Таинственная свеча

V.
Таинственная свеча.

Некто Кириллов, будучи командирован в приволжские губернии, ехал туда с своим секретарем. Надо было свернуть с большого почтового тракта на проселок. Кириллов ехал в собственной коляске, по фельдъегерской подорожной и открытому листу. Дело было спешное и не терпящее отлагательств. Проселочный путь оказался очень удобным. Погода была перед тем сухая. Стоял превосходный, весь в зелени и цветах, оглашаемый птичьими свистами, май. Но едва странники проехали верст полтораста, меняя в волостях обывательских лошадей, небо заволокло тучами, стало пасмурно, и пошел теплый тихий дождь. Дорога мигом испортилась. До места назначения, небольшого уездного города, оставалось два-три перегона. В предпоследней волости дали Кириллову лошадей нехотя, уговаривая его переждать, пока просохнет. Он на это не мог согласиться. Лошади пристали. Едва сделав с обеда до вечера верст десять-пятнадцать, коляска насилу втащилась в какую-то разбросанную, заросшую садами, деревню и остановилась в околице: ни взад, ни вперед.

- Переночевали бы, ваше превосходительство, - сказал обывательский ямщик: - до Терновки еще семь верст, а лошади не довезут.

- Какая это деревня?

- Дубки.

- Государственных крестьян?

- Вольная.

- Расправа есть?

- Есть-то есть, да нету-ти лошадей. Тутошние все гоняют на ночь в луга. А пока за ними сходят, настанет и ночь. Эвоси, и солнышко заходит.

- Где же тут перебыть?

- В постоялом разве... да нет, барин, там кабак, - уж не знаю, куда вас и вести. Мужики все в отхожих работах, остались почитай одне бабы.

- Да вон же у вас церковь, - отозвался секретарь: - значит, есть священник.

- Есть, - ответил ямщик.

- Ну, вези к батюшке.

Подъехали к дому священника, на обширной, поросшей травою площади. Священник оказался вдовцом, лет пятидесяти, очень серьезным, благообразным и радушным человеком.

Узнав, что гость его важный в столичной иерархии чиновник, он удвоил к нему внимание, предложил странникам чаю, ужин и собственную опочивальню.

Кириллов с секретарем напились чаю и закусили на воздухе, на крыльце попова домика, выходившего окнами против церкви. Дождь перестал, и хотя небо еще было заволочено тучками, или скорее туманом, на дворе было тепло и так тихо, что слышался говор отдаленных переулков, где засыпала, с быстронаставшими сумерками, наморившаяся за день деревня. Гости и хозяин засиделись долго у столика, накрытого белой скатертью и уставленного скромным угощением сельского священника.

- Что у вас такая маленькая церковь? - спросил Кириллов - точно вросла в землю и даже будто покачнулась.

- Древний храм, очень древний, - отвечал священник - еще при моем прадеде лажена, а при деде достроена... Мхом поросла, и колокольня точно как бы наклонилась маленько, но еще держится.

- Что же, мало средств, нечем обновить?

- Народ здесь смирный, свободный, как воздух, - ну, и не тем занят. А церковь древняя и строили ее древние, благочестивые люди...

Поговорили еще гости, поблагодарили хозяина за хлеб-соль и, распорядясь насчет дальнейшего с утром пути, ушли спать. Комната, где им предложили ночлег, выходила окнами на площадь. Священник лег в чистой приемной, смежной с этой комнатой.

Постель священника, на которой он расположился спать, была у стены против окон; секретарь лег на диванчик у двери. Свечу погасили и смолкли. Затих по соседству и священник. На дворе еще более стемнело.

Так лежал, ворочаясь и думая о разных разностях, Кириллов час или более того. Обернувшись на постели к окну, он стал всматриваться в очерк церкви, неясно рисовавшейся в сумерках.

Ему показалось, что церковь слабо освещена...

"Вероятно, небо окончательно очистилось, и взошел месяц за нашим домом, - подумал Кириллов - лунные лучи и отражаются в церковных окнахъ".

Кириллов приподнялся на постели, вгляделся пристальнее. "Нет, это не лунные лучи! - сказал он себе: - все окна подряд, но освещены только три левые, в главной части церкви, а правые, в приделе, под колокольней, темны, - значить, церковь освещена изнутри".

