Автор: | Катенин П. А., год: 1810 |
Категория: | Стихотворение |
Связанные авторы: | Макферсон Д. (Связанные мотивы творчества) |
П. А. Катенин
Песни в Сельме
ИЗ ОССИАНА
Джеймс Макферсон. Поэмы Оссиана
James Macpherson
The Poems Of Ossian
Издание подготовил Ю. Д. Левин
Л., "Наука", 1983
Серия "Литературные памятники"
Вечерняя звезда, подруга тихой нощи! |
Чей лик, свечою вдруг блеснувший из-за рощи, |
Сияньем радует лазурны небеса, |
Безоблачных полей светило и краса! |
Что взор склоняет твой в безмолвные долины? |
Ветр шумный смолк; поток, прорывшийся в пучины, |
Чуть льется; и к стопам прибрежныя скалы |
Ласкаются, смирясь, сребристые валы. |
Лишь гаснущей зари лучом еще златимый. |
Жужжит крылатый рой, по воздуху носимый; |
Лишь изредка пахнув от западной страны, |
О лучезарная! скажи: небес с вершины |
Что взор склоняет твой в безмолвные долины? |
Но ты, уже пройдя синеющийся свод, |
С улыбкой клонишься на лоно резвых вод; |
Они стекаются, вокруг тебя играют |
И волосы твои златые омывают. |
Прости, прекрасная! огонь твоих лучей |
Потщусь я заменить огнем души моей. - |
Чьи тени восстают ко мне с холмов могильных? |
Друзья почившие: Фингал, предтеча сильных, |
И барды славные, певец скорбей Альпин, |
Минона нежная и Рино, и Уллин. |
О сколь, друзья мои, вы много пременились |
Со дней счастливых тех, как в Сельму мы сходились, |
И пеньем спорили и стройных арф игрой, |
Подобясь ветеркам, когда они весной |
По зыблющим цветам пестреющего луга |
Порхают и шумят, воюя друг на друга. - |
На торжестве таком пришла Минона к нам, |
Небрежно волосы раскинув по плечам, |
Тогда, узрев ее, все жалостью смутились |
Герои сильные; но арфу вдруг взяла |
И в песни Кольму нам на память привела. |
Она Сальгара ждет; до ночи возвратиться |
Сальгар ей обещал; но мрак уже густится, |
И солнце скрылось; вкруг в пустыне тишина, |
И стонет на холме несчастная одна. |
Кольма
Уже настала ночь; ветр хладный в поле свищет, |
И бурей вдалеке колеблются валы, |
И в поле диком взор убежища не сыщет. |
Источник пенистый, свергаясь со скалы, |
Дождями наводнен крутится по долине. |
Оставлена, одна в безлюдной я пустыне. - |
Восстань, луна! пролей на землю луч златой; |
Явите, звезды! мне ваш образ благотворной, |
И укажите путь до той пещеры горной, |
Где ловлей утомлен Сальгар почиет мой. |
Он там лежит, и псов вокруг усердных стая |
Отрежет и лук его и тул пернатых стрел; |
И жду, чтобы его хоть голос долетел. |
Ах! ветров страшный рев, потоков шум унылый, |
Претят, чтобы достиг ко мне сей голос милый. - |
Почто же медлишь ты, Сальгар, любезный мой? |
Или забыл уже свое мне обещанье? |
Вот камень, древо: здесь назначил ты свиданье, |
И здесь я жду вотще, и нет тебя со мной. |
Сальгар! возлюбленный! увы! чтоб быть с тобою |
Рассталась с братом я, оставила отца; |
Мой род с твоим горят взаимною враждою, |
Лишь наши сей вражды не ведают сердца. |
Ветр буйный! укротись, твой шум меня терзает, |
И ты, о водопад! умолкни хоть на час. |
Сальгар! Сальгар! я здесь, здесь Кольма ожидает, |
Здесь камень, древо здесь... теряется мой глас. - |
Светлеет ночь; трава сребрится на долине, |
И по горам луны мелькает бледный свет; |
Но никого не зрю на серой их вершине, |
Не слышу лая псов, и там Сальгара нет. - |
Двух спящих воинов я в поле примечаю. |
Вы примирилися, коль вместе вас встречаю... |
Несчастная! они убитые лежат. - |
Сальгар! почто убил ты брата мне любезна? |
А ты, мой брат! почто Сальгара умертвил? |
Потеря обоих равно для Кольмы слезна, |
И в сердце Кольмином равно ваш образ жил. |
Какой теперь я вас могу почтить хвалою? |
О брат! ты некогда бывал противным страх; |
А ты, прекраснейший в Морвеновых сынах, |
Сальгар! друзья мои! беседуйте со мною. |
Они безмолвны; жизнь слетела с их лица, |
И под рукой моей не бьются их сердца. |
О тени милые! хоть вы мне отвечайте: |
Не устрашит меня умерших даже глас. |
Куда сокрылись вы, отрадну весть подайте, |
