Разговоры

Племянник

Почтенный дядюшка, наставник мой и друг,

Нельзя ль мне как попасть в твой любословный круг?

Любитель ревностный "Российского" я "Слова"

Хочу и я писать, бумага уж готова,

Есть скляница чернил и перьев пук велик.

Что надобно ещё?

Дядя

Знать надобно язык.

Племянник

Какой?

Дядя

Свой собственный: российский иль славянский.

Читай ты Библию да Патерик Печерский,

Минеи Четии; церковную печать

Всего нужнее нам, словесникам читать.

Племянник

Но для чего, скажи, такое нужно чтенье?

Дядя

Что б старые слова вводить в употребленье.

Каких употреблять не должно вовсе слов?

Дядя

Чужих, иль проклят будь ты во веки веков.

Племянник

А позволительны бывают солецизмы?

Дядя

Всё это ничего, и даже галлицизмы.

Простителен тому французский оборот,

Кто с тщанием слова родные подберёт.

Противны языку слова чужеязычны,

А обороты все ему весьма приличны.

Племянник

Что нужно для стихов?

Дядя

Здесь тайна лишь одна -

Что б рифма кончилась всегда на имена;

Для прозы же нужна краса иного рода.

Племянник

Какая?

Дядя

Что б глагол в конце был периода.

Племянник

Что ж должен я писать? Подай ты мне совет.

Не можно ль о любви?

Дядя

Коль ты о плотской, нет.

И в прозе, и в стихах хвали язык и веру,

Пожарских, Мининых: всех предков тормоши.

Хоть проза и стихи не будут хороши,

Но цель хорошая, а этого довольно!

Племянник

Признаться, дядюшка, немножко будет больно,

В народных коль листах иль в дневнике каком

Пожалуют меня печатным дураком.

Дядя

Ты будешь мученик. Мужайся и крепись!

В броню лукавости поспешно облекись;

Возьми бесстыдства щит и на своих врагов

Сыпь сотни, тысячи странных бранных слов;

Кричи: "Анафема! Злодеи! Изуверы;

Враги Отечества и православной веры!

Влеките их на казнь! Влеките на костёр"!

Мы подтолкнём тебя и скажем: "Как остёр"!

Племянник

А если на моё такое возраженье

Последует ещё другое пораженье

И нечего уж мне вдруг будет отвечать,

Что делать мне тогда?

Дядя

Что делать?.. Замолчать!

1807 г.

Ежова

Ну, что, князь, какова была у вас "Беседа"?

Князь

Победа, Катенька, преславная победа!

Вторую песнь своей поэмы я читал,

Злодею Пушкину себя уж показал.

Пустился в бегство он от моего удара.

Ежова

Что аплодировать ты не послал Макара?

Князь

"Беседа", дурочка, не то ведь, что партер.

Смеяться подавал собою я пример.

Когда б ты видела как Кикин Петр смеялся!

Шихматов-целочка и тот расхохотался.

Многострадальный сам игумен наш Шишков

Забыл как с братией ругал его Дашков.

Торжествовала вся Беседа Русска слова:

Не сыпался табак на ленту у Хвостова;

Другой Хвостов глаза лукаво искосил,

Как я исподтишка за... укусил...

Ежова

Кого?

Князь

Карамзина.

Ежова

Не уж-то, князь?

Князь

Да, право,

Спроси Потемкина.

Ежова

За...? Браво! Браво!

Как ты прославился! Ай! Князь! Ай! Молодец!

Уж нечего сказать, что у тебя за зубы!

Князь

Век будут помнить все "Расхищенные шубы"

И не осмелятся сажать меня в бордель.

Ежова

Прими ж награду, князь, и ляжем на постель.

1812 г.

Стихотворение датировано в рукописи 1812 годом. У нас, однако, есть основания для существенно более точной датировки. "Разговор", центральные персонажи которого легко узнаются за титульными инициалами (это драматург и поэт князь А. А. Шаховской и актриса Е. И. Ежова; последняя, впрочем, названа в тексте своим полным именем), связан с новой стадией полемики между "архаистами" и карамзинистами. "Князь Ш. и актриса Е." - отклик на чтение Шаховским 2-й песни ироикомической поэмы "Расхищенные шубы", состоявшееся в публичном собрании "Беседы любителей русского слова" февраля 1812 года.