Чем более всматривался Кириллов, тем явственнее стал различать красноватый, мерцающий блеск, отличный от бледных лунных лучей.

"Свеча! - подумал он - в церкви зажжена свеча! Либо там воры, либо покойник... Но какая неосторожность - ставить на ночь у гроба, в такой ветхой церкви, свечу!"

- Батюшка, а батюшка! - сказал Кириллов, помнивший, что священник шевелился в соседней комнате, несколько минут назад. Оклик пришлось повторить.

- А? Что прикажете? - отозвался из-за двери проснувшийся хозяин.

- У вас, батюшка, светится в церкви.

- Извините, там темно, и ключи у меня.

- Да отчего же светится? Не забыли-ль погасить какую свечку у образов? Была сегодня вечерня?

- Не было.

- Так не стоит ли там покойник? - спросил Кириллов.

Священник повозился по полу ногами, очевидно, отыскивая башмаки. Через минуту он появился, в халате, на пороге.

- Где светится? - спросил он, глядя в окно - вот странно, в церкви действительно покойник... его вынесли за час до вашего к нам прибытия... но только никто у образов, а тем паче у гроба, не зажигал свечи.

- Угодно-ли, пойдем, стоит посмотреть, - сказал Кириллов, любопытствуя узнать, что это за странность.

Священник нехотя достал из-под подушки ключи. Разбудили секретаря. Тот, узнавши, в чем дело, в особенности засуетился. "Чудеса, чудеса!" - шептал он: - "покойник... и светится".

Гости и священник вышли на площадь. Три окна, явственно и без всякого сомнения были изнутри слабо освещены. Но едва любопытствующие стали подходить к церкви, свет внезапно погас.

- Нам это показалось, - заметил священник: - никакого огня в церкви быть не может. Даром только, сударь, потревожились... помилуйте, у нас очень строго насчет огня.

Кириллов уж повернул к дому. Ему хотелось спать.

- Нет, ваше превосходительство, - засуетился секретарь: - так этого оставлять бы не следовало... осмотрим церковь...

Церковь, как все сельские церкви: чистая, уютная. Пахнет ладаном. Посредине, перед алтарем, стоял гроб с покойником, каким-то молодым, суровым и красивым работником. Непокрытое лицо глядело спокойно, точно умерший заснул.

- Горячка-с... - вскользь сказал священник, идя к алтарю.

Кириллов и секретарь с ним осмотрели алтарь, шкаф с ризами, поднимали покров алтаря, покров, накинутый на гроб, все углы главного и входного церковных отделений и даже приподнимали покров над небольшим аналоем, стоявшим у гроба.

Священник тем внимательнее осматривал церковь, что ему казалось всего правдоподобнее, как он потом говорил, искать, не притаился ли где вор.

Еще потолковали, еще осмотрели церковь, подняв выше фонарь, - возвратились и снова легли спать.

Решась более не думать о виденном свете. Кириллов обернулся к стене, но еще мельком взглянул с постели на церковь, и на этот раз ее окна были темны.

Прошло с час или более. Кириллов хорошо помнил, что он спал и, как ему казалось, спали и другие. "Этакая чепуха иной раз пойдет в голову, - думал Кириллов во сне: - да не одному, а всем троим; трое видели свет в запертой церкви и, не пойди туда, сами не осмотри, на всю жизнь осталась бы легенда о заколдованной свече"...

- "Ах, я простота! - вдруг пришло на мысль опять пробудившемуся Кириллову - ну, как я не догадался? да и священник хорош! Объяснение прямое и весьма несложное... За церковью должен быть тот именно постоялый с кабаком, куда нам не советовали заезжать... Ну, очевидное дело: на постоялом еще не спят, окна его освещены и, просвечивая сквозь окна церкви, ввели нас в такое заблуждение"...

С этою мыслью Кириллов опять старался заснуть, соображая, как он утром пристыдит священника, забывшего о таком обстоятельстве.

В это время Кириллову показалось, что его секретарь почему-то не спит. Как уж ему это показалось, он впоследствии не мог и объяснить: сам он лежал лицом к стене, и в комнате была полная тишина.

Он снова медленно, задерживая дыхание, приподнялся на локте и тихо обернул голову в комнату...