Скажите, где искать, везде найду я вас; |
В которую идти пещеру мне велите? |
Но что! стенаю я, а вы, друзья, молчите. - |
Воссяду здесь одна я с грустию моей |
И утренней зари дождуся со слезами; |
Изроют их друзья, и я возлягу в ней. |
Несчастной Кольмы жизнь как сон уж исчезает; |
И что ей жить, когда любезных боле нет? |
Близь тока, что с горы здесь шумно упадает, |
Глубоким сном она в средине их уснет. |
Лишь ночь сойдет с небес в своих покровах черных, |
И томная луна проглянет в облаках, |
Я буду здесь летать на крыльях ветров горных, |
Рыдая и стеня на хладных сих гробах. |
Услышит в хижине ловец мой глас унылой, |
Он устрашит его и вместе усладит; |
Придут сюда внимать плач Кольмы над могилой: |
Сей плач героев смерть и славу возвестит. |
Так песнь воспела нам прекрасная Минона, |
И не могли мы ей внимать без слез и стона; |
Всем Кольма грустная известна нам была, |
И вновь, казалося, в Миноне ожила. |
Тогда предстал Уллин и арфою златою |
Нам песнь Альпинову приятно повторил. |
О Рино! о Альпин! сколь чувством и душою |
Но вы покоитесь теперь в могилах мрачных; |
Песнь ваша не слышна ни на вершинах злачных, |
Ни моря на брегу, ни Сельмы во стенах: |
Молчанье царствует на наших торжествах. |
Сколь жалобно воспеть умели вы Морара! |
Меч юноши сего был остр, как меч Оскара, |
И духом он велик, как сильный был Фингал; |
Но смерти час пришел, и юноша сей пал, |
И восскорбел отец от тяжкого урона, |
И горько нежная восплакала Минона: |
Морару храброму сестра она была; |
Лишь песнь Уллинову печальную вняла, |
Как ясная луна пред бурей, удалилась. |
Под бардов перстами вдруг арфа оживилась, |
С Уллином вкупе я свой глас соединил, |
И песней наших звук гул звонко повторил. |
Рино
Замолкнул буйный ветр, и хладный дождь пресекся, |
И неба весь обзор лучами вновь облекся, |
И солнцем озарен холм влажный засверкал, |
И быстрый водопад, стесненный между скал, |
То, укротясь, журчит в излучинах долины. |
Ручей! шум вод твоих прельщает барда слух; |
Но более еще пленяется мой дух, |
Когда певец Альпин, годами убеленный, |
Возвысит в честь бойцам свой голос вдохновенный. |
О старец! отвечай: чей горестный урон |
В пустыне чествует твой сладкий сердцу стон? |
Так стонет ветр в лесу дремучем и дебристом, |
Так стонет вал седой при бреге каменистом. |
Альпин
О мертвых плачу я, о Рино, бард младой! |
О юноша! ты днесь сияешь красотой, |
И крепостию сил ты многих превышаешь, |
И здравием цветешь; но смерть и ты познаешь, |
И медленно в крови потухнет жизни жар, |
И ты падешь, увы! как сильный пал Морар. |
На гроб печальный твой, пустыней окруженный, |
Воссядет изредка лишь путник утомленный; |
Светило дня лучей на Рина не прольет, |
И лука твоего никто не напряжет. |
Цвет польный, так врагов рука твоя ломила; |
Ты легкостию ног бег лани мог пресечь; |
Как молния сверкал, как гром разил твой меч; |
Твой глас подобен был источнику шумящу |
Иль грому дальнему, всем гибелью грозящу, |
И счета нет мужам, поверженным тобой. |
Но возвратясь с полей, дымящихся войной, |
Ты ближних радовал, не страшен и не злобен; |
С лица светилу дня ты был тогда подобен |
Иль в молчаливу ночь задумчивой луне; |
И вся душа твоя сияла в тишине, |
Как светла озера струи во время нощи, |
Когда почили сном и ветр, и степь, и рощи. |
Морар! и твой навек уже закрылся взор; |
Как глыба снежная, отломок вешних гор, |
Ты пал: безвестный рок! сколь ты ко всем неверен! |
Теперь лишь три шага, и ты, Морар, измерен. |
Обросший камень мхом, без листьев древний дуб |
Одни явят векам, что здесь зарыт твой труп; |
И не придет никто усердия слезами |
Уже и мать твою в могилу отнесли, |
И дщерь Моргланова исчезла от земли. |
Но кто же старец сей, покрытый сединою, |
Согбенный над жезлом, трепещущей ногою |
Печально к нам идет? отец твой, о Морар! |
Тобой он жил, в тебе небесный видел дар, |
Тобой хвалился, знав, что на войне кровавой |
Ты первый юноша и силою и славой; |
