схож унылый пеликан!

Они на мир бросают волны света,

Они поют, а грудь болит от ран...

Когда поэт порою воспевает

Свою тоску, погибшую любовь--

Со шпагой песнь сходна: она сверкает,

Поэт.

О, ненасытная подруга,

Не искушай мой слабый ум...

Когда шумит и злится вьюга

Никто песку не вверит дум.

Во всех искал я, веря в счастье...

С тех пор узнал я много мук,

И если песни понесутся,

Со стоном струны разорвутся