Секретарь сидел в одном белье, спустив ноги на пол с дивана, и неподвижно, как бы в оцепенении, смотрел в окна на площадь. На дворе окончательно стемнело, и на этом черном, ночном фоне еще неуловимее и мрачнее рисовалась ветхая, вросшая в землю, церковь, с покачнувшеюся на бок сквозною деревянною колокольней.

Кириллова обдало, как варом. Волосы шевельнулись на его голове...

Три левых окна церкви были снова, и уж теперь явственнее, освещены изнутри...

- Что вы, Иван Семеныч? - спросил Кириллов секретаря: - не спите?

Тот, не находя слов на коснеющем от волнения языке, только показал рукой на церковь.

- Батюшка, а батюшка! - сказал Кириллов, ступя за порог комнаты, где спал священник - вставайте, в церкви опять огонь.

- Быть не может, что вы!

- Вставайте, глядите.

Все трое опять вышли на крыльцо. Церковь была видимо изнутри освещена.

- А постоялый? кабак по тот бок площади? - спросил Кириллов - это его окна просвечивают...

- Постоялый в другом конце села, а за церковью - общественный, всегда запертый, хлебный магазин.

Взяли фонарь и, его не зажигая, тихо, без малейшего шороха, обошли кругом церковь. Все здания на площади были темны; в окнах храма, при обходе священника и его гостей, ясно мерцал слабый, будто подвижный огонек, погасший мгновенно, едва они обошли церковь.

- Войдем, снова осмотрим, - прошептал уже не с прежней смелостыо Кириллов - нельзя же так оставить... или это общая нам троим галлюцинация, или в церкви, действительно, то вспыхивая, то угасая, горит незамеченная нами, при первом осмотре, свеча... очевидно мешал ее разглядеть свет фонаря.

- Войдем без оного, - произнес робким, дрожавшим голосом секретарь.

- С нами крестная сила! - сказал священник, снова отмыкая дверь.

В церкви было темно. Ни одна свеча перед алтарем и в других ее частях не горела. Покойник лежал также неподвижно. Наверху только, на колокольне, чирикая, возились воробьи, да взлетывали галки и голуби, очевидно чуя близкий рассвет.

- Это там, это оттуда... белый голубь, может быть! - прошептал секретарь.

- Какой белый голубь? - спросил священник.

- Да тот, которого носят бесу на кладбище за неразменный рубль! Иной раз вырвется, бесы погонятся, - ни голубя, ни рубля...

- Стыдно, сударь, такое суеверство! - сказал священник, дрожащими руками зажигая в сенях фонарь: - извольте идти на колокольню... осмотрим, коли ваше желание, всех голубей, галочье и воробьев.

Кириллов предложил принять меры осторожности. Выходную дверь церкви заперли изнутри замком и пошли по витой, узкой внутренней лесенке на колокольню. Птицы, при блеске фонаря, шарахнулись и шумными стаями, цепляясь о звонкие края колоколов и о пыльные стены, стали вылетать с колокольной вышки.

- Ну, где же ваш белый голубь? - спросил священник, когда осмотрели колокольню: - а теперь, для-ради достоверности, исследуем снова и церковь.

Опять с фонарем обошли алтарь, осмотрели шкаф и все углы, и поднимали покровы над алтарем и покойником. Нигде ничего, церковь пуста.

- А все сие от безверия, - начал священник - вот у вас белые голуби... а там может и еще какие праздные сплетения...

Он не договорил. Кириллову в эту минуту вздумалось приподнять покров над небольшим аналоем, стоявшим у гроба. Этот аналой они уж в первый приход осматривали.

Кириллов взялся за край покрова, приподнял его и окаменел. Секретарь вскрикнул. У священника из рук чуть не упал фонарь...

Что же они увидели?

Под покровом узкого, невысокого аналоя, съежившись, сидела худенькая, сморщенная, как гриб, седая, повязанная по лицу платком, старушонка...

- Ты здесь чего? - спросил, первый опомнившись, священник.

- Зуб, батюшка, зуб совсем одолел! - проговорила старушка, хватаясь за обвязанную щеку.

- Ну, так что же, что зуб?

- Так ты, Федосеевна, грабить покойника?

- Но где же ты была, как в первое время мы приходили?

- На колокольне пряталась. Не погуби, отец Савелий, нет житья от этого самого, то есть кутного зуба.

- Крепонек больно... дергала, дергала - а тут страх... а тут, Господи, какой страх! и руки дрожат...