А ныне слезную узнал он смерть твою. - |
Несчастный! орыдай потерю в нем свою; |
Но ах! твой сын уже рыдания не внемлет; |
В могиле, смертным сном окованный, он дремлет. |
О если б отчий глас усопшего воззвал! |
Но нет, он в прахе скрыт и сам уж прахом стал. |
Когда же солнца луч во мрачный гроб прольется? |
Когда твой крепкий сон, о юноша, прервется? |
Прости навеки, муж крепчайший из мужей! |
Не знавший ужаса средь битвенных полей. |
Оружием твоим леса не озарятся, |
Ни чада именем отца не возгордятся: |
Но подвиги твои уведает народ, |
Им в похвалу Альпин возвысит песни громки, |
И будут им внимать позднейшие потомки. |
Так воспевал Альпин, и песней мрачных глас |
Помалу разливал уныние меж нас; |
Но боле всех Армии печалию смутился: |
Вид сына мертвого очам его явился, |
Который яко крин косой ссеченный пал, |
И в утешенье так Кармор ему вещал: |
Армин! почто вздыхать? иль бардов песнь уныла |
Сердечных раны бед глубокие раскрыла? |
Поверь, целебный глас искусного певца |
Утешну сладость льет в растерзанны сердца; |
Так свежая роса, с реки поднявшись летом, |
Туманом стелется в долине пред рассветом |
И влагой теплою питает жадный злак, |
Доколе солнце, встав, разгонит пар и мрак. |
Престань же сетовать, о Гормы вождь почтенный! |
Армин
Кармор! когда, навек печалью сокрушенный, |
Не осушаю слез средь ночи ни средь дня, |
Ни сына ты, Кармор, ни дщери не лишался, |
И сирым в старости, как я, не оставался. |
О Давра! мрачен одр, на коем ты лежишь; |
О дочь моя! глубок тот сон, которым спишь. |
Когда проснешься ты и в песнях мне приятных |
Напомнишь радость дней Армину невозвратных? |
Когда среди ночной безмолвной тишины, |
На сребряном луче задумчивой луны |
В окно к родителю с улыбкою заглянешь? |
О! в вечных по тебе слезах меня застанешь. |
Дхни, ветер! лейся, дождь! бей с шумом в брег, волна! |
Катись меж черных туч, кровавая луна! |
Я вспомню страшну ночь, когда погибли чада: |
Убит был Ариндаль, мой сын, моя отрада, |
И смертью медленной дшерь Давра умерла. |
О дочь несчастная! прекрасна ты была, |
Звездою утренней блистал твой взор веселый, |
Ты груди белизной снег помрачала белый, |
И голос слаще был дыханья ветерка. |
О сын мой! крепкая в сражениях рука! |
Чело твое врагам казалося грозою, |
Как молния, в боях оружьем ты сверкал. - |
Муж доблестный, Армар, пришел ко мне в то время; |
Он дочери моей любовь к себе снискал, |
И радовался я, что здесь Армина племя |
Навек останется, и браком сочетал. |
Но мщением пылал дух злобного Эрата; |
Рукой Армаровой в бою лишася брата, |
Он вслед за ним пришел и, злобою горя, |
Прибегнул к хитрости: одежду рыбаря |
Накинув и главу посыпав сединою, |
Пред Даврою предстал вечернею порою. |
"Армина дщерь, - он рек, - прекрасная из жен! |
Армар прислал меня; он ловлей утомлен. |
Ты видишь ли скалу, биемую волнами, |
И дерево на ней с румяными плодами? |
Там Давру милую он с нетерпеньем ждет. |
Пойдем, мой челн тебя чрез море пренесет". |
И легковерная словам его внимает, |
Идет; к пустой скале он с нею приплывает; |
Но гул пещер один ответствует словам; |
Бежит обратно в челн, и нет его: со смехом |
Эрат уже отплыл, гордясь коварств успехом. |
Тогда что силы есть несчастная зовет, |
Да брат или отец на помощь к ней придет, |
И громкий вопль ее до берега раздался. |
В то время Ариндаль с ловитвы возвращался: |
Лук вместо посоха разрывчатый в руках, |
Стрелами полный тул звучит на раменах, |
Пять черных с лаем псов вослед ему бежали. |
Узрел его Эрат, и члены задрожали. |
Напрасно скрыться мнишь от глаз его злодей |
И жалостью склонить и хитростью речей; |
Он узами его ко древу прикрепляет |
И, в челн скочив, к сестре бег быстрый направляет. |
Но вдруг бежит Армар; обманут ночи тьмой, |
Он в Ариндале зрит Эрата пред собой; |
Отмщеньем на врага душа его пылает, |
Пустил стрелу, она в цель прямо достигает: |
Злодея жребий ты, о сын мой, претерпел, |
Дочь! помню я тебя в печали беспредельной |