"Разговор", судя по его содержанию, был написан явно по горячим следам этого события и поэтому смело может быть датирован концом февраля 1812 года.

"Беседе" первоначальная редакция 2-й песни "Шуб" Шаховского существенно отличалась от печатного текста, увидевшего свет в 7-м томе "Чтений в Беседе любителей русского слова". Она содержала выпады в адрес Карамзина, Блудова и, видимо, некоторых других карамзинистов, исключенные при публикации. Сведения о первоначальном содержании этой песни и о вызванном ею резонансе дошли до нас в чрезвычайно скудном количестве.

Стихотворение Измайлова верифицирует сообщение Батюшкова о том, что в первоначальном варианте 2-й песни содержались выпады в адрес Карамзина - и, по всей вероятности, достаточно злые. Однако полемическим ядром поэмы, судя по тексту Измайлова, и в первой редакции были стихи, направленные против В. Л. Пушкина. Эти стихи сохранились и в печатной версии.

Первый выпад - в начале песни:

"Посланье дружеское", пригодное только на заклейку окон, - это, конечно, намек на послания В. Л. Пушкина "К В. А. Жуковскому" и "К Д. В. Дашкову". Далее один из персонажей "Расхищенных шуб", нотариус Спондей, произносит гневную речь, направленную против главного героя поэмы, Гашпара, и представляющую собой пародический коллаж из стихов послания В. Л. Пушкина к Жуковскому:

Шаховской, как видим, произвел самые минимальные изменения в тексте Пушкина. Главное - он разместил стихи послания в обратной последовательности, так сказать - задом наперед, и тем самым постарался показать, что толку и смысла в сочинении Василия Львовича от этой операции ни прибавляется ни убавляется.

"Разговор" Измайлова имеет, помимо прочего, и своеобразную ценность свидетельского показания. Как уже говорилось, о публичном чтении поэмы Шаховского мы знаем очень немного. И если в письме Батюшкова отразилось негодование карамзиниста, то Измайлов (несомненно, также присутствовавший на чтении), видимо, довольно точно зафиксировал реакцию на поэму со стороны беседчиков. Реакция слушателей в общем соответствует их репутации. Заразительно смеявшийся П. А. Кикин, "новообращенный славенофил" (хранивший у себя "Рассуждение о старом и новом слоге" Шишкова с надписью Mon Evangile), прежде "считался блестящим остряком, французолюбцем и светским модным человеком". Он и после "обращения" "продолжал считаться остряком, и язык его называли бритвою".

"Князь Ш. и актриса Е." своими жанрово-стилевыми. особенностями, впрочем, существенно отличается от измайловских "сказок". Сказки - жанр, в принципе рассчитанный на публикацию и потому выводящий реальных лиц и реальные события под условными масками. "Разговор" для печати явно не предназначался. Двупланность образа как структурный принцип здесь исчезает: о литературных событиях говорится уже не иносказательно, а прямо. С другой стороны, исчезают и авторские оценки, и пуантирующая мораль (в измайловских сказках под такую мораль обычно маскировалась заключающая текст эпиграмма): перед нами своеобразный нравоописательный очерк в стихах, герои которого должны сами за себя свидетельствовать. Наконец, отсутствие оглядки на цензуру и вообще на печатные конвенционально обусловило введение в "Разговор" достаточно рискованной сексуальной тематики и невозможной в тогдашней печати, но естественной в быту лексики.

Бедный

Я бедный человек, без места пять уж лет;

Работать не могу, одной руки вот нет,

Да и другою я едва, едва владею.

Трудами рук своих кормила нас жена -

И та вот при смерти лежит теперь больна.

Из милосердия нельзя ль дать что-нибудь

Голодным сим птенцам?..

Пришёл ты не во время:

(Уходит).

1813 г.