Новые басни

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Новые басни (старая орфография)

Басня, сказывают, изобретена каким-то невольником, которой боялся: простою истиною раздражишь своего господина. Другие думают, что и свободной человек мог быть изобретателем басни: самолюбие, утверждают они, несравненно взыскательнее и вспыльчивее всякого тирана; чтобы не оскорбить его, надобно предлагать истину неиначе как под покрывалом аллегории. Вот что заставило баснописцов говорить людям о приключениях, будто бы случившихся с медведями и ослами. Я этому очень верю, и желаю, чтобы какой-нибудь изобретельной ум выдумал безопаснейший способ писать баснями критическия замечания на книги, и открыл бы тайну, как можно, не расточая невежественных похвал и не показывая ребяческого удивления, угождать сочинителям. На белом свете искони так ведется, что в ком родилась охота напечатать и сдать книгопродавцам произведение своей Музы, тот иногда признает неотъемлемым правом своим Папскую непогрешительность. Всякой тогда уже обязан, купивши книгу, непременно восхищаться всем тем, что в ней написано, под опасением в противном случае подвергнуть себя жестоким ругательствам, уликам в невежестве, в зависти, в развратности, в вольнодумстве и даже в безбожии. Irritabile genus vatum!

Будем ожидать с терпением сего спасительного изобретения, а между тем приступим к делу. В изданных перед сим за два года Баснях господина Крылова замечен один главной недостаток, именно тот, что их мало, не более XXIII. Сочинитель к удовольствию Критика своего и всей Публики теперь напечатал почти столько же басень новых. С ними вместе вышли в свет и старые, вновь исправленные, Господин Крылов отменил некоторые ошибки, справедливо замеченные г-м Ж. в Вестник Европы (1809. No 9). Но, кажется, все еще остались немногия места, которые надлежало бы поправить; на пример в XXI басне, под заглавием: Муха и Дорожние, прежде было напечатано:

В новом изданий г. Сочинитель переменил замеченные слова и поправил следующим образом:

Прежде в слов гуторя ударение было над первым слогом; теперь оно уже перенесено над второй. Что правильнее? Не знаю; но думаю, что в обоих случаях сочинителю гуторить не прилично. Здесь он сам от себя повествует читателям о Мухе и Дорожных, следовательно должен бы говорить таким языком, какой всегда употребляет, беседуя в хорошем обществе и с своими приятелями. Ежели требуется, чтобы вводные речи соответствовали характеру и состоянию лица говорящого; то не менее нужно, чтобы и в словах, принадлежащих самому сочинителю, соблюдено было надлежащее приличие. Еще дозволим себе заметить, что как в прежних так и в новых Баснях находим сочинения, которых при всем их достоинстве ни как нельзя назвать баснями в строгом смысле. Таковы суть: Музыканты, Ларчк, Разборчивая невеста, Старик и трое молодых, Откупщик и Сапожник, Крестьянин в беде, Огородник и философ. Геллерт не без причины сочинения свои назвал Баснями; и сказками (Fabeln und Erzaelungen); Хемницер свои также Баснями и сказками. Не нужно доказывать, что Басня есть аллегория, а притча или сказка принадлежит к примерам; в первой повествуется действие вымышленное и несбыточное, а во втором хотя и вымышленное же, но сбыточное; там баснописец ведет читателя своего прямо к нравоучительной цели, а здесь по большей части изображаются характеры, или описываются людския странности, причуды и ошибки.

Нам должно говорить о Новых баснях. Остановимся над второй, переведенною из Лафонтена. Молодой ворон, увидевши, как орел выхватил ягненка из стада, вздумал и сам унести барана; но пастухи поймали его и отдали детям на игрушку. Езоп ету же басню рассказал, по обыкновению своему, коротко и очень просто {*}. У Лафонтена и последователей его звери любят более говорить и действовать, нежели у Фригийскаиго невольника. Наш ворон думает себе:

{* Приятно думать, что некоторым читателям Вестника басня Езопова, помещаемая здесь на Греческом языке, не покажется излишнею.

Он решается схватить не ягненка, но большого барана. Не можем не выписать прекраснейшого рассказа, одного из тех очень многих мест, в которых г. Крылов никому неуступает:

Тут поздно он узнал, что добычь не по нем.

(*) Везде правописание наблюдено грамматическое, для чего же здесь поставлены слова по выговору? Если ето правильно, то и далее надлежало бы уже писать: каторой, добрамуб К.}

Не осмеливаюсь решительно утверждать, Лафонтенова ли истина из басни сей выводимая лучше, или Езопово нравоученье. Древний баснописец хотел показать, что кто тянется за другими не по своим силам, тот бывает осмеян. И очень кстати; ибо ворону подстригли крылья и отдали его детям для забавы. Дети спрашивают у пастуха: какая ето птица? Я вижу, отвечал отец, и знаю что ворон, а он хочет, чтоб его почитали за орла. Напротив того у Лафонтенова переводчика басня оканчивается таким образом:

Под Орлом здесь разумеется вор, а молодой ворон означает воришку. Кажется мне, что в области баснословия орел имеет не такой характер, по которому прилично было бы применять к нему вора. Основанием басни, говорит Батте, должна быть натура, или по крайней мер всеми принятое мнение.

в знак благодарности г-ну Сочинителю за доставленные нам от него приятные минуты; объявим искренно мнение свое еще о некоторых местах, замеченных в его баснях. В басне Крестьянин и Смерть (стр. 7) о первом сказано, что он

В VII басне волки говорят воеводе Слону:

На что волкам тулупы, и разве надобны им овечьи кожи? Здесь, ежели не ошибаемся, несоблюдено стихотворческое правдоподобие. Сверх того Слон представлен глуповатым, хотя он в баснях едва ли не вообще славится своею мудростию. Famam sequere.

В V басне Сочинитель сам от себя называет Лису кумою (у которой зубы разомлелись от желания поесть винограду), а в XVI опять Лиса в кумовстве

Собрание сих Новых Басень заключается престранным сочинением, которое ниже всего того, что ни есть самого отвратительнейшого в баснях Сумарокова. Пиит есть художник; он должен искать образцов своих в изящной природе, должен творить идеалы прекрасные и благородные, а не заражать своего воображения смрадом запачканных нелепостей. Вот чудовище, поставленное на ряду с баснями:

бисер и жемчуг точь в точь одно и то же. Дело в том, что Хавронья бывши на барском двор видела

Но чтож другое может увидеть критик в некоторых сочинениях, и именно на пример в етой Хавроньиной истории? Иной подумает, что стихотворец предпринял такой странной подвиг, единственно для того чтобы испугать критиков; но, кажется, он не имел в етом никакой нужды. К.