Над телом братниным, над раною смертельной, |
Из коей, как ручей, кровь быстрая текла. |
Помчался легкий челн по волнам без весла. |
Армар стремится вплавь, решившись иль погибнуть, |
Иль к Давре на скалу с спасением достигнуть; |
Вдруг вихрь порывистый от берега подул, |
И бедственный пловец в пучине утонул. |
На камени одна, окружена волнами, |
Стенала дочь моя и с горькими слезами |
Родителя звала ей помощь принести. |
Несчастный! я ничем не мог ее спасти. |
Всю ночь, всю долгу ночь, я на брегу скитался. |
Свет бледныя луны сквозь тучи прорывался, |
Страданья Давры слух терзали мой и взор; |
Но буря выла, дождь бил с шумом в ребра гор, |
И прежде чем восток денница озлатила, |
Ее все силы скорбь и нужда истощила; |
Помалу ослабев, замолк стенящий глас, |
И жизни горестной луч медленно угас. |
Лишился вдруг всего я: дочери и сына; |
Он был защитою и крепостью моей, |
Она отрадою моих преклонных дней. |
С ужасной ночи той, всегда, как мрачны бури |
Оберутся наверху погибельной скалы, |
Как тучи частые несутся по лазури |
И вихри воющи вьют шумные валы, |
Сажусь я у моря и на утес взираю, |
Стенаньям жалобным детей моих внимаю, |
Их тени бледные летают предо мной: |
Они беседуют печально меж собой. |
Лишь мне несчастному они не отвечают, |
И чуть послышится им голос их отца, |
Безмолвны, прочь летят и взоры отвращают... |
И горести моей нет меры ни конца. |
Так Сельмы во стенах глас бардов раздавался. |
Фингал согласьем арф и песней любовался; |
В собрании вождей он сильных заседал |
И повестям времен задумчиво внимал. |
Там часто и меня венчали похвалами, |
Но ныне охладел и Оссианов глас, |
Огонь души его с закатом дней угас. |
Услышу ль бардов песнь, и дух мой оживает. |
И память прежних лет опять к себе зову; |
Но старость хладные мне руки простирает |
И силится во гроб склонить мою главу: |
Зачем, мне говорит, еще ты воспеваешь? |
И снова ль жизнь свою начать располагаешь? |
Могила хладная давно тебя зовет, |
И ни единый бард тебя не воспоет. - |
Катись чредой своей, безжалостное время! |
И радость коль навек рассталася со мной, |
Сложи с меня скорей печальной жизни бремя |
Уже лишился я и бодрости и силы; |
Друзья-сотрудники лежат в земле сырой, |
И тихим дремлют сном в объятиях могилы. |
Один остался я; и голос слабый мой |
Когда улягутся ряды валов седых, |
И только древ верхи колеблются густых. |
1810
ПРИМЕЧАНИЯ
Павел Александрович Катенин (1792-1853), поэт, критик и театральный деятель, опубликованием "Песен в Сельме" начал свою литературную деятельность. Тогда же в "Цветнике" появилось несколько его стихотворных подражаний латинским и французским поэтам, а после закрытия журнала он начал работать для театра и к Оссиану больше не обращался. В 20-е годы, находясь в своем имении после высылки в 1822 г. из Петербурга по политическим мотивам (Катенин был одним из руководителей Военного общества - тайной декабристской организации), он принялся за переработку "Песен в Сельме" в соответствии со своими эстетическими принципами, утвердившимися в 1810-е годы. Он стремился устранить следы сентименталистской поэтики и придать стихам героическое торжественное звучание, для чего архаизовал лексику, опираясь на прозаический перевод Кострова, затребованный им в 1823 г. из Петербурга. Своему другу и доверенному лицу Н. И. Бахтину Катенин писал 9 января 1828 г.: "Оссиана переводить все равно, что с французского, что с английского; ни то, ни другое не подлинник; подлинника нет. С чего переводил Костров, не знаю, а перевел прекрасным языком, мне и того довольно". (Катенин П. А. Письма к Н. И. Бахтину. СПб., 1911, с. 104). В конце жизни Катенин, отказавшись от былого пристрастия, утверждал, что "прочесть с доски до доски всего макферсоновского "Оссиана"" - это "тяжелая эпитимия", которую можно налагать за литературные прегрешения (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. I. M., 1974, с. 193).